Татьяна Алюшина
Тот, кто назначен судьбой
– Здесь, – распорядился Лис.
– Здесь, – задумчиво повторил Дакота, уже склонившись и рассматривая следы на каменной площадке. – Бандитов четверо, – начал докладывать он. – Парней тоже четверо, трое на коленях стояли долго, а вот проводника вырубили сразу, сзади. Лежал тут, потом подтащили на середину, били ногами, сильно, лежал какое-то время, потом перетащили к обрыву и скинули вниз. Вот что она высматривала.
– И за ним побежала, – добавил Лис и поделился выводами: – Может, решила, что он живой?
– Насколько она ответственный начальник? – спросил Дакота, не отвлекаясь от своего занятия и продолжая медленно кружить по площадке, согнувшись пополам, присматриваясь, иногда останавливаясь и присаживаясь, чтобы рассмотреть что-то получше.
– Более чем ответственный.
– Своих парней не бросила бы, если б уверена была, что Леший ваш мертв? – не отвлекаясь от основного занятия, выяснял он.
– Не бросила, – подумав, подтвердил Лис, – за ними пошла б и придумывала, как меня перехватить и предупредить и как им помочь.
– Вот такая хорошая начальница, – похвалил почти весело Тим. – Значит, имеет веские основания верить, что егерь жив, и понеслась его спасать.
– Выходит так, только ты сам видел, что там внизу не может он остаться в живых, даже если тут после побоев выжил. Может, у нее шок от увиденного?
– Может, – согласился Тимофей и огласил свои выводы: – Вот тут они тебя вызывали, потом парней всех нагрузили поклажей и направились вон туда. Думаю, они недалеко ушли.
– Скорее всего, зачем им от основного ориентира удаляться, на который меня нацелили.
– А что по пеленгу?
– Стоят. Метров триста отсюда.
– Ну что, командир, – весело поинтересовался Саргин, – внесем элемент игры? Устроим рэмбятину на отдельно взятой российской территории?
– Ага, – поддакнул Славин. – Только вместо продажного шерифа у нас тут распоясавшийся браконьер.
Они смотрели, что происходит на небольшой поляне, где расположились лагерем бандюки, используя в виде рабской силы четверых молодых ребят, в данный момент трое из которых мыли в маленьком ручейке неподалеку посуду, видимо, после ужина, под присмотром двоих бандитов, державших их под прицелом винтовок. Третий бандит охранял лагерь, обходя его по периметру, ну а главарь, сидя на стволе поваленного дерева, разговаривал о чем-то с четвертым захваченным парнем.
И эта тихая беседа могла бы даже показаться мирной, так тихо и спокойно он говорил, если бы не тот замысловатый факт, что парень стоял на коленях со связанными сзади руками, с явными следами побоев на лице, а сам мужик, в полном несоответствии своему тихому голосу и, казалось бы, расслабленной позе, настороженно рыскал взглядом вокруг, словно к чему-то прислушивался и принюхивался.
Лис с Дакотой медленно и абсолютно неслышно отошли назад, скрывшись в лесу.
– Все, – практически беззвучно сказал Лис, но так, чтобы Тимофей его слышал совершенно отчетливо. – Он почуял опасность, видел?
– Видел, – подтвердил Дакота. – Один вопрос, Лис: он тебе живым нужен или гасить?
– Гасить, – твердо решил Славин. – Он становится все дурней и опасней. И дядю Мишу завалил.
– Понятно, платить налоги на его содержание в заключении ты отказываешься. Тогда план такой, – взял руководство операцией на себя Саргин. – Ты снимаешь охранника, когда тот дойдет до твоей зоны напротив этого Чумы, мне – те двое. Тихо делаем. Потом ты выходишь на поляну со стволом на него. Он, сто процентов, подхватит пацанчика и будет прикрываться им, предлагая тебе бросить ствол. Ты бросаешь, руки в гору, он направляет на тебя огнестрел, я его успокаиваю. Такая раскадровка мотивации для его устранения достаточна будет или еще что замутим?
– Вполне, – согласился с планом Славин.
