Тата Алатова
Тэсса на краю земли
– Может, – низким голосом предложил Фрэнк, – дать тебе фору? Ну я не знаю, оружие какое-нибудь?
– Я уделаю тебя голыми руками.
– Многие так говорили.
Она видела отражение собственного задора в его глазах.
И рванула вперед.
Фрэнк был хорош – профессиональный чемпион в боях без правил. Человек, который выжил в тюрьме Хорфилд. Осторожный, стремительный, умный.
Лупить его оказалось сплошным удовольствием.
Тэсса помнила, что бывает, когда ее сила вырывается из-под контроля, и очень тщательно за собой следила.
Поначалу Фрэнк тоже слишком миндальничал, боялся причинить ей боль, но несколько хороших ударов настроили его на нужный лад.
Они сломали кофейный столик. Перевернули кресло. Разбили вазу.
Но в итоге Тэсса все же уложила своего противника на лопатки.
Сидя сверху, она крепко удерживала его руки, пригвоздив их к полу.
Фрэнк смеялся, больше не пытаясь вырваться.
На его левой радужке было несколько ржавых крапинок, придававших темным глазам некое хулиганство.
Белый тонкий шрам чуть пульсировал под правым глазом.
На скуле наливался синяк.
Верхняя губа припухла от хука справа.
В густых черных волосах редко поблескивало серебро.
– Рано ты начал седеть, – сказала Тэсса.
– Еще в детстве, – ответил он.
Со стороны дивана раздался шорох.
Повернув головы, они увидели, что Холли Лонгли пошевелился и разлепил глаза.
Расфокусированно посмотрел перед собой, проморгался, потянулся, спросил невнятно:
– А что… а где… а… зачем? – наконец определился он.
Тэсса торопливо вытерла кровь из разбитого носа, пока это создание снова не утратило сознания.
Фрэнк, получив свободу, вальяжно закинул руки под голову.
Его бедра между ее бедер были твердыми и горячими даже через ткань.
Тэсса перекинула через него ногу и уселась удобнее на животе Фрэнка, как на подушке.
– С возвращением, спящая красавица, – сказала она.
– Я бы выпил чаю, – заявил Холли и не пошевелился.
– Я бы тоже, – подумав, решил Фрэнк.
* * *
Мэри, секретарь художника Холли Лонгли, задумчиво рассматривала скомканную записку, которую ей принес курьер – ее подопечный упрямо игнорировал мобильную связь.
«Уехал исправлять содеянное – очень-очень далеко, на край света. Вернусь ли? Кто знает. Мир полон сюрпризов, никогда об этом не думала? Ты пытаешься нарисовать рассвет, полный молочной нежности, а у тебя выходит зефирная свежесть. Ужасно утомительно».
Мэри два раза перечитала это послание, ничего не поняла, зевнула и отправилась в постель.
Во что бы то ни стало ей следовало воспользоваться передышкой и как следует отдохнуть от такого взбалмошного работодателя.
Глава 6
Часы показывали два часа ночи.
Деборе Милн не спалось. Она собрала в гостиной все пять картин Холли Лонгли, которые были в ее доме.
На ее взгляд, они все выглядели одинаковыми.
Ну то есть разными, конечно.
На одной – поле, на другой – речка, какая-то танцовщица на третьей, маки, мальчик с собакой.
Нормальные такие картины. Дорогие, между прочим.
И Дебору сводило с ума то, что как минимум одна из них неправильная.
Это видел сам художник, и даже Тэсса Тарлтон видела, а Дебора – нет.
И она снова и снова смотрела на поле, на дом, на дым из трубы – и никак не могла взять в толк, что тут не так.
А вдруг, испугалась Дебора, этот мелкотравчатый белобрысик, который влез в их дом, вовсе не художник Холли Лонгли, а обыкновенный домушник.
Впечатленная столь страшной вероятностью, Дебора прытко порысила в кабинет и открыла ноутбук.
По поиску «Холли Лонгли» на нее обрушился каскад фотографий: гений на выставке, дает интервью, открывает биеннале, проводит мастер-класс, отдыхает на Ривьере, раздает гранты имени самого себя, выступает в академии, танцует стриптиз в перьях и стразах.
