Таша Мисник
Под слезами Бостона. Дьявол не спит
Глава 4. Улыбка искреннего счастья
Эзра
Идиотка.
Мелкая, наглая самоуверенная идиотка, которая возомнила себя центром вселенной и думает, что может помы-кать мной, указывать мне, что делать.
Не угадала. Высажу ее прямо здесь и плевать я хотел, что она просит.
– Поехали! Быстрее! – выкрикивает она и на мгновение поднимает на меня свои синие глаза. Глаза, в которых сейчас, кроме страха, нет больше ничего. Ни язвительности, ни иронии, ни издевки. Только безумный страх непонятно чего. Широкие зрачки разрастаются и перекрывают глубокий синий цвет радужек, а слезы подступают раньше, чем она успевает отвести взгляд.
Не понимаю сам, как вдавливаю педаль газа в пол и гоню с этого места, забивая на светофоры. Смотрю на дорогу, но вижу только ее взгляд, полный ужаса. Тот самый, который видел десять лет назад в глазах совсем другой. Тот самый, который надеялся больше никогда в своей жизни не встретить. Но я увидел, и что-то щелкнуло. Где-то внутри. И, мать твою, я вдавил эту чертову педаль. Я разогнал стрелку спидометра. Я полетел быстрее, хоть она этого не просила, но продолжала дрожать, согнувшись на соседнем кресле, пока я не выехал в другой район Бостона.
Не знаю и, скорее всего, никогда не узнаю причину ее испуга, я даже не спрошу, но понимаю, что должен увезти ее подальше.
Мы молчим несколько кварталов. Молчим всю дорогу до моего бара. Она не смотрит на меня. Я не смотрю на нее, но чувствую, как колотится ее тело, хоть она и пытается это скрывать.
– Я клялась, что больше не переступлю порог этого бара, – выдает она, как только я паркуюсь на «своем» месте. Голос вибрирует, но я не должен заострять на этом внимание. Ей это не нужно. А мне и подавно.
– А я тебя внутрь и не приглашал. Выметайся, Панда. Ты и так отняла у меня слишком много времени.
Она смотрит на меня, так уверенно теперь и совсем бесстрашно, как будто несколько минут назад вовсе не тряслась под приборной панелью моей тачки, выпрямляет спину и прежде, чем коснуться ручки, говорит:
– Спасибо, Эзра.
Вытягивает с заднего сиденья чехол с гитарой и выходит раньше, чем я успеваю захлопнуть открывшийся от изумления рот. Куда она пошла – не знаю. Да и плевать я хотел. Нечего мне делать, как захламлять мозг разными сумасшедшими идиотками. Надеюсь, она последует моему совету и обратится к психиатру. С такими психическими расстройствами, как у нее, долго не живут.
– Что-то ты рано, – встречает меня Стенли в пустом помещении, попивая кофе за барной стойкой.
– Непредвиденные обстоятельства. – Я усаживаюсь напротив и сбрасываю куртку на соседний стул. – Кофе. И покрепче.
– Ты хоть спал?
– Два часа.
– Оно и видно. Выглядишь, как обдолбанный хиппи.
– Ты себя видела?
– А я думала, у нас любовь, – театрально вздыхает она. – А ты, оказывается, мудак, Эзра.
Усмехаюсь и запускаю руку в волосы. Я действительно не заметил, как устал. А сегодня еще куча важных дел. Эта Панда высосала из меня последний заряд энергии. Какой-то энергетический вампир, а не девушка.
Стен протягивает мне кофе, который, надеюсь, взбодрит меня, и я делаю первый глоток.
– Серена?! – внезапно взвизгивает Стенли, и глоток идет не в то горло. Я кашляю, а брызги от кофе летят на барную стойку.
– Чего орешь?! – Но Стенли не обращает на меня внимания – оно все сосредоточено на той, которая застыла в дверях бара, смотря прямо на меня.
– Пошел дождь, – шепчет Панда, не решаясь сделать шаг. – И мне надо выпить.
– Не такие уж и сильные у тебя клятвы. – Я разворачиваюсь к ней и распрямляюсь на стуле. – Помнится, недавно ты говорила, что ни за что не переступишь порог моего бара.
