Татьяна Алюшина
Два шага до любви
– Что, никогда голого мужчину не видели? – с явной неприязнью в голосе отчитывал он незнакомую гражданку, так и не сделав ни одного фальшиво-стыдливого движения, чтобы прикрыть свои красивые причиндалы.
– Видела, но редко столь же достойных для обозрения, – польстила я ему, чуть улыбнувшись уголком губ.
Ну вот, я снова в обойме! Спокойна, собранна, рассудительна, иронична и полностью непроницаема для любых словесных нападок! Мо-ло-дец!
– Я спросил, кто вы такая и как здесь оказались? – прямо-таки излучал всем своим голым телом раздражение, предупреждение и тяжелое недовольство мужчина.
Ровным, спокойным тоном, полностью владея собой, глядя в эти опасные светло-карие глаза, я представилась по имени-отчеству, намеренно не назвав фамилию, и огласила цель своего визита. Чуть ли не по слогам, как для умственно отстающего в развитии ребенка.
– Вы сами назначили время нашей встречи по телефону, – напомнила я.
– Я ни с кем из вашей конторы сегодня не разговаривал по телефону! – резко ответил он, но уже с меньшей долей агрессии в интонации.
И наконец соизволил сдернуть быстрым, раздраженным движением полотенце с плеч и обмотать его вокруг бедер.
– Но моя помощница говорила с вами, и вы заверили, что будете ждать представителя нашей фирмы именно в это время, – с некоторым нажимом повторила я.
– Я не говорил ни с какой вашей помощницей! – рявкнул он в очередной раз и, призадумавшись на секунду, вдруг возмутился: – Нет, ну вот же сука!
– Простите? – подняла я брови в холодном интеллигентном порицании.
– Да не вы и не эта, как там ее, ваша помощница! – скривился, как от кислого лимона, он и снизошел до пояснений: – Это я о бывшей жене! – и нетерпеливым, раздраженным жестом протянул ко мне руку: – Давайте ваши документы!
– Простите, но есть определенная процедура, – мягко возразила я. – Нам вместе необходимо проверить наличие каждого документа по списку и подписать акт передачи их вам.
– Ладно, – буркнул уже условно не голый клиент, продолжая пребывать в скверном настроении, и распорядился: – Тогда ждите! Я оденусь, и мы подпишем этот ваш акт.
И, ничего более не говоря, вышел из комнаты. А я закрыла глаза и попыталась изгнать из себя к чертовой бабушке или еще куда подальше и свой испуг, и потрясение, и так и сотрясавшую мои внутренности мелкую неприятную дрожь.
О боже, дай силы! Я, конечно, справлюсь! Уже справилась! Но, господи, за какие грехи ты наказал меня этой встречей?! Вот на кой?!
– Не об этом ты думаешь, Слава, – прошептала я себе. – Тебе еще со своим проблемным клиентом разбираться, и очень хочется надеяться, что на встречу к нему ты не опоздаешь!
А этот неприятный инцидент пройдет и забудется, уговаривала я себя. Ну, я очень постараюсь, чтобы испарился из памяти! Тренингом там каким-нибудь займусь, дел побольше наберу, уеду в командировку – да что угодно сделаю, но забуду! А с данным господином мы вряд ли еще когда-нибудь встретимся или пересечемся, нет поводов – так, случай одноразового форс-мажора произошел на мою бедную голову, и все! Да и в поселок этот, надеюсь, я приезжаю в последний раз: дела моего клиента идут к логическому завершению и таких частых общений, как раньше, уже не требуют, остается только ждать результата проведенной скрупулезной работы.
И все, все – сейчас быстренько подпишет мне акт, и бежать!
Ну да! Мечты, мечты!..
Быстренько, как вы догадываетесь, не получилось!
Вернулся он минут через пять, уже не голый, одетый, может, даже и увы по этому поводу. Джинсы сидели на нем как влитые, а легкий, свободный светло-коричневый свитер, рукава которого он поддернул до локтей, практически тон в тон сочетался с цветом его глаз, делая их более выразительными, яркими.