Больше они не говорили, сняли и убрали в рюкзаки гарнитуры, рюкзаки спрятали под лапами небольшой ели – кивнули, жестами показали, кто куда, какие действия следуют за какими, и Дакота совершенно неслышно, так, что не дрогнула ни одна ветка и ни один лист, растворился в пространстве.
Выполнение плана заняло считаные минуты. Охранник, поравнявшись с деревом, за которым стоял Славин, не успел не то что звука издать, даже понять что-то – резкий удар в определенное место на шее, и он бесчувственным кулем опустился на землю.
Саргина увидел только один из парней-научников, складывавших чистые миски стопкой, когда Тим, словно ниоткуда, вдруг материализовался позади охранявших их бандитов. У парня начало изменяться выражение лица, один из бандитов что-то заподозрил и стал поворачиваться… но получил короткий удар пальцем в какую-то точку на шее и осел. Дакота перехватил из его ослабевшей руки винтовку и другой рукой нанес такой же удар второму бандиту, подхватив и его оружие. Широко улыбнулся, весело подмигнул оторопевшему парнишке, открывшему рот и глядевшему расширенными от потрясения глазами на незнакомца в камуфляже, и исчез.
Дальнейшие события развернулись точно по озвученному Тимофеем сценарию: как только двое у реки были обездвижены и Дакота подал знак Лису, наблюдавшему за ним в бинокль, что все в порядке, тот, взяв на прицел так и сидевшего главаря, неспешно и солидно вышел на поляну.
– Ну, все, Чума, – обратился он. – Бросай оружие, иначе стрелять буду сразу, предупреждаю.
Чем руководствовался этот мужик и что у него там от скорбности головы происходило в мозгу, одному черту известно, но он осклабился довольной глумливой улыбкой, похожей на звериную, и молниеносным движением схватил Витю Тюрина, стоявшего перед ним на коленях, за волосы, рванул на себя и приставил к его виску пистолет, непонятно откуда оказавшийся в руке браконьера.
– Значит, ты к нам поспешил, егерек, – почти радостно констатировал вожак. – Бежал, наверное, устал, прибыл пораньше. Оно и хорошо, чего тянуть с разборкой, – и громким, каким-то лающим тоном приказал: – Винтарь на землю! Иначе я ему башку отстрелю! Быстро, я сказал!
– Да ты не ори, – спокойно возразил Славин, не торопясь опускать оружие. – Подручные твои на помощь не придут: я их немного успокоил. И что ты станешь делать? Мальчишки вон подошли и видят нашу патовую ситуацию, кто-нибудь из них не выдержит и рискнет тебе по башке чем-то приложить, и что ты сделаешь? Снять его решишься? Как я стреляю, ты знаешь, стоит тебе оружие от головы мальчика убрать, пулю в лоб получишь, а то и две, для тебя не пожалею. Давай, Чума, прикинь расклад: сдашься – ну, десятку за захват заложников получишь…
– Они Михаила Евгеньевича убили! – крикнул несколько истерично кто-то из парней, замерших на поляне.
– Ну, пятнашку, – поправился Славин, не отвлекаясь и не сбиваясь с тона. – Выйдешь еще не совсем старым. А начнешь тут пукалкой махать – пристрелю.
У Чумы сделалось вдруг страшное лицо не человека, а зверя, дотянувшегося до горла своего врага, рвущего его на куски, уже не обращая внимания на то, что убивают его самого, не чувствуя боли и сомнений, не думая о своей жизни, перейдя все ограничивающие инстинкты самосохранения в одной-единственной, затопленной ненавистью цели – достать, убить, уничтожить!
Он с силой вдавил пистолет в висок Вите, перехватил его рукой, прижав локтем его голову к себе, и заорал страшным, хриплым голосом:
– Я сказал, брось винтарь, сука!! Пристрелю пацана!!
– Ладно-ладно! – тут же согласился егерь и медленно начал опускать ружье, подняв свободную руку вверх и уговаривая ровным тоном: – Только ты спокойно, не психуй, парня ненароком не пристрели.
– Тебя уже не касается, – жутко, как-то скособоченно, одной частью лица улыбнулся Чума, выбрасывая руку с пистолетом вперед на Славина.
