Сергей Валерьевич Мельников
Родственные души. Сборник рассказов современных писателей
Остров зверей
Татьяна Рубцова
Для обложки использован фрагмент картины художника Саида Исханова.
Если в сказке победило зло,
можно считать эту сказку былью.(с)
Это был необычный остров. Его населяли звери. Остров находился в умеренных широтах, поэтому и животных там подобрали таких, чья область обитания проходила именно в этой климатической зоне. Там жили несколько семейств зубров, косуль, маралов, кабанов, лосей, рысей, медведей и волков. И более мелкие: лисы, зайцы-русаки, хорьки, ласки, бобры, ондатры вели свою жизнь в норках, строили плотины и копошились по своим мелким делам. Много было птиц. Каждый занимал определённую нишу, своё место в лесу и в небольшой долине, которую и называли Долиной волков.
Тут же, недалеко от берега, был построен небольшой дом.
Да – это был заповедник, но заповедник необычный. Два десятилетия работали генные инженеры, выводя новый вид. И им это удалось. Волки, рыси, лисы и медведи питались только овощами и лишь изредка – рыбой, живущей в реке, берущей начало в лесу и впадающей в неширокий пролив.
Служители жили в небольшом домике. У них было несколько крупных собак, в основном те, которые прибились к порту, и были забраны с улицы и привезены на остров. Собаки были все стерилизованные и плотоядные, им давали сухой корм. Ещё на острове, у домика прижился молодой домашний кабанчик, которого недавно кастрировали, чтобы не допустить его случки с дикими свиньями. После этого кабанчик страшно растолстел, разленился, всё время валялся возле крыльца и что-нибудь жевал. Собаки не обращали на него внимания, а люди только смеялись над ним, проходя мимо и бросая остатки бутербродов. Боров смешно гримасничал и подбирал кусочки, урча и хрюкая. Собаки даже не пытались отбирать у него еду, брезгливо обходя стороной.
Волки жили рядом, они тоже приходили к дому, грелись на солнышке. С собаками не общались. Со служителями были доброжелательны. Догар, вожак стаи, очень крупный серый волк даже подходил к старшему егерю и дружелюбно тёрся о его ногу большой лобастой головой с маленькими аккуратными ушами.
Старший егерь долго гладил его, чесал за ушами, с силой трепал по бокам и при этом смеялся, что делает зверю массаж.
Догар в ответ легонько сжимал жилистую человеческую руку своими мощными клыками, пожёвывал и довольно урчал. Они дружили и были счастливы находиться друг рядом с другом.
– Всё, брат, иди, мне нужно ехать, – егерь гладил и чесал его большую морду, обнимал и прижимал к себе.
Волк урчал довольно. Это походило больше на хрип, он рождался глубоко в груди и выходил из жаркой пасти ласковыми мягкими звуками.
– Догар, Догар, хороший, – егерь последний раз потрепал его, достал из кармана карамельку, очистил от бумажки и протянул на ладони волку.
Тот деликатно захватил лакомство языком, потом, слегка повернув голову на бок, зубами сжал конфету и побежал к группе волков, которые лежали на утрамбованной земле. Два серых щенка подбежали к нему, и волк, разгрызя конфету на две части, бросил им. Щенки схватили лакомство и бросились в разные стороны. Догар лёг рядом с тремя самцами, почти такими же крупными, как он сам.
– Ты становишься похожим на собаку, – сказал ему старый рыжий волк с совершенно седой мордой. Его звали Ихван, что значило – брат. И был он честный и справедливый. – Уже и руки лижешь человеку, дожил. Хвостом только начни вилять – совсем похожим на пса станешь.
Догар только ухмыльнулся во всю пасть.
– Нет, не такие были наши предки. Жили они не так и у них была другая пища.
Третий волк, по имени Аргно, чёрный, как смоль, поднял голову и взглянул в сторону борова, валяющегося в луже возле крыльца.
– Вон она, наша пища, – с насмешкой в голосе сказал он. Голос у него был очень приятный, мягкий, взгляд – немного высокомерный.