Он был многословным и давал кучу интервью, трындел охотно и ни о чем и представлял собой редкий сорт удачливого разгильдяя. К сорока годам у Холли Лонгли даже собственного дома не было, и это совершенно не укладывалось в голове Деборы, для которой материальные ценности стояли превыше всего. Гений кочевал от друзей к ученикам, от учеников к знакомым, и об этой странности миллионера знали все вокруг. Холли Лонгли ненавидел гостиницы, брезговал съемными апартаментами и, судя по всему, терпеть не мог одиночества.
Согласно интернету, Билли сегодня раскатал по полу самого плодовитого, талантливого, эксцентричного и богатого художника современности.
Потянувшись, Тэсса встала с кровати. После вчерашней возни с Фрэнком все тело приятно пело.
Со второй чашкой кофе в руках она подошла к окну. Солнце стояло уже высоко, и очередной летний день в Корнуолле входил в силу. Мирное лазоревое море переливалось нежностью и свежестью.
Подавив в себе желание нырнуть в него ласточкой прямо со второго этажа дома на скале, Тэсса перешла к другому окну и сразу же выругалась.
Эта дрянь Вероника снова забыла своего мужа Малкольма на могиле.
Должностные обязанности смотрителя кладбища предписывали утешать и сочувствовать, но Тэсса была готова разить и карать.
Хотя к покойникам самых разных конфигураций ей было не привыкать, но злостное пренебрежение Вероники покойным мужем выводило из себя.
И тут среди могил появилась массивная фигура в темной футболке: Фрэнк Райт целеустремленно двигался к Малкольму. Остановился рядом, внимательно ознакомился с инструкцией на плите, а потом направил зомби под землю. Постоял немного неподвижно, наклонился, вырвал несколько сорняков и пошел к морю.
Фыркнув, Тэсса допила кофе и пошлепала вниз за молоком для ворчливого призрака и каверзных пикси.
Заглянула по пути в гостевую спальню, где упоенно дрых Холли Лонгли. Его светлые волосы падали на безмятежное лицо, грудь равномерно поднималась и опускалась, а губы улыбались.
Господи боже, что за нелепое создание природы.
Он находится на самом конце мира, под домашним арестом у совершенно незнакомого человека, который вчера затеял драку с угрюмым громилой, и все равно улыбается.
Чокнутый, совершенно чокнутый, говорила себе Тэсса, разливая молоко по блюдечкам.
Сама она, измученная привычными кошмарами, чувствовала себя так же, как и каждое утро: разбитой и старой.
Листок ежедневного издания «Расследования Нью-Ньюлина» ждал ее на пороге. Поверх лежал камень, чтобы, значит, ветер не унес эту гадость.
С влажными после душа волосами и в просторном хлопковом балахоне Тэсса смотрела вниз. Было так жарко, что и легкая тряпка на теле казалась лишней. Фрэнк, наверное, уже вовсю купался, и от зависти в горле становилось суше.
«Опасно! – гласил заголовок. – В Нью-Ньюлине находится человек с очень плохим взглядом!»
Камила так спешила уведомить жителей деревни о Фрэнке, что выпустила свою газетенку рано утром, а не как обычно, к обеду.
«Остерегайтесь смотреть Фрэнку Райту в глаза, – предупреждала она. – Его взгляд способен внушить вам самые плохие мысли и заставить вас говорить злые вещи.
Мы действительно надеемся, что Тэсса Тарлтон, которая призвана защищать нашу деревню от опасностей, поступит согласно своим обязанностям. Мы все помним, что произошло с Фанни Теккер: баньши получила жилье и работу, и с тех пор все мы не расстаемся с берушами. Которые, впрочем, нисколько не помогают.
Как далеко распространится наше милосердие?
Должны ли мы сообща противостоять чужакам, способным принести нам гнев, раздор и страх?
Ведь в Нью-Ньюлине живут такие беззащитные и ранимые люди, как Кевин Бенгли, Эрл Дауни, Одри и другие.