И мое заполошное, предательское сердце опять заколотилось, как сумасшедшее, и возбуждение, с которым, как мне казалось, я полностью справилась, вновь шибануло в голову, окрасив щеки легким румянцем и окатив кипятком низ живота.
О господи!!! Да что же такое делается-то!!!
И самое ужасное, что он увидел и понял мое состояние! Он никак не выразил этого ни мимикой лица, ни жестом, но в его глазах промелькнула некая снисходительная усмешка. Точно, понял! Я бы, например, тоже сразу прощелкала, если б мужчина испытал ко мне прилив желания, если б он меня хотел. Этот – не хотел!
– Ваша жена ездит на красном «Форде»? – выпалила я вопрос, старательно пытаясь справиться с новой волной неожиданной и предательской реакции тела и переведя взгляд куда-то повыше его головы.
– Да… – все-таки не удержался от легкой, понимающей улыбки он.
Ну, в общем и целом, с его оценкой, данной бывшей жене, я согласна. Сука, конечно. Но замечу, что мои эпитеты в адрес этой дамы после чудом не состоявшейся аварии были куда более разнообразными, цветистыми и красочными. Более творческими, я бы сказала.
Подходя ко мне, он указал на диван приглашающим жестом и, уточняя свое предыдущее односложное утверждение, спросил:
– Но вам это должно быть известно из материалов моего дела, не правда ли?
– Видите ли, не я веду ваше дело и потому не посвящена в его детали, – уклончиво пояснила я.
– Ну что ж, – легко принял он неполную версию моего появления в его доме и вторично пригласил жестом присесть на диван за большой журнальный столик для работы с документами и практически приказным тоном потребовал: – Давайте поскорее закончим с формальностями.
Давайте! Поскорее, так совсем хорошо!
Он просматривал и вычитывал каждый документ, прежде чем поставить свою подпись на акте передачи, чем вызывал мое естественное адвокатское уважение. Но сам процесс ожидания, пока он изучит все бумаги, давался мне невероятно тяжело – сидеть рядом так близко, что чувствовать тепло, исходящее от его тела, еле уловимый запах дорогого парфюма, совсем близко видеть завитки коротких волос на затылке!
Мне приходилось постоянно контролировать каждое свое движение, слово, даже дыхание! И так отчитывать себя мысленно и прикрикивать, что мой внутренний голос наверняка охрип от постоянного ора. К тому же добавлялось еще и удивление на саму себя, больше похожее на бессильную растерянность. Я не могу вспомнить, когда я позволяла себе демонстрировать окружающим свои эмоции и чувства! Я настолько привыкла ими владеть, настолько была вымуштрована жизнью и достойным учителем сохранять при любых обстоятельствах сдержанность, хладнокровие, изысканность манер, что и вспомнить не могу, когда так открыто выказывала свои реакции! Честное слово, лучше бы я чей-то труп тут обнаружила!
Но, слава богу, эта пытка длилась недолго – он явно владел техникой скорочтения и, не упуская ни одной детали и мелочи, тем не менее сумел довольно оперативно просмотреть все документы и подписал наконец этот проклятый акт, который я буквально выхватила из-под его руки, как только ручка завершила росчерк его автографа.
– Ну вот, – заторопилась я, подскакивая с дивана и запихивая документ в портфель, – все дальнейшие дела будет вести, как и прежде, ваш адвокат.
– Надеюсь, – откинувшись на спинку дивана и закидывая на нее руку, не совсем чтобы добрым тоном заметил он и в том же ключе поинтересовался: – А почему она сама не приехала, а прислала вас?
– Так получилось, – обтекала я формулировками истинные причины, – у нее небольшой форс-мажор, но она обязательно сегодня же свяжется с вами. – И я поспешила распрощаться, первый раз обратившись к нему по имени: – Ну что ж, всего доброго, Сергей Константинович, уверена, что ваше дело завершится самым наилучшим для вас образом.