Волки уважали его, к его суждениям прислушивались. А волчицы наблюдали за ним, и каждая готова была пойти по первому его зову. Но не каждая могла родить. За этим следили люди. Многие волчицы носили на животе специфические рубцы после операции и это было их клеймо, их позор. Отбраковка в экспериментальном заповеднике шла самая жёсткая.
Волки подняли головы, и все вместе посмотрели на свина, перепачканного грязью.
Тот почувствовал это, занервничал, хрюкнул и повернулся. Чёрный красавец Аргно обнажил дюймовые белые клыки и лязгнул. Свин подпрыгнул в своей луже, а волки дружно расхохотались.
– Но мы едим клубни. Здесь в нашей долине. Ходим на охоту за клубнями. За ботву несём нашу добычу нашим жёнам, матерям наших детей.
– Не у всех – дети, – мрачно сказал Ихван, чью волчицу стерилизовали уже несколько лет назад.
– Всё ворчишь, брат, – сказал ему ещё один рыжий волк, Шейхи. – А мы здоровы. Правда, шерсть стала ломкой и тусклой, но в лапах по-прежнему много силы.
– Да, шерсть, это только начало. И клыки наши скоро будут вываливаться, потому что они давно не разгрызали костей.
– Я никогда их не пробовал, – вздохнул Шейхи. – А, интересно, они вкусные?
– Вкуснее турнепса.
Тут волки увидели выходивших из домика людей. Их было трое. Все держали в руках дорожные сумки или рюкзаки. В этот день уезжали они все.
– У них праздник, – проворчал Ихван, утыкаясь мордой в лапы.
А Догар сорвался с места и бросился к уходившим. Собаки, провожавшие хозяев, при виде его, отскочили в стороны, но даже не заворчали. А Догар, сзади наскочив на старшего егеря, легонько ударил его в спину передними лапами. Мужчина покачнулся, переступил и оглянулся.
– Чтоб тебя! Догар, разбойник, а если бы ты меня уронил? – егерь повернулся, волк опёрся передними лапами ему в грудь. – Ах ты, серая шкура.
Егерь бросил свою сумку на землю и обнял волка, трепля его бока. А Догар, отвечая ему тем же, пытался лизнуть в щёку. Они были разные, два эти существа, и относились друг другу по-разному. Человек был уверен в своём превосходстве над волком и вёл себя покровительственно. Волк был уверен в равенстве и вёл себя, как равный. Они бы никогда не поняли друг друга. Но это не мешало им дружить и находить радость от общения.
Остальные волки тоже сорвались с места, окружая людей. Те гладили их, издавали поощрительные звуки, говорили ласковые слова, массажировали пушистые бока и спины. Многие волки виляли хвостами, сначала стеснительно, вяло, но от радости всё сильнее мели по пыли пушистые хвосты.
Ихван закрыл глаза, чтобы не видеть того, за что ему было дико стыдно. Он близко к сердцу принимал всё, что касалось волков Острова. И твёрдо считал, что их племя вырождается. Как же ему было больно.
*
Вот люди стали садиться на маленький катер, большую часть времени стоявший на приколе у причала. Но сейчас с него спускались сходни и люди поднимались по ним на палубу. В небольшой рубке завели мотор, и катер отчалил.
У Догара дрогнуло сердце. Он бросился к берегу, потом вбежал на скалу у побережья, чтобы дольше видеть катер и смотрел, смотрел вдаль, пока судно не превратилось в точку и не растворилось в голубой дымке, скрываясь за горизонтом. Тогда он завыл, вкладывая в первый вопль всю душу. Волки, оставшиеся внизу, присоединились к нему. Только Ихван крепко прижал уши к голове, чтобы не слышать этого. То, что творили сейчас его братья, он мог бы сравнить только с идолопоклонничеством.
А ближе к вечеру начался шторм. Сильный ветер загнал животных в норы, каждый искал место, где мог бы спрятаться. Ветер длился весь следующий день, ночь и стих только под утро. Он разнёс в щепки дом, в котором жили егеря. Повалил пару деревьев. Молодого зубра ранило сухой ветвью. У волков в семье серого волка и белой волчицы пропал щенок. Так же пропал телёнок косули.