Кто позаботится о них, если не та, кто самонадеянно называет себя шерифом?
Неужели спасение утопающих – дело рук самих утопающих?»
– Блаблабла, – пробормотала Тэсса, присела на корточки, коснулась издания кончиками пальцев и с удовольствием полюбовалась тем, как слабые языки пламени сжирают бумагу. Потом она сбежала вниз по ступенькам, прошла мимо управления и по извилистой узкой тропинке легко спустилась к пляжу.
Фрэнк Райт сидел на каменистом берегу и любовался пейзажем.
– Почему не купаешься? – спросила Тэсса, рывком стягивая через голову платье.
– Не умею плавать, – буркнул Фрэнк.
Тэсса разбежалась и бросилась в воду с чистой радостью человека, чья мечта сбылась.
Если бы она умела молиться – то делала бы это здесь, покачиваясь на волнах, зависнув между морем и небом.
Тяжесть ночных кошмаров покидала ее голову, дурнота исчезала, а мысли приходили ясные и спокойные.
Вволю накупавшись, Тэсса неохотно вышла на берег и дошла до неподвижной фигуры Фрэнка.
– Как это ты умудрился вырасти в Бристоле и не научился плавать? – спросила она.
– Я был очень занят тем, что изо всех сил пытался выжить, – отозвался он, подняв к ней лицо.
После вчерашней драки у Фрэнка был особенно бандитский вид.
За ночь его фингал налился и приобрел фееричную выразительность, к тому же добавилась черная щетина.
– Ты поэтому пошел в бои без правил?
– И поэтому тоже. А еще бабки были очень нужны.
– Жалеешь теперь?
Фрэнк прищурился. В его взгляде не было злости – только цепкая, холодная внимательность.
– А ты? – просто поинтересовался он.
Ну да.
Фрэнк за непредумышленное убийство получил семь лет ада в тюрьме Хорфилд.
Тэсса после ночи безумия, накрывшего Лондон, – реабилитацию в Нью-Ньюлине.
Жизнь в целом несправедлива.
– Позавтракаешь со мной? – предложила она.
На мгновение в обращенных к ней темно-карих глазах мелькнула растерянность.
– Ты все равно не выживешь в большом мире, – вздохнула Тэсса.
– А здесь? – угрюмо спросил он.
– А здесь, – Тэсса протянула ему руку, чтобы помочь встать, – нам позарез нужен сантехник.
К тому моменту, когда они дошли до пекарни «Кудрявая овечка», волосы Тэссы почти высохли, но на платье, в том месте, где был спортивный трикотажный лифчик, все еще красовалось два мокрых пятна.
Она загребала пыль ногами в тонких шлепках и снова думала о том, как бы понежнее заставить Одри всплакнуть.
У Мэри Лу в это утро было оживленнее, чем обычно.
Свежий выпуск «Расследований Нью-Ньюлина» взбудоражил общественность.
Здесь были Милны, и Кевин Бенгли, и Эллиот Новелл, и невыносимая Бренда, и сварливый Джон, и доктор Джонатан Картер, и другие жители деревни.
Все столики оказались занятыми, Кевин сновал тудасюда с кофейником – этот добрейший юноша вызвался, очевидно, помогать Мэри Лу. Как ни странно, Кевин был очень плотным – предупреждения Камилы почему-то не напугали его и не добавили прозрачности.
Сама хозяйка пекарни, перепачканная мукой, аккуратно резала горячий, изнывающий паром тыквенный пирог.
С появлением Тэссы и возвышавшегося за ее спиной великана Фрэнка все голоса смолкли, а лица одно за другим повернулись к ним.
– Тэсса, – воцарившуюся тишину нарушил громкий голос Деборы Милн, – я все проверила. Этот художник – настоящий. Целая знаменитость, понимаешь? Надеюсь, ты не отправила его в каталажку? Ведь Холли Лонгли должен еще исправить бракованную картину, а то я всенепременно подам на него в суд.
– Доброе утро, – Тэсса постаралась нацепить на себя вежливую улыбку, но обычно у нее получался только угрожающий оскал. – Это Фрэнк Райт.
