Татьяна Апсит
Парок спутанные нити
– А что Александр Платонович?
– Он, как Вронский, всю жизнь прожил с чувством вины. Больше не женился и с головой ушел в работу: тринадцать лет сидел смоленским губернатором, восемь – архангельским, а последние два года провел в Саратове. Он по натуре являлся человеком государственным, созидателем, и за свою жизнь сделал столько, что на десятерых бы хватило.
Яков Платонович умолк, глядя прямо перед собой, потом задумчиво проговорил:
– Видишь ли, мой мальчик, с возрастом взгляд на многие вещи сильно меняется. У молодого человека поле памяти невелико, но со временем оно становится все больше, все шире, сегодня оно вокруг меня как море. Думаю, всякий человек со временем погружается в былое, и я не исключение. Первую встречу с моей Дарьей Кирилловной я помню, словно она произошла вчера: помню ее платье и запах роз, и звуки фортепиано из окна… Стоял такой теплый август…
Он покрутил в руках серебряный портсигар, что лежал на столе, усмехнулся:
– Говорят, с возрастом возникает опасность стать пассеистом и полностью уйти в прошлое. Мне бы этого не хотелось, однако мое «сегодня» лишено, как бы тебе сказать точнее, вкуса, что ли. В нем маловато событий. Но и на настоящие события меня тоже не хватит, мне нужно что-то соразмерное возрасту. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые» – это уже не для меня. Мне сейчас наибольшее удовольствие доставляет возможность слышать и видеть прекрасное, ощущать его на вкус и запах и наслаждаться этим. Ведь по-настоящему красивое лицо встречается редко. Мне нужно что-то волнующее, но без серьезных переживаний. Ты же знаешь, как меня радуют ваши набеги, как я их жду – это именно то, чего мне не достает.
Дед снова замолчал, взглянул на Николая, словно в раздумье:
– Я скажу тебе одну вещь, которую не говорил никому, поскольку меня могли бы счесть душевнобольным. Веришь ли, мне с некоторых пор стало казаться, что все вокруг стареют, а я остаюсь сорокалетним. То есть я каждый день вижу в зеркале собственное лицо, но все равно для себя самого пребываю в этом состоянии. Сознаю, что делаюсь слабее, но в душе совсем не ощущаю своего возраста, хотя физически, конечно, стал сдавать. Не помню уже, кто сказал, кажется, этот швейцарец Фройд, что самая большая проблема старости не в том, что мы стареем, а в том, что в душе мы остаемся по-прежнему молодыми. Сердце не может успокоиться и все ждет чего-то… за поворотом. Это и есть самое удивительное.
Позднее в своей комнате Николай долго лежал без сна, перебирая в памяти события минувшего дня и все более утверждаясь в мысли, что не мог ошибиться: в казино он видел Наташу. Правда, видел буквально считанные секунды, она как будто исчезла, но обмануться он не мог.
***
Ослепительным утром Николай вышел на безлюдную Английскую набережную. Море, бирюзовое у берега и ярко-синее вдали, шуршало внизу крупной галькой пляжа, свежий ветер нес острый запах водорослей. От этой праздничной картины в душе родилось радостное ожидание чего-то неведомого, того, что ждет за поворотом, как говорил вчера Яков Платонович. Николай даже не удивился, когда из переулка совсем недалеко от него вышли две стройные дамы в широкополых шляпах и высокий мужчина. Сердце ухнуло как колокол-благовест. Он сразу узнал их и в смятении остановился. Если бы они шли навстречу, можно было бы поздороваться и присоединиться к их компании, но нагонять – это выглядело как-то неловко. Порадовало только отсутствие назойливого поклонника.
Николай машинально медленно двинулся вперед. Смущало все: и ситуация, напоминающая тайное преследование, и возможность быть обнаруженным, но остановиться он просто не мог. С трудом удерживаясь на максимальном расстоянии, он проследовал за Покровскими до пристани. Там они спустились к маленькому судну, около которого стояло несколько человек. Очевидно, предполагалась морская прогулка, и Николай без колебаний решил к ней присоединиться. Дождавшись, когда Покровские спустятся в трюм, он подошел к трапу и справился о том, куда направляется судно.
– На остров Сен-Маргарит, – ответили ему. – Стоянка три часа.