И мотанула на выход, схватив в охапку портфель, сумочку, куртку, которую сняла, когда присела на диван, и практически побежала, но деловой рысью, сдержанной, не дожидаясь исполнения хозяином его долга – провожания. Может, его и удивила такая прыть адвокатши, но мыслей своих он не озвучил и не сильно отстал от меня, что я обнаружила уже у самой калитки, когда услышала вопрос у себя за спиной:
– А что, у вас все рядовые адвокаты ездят на машинах такого класса и уровня или это служебная? – даже как-то весело поинтересовался он.
А я чуть не подпрыгнула от неожиданности, пребывая в полной успокаивающей уверенности, что хозяин остался в доме, отчего и пропищала перепуганно-сдавленно нечто невразумительное, как гусыня, которую ухватили за горло и тащат под топор:
– Н-нет…
Что «нет» – было непонятно даже мне, но уточнять я ничего не стала, быстренько и скомканно повторив неполную процедуру прощания:
– До свидания, Сергей Константинович…
И, не выслушав ответного прощания, рванула в спасительное нутро любимой машины, на ходу отключая сигнализацию. Он стоял у калитки, засунув руки в карманы джинсов, и со странным выражением лица смотрел на мои прыжки и откровенный побег. Разворачивая машину, я почему-то махнула ему рукой приветственно-прощальным жестом.
Сбрендила. Верняк!
И это я?! Я, дама такого уровня и статуса, прошедшая такие крымы-рымы, что врагу не пожелаешь, холодная, уравновешенная женщина, владеющая собой в любой ситуации, – и прыгаю шуганутой белкой, блею, мелко трясусь, несу какую-то лабуду, возбуждаюсь не к месту и откровенно сбегаю – бред!
Полный бред и помутнение рассудка! И позор к тому же!
Видимо, находясь в глубоком послешоковом состоянии, я как-то на удивление споро и продуктивно завершила дела со своим основным клиентом, игнорируя его занудство, тупой снобизм и клиническую подозрительность, выражавшуюся придирками к любой мелочи и придумыванием возможных «ужасных обстоятельств».
Мое сознание как бы раздвоилось: одна половина занималась работой – четко, профессионально, не упуская ни одной мелочи; а вторая ругала себя на чем свет стоит и все пыталась справиться с потрясением от неожиданной встречи и от еще более неожиданных и таких предательских реакций организма и чувств на этого мужчину.
Как, каким образом я могла допустить столь непростительную для специалиста моего уровня, знаний и опыта ошибку?! Даже не просмотреть документы, которые везла, не поинтересоваться именем-фамилией клиента и хотя бы в общих чертах не вникнуть в суть данных его дела?! Я же не курьер по доставке пиццы, в самом-то деле!!! Да если б я узнала КОМУ предназначены эти бумаги, я бы точно не согласилась их передавать и избежала бы такого стресса и нервного потрясения! Ну как можно было вести себя так глупо?!
Знаете, в очень многих профессиях, связанных с риском для жизни, все правила безопасности «написаны» кровью. Абсолютно все! Кровью погибших. В адвокатской профессии, фигурально выражаясь, – кровью загубленных жизней клиентов и самих адвокатов. Это еще страшней! Их довольно много, этих неукоснительных и зачастую неписаных правил, но они, как основа основ, – единственная застолбленная тропинка через минное поле.
Я, конечно, совершив недопустимую ошибку, такого ляпа дала, как ни разу в своей практике, вот ни разу! Но тут надо кое-что пояснить и напомнить самой себе, чтоб не так уж сильно себя обвинять.
Наша фирма, именуемая незатейливо, но с большой, неприкрытой долей тщеславия «Адвокатская контора «Русаков», по фамилии ее основателя, является одной из самых крупных и известных адвокатских контор и занимается юриспруденцией практически во всех сферах жизни. А именно: гражданскими, уголовными делами и международным правом. Мы с Игорем возглавляем два основных подразделения: он – больший, куда входят подотделы по гражданским, уголовным делам и юриспруденция бизнес-направления. Я же являюсь специалистом по международному юридическому праву, в основном Евросоюза и входящих в него стран, и возглавляю именно это подразделение.