Милны синхронно опустили глаза в тарелки. Кевин вытянул шею, чтобы лучше разглядеть незнакомца. Эллиот Новелл, почтальон и прилипала-любовник, испуганно отступил к двери в кладовку.
Наслушался, наверное, от Камилы глупостей про Фрэнка.
– Как любопытно, – пробормотал доктор Картер, надевая очки и подслеповато щурясь. Как и все врачи, он обожал все необыкновенное.
– Хотите пирога, Фрэнк? – с улыбкой предложила Мэри Лу.
– Да, спасибо, – буркнул тот, обошел Тэссу и, ни на кого не глядя, прошествовал к барной стойке.
– Тэсса, ты совсем рехнулась? – прошипел побледневший Эллиот, держась за ручку двери.
– Дебора, Холли Лонгли на какое-то время останется в Нью-Ньюлине, – проигнорировав его, сообщила Тэсса.
– Холли Лонгли? – переспросил Кевин Бенгли, округляя глаза. – Тот самый Холли Лонгли? Гениальный художник?
– Ночью он пробрался в наш дом, – с неожиданной гордостью объявил Билли Милн.
– Кофе? – снова обратилась Мэри Лу к Фрэнку.
Он кивнул, упорно таращась на свои руки.
– А я бы тоже что-нибудь съела, Мэри Лу, – Тэсса пристроилась на высоком стуле рядом с ним, прислушиваясь к тому, как Милны взахлеб рассказывают о ночном происшествии: «И тут он как закричит, что не вор, а художник».
– Так это правда? – спросила у Фрэнка Мэри Лу, ставя перед Тэссой тарелку с пирогом. – Ваш взгляд вызывает в людях что-то злое?
– Брехня, как и все у Камилы, – вместо него заявила невыносимая Бренда. – Под взглядом этого парня ты просто вываливаешь все как есть. Про куриц, про зомби, про всякое, в общем.
– О, – Мэри Лу смешалась, – так вас за это побили, Фрэнк?
Он продолжал хранить угрюмое молчание.
– Вовсе нет, – возразила Тэсса, – мы просто так подрались. Для веселья.
Отовсюду послышались потрясенные и осуждающие возгласы. Эллиот Новелл торопливо строчил сообщение – наверняка писал Камиле, что она пропускает все самое интересное.
– Я хочу попробовать, – перекрыл всеобщий гомон взволнованный голос Кевина Бенгли. – Если ты, Фрэнк, позволишь мне.
Тэсса жевала пирог, с интересом ожидая развития событий.
Фрэнк кивнул.
В кофейне снова воцарилась звенящая тишина.
Кевин шагнул вперед, и Фрэнк медленно поднял взгляд.
Так они и замерли – глаза в глаза.
– Что должно случиться? – шепотом спросил Кевин. – Может, ты спросишь меня о чем-нибудь?
– Это нечестно, – возмутился Эллиот, – у Кевина сроду никаких секретов не водилось! Он же гребаная совесть Нью-Ньюлина!
– Но в статье, – заметила Мэри Лу, – ни о каких секретах не написано. Тут сказано, – она достала «Расследования» из-под прилавка и процитировала: – «Его взгляд способен внушить вам самые плохие мысли и заставить вас говорить злые вещи». Так давай, Фрэнк, заставь нашего ангелочка Кевина сказать что-то злое!
На бандитской физиономии появилась ухмылка.
– Это не так работает, – заговорил Фрэнк, – люди говорят лишь то, что думают.
– Я думаю про то, как благодарен Бренде, – спокойно сказал Кевин, – ведь это она написала моему деду про Нью-Ньюлин.
– Его старик – мой одноклассник, – пророкотала Бренда. – Уж он так переживал, что его единственный внук становится невидимкой от испуга!
– Эй, – воскликнул Эллиот, – а скажи-ка нам, Кенни, разве ты не положил глаз на Мэри Лу?!
Мэри Лу пискнула и прижала к груди руки.
– Она потрясающая девушка, – ровно ответил Кевин.
Дверь хлопнула, и на пороге появилась сердитая Камила.
