Таша Мисник
Под слезами Бостона. Дьявол не спит

Полная версия

– Я не об этом. Я о твоем отношении ко мне. Мы вместе полгода, а ты…

– Вместе? – Из моего горла вырывается громкий смех. – У меня алкогольные галлюцинации и пора бы уже завязывать с виски, или ты сошла с ума?

– В каком смысле?

– Твою мать, Берч, ты серьезно? Какое, к черту, «вместе»? Мы вместе разве что трахаемся, потому что по отдельности это бы выходило не так классно.

– Но… Я…

– Проспись, детка. – Я касаюсь большим пальцем ее подбородка и провожу по нижней пухлой губе раньше, чем она успевает вставить хоть слово. – И прекрати нести чушь – твой умелый ротик создан не для этого. – Рэйчел улыбается. Наверняка она приняла мои слова за похвалу. – Мы ведь взрослые люди и получаем вместе кайф, который ты не будешь ломать своими разговорами, верно?

– Хорошо, Эзра.

– Вот и славно. Я позвоню. – Сбрасываю руку с ее лица, переступаю порог квартиры и, не оборачиваясь, хлопаю входной дверью.

После отвратительно сваренного кофе и не менее отвратительной пародии на разговор «о нас» я трезвею и наконец-то сваливаю. Покупаю в ближайшем Starbucks латте и еду домой.

***

– Уже восемь утра, Эзра. – Попытки пробраться незамеченным не увенчались успехом.

Как только я провернул ключ, этот мелкий засранец поймал меня с поличным.

– Охренеть. Уже восемь. – Я сбрасываю ботинки, избегая испепеляющего взгляда карих глаз. Это он точно унаследовал от мужской составляющей нашей семьи.

– Я приготовил завтрак.

– Я не завтракаю, ты же знаешь, – треплю его по голове, разлохмачивая темные волосы, и прохожу дальше по коридору. – И вообще, почему ты не спишь? Сегодня ведь выходной. В школу не нужно. Чего ты поднялся?

– Это называется режим, Эзра. Тебе не понять. – Как обычно, невозмутимое выражение лица десятилетнего мальчика опускает меня, тридцатилетнего мужика, на дно. – И у меня через три часа тренировка, помнишь?

– Ключи от «Шевроле» в кармане. – Я указываю на сваленную на тумбу куртку. – Сам справишься? Только смотри, аккуратно: малышка «Камаро» старше тебя раз в пять.

– Очень остроумно, Эзра. Эта шутка перестала быть смешной еще в прошлом месяце.

– Просто у тебя нет чувства юмора. – Я прохожу мимо просторной гостиной прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж к моей спальне. – Разбуди меня через два часа. Нельзя ведь пропускать твое карате.

– Джиу-джитсу.

– Один хрен для субботнего утра. И кто только придумал ставить эти тренировки на такое время.

– Никто не виноват, что ты таскаешься где-то до рассвета.

– Я слышу нотки осуждения в твоем голосе, маленький боец. – Я замедляю шаг, останавливаюсь на середине лестницы и, прищурившись, гляжу на мелкую копию недовольного десятилетнего себя. В такие моменты он точно вылитый суровый я ровно двадцать лет назад.

– Где ты был? Опять с той Рэйчел?

– Да. – Я упираюсь локтем в перила и провожу свободной рукой по мокрым от дождя волосам, пытаясь зачесать их кверху, но тщетно – мокрая челка снова липнет ко лбу.

– Но ты ведь не любишь ее. Зачем проводить с ней столько времени?

– Выключай режим зануды, Бостон, и не докапывайся. Откуда только эти вопросы берутся в твоей голове?

– Они там созревают, потому что у меня есть мозг.

– В этом уж точно никто не сомневается. Дашь мне поспать?

– Ладно.

– Два часа.

– Помню.

– И не смей прикасаться к ключам от «Шевроле». – Я тычу в него пальцем, натягивая на лицо наигранную серьезность.

– Как раз обдумаю это в течение двух часов.

