Больно смотреть на губы любимого, на которых видишь следы чужой помады. Но еще больнее видеть испещренные морщинами губы директрисы, на которых за шестьдесят лет она так и не смогла найти контур и поэтому мазала помаду, как придется, просто нащупав отверстие, из которого прямо сейчас исходил укор за укором.
– Я сколько раз говорила вам, Марина Олеговна, не делать из мухи слона?! – задала Анна Ивановна очередной вопрос, наконец, закончив втирать в губы сухую красную помаду. Небольшой красный штрих на зубах она тоже не забыла оставить. – Кто вам сказал, что голову скелета украл именно сын Кострова?
– Череп, – уточнила я машинально. – И именно сын Кострова на прошлой неделе уже выносил его из моего кабинета, чтобы поиграть им в спортзале в боулинг.
– Вы со своим… скелетом, Марина Олеговна, вытрепали школе все нервы! Сдался он вам? – директриса швырнула помаду в свою сумочку и плюхнулась в кожаное кресло, чтобы в очередной раз посмотреть на меня из него свысока. – И что вы хотите от меня?
– Я хочу, чтобы вы поговорили с Костровым и его отцом. Очевидно, мои просьбы он не понимает. Кстати, отцу Кострова я уже позвонила. Он едет сюда.
– Конечно, она уже позвонила! – всплеснула руками Анна Ивановна и хлопнула ладонями по столу, отчего мои глаза непроизвольно моргнули. – До вас, Марина Олеговна, в нашей школе не было ни одной проблемы с этим скелетом. До вас в нашей школе, вообще, проблем никаких не было.
– Кондратий.
– Что? – поморщилась женщина.
– Скелета Кондратием зовут. Елена Владимировна, когда мне его передавала, сказала, что его зовут Кондратий.
– Это меня скоро Кондратий хватит. Скелет у нее Кондратий… – Анна Ивановна глубоко вдохнула и, оттопырив мизинцы, начала массировать виски указательными пальцами.
Стоя перед ней, как школьница, я ждала, когда она закончит свою медитацию и продолжит на меня кричать. Честно говоря, не помню, чтобы она хоть с кем-то в своем кабинете разговаривала нормальным тоном. Разве что с завучем, и то только потому, что та тоже могла накричать на нее в ответ.
Присесть мне, разумеется, никто не предложил. В этой школе я новичок и один из самых молодых педагогов, так что о том, что такое дедовщина среди учителей я знаю не понаслышке. Меня охотнее принимают за декор кабинета, который мне выделили, нежели за полноценную коллегу. На меня даже подготовку предстоящей новогодней ёлки для школьников скинули, потому что больше никто этим заниматься перед праздниками не хотел, а меня никому не жалко, да и не положено мне иметь никаких планов, пока я не завоюю почетное звание – учитель. Пока что для всех я «эта из биологии, в очках».
Стук в дверь нарушил тишину.
– Можно? – чисто формально спросил отец Кострова и вошёл в кабинет.
– Здравствуйте, Михаил Захарович, – тут же по струнке выпрямилась Анна Ивановна, приветствуя родителя главного хулигана школы. – Спасибо, что нашли время заехать к нам. Присаживайтесь…
– Что на этот раз? – хмуро перебил директрису мужчина, не спеша садиться. Острый взгляд серых глаз перешел с лица Анны Ивановны ко мне. И, наверное, благодаря исключительно нечеловеческой силе воли отец Кострова не закатил глаза, увидев меня второй раз за эту неделю.
– Да, пустяки, – махнула Анна Ивановна рукой и нервно усмехнулась, едва я успела открыть рот, чтобы ответить.
– Вы выдернули меня с работы ради пустяка? – стал мужчина еще более хмурым и злым.
«Оборотень в погонах» – в очередной раз подумала я про него. Не может человек с такой внешностью быть тем, кто закон охраняет. Он может быть только тем, кто его нарушает, и нарушает регулярно. И сына таким же воспитал.
– Ваш сын украл из моего кабинета череп Кондратия, – выдала я как на духу.
– Череп… кого? – снова обратил Костров на меня своё внимание.
– Череп скелета из моего кабинета. Будьте добры, верните его.