– Что здесь происходит? – потребовала объяснений она, быстро разглядывая тех, кто находился в кофейне.
При виде Фрэнка и Кевина Камила торопливо зажмурилась.
Бренда расхохоталась:
– Происходит то, что ты наглая лгунья, Камила!
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – хладнокровно парировала главный редактор «Расследований Нью-Ньюлина» и протянула руку вперед: – Эллиот, помоги мне сесть, идиот, я же ничего не вижу!
– Что за цирк, – недовольно заметила Дебора Милн.
– И где же теперь этот известный художник, Тэсса? – поинтересовалась Мэри Лу.
– Я его заперла в своем доме на скале, – пожала она плечами.
– А ты молодец, Тэсса, – усмехнулся доктор Картер, осторожно поднося к губам Камилы чашку чая, – с одним новичком подралась, другого заперла. Делаешь все для развития Нью-Ньюлина.
И тут за открытыми окнами кофейни громыхнуло. Чистое небо стремительно затягивалось темными тучами. Ветер захлопал ставнями, и первые капли дождя застучали по стеклам.
– Кто, ради всего святого, расстроил малышку Одри? – нахмурился Кевин.
– Дождик, – обрадовалась Тэсса, – ну наконец-то.
– Брр, – поежилась Мэри Лу, – ненавижу все мокрое.
– Что очень странно, – заметила невыносимая Бренда, – ведь ты же, девочка, умеешь дышать под водой. В конце концов, ты внучка великого рыбака Сэма Вуттона – и ни разу не выходила с ним в море.
– Я просто боюсь однажды превратиться в рыбу, – призналась Мэри Лу.
– С научной точки зрения, это бред, – уверенно произнес доктор Картер.
Кевин принялся закрывать окна. Камила так и оставалась зажмуренной. Фрэнк пил кофе. Милны возобновили свой рассказ про Холли Лонгли. Мэри Лу разбивала яйца, осторожно отделяя белки от желтков.
Дождь создавал уютный, мирный фон. Тэсса представила себе, как радуется растительность вокруг, как приободряются поникшие было цветочки на кладбище, и ее настроение становилось все лучше.
– А чем ты, Фрэнк, занимался до приезда к нам? – дружелюбно спросила Мэри Лу.
– Он сантехник, – быстро произнесла Тэсса.
– Сидел в тюрьме за убийство, – одновременно с ней сказал Фрэнк.
В управление Тэсса пришла промокшей до нитки и уставшей. Визгливый голос Камилы – «а я говорила, что ему не место среди нас» – преследовал ее по пятам. Фанни, как ни странно, на месте не было, зато на диванчике для посетителей обнаружилась зареванная Одри.
Ее розовые волосы стояли дыбом. Из дырок на джинсах торчали острые колени.
Одри было шестнадцать или около того – несколько лет назад она просто появилась в Нью-Ньюлине и самовольно поселилась в сарае доктора Картера. Диковатая, нелюдимая, депрессивная, она плакала и плакала, а дождь шел и шел, и деревню едва не затопило. Но потом доктор Картер проштудировал несколько научных томов по подростковой психологии, подобрал к девчонке какой-то ключик, и над Нью-Ньюлином снова воссияло солнце.
Позже жители деревни выяснили, что энергетика Одри так велика, что полностью вытесняет природные явления, и погода зависит исключительно от настроения неуравновешенной девицы.
Судя по всему, последнее время Одри была вполне себе довольна жизнью.
И вот – пожалуйста.
– Что? – не слишком-то ласково рявкнула Тэсса, ожидая услышать какую-нибудь лабудень в духе «меня никто не понимает».
– Тэсса, – проревела Одри и вцепилась в ее мокрое платье, уткнувшись носом в живот. Хоть бы она не стала сморкаться, успела подумать Тэсса и услышала: – Джеймс умер.
– Какой Джеймс? – осторожно спросила она, поглаживая хрупкие плечи. В Нью-Ньюлине никогда не было никого с таким именем.