– Просто сделаю вид, что тебя здесь нет.
Она шагает внутрь и уверенно движется к барной стойке в своем чудаковатом белом полушубке из альпака и все с тем же мокрым чехлом в руках, садится через стул от меня и бросает шубу поверх моей куртки, а гитару фиксирует между рейками стойки.
– Не поняла. Когда это вы двое успели пообщаться? – хмурится Стенли, а я не отрываю глаз от черноволосой нахалки.
Куда подевался страх, который я отчетливо видел? Я видел. Клянусь, он трепыхался в ее глазах. Я знаю, что это был именно страх, испуг, от которого она желала бежать. Я не мог ошибиться. Но теперь я смотрю на нее и снова вижу ту самоуверенную гадину, с которой познакомился меньше суток назад. Которая бесит до безумия одним своим высокомерным видом.
– Эзра, я тебя спрашиваю. – Стен толкает меня через барную стойку, желая получить ответ. – Неужели ты соизволил выполнить мою просьбу?
– Какую просьбу? – Взгляд Панды фокусируется на мне, как будто именно я должен разъяснить ей идиотское предположение Стенли.
– Я пыталась уговорить Эзру взять тебя в штат. – Лицо Стен озаряет самая яркая улыбка. Ставлю стольник, что она уже начинает клеить черноволосую мисс Бестактность.
– О нет, спасибо, я пас, – та громко цокает языком.
– А тебе никто и не предлагал вакансию, – проясняю я. – Стенли не начальник отдела кадров. Здесь им являюсь я. И скорее из моей задницы выскочит северный олень, чем я добровольно устрою тебя в свой бар.
Одним глотком осушаю чашку с кофе и подрываюсь со стула.
– И не дай бог я узнаю, что эта мелкая хамка не заплатила за свою выпивку. – Я выдергиваю куртку из-под белой несуразной шубы, отчего та скатывается на пол. – Уволю. – Мечу злобный взгляд на не менее злобное лицо Стенли и, громко вышагивая, покидаю бар.
– Стерва. – Я хлопаю дверцей «Шевроле» и ударяю по рулю.
Сам не знаю, какого хрена так завелся из-за какой-то девки. Давно я не испытывал подобного бешенства, от которого трясется каждый натянутый нерв. Как ей это удается? Как один человек способен с первой встречи взорвать внутри фонтан раздражения?
– К черту ее. – Завожу мотор тачки, а в голове невольно возникают ее испуганные синие глаза.
Что ее так напугало?
– Да плевать! – снова психую и давлю педаль газа.
Нужно успокоиться. Нужно перевести дух. Вечером важная встреча, а я еще не подготовил весь материал. И вместо того, чтобы концентрироваться на деле, я распыляюсь на какую-то бестолковую девку, трачу на нее драгоценное время и нервы. Больше этого не повторится.
Не замечаю, как снова превышаю скорость и, если бы не телефонный звонок, я бы точно пролетел на красный.
– Привет, Эзра.
– Да, пап, привет. У вас все в порядке?
– Да. Едем с Бостоном есть пиццу.
– Сколько раз я тебе говорил, что пицца для десятилетнего пацана – паршивый обед?
– Попробуй переубеди в этом нашего всезнайку.
– Ты постоянно ведешься на его провокации.
– На то я и дед, – мы одновременно усмехаемся, и я заметно успокаиваюсь, разжимая пальцы, до этого напряженно стискивавшие руль.
– Какие планы на вечер?
– Ты не приедешь?
– Нет. Много дел. Забери Бостона к себе. Он и так ночевал сегодня один.
– Эзра…
– Не читай мне нотации. Мне хватает этого мелкого засранца.
– И прекрати его так называть.
– С тобой он окончательно изнежится.
– Ладно… Будь осторожен, сын. – Сколько бы лет мне ни было, после этой фразы внутри все на мгновение стынет.
– До завтра. Заеду к вечеру. И не корми Бостона одной лишь пиццей.