– У вас есть доказательства того, что это сделал именно мой сын? – повернулся ко мне родитель, совершенно игнорируя директрису, которая пыталась сгладить ситуацию улыбкой Джокера.
– Нет. Но больше некому, – гордо вскинула я подбородок и бесстрашно заглянула в серые глаза мужчины. Не знаю, как ему удалось запугать и одновременно очаровать учителей всей школы, но лично я его ни капли не боялась и уж точно не считала очаровательным.
– Доказательства есть? – с нажимом вопросил Костров и сделал шаг ко мне. Навис надо мной грозовой тучей и, видимо, ждал, когда я сама от страха намочу штанишки.
– Мы на допросе?
– Хотите, чтобы я устроил вам допрос? – спросил мужчина вкрадчиво.
– Вы захватили с собой паяльник?
– Марина Олеговна! – задохнулась возмущением директриса.
На мгновение на лице Кострова отразилось замешательство и удивление. Так-то! Получай!
Никто не сможет мне сегодня испортить настроение, потому вечером меня ждёт свидание с моим Витюшей и выходные с ним же. Я надеюсь.
– Без ректальной стимуляции вы не так разговорчивы? – не остался в долгу Костров. Уголок его губ при этом слегка изогнулся. Мужчина резко глянул вниз, туда, где у меня должна быть грудь и снова в глаза. – Выньте руки из-за спины, Марина Олеговна. Я предпочитаю вас менее болтливой.
– А я не спрашивала вас о ваших предпочтениях, Михаил Захарович. Верните череп Кондратия в мой кабинет. Это государственное имущество, – смотрела я прямо в его глаза, но руки, всё же, из-за спины убрала и скрестила их на груди, подсознательно боясь, что он может надеть на них наручники.
– Следите за словами. Либо докажите, что это сделал мой сын, либо наймите меня в качестве частного детектива, и тогда я найду череп вашего Кондратия, – цедил холодно мужчина.
– Нанять вас?! – вскинула я брови так лихо, что аж очки на переносице подпрыгнули. – Чтобы вы, имея прямой доступ к расследованию, скрыли улики против вашего сына? Нет уж, спасибо! Сами как-нибудь… К тому же, Михаил Захарович, разве вы не должны быть в форме, как положено настоящим полицейским? Ну, знаете, как в фильмах показывают? Хотя, о чем-то это я? Наверное, в тех фильмах любой фальшивый полицейский гораздо более квалифицированный полицейский, чем вы.
– Марина Олеговна! – уже перешла на фальцет Анна Ивановна.
– Марина Олеговна, разве на вас не должно быть узкой юбки и не застегнутой сверху блузки, как положено настоящим учительницам? Ну, знаете, как в фильмах? – не остался в долгу Костров. – Хотя, я, наверное, не те фильмы смотрел? Но что-то мне подсказывает, что знания у тех учительниц гораздо глубже ваших.
– Как остроумно! – сгримасничала я.
– Марина Олеговна! – откровенно кричала на меня директриса. – Кажется, вам пора на урок.
– Только из уважения к ученикам, – бросила я напоследок, давая им понять, что это не они меня выгнали, а я сама ушла.
– И жду от вас сценарий новогодней ёлки в понедельник! – крикнула мне вдогонку Анна Ивановна.
– Хорошо.
– Михаил Захарович, я бы еще хотела с вами обсудить спонсорскую помощь по новогодним подаркам… – защебетала Анна Ивановна, едва успела закрыть за собой дверь.
Сразу после школы я пулей полетела домой. Ни гололед, ни снегопад, ни конфликт с папашей Кострова не смогли погасить мой настрой на этот вечер, который обещает быть самым значимым в моей жизни.
Витя сказал, что хочет обсудить предложение. В этот момент, стоило мне услышать слово «предложение» в трубке телефона, моё сердце готово было выпорхнуть из груди и улететь в небо.
Да, мы расстались с Витей по его инициативе почти полгода назад (а если быть точнее – пять месяцев и шестнадцать дней), но в глубине души я не переставала верить в то, что он признает свою ошибку и вернется ко мне. И вот – он возвращается! Да не просто так, а с предложением. Тем самым!