– Джеймс Стюарт, мы с ним жили вместе в приемной семье у Бертонов в Эксетере, – Одри говорила невнятно, всхлипывая и захлебываясь слезами, – я сбежала оттуда, а он остался. И вот – умер.
Значит, жаркое лето закончилось. Теперь дождям концакрая будет не видно.
– Ты должна выйти на его приемную семью, – Одри тряхнула Тэссу. – Пусть похоронят его на нашем кладбище. Пожалуйста!
– Ладно, – Тэсса разжала судорожно сведенные пальцы, освобождаясь. – Хорошо. Одри, ты уверена в этом? Хоронить кого-то у нас – значит продлевать скорбь, ты знаешь?
– Мне все равно! – исступленно заверила ее девчонка. – Помоги мне.
– Конечно.
Налив в стакан хорошую порцию успокоительных, которые Тэсса держала для Фанни, она протянула Одри стакан воды и села за компьютер.
– Зомби не настоящие, – вбивая в поисковик данные приемной семьи, напомнила она. – Они не умеют любить, не умеют скучать. Ничего не чувствуют. Это просто фантомная оболочка человека. Иллюзия. Обманка. С таким же успехом ты могла бы завести себе резиновую куклу.
– Не важно, – отрезала Одри гневно, и над деревней пронесся мощный раскат грома. – Просто заставь их привезти сюда Джеймса. Скажи, что ты та самая Тэсса Тарлтон, что разорвешь их в клочья, если они не сделают по-твоему. Но только не вздумай упоминать обо мне! Я не собираюсь возвращаться в систему.
– Ты все еще помнишь, что я тут как бы представляю закон? – мрачно скривилась Тэсса, которой в этой пламенной речи не понравилось вообще ничего.
– И что скажут в комиссариате, когда узнают, что ты давно укрываешь в Нью-Ньюлине беглую несовершеннолетнюю девочку?
– Нос у тебя еще не дорос угрожать мне, – прорычала Тэсса.
Сверкнула молния, ослепив белоснежным светом все вокруг.
– А ну хватит! – рявкнула Тэсса, свирепея. – Возьми себя наконец в руки!
Ее голос эхом отразился от стен, обретая ту самую властность, которой проникались и настоящие преступники. Одри вздрогнула и испуганно попятилась. Ее губы задрожали.
– Пожалуйста, – пролепетала она умоляюще.
Вместо ответа Тэсса набрала номер.
– Марта Бертон? Вас беспокоит смотритель кладбища Вечного утешения в Нью-Ньюлине. Вы знаете, что за вашим приемным ребенком Джеймсом Стюартом у нас забронировано место? Да, распоряжение его покойных родителей. Что? Конечно, мы сами пришлем катафалк. Нет, вам не обязательно лично сопровождать гроб, организационные хлопоты мы берем на себя. Да, мы приедем за Джеймсом, заберем тело сразу после панихиды. Примите наши соболезнования, Марта.
– Сволочь она, – когда Тэсса завершила разговор, прошептала Одри. Ее голос стал вялым и безвольным. – Жестокая и жадная.
– Тебе станет легче, если я ее накажу?
– Да, – опухшие от бурных слез глаза кровожадно сверкнули, – намного.
– Договорились, – и Тэсса принялась звонить доктору Картеру, чтобы он забрал Одри обратно в сарай, переезжать из которого девчонка категорически отказывалась.
Передав Одри на руки доктору, Тэсса покинула управление, решив, что сегодня она достаточно потрудилась на благо Нью-Ньюлина.
Штормовой ливень закончился, теперь шел унылый монотонный дождь.
На веранде ее дома сидел нахохленный Фрэнк. Она бросила его на расправу жителям деревни в кофейне, устав от общения с соседями.
– Жив? – коротко спросила Тэсса.
– Они бы все равно узнали, – сухо произнес он. – Лучше уж сразу.
– Завтра поедешь со мной в Эксетер, – уведомила его Тэсса, которая в целом была согласна с таким решением, но все равно не одобряла людей, которые ищут себе проблем на ровном месте. – Сто двадцать шесть миль на уютном катафалке. Я за рулем. Мне понадобятся твоя грубая сила и все остальные достоинства.