Бостон поправляет свою строгую черную рубашку, которую носит постоянно, потому что ему так нравится, и скрывается в стенах гостиной.

Этот Бостон, названный в честь города, в котором раньше должны были сбываться мечты, тоже очень на него похож. Так же холоден. Так же черств. Так же безэмоционален. Только тому Бостону – более трехсот девяноста лет², а этому – всего десять, но, кажется, что он уже обледенел, как и я сам.

Глава 3. Здравствуй, Сатана

Серена

Казалось, что я валюсь с ног от усталости, а по факту не могу сомкнуть глаз уже который час. Лежу и пялюсь в пожелтевший потолок, пересчитывая на нем трещины. Дому давно не помешал бы капитальный ремонт, но кому какое дело до богом забытого квартала в Норт-Энд³.

Я, конечно, могла бы подыскать себе что-нибудь получше и поближе к центру, но, боюсь, пришлось бы к двум подработкам добавить и третью. Если не четвертую.

Поэтому лежу, рассматриваю трещину за трещиной и успокаиваю себя тем, что район хотя бы напоминает Италию своей архитектурой и узкими улочками. А до моего захудалого квартала даже иногда доносится запах свежей выпечки и ароматной пасты из рассыпанных по Норт-Энд итальянских ресторанчиков, которые так полюбились туристам. Наверное, так пахло и в настоящей Италии. Жаль, что я совсем этого не помню.

Еще неподалеку от дома расположился порт. В отличие от большинства местных, этот пункт я тоже отношу к плюсам. Порт успокаивает меня. И сегодня вечером я точно загляну в свое тайное место, чтобы привести мысли в порядок. Ведь каша в голове до сих пор не позволяет уснуть.

– Гребаный день рождения. Гребаная Астрид. Гребаный «ковбойский» бар. Гребаный мудак Эзра, или как там его, – шиплю я в потолок и сжимаю в руках одеяло. – Чтоб он захлебнулся в реках виски. Идиот. Хам. Заносчивый придурок. Ни за что в жизни не вернусь в этот бар.

Злость сильна. Она проедает нутро и рвется наружу, но не перекрывает страх, который пустил молодые корни в душе и начал разрастаться по организму, оплетая орган за органом. Страх, который терзал меня все детство. Страх, который душит и по сей день. Страх, который не уходит с наступлением утра. Который имеет кровь и плоть. Который носит такую же фамилию, что и я. Страх по имени Бриан Аленкастри – когда-то любимый старший брат, ставший моим ночным кошмаром, от которого я до сих пор бегу, не оборачиваясь.

Он и его идиотское сообщение под утро – причина очередной бессонницы. Не злость на татуированного алкоголика из бара, хоть он и сыграл в раздражении не последнюю роль. Всему виной сообщение в два предложения с крохотной подписью «Бриан», несущей в себе совсем не крохотную тревогу.

Первая реакция – удалить сообщение, а потом бежать. Бежать в другую страну, на другой континент, на необитаемый остров. Самолетами, кораблями, попутками. Снова сменить номер, а потом бежать без оглядки. Но потом я успокаиваюсь, делаю вдох, считаю до десяти и заново уверяю себя, что в этот раз спряталась надежно. Что больше он меня никогда не найдет. Что больше он и не хочет меня искать, ведь у него появилась своя семья, новая работа, другие хлопоты.

– Ему больше нет дела до тебя, Серена. Все в прошлом. Дыши глубже, – повторяю я как молитву, но на всякий случай тянусь за телефоном, снимаю блокировку разбитого экрана и проверяю, точно ли удалила сообщение Бриана. Как будто если оно все еще там, то служит маячком, и он тотчас же отыщет меня.

Сообщение, в отличие от воспоминаний, стерто.

Я выдыхаю и кладу телефон обратно на прикроватную тумбу, но он звонит раньше, чем я успеваю отдернуть от него руку.