Новая косметика, пахнущая так, будто её сотворили из самых лучших цветов и фруктов; новое белье из умопомрачительно тонкого и мягкого кружева; платье, на которое я копила с зарплаты почти полгода, и невероятные сапожки на высоком каблуке, в которых мои ноги, казались бесконечными. Укладка, чулки, маникюр, пальто, которое было совсем не по погоде, но зато красиво сочеталось с платьем и сапожками. Сегодня я точно не замёрзну – Витя меня согреет.
На удачу улыбнулась своему отражению, поправила напоследок прическу, послала сама себе воздушный поцелуйчик и окрыленная спустилась к такси, которое домчало меня до бара-ресторана.
Странный выбор заведения для того, чтобы сделать своей любимой девушке предложение. Ну, да ладно, дареному коню…
Вошла в помещение, дождалась, когда отпотеют очки и, окинув зал взглядом, сразу увидела Витю. Моё появление он не заметил просто потому, что с самой милой улыбкой на свете разглядывал кольцо в синей коробочке.
Моё сердце чуть вновь не выпрыгнуло из груди. Разве можно влюбляться в человека снова и снова и с каждым разом только сильнее? Возможно! Когда любишь, возможно всё!
Усмирив своё дыхание и сердцебиение, чтобы вместо приветствия сразу не выпалить «Да! Я согласна!», я грациозной походкой пошла к столику, за которым сидел Витя. И плевать, что в вечернем заведении полно людей, решивших скоротать время за пивом и закусками, я видела только своего мужчину, на фоне которого меркли все остальные.
Словно почувствовав моё приближение, Витя поднял взгляд, увидел меня и как воришка торопливо запрятал коробочку с кольцом в карман пиджака.
Ну, нельзя быть настолько милым!
– Привет! – поприветствовала я его первой. Голос вышел писклявым, вероятно оттого, что мне на самом деле хотелось пищать и поскорее примерить колечко.
– Привет, Марин, – привстал Витя и подождал, когда я сяду напротив него за стол. – Ты сегодня какая-то другая, – произнес он, разглядывая меня с неподдельным восхищением и любопытством.
– Какая? – вопросила я кокетливо и поправила волосы, накрутив на палец локон.
– Необычная. Будто весна пришла.
– Спасибо, – ответила я смущенно, а у самой взгляд, то и дело, падал на карман с кольцом. – Ты сегодня тоже при параде. Особенный повод?
– Вроде того, – Витя немного распахнул пиджак и подался вперед, оперевшись локтями о стол между нами.
– Добрый вечер! Вы готовы сделать заказ? – появилась над нами официантка ровно в тот момент, когда мы с ним установили контакт глаз.
– Эм… мне, пожалуйста, кофе. Капучино, – бросила я первое, что пришло в голову.
– И мне, – словно на автомате ответил Витя. Он тоже был не рад тому, что нас отвлекли. Как же я его понимаю!
– На чем мы остановились? – спросила я и положила руки на стол, чтобы Витя мог переплести наши пальцы и сказать самые важные слова в моей жизни.
– Марина, – выдохнул любимый решительно и заглянул мне в глаза. – Мы расстались с тобой полгода назад, но я очень рад, что, несмотря на это, мы смогли сохранить хорошие отношения и даже стать друзьями…
– Я тоже! – едва могла я усидеть на одном месте. Улыбка моя была настолько широкой, что почти заправлялась за уши.
– Поэтому, кому, если не своему лучшему другу, я могу доверить свою самую большую тайну?
– Только мне! – трясла я головой, готовясь на весь ресторан крикнуть «Да!», когда Витя потянулся к карману за кольцом.
– Марина, я хочу сделать предложение…
– Да! – крикнула я, вероятно, привлекая к нам внимание всех.
И плевать! Я счастлива! Сегодня мой особенный день, мой праздник!
– …Элле, – закончил предложение Витя, а я поняла, что не такой финал я ждала. Совсем не такой.
– Элле? – переспросила я, надеясь на то, что неправильно расслышала своё имя.
– Да, Элле, – согласно и очень воодушевленно продолжил Витя. – Помнишь, я пару месяцев назад рассказывал тебе, что познакомился с девушкой? – вяло кивнула в ответ, пытаясь понять, шутит ли он и к чему, вообще, ведется этот разговор, если предложение и кольцо должны быть предназначены только для меня. – Так вот, Марина, я хочу сделать ей предложение. Завтра. Вот кольцо, – вынул из кармана синюю коробочку, открыл ее и словно подразнил меня. – Красивое, правда?