Папа тепло усмехается, и я отключаю вызов, незаметно для себя подъезжая к дому. Чтобы успеть выполнить заказ вовремя, мне необходима тишина. Поэтому лучше, если Бостон останется у отца, пока я не закрою все пробелы.
Времени в обрез, и, только переступив порог квартиры, я сразу же утыкаюсь в компьютер до позднего вечера. Ужин проходит мимо меня, как и душ. Но я успеваю закончить все вовремя, еще до звонка Фрэнка. Он же – О́дин4, который больше нарушения сроков, ненавидит только стручковую фасоль.
– Я ждал твоего звонка, – я уверенно отвечаю на вызов.
– Раз ждал, значит, все готово?
– А как иначе?
– За это я тебя и люблю, Эзра Нот. Всегда все четко по графику, – вязкая хрипотца в голосе напоминает о том, что Одину уже перевалило за семьдесят, но он не намерен ограничивать себя в никотине. – В десять.
– Я помню.
– Не подведи меня.
– Разве хоть раз подводил?
Один удовлетворенно хмыкает прежде, чем в динамике раздаются отрывистые гудки. У меня всегда все четко по графику, а у него – четко по делу, без единого лишнего слова. За это его и полюбил я.
А еще за то, что образумил бестолкового восемнадцатилетнего юнца Эзру и поверил в него, когда тот остался совсем один на два затянувшихся года по ту сторону законопослушного Бостона, взирая на синее небо сквозь кованую решетку. Прошло десять лет, а я чувствую благодарность по сей день, как будто увидел Одина, сидящего на соседней койке камеры, только вчера. Не будь его там, кто знает, что бы я представлял из себя сейчас.
Ровно в десять порывистый морской ветер лезет под кожаную куртку и настойчиво пытается выгнать меня из порта. Я бы и сам сейчас с удовольствием сидел в баре и согревался стопкой виски, а не стыл до костей под шум бушующих волн, но я связан обязательствами. Жаль, заказчик оказался не таким пунктуальным, как Один. Уверен, за это он с него стрясет несколько лишних штук.
– Мистер Нот? – Я оборачиваюсь на свою фамилию и встречаюсь взглядом с высоким худощавым мужчиной в плотном черном пальто до колена. Его лицо по скулы скрыто оттопыренным воротником, а редкие, прилизанные кверху пряди волос уже успел растрепать ветер.
– Мистер Финч. – Я остаюсь неподвижным.
– Спасибо, что выдернули меня сюда лично, – его слова сочатся сарказмом, но мне глубоко плевать, даже если он вылезет из шкуры вон. У меня есть то, ради чего он бы сиганул даже в залив Массачусетс. – Нельзя было обойтись встречей с моим доверенным лицом?
– Нельзя. Условия сделки помните?
– Предельно, – хмыкает он. – Поэтому я и здесь.
– Меньше слов.
– Узнаю замашки Одина. – В бликах дальних фонарей, показывающих свои макушки над башнями грузовых контейнеров, едва замечаю кроткую улыбку Финча.
– Ближе к делу.
– Последняя часть оговоренной суммы при мне. Предыдущая – отправлена на ваш счет около трех часов назад. Можете проверить.
– Уже проверил.
– Тогда вы и Один должны были остаться довольны.
– Останемся, когда получим всю сумму.
– Покажите материал.
Вытаскиваю из внутреннего кармана куртки конверт и протягиваю его Финчу. Тот ожидаемо заглядывает в него и вскидывает брови.
– Это все?
– Поверьте, там даже больше, чем вы ожидали получить.
Улыбка растягивает впалые щеки Финча, и он сует конверт в карман пальто.
– Приятно было иметь с вами дело, мистер Нот. – Он ответно кладет мне в руку пластиковую карту на несколько тысяч долларов.
– Всего доброго. – Я дергаю уголками губ и тут же возвращаю их в первоначальное положение.
Финч разворачивается и уходит, придерживая края пальто, которые разлетаются от порывов студеного ветра, а мне безумно хочется закурить. И как только его силуэт скрывается между рядами жестяных контейнеров, я опираюсь спиной на один из них и зажимаю между зубов сигарету.
Я устал.