– Смотрите, смотрите, – потрясённый, говорил всем толстый боров, крутясь возле остатков любимого крыльца.
Куски разбитого шифера усеивали землю вокруг.
– Смотрите, я бы мог погибнуть, – не унимался боров. Он захлёбывался словами и брызгал слюной. Его толстые щёки раздувались, а глаза то делались круглыми, то становились щёлками и тонули в жире. – Крыша свалилась прямо на меня. Смотрите.
И его слушали. Собаки, зубры и косули собрались вокруг, смотрели на развалины дома и думали, думали. Но думали они медленно. Боров тоже думал медленно, может быть, ещё медленнее их, но он много говорил.
– Смотрите, – говорил он. – Дома больше нет. Люди никогда к нам не вернутся. Нам нужно теперь жить самим.
– Что? – сказал зубр, которого звали Аш.
– Вернутся, – сам для себя проговорил медведь Мэр. – Всегда возвращались.
– Всегда у них был дом. А сейчас его нет, – сказал боров. – Если у тебя разрушится берлога, ты вернёшься туда?
– Нет, – растерянно протянул Мэр. – И что же нам делать?
– Жить самим.
– Жить самим, жить самим! – закричали над их головами.
Крупные звери подняли головы. Десятки разных птиц, белок облепили ветки ближайших деревьев. Хорьки, ласки, бобры и еноты пролезли между ног лосей и лапами рысей, чтобы видеть и слышать.
– Жить самим. Как это хорошо сказал. Он такой умный.
– А слышали, как он сказал до этого? Люди к нам никогда не вернутся. Он говорит, как пророк!
– Только он сможет обустроить наш Остров по-новому.
– Да, смогу только я, – боров вытянулся, чтобы казаться выше и оперся передним раздвоенным копытцем в плечо медведя дружеским и слегка покровительственным жестом.
Боров, которого все звери презирали ещё несколько часов назад, вдруг вырос в своих глазах и, что самое странное, в их глазах тоже.
Медведь даже не подумал возмутиться таким наглым жестом, наоборот, он весь приосанился, гордо задрал морду.
– Меня зовут Боб, господа. Зовите меня просто Бо, – подражая людям, медленно произнёс боров, щёки его стали снова надуваться. – Я предлагаю создать общее правление и выборность снизу до верху. От каждого вида нужно выбрать трёх депутатов в общий совет. Попрошу, господа, выдвигайте кандидатуры прямо сейчас.
Огромный пень стоял недалеко от развалин дома. Боров бросился туда и удивительно было смотреть, как быстро он переваливается на коротких ножках. Но даже на невысокий пень он не сумел залезть. Медведь и два лося стали толкать его вверх, пока, наконец, не взгромоздили жирную тушу.
– Нет, мне нужно худеть, – бормотал боров, ободряя себя и своих сторонников. – Иду в спортзал. Нужно и себе время уделять, а не только общественной работе. Я тут тружусь больше всех, и вот результат. Себя нужно беречь.
С этим он выпрямился на всех четырёх ножках и тут же сел. Он был выше всех. И даже лоси смотрели на него, вытянув шеи.
– Выборных доверенных лиц прошу подойти ко мне на совет, а все остальные можете идти, приводить в порядок свои жилища. А почему я не вижу волков? Господа, кто-то может пригласить волков?
Вызвался молодой лось, один из трёх выборных. Он побежал, высоко вскидывая ноги. За ним полетели несколько любопытных птиц. Зубр проводил его взглядом и проговорил, отворачиваясь:
– Не нравятся мне волки. И запах их не нравится и нрав. Чуть что не так – зубами лязгают.
– Да они прикалываются, – заурчал медведь Мэр.
Он был старый и толстый, почти такой же толстый, как боров, но очень огромного роста. Когда он становился на задние лапы, он возвышался над любым человеком. Не было ему равных по силе на острове.
– Волки высокомерны, – сказал выборный от собак. – Они – дикие и наглые.
Это был крупный, очень крупный пёс, гладкошёрстный кавказец, брошенный в прошлом году хозяином в порту, привязанным к фонарному столбу. Егерь заповедника узнал о нём из объявления в интернете, поехал, отвязал и забрал на остров. Его назвали Лакки, потому что никто не знал его настоящего имени. И он молчал о своём прошлом. А после того, как его кастрировали, вообще замкнулся.