– Очень, – проскрипела я едва слышно.
Хотелось утопиться в тарелке супа, который хлебал мужчина за соседним столиком, но вместо этого приходилось сохранять на лице улыбку и делать вид, что я искренно рада за своего друга, к которому до сих пор испытываю отнюдь не дружеские чувства.
– Элла невероятная! – восхищение и ментальные лобызания в Витиных интонациях заставили меня почувствовать тошноту. – Знаешь, мне кажется, я её всю жизнь ждал.
– Я очень рада за вас, – смогла я выдавить гораздо больше, чем одно слово и совсем не то, что крутилось в моей голове и грозилось сорваться с кончика языка. – А мне ты об этом зачем говоришь и в такой обстановке? Мог бы и смс написать, у меня, вообще-то, тоже дела есть, – сопела я обиженно, мечтая как можно скорее оказаться дома и вдоволь нарыдаться в подушку.
– Я соскучился по тебе. Давно не виделись. Как дела? Как школа? Нравится?
– Очень, – выронила я едва слышно. Дрожащей рукой поправила очки, глубоко вдохнула и даже снова смогла натянуть улыбку, от которой, правда, самой было тошно.
Неужели я настолько хорошо играла роль подруги, что он поверил в то, что спустя шесть лет серьёзных отношений мы можем быть с ним просто друзьями? А любовь-то, которая у меня всё ещё к нему есть, куда я должна запихнуть? В задницу его Элле?
– А какие у тебя дела, кстати? – поинтересовался Витя. – С кем-то встречаешься?
– С мужчиной. У меня свидание, – врала я и даже не думала краснеть. Разве что от злости и ревности.
– Надо же! – удивился Витя. – Я думал, ты еще долго никого не найдешь после меня.
– А я вот нашла, – развела я руками и даже нашла в себе силы для того, чтобы посмеяться.
– И кто он? Я его знаю?
– Костров, – выпалила я первое, что пришло в голову. Вдруг, Витя захочет побить его. Или Костров Витю. Маловероятно, конечно, но мне был бы приятен любой расклад. – Михаил Костров. Ты его не знаешь.
– Ваш кофе, – возникла официанта и поставила перед нами напитки. – Ещё что-нибудь желаете?
– Пока нет. Я спешу, – ответил Витя и торопливо ответил на звонок. – Да, Эллечка…
Кислую мину пришлось спрятать за чашкой кофе, который приходилось глотать вместе со слезами, пока Витя нежно щебетал со своей будущей невестой. Даже хорошо, что от пара, поднимающегося от горячего кофе, запотевали очки – так хотя бы не видно, что у меня раскраснелись глаза, как при борьбе с запором.
– Слушай, Марин, – закончил Витя разговор и обратился ко мне, пряча в карман телефон и кольцо, которое могло бы быть моим и должно быть моим. – Эля попросила забрать ее с работы. Я, наверное, поеду. Сама понимаешь, почти конец декабря, холодно. Не хотел бы, чтобы она мерзла на остановке.
А я вот мерзла. И еще тащила на себе пакеты с продуктами, возвращаясь в нашу съемную квартиру после учебы и работы, где Витя меня даже у порога не встречал, так как был занят поиском себя за компьютером.
Козёл!
– Иди, конечно, – снова выдавила я улыбку. – Я всё понимаю.
– Ну, тогда пока. Жди приглашения на свадьбу.
– Угу, – кивнула я, едва шевельнув головой.
Витя козликом ускакал встречать свою Эллу, а я осталась сидеть одна за столиком в баре-ресторане и во всей красе встречать очередной раунд своего разбитого сердца. И это накануне Нового года. Отличное завершение дня и года, ничего не скажешь.
– Простите, ваш спутник ушёл и не оплатил по счёту, – материализовалась рядом со мной официантка, которая, похоже, уже давно что-то мне говорила, но я не слышала. – Вы будете платить по счёту сейчас или закажете что-то еще?
– Скажите, а у вас есть водка?
– Чё такой загруженный? Опять неделька на износ? – вместо приветствия поинтересовался только что пришедший Сергеевич. Накинул свой пуховик на спинку стула и сел рядом со мной, поочередно пожав мне и Сане руки.