Прикрываю глаза и тяну, пока легкие не расширяются до предела. А потом выдыхаю и обретаю долгожданное спокойствие. Ветер усиливается. Волны усерднее крошат пирс. Без пяти минут зимний ливень, осточертевший до смерти.
Я затягиваюсь еще, продавливая фильтр губами, и слышу какой-то странный звук. Настолько странный в этих местах, что приходится открыть глаза. Делаю последнюю затяжку и выбрасываю окурок в лужу.
– Мне кажется, или у меня начались галлюцинации? – Я поднимаю ворот куртки и иду на звук, кажется, музыки.
Миную несколько высоких контейнеров, прохожу лабиринт из наваленного металлолома и все отчетливее слышу бренчание струн. И голос. Женский голос, который доносится до меня с порывами завывающего ветра.
– Твою мать, Эзра, ты точно чокнулся. Надеюсь, это не та самая русалка, которая своим пением завораживает мужчин.
Я останавливаюсь за стеной последнего железного контейнера, который отделяет меня от обладательницы чарующего голоса. И я не брежу. И не схожу с ума. Кто-то действительно поет, и сейчас я смогу в этом убедиться.
Это не усталость. И не злоупотребление алкоголем, Эзра. Однозначно.
Ловлю последние слова незнакомой песни и уверенно выхожу из-за угла, оставаясь в тени высоких контейнеров. Девушка дергается, замечая мой силуэт, и прижимает к груди гитару. С глупостью этой девицы может сравниться только…
– Этого не может быть… – вырывается изо рта, когда на ее лицо падает свет фонаря. Я машинально делаю шаг вперед и выхожу из тени.
– Ты одержимый, маниакальный психопат. – Ее пальцы разжимают гриф гитары, а плечи заметно опускаются в первоначальное расслабленное положение.
– И это мне говорит та, кто сидит ночью в одиночестве посреди порта в лютую стужу? Я, конечно, знал, что у тебя есть психические отклонения, но чтобы настолько…
– И это мне говорит тот, кто шляется ночью в одиночестве посреди порта в лютую стужу! Я, конечно, знала, что у тебя налицо все признаки шизофрении, но чтобы настолько!..
И как я мог забыть, до какой степени эта девка невыносима? Полминуты с ней – и я уже готов сжечь яростью обитель местных бездомных пьянчуг.
– Какого черта ты тут делаешь, Панда?
– Какого черта ты следишь за мной, идиот? – Серена злобно сдвигает брови и не сводит с меня глаз. Черные длинные волосы хлещут ее по лицу, но она даже не придерживает их рукой и не убирает со щек.
– Ты… Просто… Да мать твою! – Мне не хватает слов. Не хватает мыслей, чтобы высказать ей все, что она вызывает во мне одним лишь своим самоуверенным видом.
Сидит тут, одна, в порту, ночью, и чувствует себя абсолютно комфортно, когда любая другая не ступила бы сюда ни ногой. Бренчит на гитаре в дикий ветер, когда кто угодно сидел бы дома. Даже я бы лучше сейчас лежал в постели, чем ошивался здесь.
Что у этой сумасшедшей в голове?
– А ты сегодня максимально красноречив. – Серена кладет гитару на дряхлый диван, который я только сейчас замечаю под ней, и смотрит на меня под тусклым светом мигающего фонаря. – Следил за мной? Признайся.
– Прибереги фантазии для ночи. – Я подхожу ближе, но остаюсь стоять напротив нее. – Что ты тут делаешь?
– А ты что тут делаешь?
– Мы пошли по кругу? – спрашиваю я, и она разводит руками, явно не собираясь сдаваться первой. Ладно. – Я гулял.
– А я пела.
– Я же говорил: сумасшедшая.
– А я говорила: кретин.
Ее лицо непроницаемо. Широкие черные брови давят на глаза, потому что Серена не перестает хмуриться. Пряди волос лезут в лицо, но она старается не реагировать, и я смеюсь. Я просто заливаюсь смехом от ее напускной надменности. А потом смеется и она. Смеется вслед за мной. Смеется вместе со мной. А я замираю, потому что ее пухлые губы растягивают щеки и черные родинки на каждой из них, которые я раньше не замечал. Серена улыбается, а я на мгновение глохну, как когда-то раньше, и не могу перестать смотреть на ее лицо.