Таким образом, дела и клиенты наших с Игорем отделов практически не пересекаются, за редким исключением, например: разделом имущества супругов, владеющих недвижимостью вне пределов страны. Но и такими исками занимается, в основном, мое подразделение, выводя их в отдельное судебное разбирательство.
К тому же мы вдвоем являемся единственными владельцами фирмы, а следовательно, наивысшей инстанцией для всех работающих в ней сотрудников, и, понятное дело, лично ведем самых крутых во всех отношениях клиентов и самые сложные и интересные дела – это уже без пафосной привязки к миллионам.
Я, например, выиграла одно дело, исковое требование которого исчислялось десятью евро, но оно было настолько необычным и сложным, и фигурировали в нем интересы и исторические ценности сразу трех стран. И выиграла, и разобрались, и все довольны остались, и истцы свои десять евриков получили в приложении к моральному удовлетворению.
В соответствии с моим статусом, сами понимаете, мне по рангу не положено, да и невозможно «поручить» какое-то дельце и уж тем более – передачу документов с «оказией». Приблизительно так же невозможно, как если б солнце поутру вставало с запада. А тут какая-то Леночка, непонятная, останавливает меня в коридоре и «поручает» мне (мне! – на минуточку) по просьбе Игоря Романовича заняться доставкой документиков. Масштаб моего недоумения оценили?
Теперь понимаете, почему я испытывала в тот момент чувство крайнего раздражения и глубокого недовольства и согласилась на эту «передачку» только потому, что Игорь попросил меня об одолжении лично. Видимо, недовольство приобрело слишком разрушительные для моих нервов масштабы, раз я даже не просмотрела бумаги и не поинтересовалась именем фигуранта. А может, снобизм с возрастом подкрался незаметно, или от клиентов им заразилась? Снобизм, знаете ли, такая заразная сволочная штука!
Черт знает! Но, повторюсь, – такого рода ляпы недопустимы для профессионала моего уровня и статуса!
Под эти вот рассуждения второй половины моего сознания я и завершила деловое общение с клиентом и с чистой душой порулила к выезду из поселка. Но мое целеустремленное движение, подогреваемое рвением побыстрее и желательно навсегда свалить из этого «Озерского», было остановлено перекрывшим дорогу шлагбаумом и премиленькой в своей простоте и непосредственности надписи, выполненной на куске картона, висевшего на будке охраны: «Отошел на пять минут».
Прелестно. Ты бы еще добавил для полной ясности: «Ушел в туалет».
Дело в том, что, когда проектировался и строился этот поселок на месте почившей в бозе деревеньки, «умные» строители провели все коммуникации водоснабжения и канализации для пункта охраны метров на пятьдесят дальше той точки, где должен был располагаться по плану сам домик. Промахнулись, так сказать, может, по пьяни, а может, по извечному русскому раздолбайству. На ошибку не обратили внимания, так как охранное учреждение ставили в самую последнюю очередь. Вот тогда-то и почесали в задумчивости затылки господа строители и махнули дланью – а-а-а, пусть так и остается, побегают служивые в клозет и к умывальнику, чего уж теперь, не тратиться же на дополнительные работы. Так что и в самых крутых поселках нашей родины строят, как и везде, – главное, чтоб не упало и не рассыпалось, а все остальное – фигня, дело житейское!
По правилам дежурить на посту должны два охранника, а посему задержек с въездом-выездом не должно возникать, даже если кого-то из них припрет желудочное расстройство, но то по правилам, ну а про действительность в нашей стране вы сами все прекрасно знаете. Вот и ждем-с….
Да и ладно, хоть расслаблюсь немного, а то плечи уже онемели от непокидающего с момента «встречи» с «Фордом» напряжения. Я выключила двигатель, откинула голову на подголовник сиденья, прикрыла глаза… и тут просигналила какая-то машина, подъехавшая сзади. Ну вот же! Расслабилась, называется!