– Да ладно неделька, – хохотнул Саня, который уже был в курсе дела. – Его опять биологичка затрахала.
– Чё, опять вызывала в школу? – хохотнул Сергеевич. – Так может, ты её уже трахнешь сам и по-настоящему, да баба успокоиться? А-то с начала года вызывает тебя, как проститутку, по каждому чиху малого в ее кабинете.
– Ты её видел?! – глянул я на друга. – Я только рыпнусь к ней, и она мне, на хрен, глотку своими очками перережет.
– Она ещё и очкастая? – присвистнул Сергеевич. – Как всё запущенно, однако. А лет-то ей сколько? Ну, чтобы знать уровень недотраха.
– Да хрен знает, – пожал я плечами. – Что-то между двадцатью и сорокетом.
– Это как?
– Это видеть надо. Там за бараньими завитками, веснушками и очками в пол лица, вообще, хрен что определишь. По бабкиной одежде ей точно за сорок.
– Пожалуй, такое трахать не стоит, – поморщился Сергеевич.
– Я о том же.
– Готовы сделать заказ? – подошла к нам девочка-официантка, которую чуть ранее мы просили подождать, когда к нам присоединиться третий.
– Готовы, – не глядя в меню ответил Сергеевич и в приятном предвкушении почесал круглое пузо. – Значит так, красавица, нам ребрышки-гриль – три порции; жареной картошечки с грибами – три порции; сырную тарелку – обязательно, и порцию жареных крылышек. А вы, мужики, что будете?
– Будем смотреть, как твоя харя по швам треснет, – произнес Саня.
– И пиво, – добавил Сергеевич. – Неси три большие кружки светлого.
– Мне безалкогольное, – уточнил я.
– Язва, что ли, зачесалась?
– Я за рулём, да и малого надо будет у родителей забрать.
– Ясно, трезвенник, – разочаровано махнул на меня Сергеевич и снова обратил всё свое внимание на официантке. – Ну, ты поняла, какая у нас тут ситуация?
– Поняла, – не отрываясь от блокнота, кивнула девчонка, успевая записывать наш заказ.
– Тогда неси. За добавкой – позовём. Только далеко не уходи, добавка нам скоро понадобится.
Где-то через полчаса нам принесли всё, что заказал Сергеевич. И это всё едва влезло на стол.
– Эх, надо было еще блюдо мясника заказать, – поджал Сергеевич губы. – Там такая нарезка, мужики…!
– У тебя сегодня точно рожа по бару разлетится, – хохотнул Саня.
– Что там по нашему маньяку? Есть что новое? – оперся Сергеевич о стол, когда понял, что вторая порция ребрышек в него пока не влезет.
– Спугнули мы его тогда хорошо. Жалко, конечно, что не успели взять, – отёр Саня рот салфеткой. – Но зато он сейчас залёг на дно. Уже почти месяц о нем ничего не слышно.
– Скоро вылезет, – предположил я. – Месяц тишины. С его предыдущими эпизодами – это для него многовато. Пора ставить наблюдение по городу и подкидывать «утку».
– Тоже об этом думал. Долго для него. Один хрен должен вылезти, но теперь будет еще осторожнее, что усложняет нам его поимку, – включился Сергеевич в наш разговор. – Только «утку», Камаз, нужно такую, чтобы по ней не было видно, что она мент.
– Где ты найдешь гражданскую, которая добровольно пойдет наживкой для маньяка? – спросил я скептически.
– Да любую бери. Хоть из бара этого. Кидай в парк и не говори зачем.
– Ага, вон ту, например, – усмехнулся Саня и кивнул в сторону барной стойки, на которую взбиралась какая-то пьяная вусмерть баба с микрофоном в руке.
– Она в мясо. Какая из нее, на хрен, наживка? – поморщился я.
– Чем тебе мясо – не наживка? – заржал Сергеевич.
В одно мгновение у всех посетителей бара чуть не лопнули барабанные перепонки, когда баба на стойке запела во всю плаксивую глотку:
– Я так привыкла жить одним тобой…
– Ох-йо! – смачно шлепнул себя Сергеевич по лицу. – Разведенка, походу. Это надолго.