И в тот же момент откуда-то сзади, из-за спины Василия Трофимовича, прогремел один-единственный выстрел.
Прямо в центре лба Чумы образовалась черная точка, глаза его сделались вдруг пустыми и бессмысленными, рука стала медленно опускаться, а из странной черной точки потекла тонкая красная струйка, и тело браконьера начало как-то медленно опускаться, как кусок желеобразной массы, не имеющей внутреннего каркаса…
Совершенно потрясенные и ничего еще до конца не осознавшие парни смотрели на Чуму обалдевшими глазами, и пока это тело принимало в себя смерть и, подчиняясь ее законам, оседало на землю, на поляну неспешно вышел незнакомый им человек в военном камуфляже и попенял Славину:
– Ну и на фига ты ему шанс решил дать, уговаривал, а?
– Я ж теперь законник, Тим, с криминальным элементом, как с дитем малым, обязан рассусоливать, – хмыкнул егерь, закидывая на плечо свою винтовку.
Эти двое разговаривали так, словно ничего не произошло, и не случилось никакой трагедии, и не убили тут человека, как будто продолжили прерванную ненадолго мирную бытовую беседу, не обращая внимания на обалдевших парней, застывших изваяниями, не в силах оторвать взглядов от упавшего наконец тела Чумы, смотревшего теперь в небо неживыми черными глазами.
– Ага, – согласился саркастически Тимофей, – пока они такого не понаделают в силу скудости ума, что только отстреливать успевай.
– Ладно, ты мальчишек-то не пугай, – напомнил ему о зрителях и слушателях Славин и кивнул в сторону замершей троицы, – они вон и так все в шоке.
А парни продолжали стоять, не двигаясь, смотрели на лежавшего на земле, раскинув руки, человека. Еще несколько минут назад он жил, что-то кричал, приказывал, и этот стремительный переход от жизни к смерти никак не могло вместить в себя их сознание.
– Нет, я понимаю, – заметил с иронией Тим, подходя к продолжавшему стоять на коленях Виктору и доставая нож из ножен, закрепленных на поясе брюк, – такая инсталляция производит вполне ощутимый удар по неокрепшей подростковой психике, но другу-то руки развязать могли бы. – Он разрезал веревки на руках Вити и присел перед ним на корточки. – Ну ты как, парень?
– Охреневаю, – прохрипел тот.
– Молодец! – хлопнул его по плечу Дакота и, подхватив под руку, помог подняться и сесть на то самое дерево, на котором еще недавно сидел Чума. И только теперь, взглянув на тело убитого, произнес со вздохом сожаления: – «Так гибнут замыслы с размахом», как сказал Уильям наш Шекспир, – и снова повернувшись к аспиранту, еще раз легко хлопнул его по плечу и улыбнулся. – А ты действительно молодец, парень, не растерялся, все грамотно сделал.
– Ну, что застыли, бойцы? – гаркнул командирским тоном на пацанов Славин, выводя их из ступора. – А кто вязать злодеев будет? А то они очухаются скоро и подумают, что многое можно.
– А вы их что, не того?.. – спросил растерянно и как-то даже разочарованно Аркаша и кивнул в сторону Чумы.
– Экий вы, оказывается, кровожадный молодой человек! – попенял ему с серьезным выражением лица Тимофей. – Мы с Василием Трофимовичем люди мирные и оступившихся граждан не мочим направо и налево, а отводим в полицию для дальнейшего перевоспитания путем временного ограничения свободы и ущемления в правах. Правда, Василий Трофимович?
– Ага… – растерянно подтвердил вместо Славина Андрей Торгин, бессильным кулем плюхнулся попой на землю и уточнил: – Мирные.
А Игорек Михайлов рванул в кусты, где его вывернуло наизнанку, и он еще долго там громко отплевывался, постанывая.
– Офигеть, – высказался интеллигентный мальчик Аркаша Азовский, принципиальный противник мата, и таким же бессильным кулем плюхнулся рядом с Андреем.
– Понятно, – посмотрев на них, вынес вердикт Тимофей. – Пробрало детишек.
– Ладно, Вить, – присев рядом с Тюриным на ствол дерева и протянув ему флягу с водой, сказал Славин. – В общем и целом картина происшедшего нам ясна. Вы как Степаниде знак подали?