Вернулся лось, он только сморщился и покачал головой.
– Они там ищут кого-то, – проговорил он медленно. – Вроде бы их щенок пропал.
– У нас тоже пропал мой внук, – проговорил самец косули. – Но это же не повод не являться на собрание. Другие члены моей семьи его усердно ищут.
– Нужно в нашем государстве сразу указать им их место.
– Тихо, волк.
И на поляну, занятую множеством зверей, вбежал волк. Это был старый Борз, чья рыжая шерсть покрылась сединой, словно инеем.
– Что вам нужно от волков? – спросил он, опустив голову и тяжело дыша. – Наш щенок пропал во время шторма, и мы его ищем. Говорите скорее.
– Ты ведёшь себя нагло, – начал боров, но Борз перебил его.
– Свинья меня учит, как вести себя?
– Что ты сказал? За это ты ответишь по закону. Это оскорбление правительства.
– Сказать свинье, что она свинья? Я не оскорблял. Хотя, думай, как хочешь.
Волк повернулся уходить.
– Стой. Раз ты выборный, останься, но нужны ещё двое. Это наше правительство, законодательный орган.
– Какой орган?
– Законодательный. Раз люди исчезли, мы сами должны собой управлять. На демократической основе.
– А ты кто тогда?
– Я ваш руководитель. Выбранный большинством голосов президент.
– Ни один волк не признает вожаком свинью! Я всё сказал! – Борз повернулся и бросился прочь широкими скачками.
– Что?! – вслед завизжал боров. – За оскорбление Власти…
Но волк бежал уже далеко, он перескакивал через завалы, выбоины и ямы и нёсся, мучимый беспокойством о пропавшем щенке. Малыш не являлся его сыном или внуком, он был только дальним родственником, таким же дальним, как и большинство членов стаи. Но волки совсем не похожи на остальных животных Острова. Они чувствовали родство физически. Это было у них в крови. Именно поэтому они и становились самыми отзывчивыми даже к чужим. Ни один волк не пройдёт мимо попавшей в яму косули или медвежонка. Но их всё равно считали наглыми и высокомерными. Уж такими они были, такими рождались и готовы были умереть.
Поэтому Борз так спешил. И уже подбегая к кромке леса, он услышал призыв щегла.
– Туда, туда, – кричали ему птичка, летая над головой. – Ваш птенец нашёлся. Ихван просил привести тебя.
Борз, не сбавляя скорости повернул за щеглом.
На острове была единственная гора, не очень большая. У подножья жили косули. И на гранитном выступе скалы образовалась неглубокая трещина. Туда и провалился пятимесячный волчонок. Но хуже всего, что там был маленький детёныш косули.
– Это Эльза, она поломала ногу, – кричал своим родичам малыш. – Достаньте сначала её. Ей очень больно.
Маленькая косуля только закивала головой. В глазах у неё стояли слёзы.
Волки склонились над трещиной. Своего щенка бы они вытащили легко, один взрослый матёрый волк в состоянии был спуститься и взяв его за шкирку, вытащить, карабкаясь по небольшим уступам. Силы бы у него хватило. Но с косулей, которой тоже было около пяти месяцев, по почти отвесной скале ни один волк подняться бы не смог.
Волки задумались.
– Не волнуйся, Эльза, – говорил волчонок косуле. – Мои родичи нас вытащат. Вот увидишь. Они все – самые сильные и смелые на Острове.
Косуля кивала головой. Ей было очень больно, но она верила волчонку.
– Я заблудился в ветер, – кричал волчонок своим родичам. – Потом услышал, как зовёт Эльза. Я же не мог её оставить, правильно?
– Ты молодец, – отозвался его отец, чтобы подбодрить малыша.
И волки, увлечённые и разгорячённые, даже не услышали и не почувствовали, что за ними наблюдал хорёк. Это был совсем молодой зверёк серого цвета с рыжей спинкой. Этот малыш, родственник куницы, был непоседа и совал нос везде и всюду, даже в то, что его совсем не касалось.