К концу куплета, когда я начал жалеть о том, что не прихватил с собой табельное, чтобы шмальнуть по живой мишени, в этой «разведенке» я неожиданно для самого себя узнал биологичку своего сына.
Она и здесь меня достала…
Зажав зубами зубочистку, старался смотреть куда угодно, только не туда, где на барной стойке под улюлюкание не менее пьяных мужиков танцевала и пела биологичка моего сына.
– Во даёт! – хохотнул Сергеевич, что невольно заставило меня глянуть в сторону бара, где шальная императрица Олеговна каблуком в лоб оттолкнула очередного типа, желающего поймать ее за коленки. – А говорят, что пьяная баба своей… красе не хозяйка. Смотри, как отбивается.
Странно, что у нее, вообще, есть силы на то, чтобы отбиваться. Она микрофон-то держала едва-едва, но каким-то образом смогла оттолкнуть от себя сального борова.
– А ты что, Камаз, злой такой? Бывшая? – мотнул Саня головой в сторону бара.
– Это та биологичка, – ответил я и, пока мужики присвистывали и ржали одновременно, я языком перекатил зубочистку из одного угла губ в другой.
– Так и хер ли ты сидишь?! – возмутился Сергеевич. – Включай камеру, снимай компромат. Еще раз вызовет тебя, ты ей видос под нос, и твой Тёмка сразу нормальным пацаном для нее станет.
– Делать мне больше нехер, – фыркнул я, дёрнув плечами, и снова отвернулся к окну.
Когда-то же эта песня должна кончиться, нет?
– А что ты говорил, что ей между двадцатью и сорокетом? – спросил Саня. – Нормальная она. Вроде. Ну, больше тридцати точно не дашь. Смотри, какие ножки. В чулках еще, походу…
Нервно размял шею, не желая, слушать, знать или видеть хоть что-то связанное с любой учительницей моего сына, а особенно с биологичкой, безбожно вытрахавшей все мои нервы за неполные четыре месяца.
– Камаз, не хочешь снимать компромат на училку, так хоть с барки ее сними. А-то на ее зеленое платье мужики уже столько своих шаров повесили, что как бы ей потом лечиться от чего не пришлось, – подначивал меня Сергеевич.
Снова посмотрел в сторону поющей училки. Один из почитателей её «таланта» тоже просёк, что на ней чулки и достаточно активно пытался влезть рукой в разрез платья тысячерублевой купюрой.
– Может, у нее так каждый вечер пятницы проходит? Нахрена я-то туда полезу?
– Не хочешь сам лезть, скажи бармену, чтобы смахнул ее как крошку со стола. Ну, дура же пьяная. Да и видно по ней, что не злоупотребляет она алкашкой. Сейчас натворит или вляпается куда по-пьяни, – размышлял вслух Сергеевич. – Ладно. Сам её стащу, – решительно встал друг.
– Сиди, – положил я ему руку на плечо и посадил обратно на стул.
Вышел из-за стола и прямой наводкой направился к стойке, где училка отпихивала очередного «ухажера», подошедшего к ней слишком близко.
Песня закончилась, но Марина Олеговна не спешила спрыгивать с барки или отдавать микрофон кому-то еще. Похоже, я попал на сольный концерт вянущих ушей, что щедро раздавала биологичка моего сына.
– Иди ко мне, красавица! У нас еще осталось выпить и закусить! – тянуло к ней лапы пузо в свитере.
– Я не закусываю, – весьма уверенно и даже высокомерно заявила училка, поправив очки на переносице. Осоловелым взглядом прошлась по толпе своих «фанатов», в которой теперь, какого-то хрена, стоял я, и застопорилась, когда, очевидно, мое лицо показалось ей знакомым.
– О! – выронила она смачно в микрофон вместе с отрыжкой и указала на меня пальцем. – Поцелуйский! По-це… по-ли-це… Полицейский! И что вам от меня нужно, м? Приехали поглумиться? Шутки свои дурацкие пошутить?…
– Это ваша девушка? – спросил меня между делом бармен, пока училка от пения перешла к стендапу.
– Это? – дернул я скептически бровями, мазнув взглядом по зеленому платью и торчащим из выреза деньгам. – Сплюнь.