– Не мы, а Михаил Евгеньевич, – жадно отпив воды, принялся рассказывать аспирант. – Мы привал сделали, сидим, болтаем. Дядя Миша курил, посмеивался над нашим трепом, вдруг насторожился как-то, встал, винтовку в руки взял и, не глядя на нас, тихо так говорит, но мы услышали: «Степаниды с нами не было, поняли?» Ни хрена мы не поняли, посмотрели на него, как на больного, а он вдруг так громко: «Не стоит подходить, Коля, я ж выстрелю, ты знаешь!» Мы, как идиоты, как дети тупые, рты пораскрывали и обернулись кучей туда, куда он смотрел, а там этот Чума стоит и так глумливо улыбается. И вдруг дядя Миша выстрелил ему под ноги, вроде как «не подходи». Ну, мы так подумали, а он специально стрелял, чтобы Степаниду предупредить. И пока мы ртами хлопали и пялились, сзади к дяде Мише подобрался один из них, здоровый такой, и прикладом его по затылку. Дядя Миша и упал. Он слышал, знал, что подходят сзади, но не повернулся, держал на прицеле этого. – И Витя кивнул на распростертого Чуму.
Тюрин вдруг принялся торопливо, сбивчиво рассказывать, как все происходило там на поляне. Как заставляли его связаться со Славиным, как били насмерть Куликова, а потом скинули со скалы в реку, как рассказал ему Чума свой план убить Славина и всех их, выдав все за несчастный случай, и про то, что следили за ними в деревне и кто-то ему из местных все про них докладывал.
Говорил и говорил, взахлеб, словно торопился выплеснуть отраву, переполнившую его сознание и душу, из себя – вывернуть все, исцелиться.
Тимофей тем временем обошел «отдыхающих» бандитов, связал им руки-ноги, сходил к елке за рюкзаками и подошел к Славину с Виктором в тот момент, когда парень заканчивал свой рассказ.
– А где Степанида, не знаю. Испугалась, наверное, и сбежала, – пожал он обессиленно плечами, истратив весь оставшийся запас энергии и адреналина. – Хорошо, что сбежала. Они тут между собой обсуждали, что с ней хотели сделать, какая-то извращенная сексуальная фантазия вплоть до некромантии, и всё ужасно ругались, что ее нет с нами. Так что хорошо, что сбежала, не зря ее дядя Миша предупредил.
– Ты давно ее знаешь? – вздохнув глубоко и выдохнув, устало спросил Славин, как учитель у нерадивого ученика, снова не выучившего урок.
– Давно, – удивился вопросу Витя. – Она была моим преподавателем, а потом научным руководителем стала.
– И в экспедиции, насколько я знаю, не первый раз с ней ходишь?
– Ну да, – не понимая, к чему он клонит, подтвердил Тюрин.
– Она хоть раз когда-нибудь сбегала от трудностей или неприятностей и бросала своих людей? Пугалась так чего-то, что уматывала?
– Не-ет, – начало доходить до Вити. – Никогда. Но…
– Она за Михаилом Евгеньевичем побежала по реке, – объяснил Славин.
– Но он же… – замолчал, не договорив, Витя.
– А ты уверен? – посмотрел на него внимательно Василий Трофимович.
– Да, – кивнул Витя. – Они проверяли, пульс щупали и все такое, он мертвый был еще до того, как его скинули.
– А она, значит, в этом не уверена и решила попробовать его спасти, – объяснил Славин. – Думаю, она слышала переговоры и поняла, что ты смог меня предупредить, я догадался и принял твое предупреждение правильно. Она знала, что я вас вытащу, а вот Лешего, кроме нее, вытащить некому.
– Ну, я пошел, Вась, – уведомил Тимофей, намеренно не произнося позывного командира и не отмечая его статуса. Незачем попусту афишировать пацанам, кто тут о чем, лишняя для них информация.
– Про прогноз не забывай, – напомнил Славин. – К ночи дождь будет и на весь завтрашний день зарядит. К утру первая высокая вода по реке пойдет, а за ней большой сход начнется.
Славин поднялся и достал из кармана разгрузки карту.