Я посмотрела в зеркало заднего обзора: джип Range Rover, новье, последней модели. Классный. Люблю джипы, но, кажется, я уже об этом упоминала. Открылась водительская дверь, и из «Ровера» вышел Сергей Константинович Берестов собственной значимой, как утверждает Игорь, персоной.
Не, ну не засада, а?! Ну, полное… то, куда охранник отлучился!
Пришлось выбираться из машины, ну не игнорировать же господина Берестова, будь он неладен! Я прислушалась к себе – вроде ничего, в норме, дребежь внутренний хоть до конца и не прошел, но поутих до вполне терпимой стадии.
– Это опять вы! – констатировал Сергей Константинович очевидный факт, когда я подошла к его автомобилю. И оставалось неясным: не то пожурил, не то подивился, и тут же ошарашил, заявив теперь уже совершенно понятным, без вариантов, недовольным тоном: – Я собираюсь накатать кляузу вашему руководству!
– Это ваше полное и неоспоримое право, – кивнула я и живенько поинтересовалась: – А в чем суть кляузы?
– В принудительном стриптизе, – без тени юмора уведомил он и пояснил: – Ваша помощница, или не знаю, кто там из вашей конторы, утром звонила мне на домашний номер и разговаривала с моей бывшей женой, и именно с ней договаривалась о времени встречи со мной. При этом прекрасно зная, что она не проживает в этом доме, и мало того – именно она подала в суд иск о своих материальных претензиях ко мне.
– Та-а-ак, понятно, – протянула я, мгновенно внутренне напрягаясь.
Нечто такое я и предполагала, делая вывод из «ралли» его бывшей на «Форде» и распахнутых настежь дверей, но где-то очень надеялась, что все не так фатально для нас, может, простое недоразумение….
Но такое! За такие промахи выгоняют из профессии поганой метлой, с полной потерей имени, доверия, вплоть до лишения лицензии! Все, такого адвоката больше нет! Растворился в природе, исчез! А на безупречную репутацию фирмы-работодателя ложится пятно, и попробуй потом отмойся – запаришься! Лучше бы наша девонька сразу этой блондинке тупой лично в руки документы передала, тогда уж факт делового шпионажа налицо, и Леночке прямая дорога под суд, а у защитника господина Берестова еще один козырь на руках! Ну, (простите мне мой французский!) бля, Леночка!!! Ну, коза драная!!! Я тебе устрою! И Игорю заодно, до кучи!
– Видите ли, – помолчав и оценив степень потрясения, отразившуюся на моем лице, продолжил господин Берестов, – моя бывшая жена прекрасно осведомлена о распорядке моего дня и о том, что ровно в полдесятого утра я выхожу из душа и одеваюсь только после того, как пройду в кухню и выпью стакан сока, вот она и подгадала со временем и все двери открыла, а уезжая, еще и стырила у меня из портмоне наличность.
– Это будет трудно доказать, если только у вас в доме не понатыкано видеокамер, зафиксировавших момент кражи, – адвокатствовала я.
– Не понатыкано, – отмахнулся он и еле заметно скривился. – Да это-то ерунда, за ней такой грешок водится, не в первый раз приезжает сюда рано утром. Это у нее называется «обсудить наши дела», требует что-то несусветное, устраивает показательные истерики и, если я не замечу, тащит деньги из кошелька. Такая легкая форма клептомании. Я и внимания не обращаю. Но то, что она устроила в этот раз, перешло уже все границы, и я намерен разобраться и с ней, и с вашей конторой.
– Ну, Сергей Константинович, – примирительным, легким тоном предложила я перейти на шутливую волну, – разве вы старательно качаетесь и занимаетесь спортом не для того, чтобы женщины восхищенно вас разглядывали и растекались лужицей у ваших ног? «Давид» по сравнению с вами отдыхает в кустах, я, например, оценила.