– Просто она всё еще не оплатила по счёту. Сумка и паспорт её тогда останутся у нас до момента оплаты…
– Сколько там? – достал я карту, уже откровенно психую, так как бармен привлек слишком много внимания посетителей ко мне.
– Вот, – вдруг над головой разлетелись купюры, что Марина Олеговна вытащила из-за оторочки чулок и щедро посыпала им бармена. – За себя я могу заплатить сама.
Гордая и неприступная Олеговна грациозно шагнула прочь от меня и промахнулась ногой мимо стойки, начиная падать.
Пришлось ловить, а потом отдирать ее от стойки, когда она снова попыталась на нее забраться.
– Откуда только столько сил берется? – ворчал я, обхватив ее талия, пока, как дедка за репку пытался стащить ее с личной сцены.
Тощая такая и резвая, что Смерть с косой на ее фоне – упитанная монашка.
– Я еще не всё сказала этим людям! – кричала Олеговна, пока я запаковывал ее в ее же пальто. – Думаете, раз вы запугали всю школу, то эти люди тоже вас испугаются? – пыталась она поймать мой взгляд, пока ее глаза были в абсолютном расфокусе за толщей линз. – А вот и нет! Я всё им про вас расскажу! Оборотень!
– Здесь не хватает, – перекричал музыку бармен, который собрал и пересчитал купюры.
Сколько же ты выжрала, Олеговна? И куда всё это в тебя, блять, поместилось?
Стиснув зубы так, что случайно перекусил зубочистку, о которой уже и забыл, я перехватил брыкающуюся училку одной рукой, а второй приложил карту к протянутому мне терминалу.
– Спасибо! – крикнул бармен и отдал мне сумочку и паспорт Марины Олеговны, которая опасно приблизила свое лицо к моему, открыла и зубами перехватила половинку зубочистки.
– Куда, блять?! – рявкнул я в сердцах, и, как у пса, который на улице тянет в пасть всякую дрянь, вырвал из ее рта зубочистку, швырнув ее в сторону. – Подавишься, дура.
– Сами дурак! – надула та обидчиво губки и встала ровно, что позволило мне одеть ее в пальто.
Пришлось оставить ее на месте, чтобы вернуться к столику с моими парнями и забрать куртку. Сумку и паспорт я ей не оставил.
– Ну, ты, Камаз, и шустрый, – хохотнул Сергеевич. – Ее там окучивали, бабло за резинку чулок пихали, а ты ее одной правой, и за собой.
– Если она заблюет мне машину, мыть будете вы оба.
– Займи ей чем-нибудь рот, пока везешь, – шутканул Саня. – И иди с бара её опять снимай.
– Твою мать! – рыкнул я.
Быстро надел куртку, закинул паспорт училки во внутренний карман и, прихватив сумочку, как мешок с картошкой, который был наполовину пуст, сгреб Олеговну с барки и вынес на улицу, где ее брыкающуюся закинул в свою машину.
– Я не поеду с вами в одной машине! – снова взбрыкнула училка, пытаясь через запотевшие линзы своих очков разглядеть, где открывается дверца машины. – И куда вы меня, вообще, везете?
– Домой тебя везу, – вырулил я с парковки.
– Откуда вы знаете, где я живу? Я вам не рассказывала. Вы следили за мной?
– Увижу большое скопление кошек, там тебя и оставлю.
– Я поняла! – пришлось слегка отклониться от лица Олеговны, чтобы она своим острым носом не проткнула мне щеку. – Вы это специально всё подстроили. Узнали, где я. Поняли, что я нахожусь в уязвимом положении, а теперь спрячете меня в каком-нибудь подвале, чтобы замести следы преступления вашего сына. Я вас насквозь вижу, Михаил Захарович. Только череп Кондратия я всё равно найду!
– Усади свою задницу и не лезь мне в лицо, когда я за рулём, – на светофоре пришлось вдавить ее в спинку кресла и пристегнуть ремнем безопасности. Очень не хватало кляпа и смирительной рубашки, чтобы она перестала лапать салон моей машины и мое лицо, которое в темноте салона, она не могла разглядеть. – По месту прописки проживаешь?
– Да. Только я всё равно не скажу вам, где я прописана, – гордо отвернулась она к окну.
– Придется применить свои экстрасенсорные способности, – бросил я и, вынув из внутреннего кармана ее паспорт, нашёл страницу с пропиской, теперь точно зная, куда везти это пьяное чучело.