– Эзра, почему ты всегда такой серьезный? – Она взлохмачивает мои волосы и хлопает крышкой ноутбука на моих коленях. – Давай, твой очередной сверхгениальный код подождет. Побудь с нами. Ну хоть немножечко. Пожа-а-а-луйста, – улыбается она, и этого достаточно, чтобы я отложил ноутбук на стол. – Вот и славно. Без тебя тут скучно.
– А со мной весело?
– Всегда весело. – Она усаживается рядом, и ее длинные белокурые локоны щекочут мне локти, но я не дергаюсь.
– Не сочиняй, – влезает Шейн. – Он тот еще зануда. Дальше своего компьютера ничего не видит.
– Он просто гений, не завидуй, Шейн. – Она льнет к моему плечу и обвивает руками мою руку.
– Ладно-ладно, ты права, мой старший брат – гений. А я – всего лишь его жалкое подобие, – демонстративно дуется Шейн, чтобы переключить ее внимание на себя.
– Перестань. – На миг ее лицо приобретает серьезность. – Вы совершенно разные. И совершенно прекрасные братья. Любая девушка будет счастлива с каждым из вас.
– Не хочешь проверить? – наконец решаюсь вклиниться я.
Она заливается звонким смехом и утыкается лбом мне в грудь, а ее длинные волосы падают мне на колени. Мягкие ладони упираются в плечи, а она продолжает смеяться, как будто я пошутил не хуже Джорджа Карлина 5 .
Такой я запомнил ее на всю жизнь. Такой она засела в сознании. Именно такой веселой и прекрасной осталась в моей памяти Джейд Мур.
Глава 5. Северный олень
Серена
Я перестаю смеяться, потому что замечаю, как Эзра смотрит на меня своими бездонными глазами. В свете фонаря они кажутся еще чернее, чем обычно. Хочется отвести взгляд, но не могу – бездна тянет в себя так, что нет сил сопротивляться.
– Долго будешь тут сидеть? – прерывает тишину он.
– А ты долго будешь тут стоять?
Знаю, что бешу, но ничего не могу с собой поделать. Чему я и научилась за все годы общения с мужским полом – так это самозащите и полному неприятию. Так лучше для меня. Так безопаснее. Так на меня никто никогда не посмотрит.
– Окей. Счастливо оставаться, Панда. Не буду мешать тебе и твоим братцам-бомжам, которые вот-вот нагрянут.
Эзра разворачивается и уходит, а я должна, наверное, что-то сказать.
Должна ли?
Конечно, нет. Но хочется.
– Постой!
– Я не ослышался? – Он тормозит и делает вид, что прислушивается.
– Я здесь, потому что мне тут легко. Здесь пустеет голова и растворяются дурные мысли. Здесь я свободно дышу. Успокаиваю нервы игрой на гитаре. Здесь мое тайное место. И ты его каким-то чудом нашел.
Эзра не двигается и даже не обращает внимания на ветер, который агрессивно хлещет его по лицу. Для бостонской зимы он слишком легко одет.
– И да, со стороны я, наверное, могу показаться сумасшедшей…
– О да, еще как кажешься. – Он разворачивается и возвращается обратно, подступая к дивану, на котором по-прежнему сижу я. – Тебе разве не холодно?
– Холодно. – Я не свожу с него глаз.
– Поехали отсюда.
Не задавая вопросов, он подхватывает с дивана мою гитару и идет вперед, оставляя меня за спиной. А мне больше ничего не остается, как следовать за ним, потому что у него в руках мой инструмент.
Эзра выводит меня к своей машине и укладывает гитару на заднее сиденье, на которое я забросила ее и утром. Невольно усмехаюсь, но тут же сталкиваюсь с серьезным выражением его лица.
– Садишься в машину или мне придется тебя впихивать?
– Парадокс, не замечаешь? В прошлый раз все было абсолютно наоборот.