– Где ты Стешу перехватишь, неизвестно, но на ночь вы застрянете, это точно. Какой еще у нее там расклад, непонятно: выловила она Лешего или нет. Смотри, вот тут стоит избушка перевальная, – показал он другу место на карте. – Если что, до нее иди, изба добротная, печь хорошая, запасы есть, сам недавно проверял и пополнял, отсидитесь, а от нее по прямой до кордона хода часов пять-шесть. У тебя Kenwood, но не дальняя, от реки хрен добьет, а от избушки, может, и дотянет. Пробуй связываться с высот, возможно, и возьмет.
– Нормально все, – улыбнулся ему грустной мудрой улыбкой Саргин, надел рюкзак, автоматически подгоняя его по телу и застегивая ремни. – Разберусь, – и хлопнул командира по плечу. – Ладно, Лис, пошел я.
– Давай, – ответил хлопком по его плечу Славин.
Он стоял и смотрел какое-то время туда, где скрылась за деревьями гибкая и одновременно мощная фигура Тимофея, и думал о том, о чем они оба вспомнили, когда он наставлял Саргина: вот уж пять лет Лис не руководил своей группой и почти десять лет Тимофеем. И тот давно уже сам стал командиром боевой группы, побывавшим в таких практически невыполнимых операциях, умудряясь и задание выполнить, и людей вывести, умеющий и планировать, и руководить, и брать на себя всю меру ответственности за людей и задания, если честно, гораздо более талантливый в профессии и оперативнее, чем сам Славин когда-то.
Вот так. А он все по привычке сто раз перепроверит, указания даст, напомнит о вариантах. Как мать-наседка или как скучавший безмерно по своему утраченному призванию человек…
Вот так.
Улегшись пузом на самом обрыве скалы, Стеша увидела внизу тяжелое инертное тело, захваченное длинным тонким рукавом течения, медленно, с трудом перетаскиваемое им из спокойной воды колодца на стремнину, туда, к бьющейся неистово в каменных порогах до взбитой пены и брызг воде.
И помчалась вниз. К реке.
Она бежала как только могла быстро и все равно опоздала. Там, где Стеша планировала увидеть и перехватить тело дяди Миши, его уже не оказалось. Оскальзываясь на мокрых валунах, рискуя сорваться вниз, не удержав равновесие, чему сильно способствовал тяжелый рюкзак, Степанида таки забралась на один из самых высоких камней и всмотрелась в даль. Вон впереди мелькнуло в воде что-то темное. Девушка скатилась с каменюки и снова побежала вдоль реки.
Побежала – это условно, даже, скорее, образно. Хрен там побегаешь – скользкие камни, кучи валежника разного, то высокие, подмытые берега, на которые приходилось карабкаться, уже совершенно и окончательно попрощавшись с остатками ногтей и сбивая дыхание, то скатываться вниз, в прямом прикладном смысле – на пятой точке, и снова пробираться по берегу с камня на камень, перелезая поваленные стволы деревьев и скопления плавника.
Совсем тяжко – дыхалки не хватало, легкие горели огнем, девушка вся вспотела, спина от рюкзака ныла немилосердно, но Стешка упорно продолжала двигаться вперед – карабкалась, перелезала через завалы, поднималась, спускалась, периодически высматривая и находя в воде фигуру дяди Миши.
Один раз его прибило к камню совсем близко к берегу.
– Только задержись там! Я сейчас! Сейчас!! Не уплывай! Дерись!! – уговаривала его Стеша.
…Она рванула с очередного крутого берега вниз, скатилась то на полусогнутых, то на попе, по ходу спешно расстегивая лямки на груди и животе, скинула рюкзак, дернула молнию вниз и стащила с себя куртку, продолжая не то молиться, не то уговаривать неведомые высшие силы.
Тело Куликова прибило к большому круглому камню и придавливало к нему потоком воды. Стешка с разбегу влетела в ледяную воду, забралась на один из камней, перелезла через него, неожиданно ухнув в реку аж по пояс, сделала пару шагов вперед – глубоко, не пройти! Черт!