Он всё увидел, запомнил и помчался, неся горячую новость на кончике своего хвоста.
Возле пня всё ещё проходило собрание, там кричали, махали лапами и топали копытами. Всегда спокойные и рассудительные звери сейчас словно взбесились. Они ревели и орали, словно у них пришло время гона.
Хорёк из осторожности не рискнул подходить близко к крупным зверям, он обошёл всех и подговорил белку подозвать свина. Но тот либо зазнался, либо побоялся слезать с пенька, и послал к хорьку Мэра.
Мэр подробно расспросил маленького зверька и бегом вернулся к пеньку, расталкивая зверей. Даже матерые зубры отскакивали от него, как молодые телята.
– Детёныш косули найден. Но его окружили волки, его жизнь под угрозой! – закричал он, становясь на задние лапы.
– Где, где? Нужно сейчас же спешить туда!
– Хорёк поведёт нас.
– Где хорёк? – боров побоялся, что инициатива уйдёт от него, потому что хорошо знал, что вожаком толпа считает только того, кто бежит впереди неё.
Даже если мнение вожака другое, он всё равно должен бежать в том же направлении, что и вся толпа, только немного быстрее. А иначе кто-то, например, – Мэр, обгонит его, затопчет и сам возглавит толпу.
– Сейчас же, немедленно, – суетился и хрюкал боров, спеша изо всех сил на коротеньких ножках. Голос его и без того невнятный из-за хрипов и похрюкиваний, из-за быстрого движения стал совсем нечленораздельный. – Нужно организовать спасение… спасателей… отряд спасателей.
– Спасение! Ах, как мудро! Спасателей! Величие души! – кричали птицы, летая над головами. – Ах, ах! Наш герой! Святые годы!
Но понять борова было невозможно, его мучала отдышка, нос был забит и слова сливались с хрипом и хрюканьем.
Собаки сами сориентировались, Мэр организовал отряд спасателей из них и молодых медведей, и все они бросились к горе.
Рыжий молодой волк готовился к последнему прыжку, держа косулю перекинутой через спину. Он зубами крепко сжимал её ногу. И Эльза зажмурила глаза от страха.
Насколько волков со дна пропасти построили живую пирамиду, и рыжий волк лез по ней, как по лестнице. Ему осталось только сделать рывок – и маленькая косуля была бы спасена.
Но тут на волка, чья голова лишь выглядывала из горной трещины, налетел медведь. Он сверху упал на волков, придавил тушей, и вся масса свалилась вниз, на камни, давя друг друга своими телами. Собаки сверху бросились на волков, медведи сцепились с двумя старыми волками, оставшимися наверху и готовившимися принять косулю.
Звери дрались яростно, то и дело из глубины трещины раздавался собачий визг и медвежий вопль. Внизу было тесно, там просто шло взаимное уничтожение. Но собак было мало, медведи не спешили на помощь. Они берегли свои шкурки. И вот первый пёс выскочил из трещины. За ним последовал второй. Окровавленные, с шерстью, стоящей дыбом и поджатыми хвостами, отступали они с горы. Медведи скатились вниз к подножью раньше их.
К пню, возле которого собрались все звери, собаки и медведи вернулись в молчании и понурые. Их окружили и забросали вопросами. Боров уже и не пытался залезть на пень. Он сидел рядом, прислонившись к обрубку дерева спиной. Рядом в той же позе сидел Мэр. Другие звери окружили их. Хорёк был уже тут. Он сидел на самом пне, в безопасности, и что-то шептал на ухо то борову, то медведю.
Звали хорька Крысёныш, а почему, – никто и не помнил. Просто, когда-то в его детстве, кто-то так назвал самого маленького и хилого детёныша от очень красивой пары хорьков. Но братья и сестры по клану иногда называли его Гадёныш, – за мелкие пакости, которые тот им подстраивал.
– Ужасно, ужасно! – кричали птицы, слушая с ветвей рассказ побитых собак. – Волки всегда были опасны. Они однажды растоптали птенца, упавшего из гнезда!
– Да! Однажды волк оторвал хвост моему дедушке, – присоединилась к хору белка.
Мэр засмеялся.