– Этого не может быть… – Будильник извещает, что уже одиннадцать утра, и я зарываюсь лицом в подушку. – Этого просто не может быть… Не-е-ет… Ну за что мне все это?

Я ною, но заставляю себя встать – нельзя пренебрегать подработкой, когда сама же психанула и уволилась с основного места работы и даже не потребовала выплату за прошлый месяц.

Да, я дура. Да, идиотка. Но зато гордая. Хотя кому я лгу.

Снова повелась на эмоции. Отдала приоритет чести, а не здравому смыслу, и даже чаевые из бара не забрала. Поэтому опять плетусь в душ с надеждой хоть немного взбодриться перед уроком игры на гитаре для группы детей до пятнадцати лет.

Душ не бодрит. Впрочем, как и растворимый кофе без сахара. Я продолжаю зевать и натягиваю на влажное тело серые джинсы, затем однотонный белый свитер, прикрывающий бедра.

Когда голова просовывается в горловину, в мозгу что-то щелкает, и я наконец вспоминаю, что оставила вчера машину возле ресторана, из которого уносила ноги быстрее, чем справились бы колеса старенькой подержанной «Тойоты». А это значит, что до «Частного центра развития ребенка» придется добираться на автобусе.

– Просто прекрасно, Серена. Ты просто молодец. Умница, девочка. Таких идиоток, как ты, еще поискать нужно.

Сборы сокращаются до пяти минут. Не до конца высушенные волосы сворачиваю в объемный пучок на макушке, «забиваю» на макияж, хватаю чехол с гитарой, ключи, шубу и наспех застегиваю ее, уже сбегая через ступеньку вниз по лестнице.

Ливень не стих до сих пор, а я, конечно же, совсем забыла про зонт. В этом вся я – несменная мисс Неудачница на протяжении каждого года существования со дня своего рождения. Америка никогда не будет гордиться мной.

Опаздываю на автобус. Кто бы сомневался. А следующий придет только через двадцать минут, что автоматиче- ски продлевает мое опоздание еще как минимум на десять. Опять. Меня точно скоро погонят оттуда палками. Потом закончатся деньги. Придется съехать со своей крохотной квартиры. Переселиться в порт, например. А лучше – сразу к бездомным портовым пьянчугам, к бочке с вечно угасающим огнем и к крысам. Там мне самое место. Но всяко лучше, чем возвращение домой к матери и призраку старшего брата.

Добираюсь до центра с опозданием в полчаса. Всему виной пробки из-за проклятущего дождя. Несусь прямиком в аудиторию, оставляя за собой на полу шлейф из капель от промокшего чехла. Надеюсь, гитара не пострадала.

– Не так быстро, мисс Аленкастри.

Только не это.

– Мистер Джонсон, добрый день, – стараюсь дышать ровно, чтобы старикан не подумал, что я заявилась сюда минуту назад. Но потом понимаю, насколько глупо выглядят мои попытки не спалиться, когда я стою перед ним в мокрой шубе и с гитарой в руке.

– Добрый, но не для вас, Серена. – Он оглядывает меня с ног до головы сквозь толстые стекла круглых очков. – Вижу, вы снова опоздали.

– Ради бога, простите. У меня была ночная смена. Я не сомкнула глаз. Потом еще этот автобус. И погода… – я тараторю без умолку, размахивая свободной рукой. – Вы же видите, какой на улице ливень. А моя машина осталась возле…

– Мне неинтересно, мисс Аленкастри, – отрезает он, распрямляя сухую, морщинистую ладонь перед моим лицом. – Я уже устал от ваших объяснений и систематических опозданий. Каждую субботу дети ждут своего… – он демонстративно замолкает и прищуривается, – наставника, – слово как будто вытолкнули силой изо рта. – Вы считаете это нормальным?

– Но я ведь всегда провожу занятия сверх нормы по времени. Детям нравится. Это ли не главное?

– Главное то, что вы нарушаете расписание.

– По-моему, вы как-то неверно расставляете приоритеты.