– Я не посещаю тренажерные залы и не накачиваю фигуру, чтобы поражать девушек, – не принял моей шутливой подачи он и даже где-то отчитал: – Бегаю каждое утро, занимаюсь на турнике, отжимаюсь и хожу в бассейн три раза в неделю, а все остальное – просто хорошая генетика, и не более.
А я вдруг совершенно непроизвольно разулыбалась, словно он мне самый желанный подарок в жизни преподнес или одарил всеми бриллиантами мира. Хорошая генетика – это знаете как здорово! Это просто замечательно!
– Что вы улыбаетесь? – буркнул недовольно господин Берестов.
– Вспомнила, как вы усердно вытирали голову и что-то напевали, по-моему, «Rammstein», – бухнула я, прежде чем успела сообразить, что неосторожно напоминаю о неприятном для него моменте.
– А вы знакомы с творчеством «Rammstein»? – необычайно удивился он, даже брови приподнял.
– Знакома, – скромненько призналась я и вторично призвала к замирению посредством юмора: – Ну, согласитесь, ситуация была скорее комичная, чем трагичная, и я в ней более пострадавшая сторона по сравнению с вами. Потому что мне было ужасно неудобно.
– И поэтому вы на меня пялились и совершенно бесстыдным образом разглядывали? – позволил-таки себе легкий намек на улыбку Сергей Константинович.
– Это от неожиданности, – быстренько оправдалась я.
– Слушайте, вы мне все время кого-то напоминаете, – вдруг огорошил он неожиданным заявлением. – Кого-то очень знакомого, никак не могу сообразить. Может, вашу маму или сестру?
Меня он не узнал, это абсолютно сто процентов, да и не мог бы. Я очень сильно изменилась с того времени, когда мы виделись последний раз, приблизительно как гусеница в бабочку, а моего полного имени он никогда не знал. Но даже намек, тень подозрения, что господин Берестов мог бы меня узнать, резко испортили мое настроение и крайне неприятно насторожили.
– У меня нет сестры, а мама моя, уверяю вас, точно с вами не знакома, – довольно холодно ответила я.
– Я здесь! – прокричал от будки охранник.
И я, радуясь ему, как родному, за своевременное вмешательство в наш разговор, поспешила ретироваться в свою машину, не забыв про политес:
– Всего доброго, Сергей Константинович, – чуть склонив головушку свою, замученную сегодняшними событиями, пожелала я.
– И вам того же, – хмыкнул он и напомнил: – А кляузу я таки настрочу вашему начальству, хоть вы и пытались тут всячески льстить моему мужскому тщеславию.
– Пишите, – пожала плечиками я, садясь в машину.
Когда мы выехали с проселочной дороги на шоссе, он обогнал мою машину и, на прощание мигнув аварийкой, прибавил скорости и умчался вперед. А я внезапно почувствовала такую вселенскую усталость, как будто вагон картошки одна разгрузила.
Навалились разом все посттравматические реакции, и умученные нервы сдались, да так, что свинцово налились руки-ноги. Пришлось съезжать на обочину, чтобы немного переждать, пережить это состояние.
Нет, работать я сегодня больше не смогу, факт.
Посидев пару минут и немного расслабившись, насколько позволяли условия – в машине, на обочине шоссе, – я набрала Олега и перенесла все текущие дела и встречи на завтра, на послеобеденное время, хорошо хоть у меня никаких судебных заседаний на этой неделе нет.
Да, еще одно неотложное дело. И я набрала Игоря. Сил не наскреблось даже на то, чтобы поругаться от души или хотя бы наехать праведным гневом, пришлось ограничиться изложением фактов, не окрашивая речь эмоциями.
– Я ее уволю с волчьим билетом! На хрен! – взорвался Игорь, возмущенный до предела.
– Это ты сам со своими девицами разбирайся: на хрен там или еще куда, но если информация о подобном нашем проколе просочится, сам понимаешь, приятного мало, замнем, конечно, но осадочек-то останется… – устало, пустым голосом напомнила я о возможных последствиях.