Она огляделась, заметила с другой стороны камня торчащий сухой сук, на вид надежный, за который вполне можно было бы держаться. Прикинула расстояние – пожалуй, она дотянется с той стороны, – и начала выбираться назад.
Дело оказалось не таким простым – как раз именно с той стороны каменюки образовался завал из выброшенных водой кусков деревьев, веток и другого мусора. Кое-как пробралась, осторожно ступая по этой куче, переползла на камень, ухватилась за ту самую высмотренную ветку, встала поудобней и потянулась к дядь Мише.
Но в это время волна ударила сильнее обычного, тело сместилось и начало медленно сдвигаться в сторону стремнины.
– Нет!! – возмутилась Стеша. – Не надо!!
И потянулась со всей силы что могла! Она почти достала! Уже прикасалась кончиками пальцев к рукаву его плаща – еще чуть-чуть! Но новая волна сорвала тело с места и потащила на середину реки.
– О-о-о нет! – простонала Степанида.
И такое вдруг бессилие и отчаяние накрыли ее, что не нашлось ни одной мало-мальской силенки сопротивляться, даже рукой пошевелить не могла и не чувствовала, как катятся по щекам слезы.
Одна игривая волна неожиданно стукнулась о камень посильней, обдав лицо девушки брызгами, и это привело Стешку в сознание, что ли. Видимо, она и вправду выпала на какое-то время из реальности, помутилось что-то в голове.
Что она тут стоит и все держится за этот мертвый сук? Там же Михаил Евгеньевич погибает!!
Даже допускать мысли, что он уже… Нет! Нет. Нет. Нет!
Стеша выбралась из реки, с удовольствием даже сопроводив это непростое дело руганью и парочкой крепких словечек, торопливо надела куртку, рюкзак, закрепила его на себе и посмотрела наверх – на ту кручу, куда ей снова предстояло взбираться, вздохнула тягостно и поползла вперед.
Сколько часов она бегала наперегонки с рекой и смертью, Степанида не знала, давно уже потеряв счет времени и не чувствуя своего тела. И настал тот неизбежный момент, когда она поняла, что просто больше не в силах двигаться! Вообще! Ни двигаться, ни дышать, ни даже думать не в силах!
Все! Тело отказалось подчиняться командам мозга, ноги подгибались сами собой и не передвигались, сердце колотилось так, что грозило ребра сломать, легкие варились в кипятке, в правый бок как будто кто-то вогнал раскаленный железный штырь, а перед глазами плыла кровавая пелена.
«Ну, еще чуть-чуть! – уговаривала она себя. – Ну, прибьет же его еще раз где-нибудь обязательно!»
«Не-а, – сказал организм, – баста! Достала – больше не могу! И не хочу!»
Из каких-то уже не собственных сил, а неизвестно как Степанида сделала последние три шага, поднявшись на самый верх кручи над рекой, и, прижавшись к стволу какого-то деревца, судорожно принялась дышать, боясь, что упадет и больше не встанет.
Она дышала, дышала, дышала, и красные круги перед глазами потихоньку начали таять, а сердце уже не крушило грудную клетку. Девушка откинула с глаз висевшие сосульками пряди волос, давно выбившиеся из пучка, и посмотрела на реку.
И обалдела!
Это было как издевательство, как шутка злых богов или… подарок небес за все ее мытарства! Там, внизу река делала крутой изгиб, уходя налево, образовывая у берега небольшой заливчик тихой воды, укрытый от стремнины с двух сторон крупными каменными глыбами, как почетным караулом, и естественный галечный пляжик на берегу. Картинка тихой природной красоты – зашибись! Прямо мечта туриста – прозрачная чистейшая речка, дивный пляжик, где так и просится палаточка, костерок, рыбалка и романтика вдвоем.
И вот на границе этой спокойной прозрачной водицы залива у валуна билось на воде тело дяди Миши, видимо, зацепившееся за что-то.
– Я сейчас!! – прохрипела пересохшим горлом Степанида, прокашлялась и прокричала громче: – Я сейчас!!