– А по-моему, вы слишком много на себя берете, мисс Аленкастри. – Я снова открываю рот, чтобы возразить, но старик Джонсон успевает перебить меня. – Я вынужден вас уволить.

– Но… Мистер Джонсон! – Гитара вываливается из рук и издает на этот раз не самый приятный звук, когда с грохотом приземляется на пол. – Вы не можете…

– Я как раз-таки могу. – На его лице не дергается ни один мускул.

– А как же дети? Как же моя группа? Я ведь не закончила курс.

– Незаменимых людей нет, мисс Аленкастри. На смену вам придет еще десяток необразованных девиц, желающих подзаработать на своем хобби. И чем раньше вы осознаете эту истину, тем проще вам станет жить. Всего доброго. Вашу бывшую группу я уже распустил по домам. – Старческие губы расползаются в улыбке прежде, чем Джонсон минует обездвиженную меня. – И, кстати, – оборачивается он и бросает мне в затылок, – не увидел на детских лицах ни доли досады. Всего хорошего, мисс Аленкастри. И удачи в оттачивании навыков официанта. Видимо, музыка не ваше призвание.

– Гребаный заносчивый сухарь, – шиплю я сквозь зубы, когда за спиной затихает скрип половиц под тяжелыми шагами Джонсона.

Непрошеные слезы в который раз за сутки застилают глаза, и в который раз я тянусь и стряхиваю их. Хорошо, что не потратила на ресницы последнюю тушь.

Кажется, гитара в миг потяжелела, потому что тянуть ее обратно к выходу просто невыносимо.

Или это я ослабла?

Силы на убеждение себя, что все скоро наладится, покидают меня с каждым часом. Уже даже не днем. И давно уже не месяцем. Я сдаюсь и чувствую, как опускаются руки с каждой, мать ее, минутой. Скоро силы совсем исчезнут. А затем и сама Серена Аленкастри.

За что я борюсь? Зачем еще подпитываю угасающую надежду? Ты бесполезна, Аленкастри. Ты – никчемное, примитивное существо. Мама права. Ты никому не нужна. Никто даже не заметит, если ты исчезнешь.

Мысль рвется, как тонкая нить паутины, от громкого рева автомобиля слишком близко от меня. И вместо того, чтобы бежать вперед или отскочить назад, я врастаю ногами в асфальт и поворачиваюсь на оглушающий сигнал.

«Это и есть мой конец», – проносится в голове, и все, что я делаю – зажмуриваю глаза.

– Ты, мать твою, совсем рехнулась?! – орет кто-то в дюйме от моего лица.

– А я думала, что после смерти должна последовать тишина… – Я продолжаю, наверное, стоять, не открывая глаз.

– После какой, на хрен, смерти?! – Крепкие руки хватают меня за плечи и встряхивают.

– Моей.

Наконец решаюсь поднять веки и тут же встречаюсь со взглядом чернее выжженного до сажи поля, где уже ничто никогда не прорастет.

– И, кажется, я угодила в ад. Здравствуй, Сатана.

– С удовольствием приму участие в твоих эротических фантазиях, но сначала ответь: ты чокнутая на всю башню или тебя накрывает эпизодически?

– Это врожденное. – Я стряхиваю руки Эзры, которые до сих пор впивались в мои плечи. – Какого хрена ты тут делаешь?

– Это ты какого хрена вывалилась на дорогу перед моей машиной?! – Он дергает меня за руку, указывая пальцем на глянцевый капот черного «Шевроле», на котором могла распластаться вдоль и поперек моя маленькая тушка. – Наглая и смелая? Или максимально тупая? – продолжает кричать Эзра, склоняясь вплотную к моему лицу.

– Здесь вообще-то пешеходный переход, кретин! – Выдергиваю руку из его хватки. – И ты что-нибудь слышал о личном пространстве? Отодвинься от меня! От тебя разит перегаром.

Не разит. Пахнет лишь жвачкой со вкусом вишни и каким-то необычным парфюмом, но разве это повод «опускать щит»?