Адвокатская контора такого уровня, как наша, обязана быть безупречна и девственно чиста, как королевская невеста в день бракосочетания.
– Что, устала? – участливо поинтересовался он.
– Устала, Игорь, – призналась я и предупредила: – Дома с документами поработаю, появлюсь завтра, после обеда.
– Слава, тебе давно пора в нормальный отпуск, а не в командировках между делами урывками отдыхать, – порадовал он искренней заботой.
– Да какой отпуск, Игорь, – вяло отмахнулась я.
– Нормальный! – с нажимом повторил мой компаньон и уже другим тоном, не менее уставшим, чем у меня, добавил: – Ладно, прикинем потом вместе, что можно с твоим отдыхом придумать, а пока езжай, действительно, домой, отлежись, и на хрен все документы. Просто отдыхай.
Иногда Игорь становился на удивление внимательным и чутким по отношению ко мне. Нет, он такой всегда, только тщательно скрывает эту свою заботу обо мне ото всех, и больше всего – от меня. Так наша жизнь сложилась, но я абсолютно точно знаю, что могу рассчитывать на него в любой, даже в самой беспросветной, безвыходной и распоследней гадской ситуации. Впрочем, как и он на меня.
Как и он на меня! И это самое ценное, что у нас с ним есть!
А все остальное – игры характеров, амбиций и застарелых обид – суть шелуха!
Документы, действительно, на хрен! В полнейшем бессилии я дотащилась из прихожей в гостиную и рухнула на диван, не переодеваясь, скинув только верхнюю одежду и туфли…
И так и лежала, не в силах пошевелиться, не имея никакого желания двигаться, и закрыла глаза после недолгого рассматривания моего идеального натяжного потолка, не обнаружив на нем ни единого пятнышка или хоть чего-нибудь, за что мог бы зацепиться взгляд. Мне не хотелось ни о чем думать и больше всего не хотелось думать о Сергее Константиновиче Берестове. Ни думать, ни вспоминать!
Пусть прошлое останется в прошлом и будет там похоронено и упокоено! Не хочу!!
Но память, растревоженная ошеломившей негаданной встречей, не хотела успокаиваться, и из всех щелей, закоулков и потаенных уголков сознания стали настойчиво лезть воспоминания.
Черт бы тебя побрал, Берестов!!! Вот черт бы тебя побрал!
Господи, как же я его любила!!!
Дурной, бескомпромиссной девичьей любовью! До потрохов! Полностью растворяясь в любимом, забыв о себе, – любила до головокружения!
Сейчас, с высоты своего возраста, опыта и приобретенной благодаря нелегким, а порой и страшным жизненным урокам мудрости, я отчетливо понимаю, что у меня тогдашней не было ни одного шанса избежать такой бурной, всепоглощающей любви к безумно привлекательному благополучному москвичу.
Я всегда была довольно бесшабашной, ни черта не боялась и уж точно выпадала из всех норм и правил поведения. Особенно это касалось правил провинциального городка, в котором родилась и выросла. Не скажу, чтобы это был маленький городишко – вполне приличный, крупный районный центр, но патриархальные нравы и нормы морального поведения там соблюдались с повышенной требовательностью и придирчивостью.
Мои родители относились к рядам местной интеллигенции: мама – преподаватель начальной школы, папа – простой инженер на заводе. Нормальная, обыкновенная семья.
Когда мне было десять лет, папа от нас ушел.
Просто однажды вечером он вернулся с работы, мы поужинали втроем, как было у нас заведено, папа встал из-за стола, поблагодарил маму за ужин и сказал:
– Мне надо собрать мои вещи, я ухожу. – И вышел из кухни.
Это было как гром среди ясного неба! Ладно бы для меня, я, как ребенок, могла быть не посвящена в их с мамой проблемы, но нет! Мама так растерялась, она ничего не понимала – почему, откуда напасть? Ведь ничего не предвещало!