Расплатившись с матросом, Николай задержался на причале до той минуты, пока не прозвучала команда к отплытию. Пробравшись между корзинами и тюками, которыми завалили палубу, он принялся спускаться в трюм по узким крутым ступеням и, стукнувшись головой о потолок, громко воскликнул:
– О, черт!
Три головы разом повернулись в его сторону. Он подошел к пассажирам и приподнял шляпу:
– Прошу прощения, потолок очень низкий. Позвольте представиться: Ангельгардт Николай Александрович.
Анна Викторовна назвалась и представила детей.
– Я вас сразу узнал – мы в одном поезде ехали, – заулыбался Андрей.
– Да, я в Смоленске сел.
– А мы прямо от Москвы.
Наташа не проронила ни слова, только подняла и вновь опустила глаза. Она была потрясена.
– Вы позволите? – Николай устроился напротив Андрея, и они разговорились. Андрею польстило внимание этого элегантного, светского и образованного господина, и, по его просьбе, он принялся рассказывать об учебе на отделении архитектуры Московского училища живописи, ваяния и зодчества и о достопримечательностях тех итальянских городов, которые они посетили. Об особенностях архитектуры Андрей мог говорить часами, особенно о своем последнем увлечении – стиле «модерн».
– У нас само это слово под запретом, живем только позавчерашними идеями. Я согласен, что на курсовых проектах студенты каждый год осваивают разные архитектурные стили: готику там, барокко, ампир – это полезно, но ведь все дипломные проекты делаются только в духе классики. Представьте, на выпуске одни «грандиозные» академические стилизации: два года назад все проектировали музей, в прошлом году – казино, а нынче – дворец русского посланника в Италии. И без выбора – все сплошной классицизм! Так в Европе уже не строит никто.
– Что же вы миритесь с такой рутиной?
– Честно говоря, у нас бунтари в основном художники, но в этом году уже и наше отделение забурлило.
Анна Викторовна с интересом слушала разговор молодых людей, по своему обыкновению, не вмешиваясь в беседу. Наташа сидела напротив матери, безмятежная, как всегда, и никто не догадывался о ее подлинном состоянии. Все утро она неотвязно думала о том, как ей быть. Борис, который втянул ее в эту странную авантюру, исчез именно тогда, когда она нуждалась в его помощи больше всего. По дороге в порт Анна Викторовна спросила, куда делся их новый знакомый.
– Мне в пансионе сказали, он заходил поздно вечером, но не решился меня беспокоить. А сегодня не появлялся, наверное, у него какие-то свои планы, – ответил Андрей.
Услышав его слова, Наташа совсем расстроилась: через неделю ехать в Париж, и что делать с сумкой? Она такая большая, ее же не спрятать, мама сразу спросит… Если бы с нами поехал папа, я бы ему все честно рассказала, он бы понял и все решил, но мама… Она обмана никогда не простит. Боже мой, что делать?..
Даже давно задуманная поездка на остров Сен-Маргарит – остров Железной маски – уже не казалась такой заманчивой, хотя все же немного отвлекла от неотвязных мыслей, но неожиданное появление Господина в сером окончательно выбило Наташу из колеи.
Николай Александрович, его зовут Николай Александрович, и он так запросто разговаривает с Андреем, словно век с ним знаком. Как-то все это странно.
Остров зарос пиниями, раскидистыми ливанскими кедрами и сероватыми эвкалиптами, чьи стволы устремлялись в небо, почти не давая тени. Чем выше путешественники поднимались по довольно крутой дороге к форту, тем легче дышалось, словно они погружались в ароматное облако. Где-то позади остались резкие крики чаек, наверху царила тишина, лишь чинная немецкая семья попалась им на пути. Андрей вел под руку мать, Николай Александрович оказался рядом с Наташей. Некоторое время они шли молча, потом Николай повернулся к ней и негромко сказал:
– Я видел вас вчера вечером.
И осекся, увидев, как она вздрогнула и замерла.
После долгого молчания она подняла на него глаза. Синие. Виноватые.
– Я не хочу оправдываться.
– В чем? Вы проиграли любимую брошь вашей матушки? – В его голосе ей послышалась легкая ирония.
– Напротив. Я выиграла. Очень много. И это ужасно.
– Отчего же?
– Я сказала, что плохо себя чувствую, а сама уехала.
– Вечером? Одна?
Она же почти ребенок!
Наташа покачала головой.
Как я сразу не понял: ее уговорил этот красавчик. Это все он. Но почему-то я его не видел.