– Да пожалуйста! – Эзра буквально отскакивает к тачке и рывком открывает дверцу. – Катись, куда бы ты там ни катилась до этого. Идиотка.

На последнем слове он хлопает дверцей и заводит «Шевроле», а я стою не двигаясь и пытаюсь поверить в то, что чудом осталась цела.

– Ты свалишь с дороги или так и будешь изображать статую панды? – орет Эзра из приоткрытого окна.

Возможно, временное помутнение или желание еще больше разозлить этого самоуверенного хама толкает меня к пассажирскому сиденью его тачки и заставляет руку дернуть дверь на себя.

– Какого хрена?! Я же вроде бы тебя не задел. Так с чего вдруг твой крошечный мозг привел тебя сюда?! – рычит Эзра напротив меня, и я замечаю, как стремительно сгущается темнота в его глазах. – Вышла вон!

– Все сказал? – Я безразлично разглядываю его искаженное злобой лицо и забрасываю гитару назад. – Так вот. Как ты успел заметить, ты вроде бы не задел меня. Значит, я вроде бы в порядке. Вроде бы. Визуально. И если ты не хочешь, чтобы я вызвала сюда врачей, копов, дорожную полицию, то отвезешь меня домой. Еще попрошу побольше радости на твоем лице. Можешь трогаться.

– Хрена с два. Выметайся из моей тачки, симулянтка. Твои манипуляции со мной не прокатят.

– Ой… Кажется, помутнело перед глазами. – Я откидываюсь на спинку кресла и драматично прикрываю глаза, прикладывая ко лбу тыльную сторону ладони.

– Это зашевелился мозг. Прекращай, Панда. Не трать мое время.

– Ты сам тратишь свое время. Могли бы уже ехать. – Кошусь на разъяренного Эзру, под щетиной которого отчетливо играют желваки, а на татуированной шее проступают вены. – Давай, подумай еще. Я никуда не спешу. Меня отовсюду уволили, так что у меня у-у-уйма свободного времени. Могу сидеть здесь с тобой до посинения.

– Отвезу тебя все-таки в больницу. Кажется, от наглости у тебя треснула черепная коробка.

Эзра жмет педаль газа, а внутреннее ликование от выигрыша в этом условном споре едва не выливается на лицо улыбкой, которую я вовремя сдерживаю, позволив дернуться лишь уголкам губ.

Мы трогаемся слишком резко, и мои руки моментально тянутся к ремню безопасности.

– А пару минут назад помирать собиралась, – усмехается Эзра, бросая на меня косой взгляд.

– Не по своей воле, хочу заметить. – Я пристегиваюсь и удобнее устраиваюсь в кресле.

– Ты сама выскочила из-за угла.

– А ты гнал сверх положенного ограничения по территории, где могут быть скопления детей, – я дергаюсь в его сторону, чтобы сделать вдох и все-таки унюхать перегар. Но вместо этого в нос ударяет приятный запах парфюма и ментолового шампуня. – В не совсем трезвом состоянии. – Я перебарываю себя, чтобы оторваться и перестать уже заметно обнюхивать его. Но любопытство берет верх. – Что это вообще за запах? Специально вылил на себя флакон туалетной воды, чтобы затушевать амбре от веселой ночи?

– Какая тебе разница?

– Для такого мерзавца и алкоголика ты слишком классно пахнешь.

– А у тебя слишком развязный язык для такой милой мордашки.

– Все-таки считаешь меня милой? – В этот раз вовремя скрыть улыбку не получается. Она мгновенно цепляется к лицу и сменяется хитрым взглядом.

– Не льсти себе, Панда. Не милее всех остальных выпускниц старшей школы.

– Все еще заглядываешься на школьниц? Ужас какой.

– Кажется, все-таки это мой ад, а не твой. Закрой, пожалуйста, рот и сиди молча.

– «Пожалуйста»? Ночью ты не был так вежлив.

– Думал, сработает, но ты по-прежнему продолжаешь болтать. Знал бы – не растрачивался.

– Поздно, я уже оценила.