– Я не виноват, что к вечеру ты растрачиваешь свои нахальные навыки. Видимо, забыла подзарядиться.
– Мудак. – Я закатываю глаза и скрещиваю руки на груди.
– Садись, хамка, или я передумаю.
Он ныряет в салон, а я настолько дрожу, что ноги сами несут меня в тепло.
– Сейчас согреешься. – Он нажимает на какие-то кнопки на приборной панели и поглядывает на меня. – Ну вот и на хрена ты там сидела?
– Я же тебе рассказала. – Складываю обледеневшие ладони и дышу на них.
– Ну да. И это, конечно же, повод доводить себя до такого состояния.
– Хватит. Я сама решаю, что и когда мне делать.
– Вообще не удивлен. Лучше бы что-нибудь новое рассказала.
– А я и рассказала. В отличие от тебя. – Я всматриваюсь в его профиль и замечаю, что Эзра косится в мою сторону. – Что ты делал в порту?
– Поехали, Панда. Ты снова отнимаешь мое время.
И снова, второй раз за день, я оказываюсь в машине с этим кретином, который раздражает похлеще, чем скрип пенопласта. Он – мой личный надлом на белых пупырчатых слоях. Он – царапина от ножа на стекле. Он – раздражающий скрежет ногтей по надраенной панели. И что я делаю вместе с ним в одном пространстве – загадка для меня самой.
– Я включу музыку, – тянусь к приборной панели, но Эзра ловит мою руку.
– Ты хотела спросить: «Можно мне включить музыку?»
– М-м-м… Нет. – Я снова тянусь к кнопке, но получаю шлепок по тыльной стороне ладони.
– Почему ты такой тиран?
– Потому что ты такая нахалка.
– Моя очередь говорить, что мы ходим по кругу?
Он невольно усмехается и, черт, я успеваю это разглядеть. Успеваю увидеть слабую улыбку и мелкие морщинки у уголков глаз, на которые я не должна смотреть.
Без разрешения жму на «плэй» и запускаю музыку в салон автомобиля. Знакомую музыку. Одну из моих любимых групп, песни которых я знаю наизусть.
– Three days grace6? – удивляюсь я.
– Ты-то откуда их знаешь? – похоже, удивляется и он.
– Любила их, но только со старым вокалистом.
– Адам Гонтье неподражаем.
– Бесспорно.
Мы сталкиваемся взглядами на долю секунды, но Эзра тут же возвращается к слежке за дорогой. Адам продолжает рвать душу своим текстом и голосом, а я отворачиваюсь к окну, в которое снова бьет декабрьский дождь.
– Эзра… Я не хочу домой, – вырывается как-то само собой, когда я наблюдаю за скатывающимися по стеклу каплями.
– Что-то случилось? – на удивление он не смеется надо мной, наоборот, в его голосе, кажется, я слышу долю заинтересованности. Или сочувствия. Или жалости.
Я не хочу об этом думать.
– Нет… Просто…
– Просто так люди не ищут причин не возвращаться домой.
– Я не ищу причин. Просто сегодня не хочу.
– Именно сегодня?
– Да, бурный день. А точнее, сутки. Тебе ли не знать. – Я надеюсь, жалость стерлась с его лица. Надеюсь, потому что больше не смотрю.
– Согрелась? – Почему-то в этот раз он не отвечает на мою язвительность. Наверное, устал. Ему же лучше.
– Почти.
– Хорошо. – На перекрестке он сворачивает не в ту сторону, которая должна была привести меня к дому.
– Опять вжился в амплуа маньяка и похитил меня? Имей в виду, я буду орать, пока ты не перережешь мне горло.
– Я как раз наточил нож, – без единой эмоции на лице отвечает Эзра.
– Псих?
– И шизофреник. Не отступай от своего диагноза.
– Куда ты меня везешь?
– Ты же не хотела домой. – Он уверенно выруливает все дальше от Норт-Энд.
– И что? Как будто тебя это волнует.
– Не волнует, просто высажу тебя на вокзале. Вдруг захочешь сгонять в Нью-Йорк.
– Придурок. Вези меня обратно. – Я хлопаю его по плечу. – Немедленно!