– Не знаю, что волков удерживало, чтобы вообще твоего дедушку сожрать! – крикнул он, подняв морду вверх.
– Ужасно, ужасно! Они – звери! Они – жестоки!
– Они – убийцы! – наконец выговорил сам боров. – И помните: нам нужна Долина волков без волков!
– О, как это мудро! Бо Крутой и Мудрый…
И тут сверху закричали:
– Волки! Волки идут!
И на поляне появились волки. Двое из них несли через спину тела маленькой косули и небольшой чёрной остроухой собаки. Остальные окружали их плотным кольцом, готовые к нападению и защите.
Звери расступились, пропуская волков. Над поляной повисло молчание.
Волки сбросили свои ноши недалеко от сидевшего борова. И тот весь сжался от страха.
– У нас тоже погибли братья. Весь грех – на вас, – хрипло сказал старый Ихван. – Больше у нас с вами нет ничего общего. Живите дальше, как сможете.
Он повернулся и пошёл назад в свою долину. Волки, оскалившись, отступали медленно.
– Мы, отныне, живём в долине, вы живёте в лесу, – хрипло проговорил Догар, скалясь.
Всё, что случилось только что, – пробудило в нём ярость. Дикую и неукротимую ярость всего его рода.
– И мы порвём любого, кто придёт к нам, – закончил чёрный Аргно, испытывающий те же чувства, что его друг и брат.
И волки быстро развернулись и скачками помчались за старым Ихваном, бегущим обычной волчьей рысью к родным камням и норам.
– И пусть катятся, – приговорил Мэр, провожая взглядом пушистые спины. – Окружить их забором и наплевать.
– Ты что? – боров снова захрюкал от возмущения, едва выдавливая из себя нечленораздельные звуки. – Совсем без башки тупой? Там же турнепс! Это основная наша пища! Собирай армию! Лакки, – ты будешь генералом.
Пёс только приподнял верхнюю губу и оскалился презрительно. У него была постоянная неутихающая ненависть ко всему живому.
И тут из Долины волков донёсся дружный дикий вой: протяжный и рвущий душу вопль множества волчьих глоток.
Животные сжались на своих местах, втягивая головы.
– Это просто они так хоронят, – ухмыльнулся Мэр.
И тут только звери на поляне вспомнили про два бездвижных тела, застывшие перед ними на небольшой, притоптанной траве.
Нужно ли писать специально о том, что на похоронах Бо Мудрый говорил много, употребил все известные ему слова, обозначающие у людей скорбь и гнев, но, увы, часто не к месту, потому что скорби он сам не чувствовал, а как правильно описать гнев, у него не хватило его свинячьих мозгов.
Жизнь на Острове изменилась за один день. Собаки стали верной стражей президента Боба. Его прозвали уже Бо Крутой, а псов, – Гоблинами. Но собаки были не коренные жители Острова, у них не было выбора. Они должны были кому-то служить. И раз люди в который раз их бросили и предали, они стали служить свинье.
Чтобы поддерживать интерес к себе, боров так и продолжал бежать первым. Он отправил Мэра с Лакки на переговоры, а сам продолжал сидеть внизу у пенька, привалившись к нему спиной. Пришло время обеда, все животные разошлись по своим домам, борову принесли еду прямо на поляну. О нём заботились множество семей. Поэтому и обед у него был очень разнообразным. Крысёныш остался возле него, ел за обе щёки и слушал Бо Крутого и Мудрого. А тот старался во всю, хвастаясь перед молодым хорьком своим умом и прозорливостью.
– А ещё можно отправлять молодёжь на материк, – говорил он, набив полный рот и чавкая так, что опять слова едва можно было различить. – Я от людей слышал, что много денег платят за бобров и выхухолей. Куницы, твои родственники, – тоже в цене. Можем пригласить их с видом на жительство. А также лисы, белки и зайцы.
Крысёныш только кивал и старался всё запомнить.
– Мы снимем запрет на роды, объявим премию за рождаемость и через год уже сможем объявить об открытии охотничьего сезона и продажи лицензии на отстрел. Так мы в первый же год поднимем экономику Острова.