Отец всегда ночевал дома и каждый день приходил с работы в одно и то же время, никогда нигде не задерживался и вел себя как обычно. Как всегда. И ничего такого не происходило: никаких событий, что могли вызвать его раздражение или резкие высказывания, никаких скандалов с мамой или хотя бы неприятных разговоров с предъявлением претензий – ничего, чтобы можно было предположить, что он недоволен семейной жизнью и у него имеется роман на стороне!
Впрочем, мой отец, Виталий Степанович Огнев, всегда был человеком закрытым, замкнутым, малоэмоциональным и малоразговорчивым – эдакая вещь в себе, сухарь педантичный. Я не помню случая, чтобы он обнял меня, поцеловал, как-то по-отцовски приголубил, спросил, как дела, как учеба в школе; иногда меня это сильно задевало, до слез, я же видела, как относятся отцы к моим подругам, как их балуют, любят. И порой мне страстно хотелось, чтобы он так же, как и те папы, меня любил и интересовался мной и моей жизнью, и хвалил за достижения. Но он был скуп на слова и никогда не проявлял чувств ни ко мне, ни к маме.
А через два часа, собрав все свои вещи, он просто ушел, сказав в дверях:
– Ну, прощайте.
И навсегда вычеркнул нас из своей жизни. Через месяц их с мамой развели, он обязался платить положенные алименты на меня и платил исправно свои двадцать пять процентов, но больше ни разу не позвонил, не появился и никаким иным образом не давал о себе знать.
Ушел – отрезал. Ушел, кстати, к другой женщине.
А нам с мамой стало даже как-то легче без него, словно мы из армии демобилизовались. И оказалось, что вместе с ним исчезла необходимость стараться ему угодить, и неожиданно выяснилось, что отец установил в семье строгие, жесткие и неукоснительно исполняемые правила, на которые мы теперь с удовольствием наплевали и жили раскрепощенными и свободными.
Лично для меня папа сделал несколько конкретных вещей в жизни: участвовал в моем зачатии, назвал меня Мирославой в честь какой-то там его прабабушки и лично зарегистрировал это имя в загсе. И восемь лет платил алименты со своей официальной зарплаты, которые равнялись, по нынешним временам если пересчитать, сорока рублям пятнадцати копейкам. Да, и еще от папы мне достались густые блондинистые волосы редкого пепельного оттенка, правда, у него самого был иной цвет волос, ну а мой, как утверждали родственники с его стороны, достался мне именно от той прабабушки. За что из всего перечисленного мне его благодарить, не знаю, пожалуй, только за первое.
И неожиданно открылось, что мамулька у меня молодая и интересная женщина – ей же всего тридцать лет было, и за ней начали ухаживать мужчины, и у нее случались романы. Но она никогда не приводила ни одного мужчину к нам домой и замуж отказывалась выходить, боялась почему-то и все шутила, когда я об этом спрашивала:
– А зачем, Славочка? Так я сама себе хозяйка, и никто мне не указ, а появится муж и сразу: это делай, это не делай, обслужи, обстирай, дом в чистоте держи, разносолами ублажи. А он потом встанет и уйдет. Нет, мне так лучше, – и спрашивала, задорно улыбаясь: – Нам ведь правда так лучше, дочь? Мы вольные и свободные.
Дочь соглашалась с утверждением и сильно перестаралась с воплощением данного постулата в жизнь: стала байкершей, а заодно и рокершей, и немного металлисткой. Дело в том, что мой троюродный брат Вадим (он старше меня на десять лет), сын маминой двоюродной сестры тети Вали, с которой они были в очень близких, родственных отношениях, увлекался мотоспортом, мотоциклами и всем, что с ними связано.
Когда мне было лет тринадцать, он как-то взял меня с собой на байкерскую тусовку, случайно так вышло. Наши мамы готовили праздничный стол к юбилею бабушки и отправили нас с Вадимом на дальний большой рынок за покупками, но рынок по какой-то технической причине оказался закрыт, и мы без зазрения совести просто слиняли. Чтобы не попасть под еще какое-нибудь их поручение. Ну, а так как Вадим при любой возможности «линял» только в свою байкерскую компанию…