Хотя, сегодня она мало смахивала на то чучело, которое я привык видеть в ее обличии в школе. Каким-то чудом она смогла сменить стремные клетчатые и бабкины блузки на вполне себе сексуальное платье, по которому можно было понять, что у нее не только талия имеется, но и сиськи какие-никакие.
Но, вполне может быть, что картинка эта к полуночи превратиться в тыкву. Хотя бы потому, что, учитывая, сколько бухла она в себя впитала, уже совсем скоро ее вывернет наизнанку.
– А какую книгу вы читали последней, Михаил Захарович? – вдруг задала вопрос Олеговна, умудряясь смотреть на меня максимально надменно над оправой перекошенных очков.
– Хочешь убедиться, что я дурак, или наоборот?
– Просто любопытно. Я вот, например, очень много читаю.
– То-то я вижу ты сегодня дохрена начитанная.
– Как писал Эрнест Хемингуэй: место избавления от печали – бар, а не литература.
– Ну, тогда эту книга я знаю наизусть, – дернул я бровью и боковым зрением уловил, что училка начала как-то странно себя вести, ерзая задницей по сиденью. – Что с тобой? У глистов переселение?
– Я писать хочу, – хныкнула она, сведя колени вместе. – Очень сильно. Я пока пела, очень сильно терпела.
– Весь бар во время твоего пения очень сильно терпел. Терпи до дома.
– Я не дотерплю. Остановитесь! – потребовала Олеговна, дернув ручку двери.
– Ты на проезжей части сядешь? Твою мать! – рыкнул я недовольно, понимая, что если не высажу ее как можно скорее в какой-нибудь сугроб, то она обоссыт мне сиденье. – Терпи минуту, сейчас на старую стройку свернем. Там присядешь.
– Минута – это очень долго. Вы не могли бы быстрее? Уже сил нет терпеть.
– Сожми все губы, какие есть, терпи и не говори мне под руку, когда я нарушаю ПДД. Всё, вытряхивайся.
Припарковавшись за домом, строительство которого остановили еще года три назад, я разблокировал все замки в машине и взглядом проследил за тем, чтобы училка не разбила свою башку ни об какой камень или выпавший кирпич.
Пометавший по территории у дома, Олеговна, наконец, нашла сугроб, достойный того, чтобы его обоссали, а затем стала задирать пальто, платье и копошиться под ними дольше, чем мы сюда ехали.
Закатил глаза и отвернулся от дамочки, когда она в реверансе приседала задницей на сугроб.
Примерно через минуту Олеговна вернулась в машину и с самым ученым видом вгляделась в мое лицо через толщу линз.
– Правильно ты села. Правильно, – произнес я, поняв, что она пытается разглядеть в моем лице. – А теперь пристегнись.
– А я не умею, – попыталась она не глядя нащупать ремень безопасности. – Не получается.
– Как ты только до тридцати дожила-то? Из школы сегодня первый раз, что ли, вышла, после того, как в первый класс пошла? – пристегнул я ее.
– Мне двадцать пять, – заявила Олеговна гордо. – И я не живу в школе. У меня своя квартира есть, вообще-то.
– Так вот куда уходят все деньги, что я сдавал на шторки!
– Это миф и клевета, – уперся мне в щеку указательный палец с острым ногтем. – И на шторки я ни разу не собирала с родителей. И я петь хочу. Включите музыку.
– Шальная императрица, дома всё сделаешь. И палец свой убери, пока глаз мне не проткнула, – обхватив тонкое запястье ее почти невесомой руки, положил ее ладонь ей же на колено. Случайно задел ткань платья, отчего разрез обнажил ногу и оторочку чулка. – Ты в курсе, что не по погоде одета? На улице под тридцать, а ты в чулках и пальто весеннем.
– Осеннем, вообще-то, – деловито заявила Олеговна и вернула себе почти приличный вид, спрятав чулок под тканью пальто.
– Выходи, – остановился я у дома, в котором она была прописана.
– Как вы узнали, где я живу? – удивилась учительница.
– На черепе твоего Кондратия погадал. Иди, – отстегнул ей ремень безопасности и открыл дверь. – Сама-то дойдешь?