И куда усталость делась! Вот только что умирала от бессилия и запредельной перегрузки организма, а тут рванула с места и понеслась, перелезая через поваленные деревья, скатываясь с мелкими камнями по косогору, и бежала, бежала…
Торопливо расстегивала и скидывала с себя на бегу рюкзак, дернула молнию и стащила куртку, неотрывно глядя туда, где болтало дядю Мишу Куликова. Плюхнулась на гальку и ухватилась сдирать с себя мокрые ботинки, понимая, что, скорее всего, придется плыть, а они станут тянуть вниз…
И наконец ринулась в воду, подняв кучу брызг.
– Я сейчас! – все повторяла и повторяла она.
Плыть действительно пришлось. Дядя Миша лежал на спине. У него было совершенно белое лицо, синие губы, и ни единого признака жизни не подавало его подвластное течению реки тело.
Стеша ухватила его за рукав плаща и потащила к берегу. Пока они вот так плыли, было еще ничего, но при попытке вытащить пострадавшего на берег возникла проблема – абсолютно расслабленное, бесчувственное тело в мокрой одежде и с каким-то чудом удержавшимся на спине рюкзаком, набравшимся воды, было совершенно неподъемно для Степаниды.
Она тащила и тащила его, упираясь в гальку ногами и чувствуя, как трещат на пределе все натруженные мышцы тела. Поняв, что так ей не справиться, Стеша стянула кое-как начавшими сильно дрожать от холода руками рюкзак со спины дяди Миши и, перекатывая, вытолкала мужчину на сушу у самой кромки воды.
Она судорожно прижимала пальцы к его шее, пытаясь уловить хоть какое-то биение сердца, и, ничего не нащупав, кинулась расстегивать доисторический брезентовый плащ и плотную кожаную безрукавку с овечьим мехом внутри, подвинула его поудобней, запрокинув голову назад, и принялась делать искусственное дыхание.
Пять нажатий на грудину – вдох рот в рот!
Давай! Заводись! Раз-два-три-четыре-пять! Вдох!
Еще раз! Раз-два-три-четыре-пять! Вдох! Заводись!!
Следы, что она оставила, и читать не требовалось – прямо красная ковровая дорожка с пояснениями всех действий дамочки.
Тимофей поразился: шла она в очень хорошем темпе и преодолевала препятствия практически без остановки – спортсменка, что ли? Что за тетка-то вообще? Вот тебе и преподаватель университета! Он как-то совершенно забыл спросить, а сколько лет этой руководительнице. Ну, то, что она легкая и небольшая – это он по следам еще там, у Бараньего Лба, прочитал, а вот какого женщина возраста, не поинтересовался.
Да уж, упущение. Вот что значит почувствовал себя в отпуске. Расслабился.
Он потратил минут пятнадцать, внимательно рассматривая то место на берегу и в воде, где она копошилась то с одной стороны валуна, то со второй. Видимо, вот тут прибило тело бывшего егеря, и женщина старалась до него дотянуться. Но его сорвало и опять понесло вниз.
И чем дольше он шел, тем все больше поражался этой женщине, проникаясь настоящим уважением – видно же, что уже еле двигается, да и любой другой неподготовленный человек выдохся бы и сломался уже давно, а она упорная – прет и прет вперед, не останавливается, хоть еле ноги переставляет, да еще и рюкзак на себе тащит, не бросает.
А ближе к вечеру Тим увидел пляжик у красивейшего заливчика и какие-то разложенные на камнях на берегу вещи.
Подойдя ближе, он встал за деревом, присматриваясь к обстановке. В левой части пляжа лежал мощный комель с частью корня некогда большого дерева, неизвестно как оказавшийся здесь, скорее всего, занесенный во время большого половодья. Возле него, сидя на корточках спиной к Тиму, копошилась с чем-то женщина, одетая только в белое белье и короткую майку до трусиков.
Тимофей сделал несколько бесшумных шагов к ней, пытаясь разобрать детали в стремительно опускающихся сумерках, присмотрелся, подумал и сделал еще один шаг, намеренно прогремев галькой, выдавая таким образом свое присутствие.