– Если бы и нам с вами потекло из этой жирной реки, – говорил хорёк, думая уже, что вся его родня теперь за честь будет считать общение с ним.
Что поделаешь, в смутные времена часто и крысята выходят в люди.
– Я, не зря всё время лежал у крыльца. Никто меня не понимал. А я наблюдал, даже телевизор видел, когда дверь не полностью закрывали. Так что я знаю жизнь.
– Ты такой мудрый, – вспомнив крики птиц и белок, деланно восхитился Крысёныш.
– Я Бо Мудрый – да! – согласился толстый боров.
А тем временем вернулись с переговоров Лакки и Мэр.
– Они там настроены решительно, – начал, отдуваясь, медведь, потому что спешил. – Сказали, что никого не пустят на свою землю. У них там умерло три волка и один детёныш, и они их оплакивают. Может быть, стоит подождать, пока всё утрамбуется?
– Нельзя ждать, – азартно начал Лакки. – Это волки. Они нападут внезапно. Мы все погибнем.
– У них турнепс, не забывайте, – проседая на задние лапы, чтобы выглядеть выше, неожиданно заявил Крысёныш.
И тут его заметил даже медведь. Бурый здоровяк опустил взгляд, долго и с интересом изучал мелкого хорька, словно удивляясь самому его существованию.
– Ну да, ну да, – задумчиво проговорил медведь.
– Малыш прав, – резко и отрывисто бросил Лакки. – Он честный и умный парень. Прислушайтесь к нему.
Боров делал вид, что думает и всё взвешивает, а на самом деле он просто выжидал. И тут он оживился, подался вперёд и, словно став выше ростом, начал медленно и веско:
– Никакого разделения острова мы не допустим! – и внезапно завопил он так, что слова его стали чёткими и ясными. – Немедленно нужно заняться восстановлением Записанного Порядка!
– А у нас разве записан порядок? – изумился Мэр.
– Нет, но запишем. Сначала его нужно восстановить.
– Ну да, ну да.
И Лакки стал собирать армию. Основой её стали собаки, потом молодые медведи, зубры и рыси. Лисы оставались в резерве.
Щеглы, разведчики волков, наблюдали за происходящим на поляне. Они всё видели, всё слышали и летели доносить. Также, со стороны борова, за действиями волков наблюдали клёсты. Их организовал хорёк Крысёныш. Он неожиданно «выбился в люди». Такое выражение появилось у зверей. Говоря так, они имели ввиду животное, которое сделал карьеру.
Своих родственников и друзей Крысёныш пристроил на неплохие должности, в основном для сбора информации и разведки. Но хорьки очень быстро осмотрелись и возглавили все отделы, приспособив под себя белок и птиц. Крысы тоже работали соглядатаями, но они были единственные, кому это дело действительно нравилось.
А несколько кабанов начали думать о религии и идеологии объединённого животного мира Острова. И один особенно старый кабан, у которого и в молодости-то мозги работали только с половиной нагрузки, начал писать труд под названием «Как обустроить Остров».
Но волки по-прежнему оставались проблемой номер один. И Лакки повёл своё войско в долину.
Волки были на работе, они собирали турнепс, чтобы выменять его у бобров на рыбу. И войско Лакки, встретив по дороге и убив только двух молодых животных, продвинулось до того места, где уже десять поколений волков строили свои логова.
Щеглы предупредили волков и те бросились к домам. С налёта остановив и опрокинув противника, волки отогнали его до границы долины и остановились сами зализывать раны и отдыхать. Наступала ночь.
Так получилось само собой, что Догар, самый крупный и сильный из волков возглавил бой. Теперь он собрал совет из старого Ихвана, чёрного Аргно и рыжего Мазлака, своего троюродного брата. Все пришли к одному мнению: свободу Долины волков они будут отстаивать любой ценой. И рано утром они увидели, что Лакки стянул к границе огромное число медведей, маралов, зубров и рысей. А лисы находились в арьергарде армии.
– Даже голубей собрали, – проворчал Ихван, мрачно глядя перед собой. – Они-то чем для нас опасны? Разве только обосрать могут сверху.
Но голуби были просто связистами.