– Ок, – только и ответил Фрэнк.
Хмыкнув, Тэсса открыла перед ним дверь.
Им нужно было хотя бы высушиться.
Дом встретил их звонким смехом Фанни и ароматом горячей похлебки.
– Так, – процедила Тэсса и двинулась на кухню.
Эксцентричный миллионер и сверхпопулярный художник Холли Лонгли ловко резал грибы. На нем была та же самая желтая пижама, в которой Тэсса видела его спящим.
На столе рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидела Фанни в коротеньком оранжевом платье. Она буквально излучала игривость и веселье.
– Прогуливаешь работу? – недовольно бросила Тэсса, остановившись в дверях. Фрэнк за ее спиной тоже притормозил, и она спиной ощущала исходивший от него жар.
– Ну что может случиться в нашей деревне, дорогуша, – беззаботно отмахнулась Фанни. – Такая дыра, право слово, – и она захлопала в сторону Холли накладными ресницами.
Он немного трусливо отодвинулся.
– Доброе утро, – заулыбался с некоторым облегчением. – Из моей спальни потрясающий вид – прямо на море. Проснувшись, я ощутил необыкновенный приступ вдохновения. Я уверен, что создам здесь истинные шедевры!
– День уже, – проворчала Тэсса, поднялась на второй этаж, сняла мокрое платье и нацепила на себя майку со спортивными штанами. С полотенцем в руках она вернулась на кухню и протянула его Фрэнку.
Тот уже пересел на табурет рядом со столом и сверлил Холли фирменным неприязненным взглядом.
– Признаться, – завороженно уставившись на крапинки на карей радужке Фрэнка, говорил Холли, – постоянным секретом моей работоспособности является целибат.
– Что? – охнула Фанни.
– Недотрах, – перевела Тэсса. Она сунула нос в кастрюльку на плите, восхитилась тем, как там все булькает и кипит, голодно дернула носом и стащила кусок морковки с разделочной доски.
– Потерпи еще двадцать минут, – голосом, которым разговаривают взрослые с малышами, проворковал Холли. – И не просто недотрах, а полное отсутствие секса!
– И давно? – дрогнувшим от ужаса голосом пролепетала Фанни.
– Пятнадцать лет, – с достоинством ответил Холли.
– Что, даже не дрочишь? – с невольным сочувствием заинтересовался Фрэнк.
– Нет, нет, ничего такого. Однажды я был счастливо влюблен, предавался всем плотским утехам и не написал за год ни одной картины!
– Вот кошмар, – ужаснулась Фанни. – Стоит ли искусство подобных жертв?
Холли оторвал взгляд от Фрэнка и укоризненно цокнул языком, отправляя грибы в кастрюлю.
– Искусство стоит всего на свете, милочка. Созидание – вот единственный смысл человеческого существования.
– Смысл моей жизни – это наказание и разрушение, – не согласилась с ним Тэсса, – мы, инквизиторы, к созиданию плохо приспособлены.
– Инквизиторы? – удивился Холли. – При чем тут вообще инквизиторы.
– Тэсса Тарлтон, – ткнула она себе в грудь, – великий инквизитор, наславший безумие на Лондон.
Холли покачнулся. Фрэнк от него отодвинулся.
– Какая гадость, – простонал Холли, метнулся к раковине, и его вырвало.
* * *
Отшельник Эрл сложил газету и, шаркая ногами, поплелся на кухню, чтобы заварить себе чая.
Новичок со страшным взглядом не произвел на него особого впечатления – вряд ли они скоро познакомятся лично.
Но почему-то больно задела ремарка Камилы о том, что в Нью-Ньюлине живут такие беззащитные и ранимые люди, как Кевин Бенгли, Эрл Дауни, Одри и другие.
Обнаружить себя в списке беззащитных было до ужаса унизительно.
Возможно, он не смог бы постоять за себя физически, но зато обладал устойчивой психикой. Не переживал из-за пустяков и не обижался на ровном месте. Проживал в уединении день за днем и был полон смирения.
Как могла Камила назвать его беззащитным? Так несправедливо!