– Так быстро передумала?
– Хватит надо мной издеваться! – Я снова толкаю Эзру, но тот уворачивается и резко давит тормоз в пол.
– Приехали. – Он вытаскивает ключ из замка зажигания. – Пойдем.
– Куда? – Я удивленно осматриваю его лицо.
– Господи… Ты невыносима. Просто выйди из машины без лишних вопросов.
Хмыкаю, но выхожу следом за ним на обочину придорожного кафе, которое я ни разу не видела в этом районе.
– Выпьем по кофе, – заявляет Эзра и шагает к двери, освещенной красной надписью «У Ленни».
– А с чего ты взял, что я хочу…
– Заткнись наконец, Панда, – перебивает он и, кажется, закатывает глаза.
Я дуюсь. Но иду. Шагаю за ним по пятам до самого крохотного круглого столика в темном углу кафешки. Не успеваем мы усесться, как к столу подбегает тучный лысоватый мужчина в черном переднике.
– Ленни, друг, привет, – тут же улыбается Эзра, а я наблюдаю за всей этой странной картиной, нахмурив брови.
– Какими судьбами? – Лысоватый «бочонок» расплывается в такой же приветливой улыбке и, кажется, даже хочет обнять Эзру, но, глянув на меня, просто жмет ему руку. – Давненько ко мне не являлся.
– Куча дел, дружище. Как всегда.
– Да-да. Совсем забыл старика Ленни.
– Даже если тебя и можно забыть, то твою фирменную пиццу – никогда. – После упоминания пиццы Ленни сияет еще ярче. – Угостишь нас?
– Спрашиваешь, – усмехается толстячок, и по его лицу расползается легкий румянец. – Сделаю все, как ты любишь.
– Спасибо, Ленни.
Эзра одаривает его слабой улыбкой, и тот убегает куда-то к кухне.
– Что это за место? Ни разу о нем не слышала.
– Странно. – Эзра стягивает с себя куртку, подкатывает рукава черного пуловера и расслабляется на стуле. – Здесь самая вкусная пицца в Бостоне. Попробуешь и не сможешь о ней не думать.
– Серьезное заявление. – Я избавляюсь от шубы и остаюсь в белом свитере, который напялила еще утром.
– А цветовая гамма не меняется, – усмехается Эзра, оглядывая меня с ног до головы.
– Кто бы говорил. – Я усаживаюсь за стол, не сводя глаз с Эзры, его рук, расписанных черными узорами, которые не заканчиваются на предплечьях и уходят еще дальше под рукава пуловера.
Неужели он весь покрыт татуировками?
– Ну так и почему ты не хочешь ехать домой? – осторожно спрашивает он, как только я присаживаюсь.
– Мы можем об этом не говорить?
– Мы можем вообще не говорить. Но так будет слишком скучно. Раз уж так случилось, что мы оказались тут вдвоем, то лучше бы нам склеить диалог. – Эзра смотрит в упор на меня и приглаживает растатуированными пальцами короткую бороду.
– Я просто устала, – честно отвечаю я, избегая его взгляда. – Потеряла две работы за сутки. Разглядела пару новых трещин на потолке в спальне. Потратила последние центы на автобус из твоего бара до порта. Поговорила с мамой… – запинаюсь на последнем слове и проглатываю его вместе с комом в горле.
Эзра смотрит на меня. Чувствую профилем, поворачиваюсь и увязаю в смоле его глаз, разлитой из-под густых угловатых бровей. Смотрит прямо в душу. Заглядывает в нее и копает, копает прямо до самого сердца, которое замерло, чтобы не привлекать внимания, чтобы не выдать еще живое себя. Он не докопается. Он не найдет. Как и я ничего не найду там – у него под ребрами.
– Значит, ищешь работу, – после паузы говорит он и почесывает подбородок.
– Я всегда ее ищу. Сколько себя помню. Но нигде не задерживаюсь надолго.
– И, кажется, я знаю причину.
Я бросаю гневный взгляд на его нахальное лицо.
– Ладно, предлагаю пари. – Его тон серьезен, и гнев в моем взгляде тут же сменяется заинтересованностью. – Месяц у меня в баре без единой жалобы – и место твое.