Услышав шум, незнакомка резко поднялась и развернулась к нему лицом, и Саргин обалдел! Он вобрал, оценил и принял мгновенно всю информацию, что увидел в пару секунд, – как она поднимается, одновременно разворачиваясь на пятке, по пути этого движения подхватывает лежавший рядом на гальке пистолет и, уже заканчивая разворот, доводит руку и сразу же занимает позицию профессионального стрелка – корпус чуть повернут плечом вперед, в правой руке оружие, левая ладонь поддерживает ее снизу, голова немного набок. И, встав в стойку готовности к стрельбе, без размышлений и сомнений она сняла оружие с предохранителя.
И только после этого переместилась, сделав шаг вправо и прикрывая таким образом собой лежавшее темной бесформенной кучей тело человека.
А еще он успел заметить, что белье у нее грамотное – хорошей спортивной фирмы, хлопок с эластиком, никаких стрингов и кружев неуместных, без швов и застежек, сплошное, как раз для длительных переходов, чтобы не терло, не жало и держало нужную температуру.
И вот только теперь Саргин обратил внимание, что перед ним совсем молоденькая девушка. И очень симпатичная. Так! И с хорошей фигурой. Та-а-ак! И с длинными темными волосами, небрежно закрепленными узлом на затылке. Несколько прядей, выбившись из прически, свисали по бокам ее лица. Еще больше. Та-а-ак! А еще это чертово белое белье слишком ладно на ней сидело, особенно в районе ее высокой потрясающей груди, и просто слепило глаза во все сгущающихся сумерках.
– Вы кто? – напористо-предупреждающе спросила она. – Что вам надо?
– Тимофей Саргин, – тут же отрапортовал он. – Друг Василия Трофимовича, он наверняка вам про меня говорил.
– Я вас не знаю, а представиться можно как угодно! – не меняя позы, отметила очевидный факт девушка.
Он смотрел ей в лицо и отчетливо понимал, что эта выстрелит, что у нее хватит и силы духа, и характера, и решимости, чтобы выстрелить не задумываясь, если она почувствует настоящую угрозу.
«Ни фига себе дамочка!» – вообще-то восхитился он.
– И как доказать вам, что я – это я? – без всяких интонаций очень ровно спросил Тимофей, чтобы не раздражать напряженную женщину.
– Как называли вашего интенданта, когда вы служили вместе? – подумав, спросила девушка.
– Это закрытая информация, – быстро ответил Тимофей.
– Считайте, что у меня есть допуск, – без тени намека на шутку сказала она, слегка покачав дулом пистолета.
– Знаете, – спокойно заметил Саргин, чуть улыбнувшись, – разговаривать с человеком, направляющим на вас пистолет, сложно, такое ощущение, что он может не дослушать.
– Если вы действительно тот, кем представились, то, думаю, вам это известно лучше всех, – отрезала она и более нервно напомнила: – Вы отнимаете у меня драгоценное время!
– Карась, – назвал Тим кличку интенданта. – Его звали Карась.
– Дата второго рождения Славина? – быстро задала она следующий вопрос.
– Двадцать пятое декабря, – так же быстро ответил он.
– Хорошо. – Девушка перевела пальцем предохранитель назад и опустила руки. – Как вы здесь оказались?
– Искал, – пожал плечами Саргин, медленно направляясь к ней, и утвердил, заглянув через плечо за ее спину: – Вы его вытащили.
– Да, – устало кивнула девушка и вдруг сосредоточилась вся, словно собралась непонятно откуда взявшимся остатком сил. – Там моих ребят захватили. Им помощь нужна.
– Все в порядке, Степанида, – ровным, успокаивающим тоном уверил Тимофей. – Бандитов повязали, ребят освободили.
– Хорошо. – Она словно сдулась вся на этом одном слове, как проткнутый надувной шарик.
– Как вы его сюда-то от реки дотащили? – искренне поразился Тимофей.
– Не знаю, не помню, – покрутила она головой, продолжая стоять в той же позе с опущенными бессильно руками. – Сознание теряла.
И тут он понял и наконец разглядел, что она смертельно измотана и ни на каких уже пределах и адреналинах и вторых-третьих дыханиях – все эти резервы уже давно ею пройдены и вычерпаны, и как она еще умудряется держаться и разговаривать, непонятно! Откуда у нее взялись силы подскочить, развернуться стремительно и держать его на мушке – вообще невозможный запредел какой-то!