Эзра закатывает глаза и тормозит перед пешеходным переходом.

– Куда тебя везти? Курсы экстрасенсорики я не заканчивал.

– Норт-Энд. Держись ближе к порту. А там покажу.

– Серьезно? Ты там живешь?

– Снимаю квартиру.

– Еще б на Аляску забралась.

– Извините, но не у всех есть бабки на бары в центре города и новые тачки из салона.

– Туго с финансами?

– Тебя это не касается, – резко обрубаю я, стараясь не смотреть в его сторону.

– Так, может, дело в тебе?

– Что?! – Я поворачиваюсь и сталкиваюсь с улыбающимся профилем мерзавца, который внимательно смотрит на дорогу.

– Может, если бы ты держала язык за зубами, тебя бы не выперли с работы? – невозмутимо продолжает он, на этот раз предельно раздражая меня. Все должно было идти не так.

– Может, в этот раз стоит заткнуться тебе и не лезть в чужие дела? Я не записывалась на сеанс к психологу.

– Да тебя ни один психолог не выдержит. Не трать последние центы.

– Ничего больше не слышу.

Вытаскиваю из кармана наушники и всовываю их в уши, запуская на телефоне любимый плейлист. Эзра больше не говорит ни слова – вижу по его сомкнутым губам.

Да, я смотрю, хоть и знаю, что уже пора отвернуться к окну, по которому дождь начал вырисовывать свои незамысловатые узоры. Но продолжаю ловить себя на том, что тайно поглядываю на мужчину слева. Сегодня он не такой, каким был ночью. Несколько часов назад я видела перед собой неопрятного мужлана, не знающего меру в алкоголе. Хама, не представляющего, что такое чувство такта. Наглеца, не подбирающего слова в адрес кого бы то ни было.

И этот мужлан, хам, наглец сейчас везет меня домой. И выглядит опрятным, вкусно пахнет, частично, но сдерживает себя, чтобы не послать меня куда подальше, и даже подбирает слова. И молчит. И так же, как и я, делает вид, что не смотрит в мою сторону. А может, и не смотрит. Может, это мое бурное воображение с чего-то разыгралось и рисует теперь идиотские картины. Такие же идиотские, как и рисунки на его теле, которые выглядывают из-под ворота и рукавов кожаной куртки.

«Интересно, куда доведут эти рисунки? – исследую взглядом его расписанные черными чернилами пальцы, сжимающие руль, запястья, руки, облаченные в черную кожу, плечи, шею, на которой видны части татуировок, линию подбородка, обрамленную ровной щетиной, но не скрывающей острые скулы, горбинку на носу. – Красивый, как черт. От этого и такой мудак», – стоило подумать, как напрямую сталкиваюсь с такими же черными глазами, как линии под его черной курткой.

– Куда дальше?

– Эм… Сейчас направо. Через два дома повернешь еще раз направо, и все – твоя миссия будет выполнена.

– Неужели.

Хмыкаю и убираю наушники обратно в карман.

Мудак. Определенно и бесповоротно.

– Приехали, Панда. Извольте свалить на хрен из салона моего автомобиля. – Он поворачивается ко мне лицом и на секунду улыбается. – Хотел бы сказать, что приятно было тебя встретить, но это не так.

– Взаимно, Эзра.

Хватаюсь за ручку и уже собираюсь распахнуть дверь, как замечаю знакомый пикап красного цвета у своего дома, в котором сидит до боли знакомый силуэт до боли знакомого брюнета. Резко сгибаюсь пополам и прячу голову под приборной панелью «Шевроле».

– Черт! Трогайся! Трогайся!!!

– Ты шутишь? – вскрикивает Эзра, но заводит мотор. – Что ты делаешь?

– Поехали! Быстрее!

– Серьезно тебе говорю: обратись к психологу. А лучше – к психиатру.

Педаль газа вжимается в пол, а я жмусь все ниже и зажмуриваю глаза.

Это не он. Это не он. Не он. Не он. Не он.