– О боги… – Замираю в оцепенении.
– Что? – Эзра кривится в недоумении.
– Тебе, наверное, сейчас очень больно…
– В смысле?
– В настоящий момент северный олень прорывает рогами твою задницу. – Я пытаюсь оставаться серьезной, но долго не получается, и я прыскаю со смеху на всю захудалую кафешку.
Эзра дергает уголками губ, пытаясь сохранять натянутую бесстрастность, но сдается, и я снова слышу его смех. Искренний. Как и сам Эзра сейчас передо мной. Он не прикидывается и не строит из себя того монстра в ледяных доспехах, которым предстал в баре. Сейчас он настоящий.
«Или играет, как все», – внутренняя, побитая временем Серена дает о себе знать и гасит поток смеха, как едва разгоревшуюся свечу.
– Ваша пицца. – Ленни появляется слишком внезапно, и я дергаюсь, отводя от лица Эзры взгляд.
– Выглядит потрясающе, – комментирует Эзра, стараясь не глядеть на меня. Или я себе это внушила.
– И это ты ее еще не пробовал! – Ленни размещает огромную пиццу на середине стола. – Приятного аппетита. И вам, прекрасная леди, – подмигивает мне и тут же уходит.
От одного вида рубленого бекона в животе скручивается тугой узел, ведь я не ела целый день. Готова сточить эту пиццу в одно лицо. Но я же девочка. Поэтому сдержанно тянусь за куском, в то время как мой желудок издает рев синего кита в брачный период. Уверена, Эзра слышал, но не подал вида.
Заглатываю кусок почти не жуя и, о боги, это настолько божественно, что я съедаю больше половины за считанные минуты и даже облизываю пальцы.
– Ты был прав. – Проглатываю последний кусок и протираю салфеткой губы. – Ничего вкуснее в жизни не пробовала.
– Знаешь… – Эзра тоже обтирает руки и смотрит на меня. – Есть два типа людей. – Я дожевываю и внимательно утыкаюсь взглядом в его лицо. – Которые выбрасывают бортик и которые его съедают.
– Бортик – это самое вкусное, – гордо заявляю я, демонстративно посылая в рот оставшийся кусочек корочки.
– Извращенка.
– Что-то не вижу у тебя в тарелке ни одного бортика. – Я прищуриваюсь, склоняя голову набок.
– Пойман с поличным, – слабо улыбается он. – Значит, сработаемся, Панда.
Панда. Откуда взялась эта «Панда»? И что это значит?
– Я еще не сказала «да».
– Разве? – Эзра наигранно сдвигает массивные брови. – А у тебя есть выбор? О да, ну конечно, есть. Раздавать листовки на вокзале куда престижнее. Успокойся. Я тут оленя выпустил из задницы, пора бы и тебе не выпендриваться. Вместо ответа суровое выражение моего лица перекрывает яркая улыбка. Он рассмешил меня. И сам тоже смеется. Смеется вместе со мной. Так звонко, как когда-то раньше смеялась и я.
– Бри, пожалуйста, хватит! – Мой хохот разносится на всю округу Лоренса 7 . – Прекрати! Прекрати щекотать меня! Бриан!
– Только если ты поцелуешь брата.
– Дурачок. – Чмокаю его в щеку, и он валится рядом со мной на пол.
– Ты так всего боишься, маленькая принцесса Серена, – Бриан притягивает меня к себе и сжимает в объятиях. – Но я от всего тебя защищу.
– Я знаю. – Десятилетняя я жмусь ближе к старшему брату и обнимаю его. – Ты мой рыцарь.
– И всегда буду?
– И всегда будешь.
Он целует меня в лоб. А я мечтаю о том, чтобы это мгновение не заканчивалось.
Таким он не запомнился мне на всю жизнь. Таким не засел в сознании. Именно таким беззаботным и, казалось, прекрасным, не остался в моей памяти Бриан Аленкастри. Пятнадцатилетний Бриан Аленкастри – мой рыцарь, который через пару лет сменил доспехи на шкуру дикого зверя.