А за волков стояли только волки. Но мужества им было не занимать.
И Догар пошёл вперёд.
– Стой, – крикнул вслед его друг Аргно. – Тебя убьют!
– Я попытаюсь всех спасти, – отозвался Догар.
Он остановился метрах в пятистах от стоявших впереди собак.
– Лакки, – закричал он. – Давай, может как-нибудь, пока не поздно, отведёшь зверей? Они же тебе доверяют. Не продолжай войну, не надо. И так уже много жертв с обоих сторон. В любом случае, Лакки, пойми, и ты погибнешь, и я погибну. Что с этого толку будет? Сам правильно пойми. Кто от этого выиграет? Мы же от этого с тобой не выиграем, понимаешь? Если мы… я тебя увижу в бою, понимаешь, уже я тебя щадить не буду, так же, как и ты меня, понимаешь? Ты лучше ко мне как гость приди, Лакки. Отводи зверей, не надо, не… Пожалей их матерей, пожалей их самих. Отводи зверей, Лакки, дай команду. Мы сможем жить на одном Острове, места здесь много. Мы просим только долину, лес и гора остаются у вас. Мы даже турнепсом будем делиться с остальными зверями, выделим каждому племени определённую норму, сверх неё вы будете покупать в обмен на рыбу, орехи и ягоды. Только уйдите сейчас, дайте нам спокойно жить.
– Покоя захотел? – зарычал Лакки. – Ты чувствуешь свою слабость? Вперёд, гоблины, вперёд придурки, мы их сомнём!
– Братья, – закричал, выпрямляясь во весь рост Ихван. – Вперёд!
Две армии столкнулись снова. Яростное рычание, визг боли и дикий рёв рвались из разъярённых глоток.
Волки дрались не на жизнь, а насмерть. Отступать им было некуда. И они умирали молча, стискивая челюстями глотки визжащих врагов. Маралы и зубры отступили первыми. Лисы, рыси и медведи пятились к лесу. Только собаки держались до конца, и падали замертво вместе с волками.
И вот битва закончилась. Собаки погибли все, остатки медведей и рыси спаслись бегством. Лис и других животных давно уже не осталось в долине. Даже птицы разлетелись.
И наступил покой. Скулили, умирая, собаки. В молчании, глядя на багровый закат, делали последний вздох израненные волки.
Догар смотрел на залитую кровью долину, и сердце его замирало от боли. Но жизнь продолжалась. И волки ждали его слова.
– Я старался, чтобы этого не произошло, – хрипло и задумчиво сказал Догар. – Но мне не удалось изменить судьбу.
– Что случило, то случилось, брат, – устало и еле слышно, проговорил Ихван, слабый от потери крови. – Одно мы сделали точно, – волки будут жить на своей независимой земле.
Живые волки завыли, оплакивая погибших. А собак так никто и не подобрал.
Лакки, израненный, сидел возле пня, на который взгромоздился боров. Ему составили у подножья камни приступками, чтобы он сам мог забираться на свой «пьедестал».
Все звери молчали: кто устало, от слабости, кто, думая и пытаясь что-то уяснить хотя бы для самого себя. Боров, тот самый Бо Мудрый и Крутой молчал глубокомысленно. На самом деле он даже задремал от такой глубины мыслей. Но медведь разбудил его злобным рыком.
– Всё, – гремел он, выпрямляясь во весь свой гигантский рост. – Каждый живёт сам по себе, никто никого не трогает! Мы потеряли трёх медведей, – довольно! У нас не осталось ни одного гоблина! Да кто теперь будет нас охранять от тех же воров-волков!
Бо Мудрому стало не по себе. Он начал понимать, что инициатива уходит из его рук. Он захрюкал, заёрзал на месте, трясь толстым задом о поверхность пня. Ему стало очень неуютно и даже страшно. Людей больше не было, еду он сам добывать не умел. Кто бы стал о нём заботиться? Но была ещё одна причина, которая заставила его дрожать и цепляться за свой пост. Война с волками разбудила в зверях самые древние инстинкты, подавленные генными инженерами. Рысь и медведь уже не просто смотрели на него, они видели в нём заветную пищу и в тайне лязгали зубами.