Наташа прервала молчание, и Николай понял, что ей необходимо выговориться.
– Все произошло так удивительно: я начала играть, и каждый раз это получалось. А потом стол покрыли тканью, и мне предложили вернуться домой на автомобиле. С охраной.
Неожиданно. Похоже, выигрыш действительно велик.
– И во что вы играли?
– В рулетку. В карты я только в «подкидного» и «стукалку» умею.
Она вновь на него взглянула.
– Я совсем не знаю, что с ними делать.
Отчаяние в тихом голосе, отчаяние в синих невероятных глазах. Ситуация. Вывезти деньги невозможно, их надо как-то в банк пристроить, очевидно. С этим нужно к Якову Платоновичу.
– Сколько дней вы собираетесь провести в Ницце?
– До понедельника.
– Время пока есть. Кажется, я знаю человека, который может помочь. Но я должен назвать ему точную сумму.
Ее лицо ожило, осветилось надеждой, и он услышал тихое:
– Спасибо. Я сегодня же пересчитаю.
Боже мой, что за ребенок, она даже не представляет, сколько выиграла!
Они нагнали Анну Викторовну и Андрея у входа в Королевский форт. Сразу за воротами к ним подошел один из охранников и предложил за небольшую плату провести экскурсию по территории и зданию тюрьмы. Они вышли к крепостной стене, построенной еще по приказу кардинала Ришелье, и осмотрели все три бастиона, развернутые в южном направлении. Старинные пушки и сложенные пирамидками ядра смотрелись очень живописно, но еще красивее выглядела панорама, открывавшаяся с крепостных стен. Словно на открытке, утопали в зелени виллы и дворцы Канн, спускающиеся с гор к набережной, белые корабли и рыбацкие шхуны скользили по бирюзовому морю. И над всем – немыслимо голубое небо с далекими белыми облаками на севере.
Потом охранник предложил им посетить здание тюрьмы, в которой в течение десяти лет томился самый знаменитый на свете узник – Железная маска, возможный брат-близнец короля Людовика XIV. Они поднялись в камеру Железной маски – пустую комнату с камином и небольшой, но довольно глубокой нишей в грязной стене. Сопровождающий с привычным энтузиазмом принялся отрабатывать свой хлеб:
– Это сейчас тут ничего нет, а в те времена здесь стояла красивая мебель, на стенах висели гобелены, на полу лежали ковры, топился камин. Вон там, в нише, находился туалет. А еду ему приносили из кухни господина начальника тюрьмы. Правда, гулять не выпускали.
В высоко расположенном зарешеченном окне виднелся кусочек неба, и Наташа поежилась: за стенами такая красота, а узник десять лет только и мог, что слушать крики чаек и мучиться летом от жары в своей железной маске. Словно услышав ее мысли, Господин в сером – нет, Николай Александрович! – проговорил:
– Здесь еще куда ни шло, потом его перевели в замок Иф у Марселя, а после и вовсе в Бастилию. Правда, говорят, маска была не железная, а бархатная, железной ее уже позже молва сделала.
– Бархатная маска или железная – тюрьма остается тюрьмой. Пойдемте-ка отсюда на свет божий, – вступила в разговор Анна Викторовна.
– Позвольте узнать, что вы предполагаете делать завтра? – неожиданно обратился к ней Николай Александрович.
– Мы собирались поехать в Эз.
– Не разрешите ли присоединиться к вам? Должен признаться, мои друзья приедут лишь через несколько дней, так что мне пока скучновато одному.
– Милости просим.
В простоте ее обращения чувствовалась сердечность и деликатность, и Николай ощутил особую теплую атмосферу этой семьи, чем-то похожей на его собственную.
Оставшееся до возвращения в Ниццу время они провели на небольшой смотровой площадке, наблюдая за грациозными маленькими оленями, которые паслись в кустах у живописного заросшего озерка. Стоя рядом с Наташей, Николай вдруг неожиданно близко увидел ее белую высокую шею, маленькое ухо с полупрозрачной мочкой, влажный каштановый завиток на виске, и горячая волна ударила в голову, и не стало сил отвести взгляд от этого нежного полудетского еще лица.
***
Вернувшись на виллу, Николай сразу прошел в кабинет Якова Платоновича и застал его за чтением газет.
– Ты чем-то озабочен, мой мальчик?
– У меня к вам разговор.
Барон отложил газету и внимательно посмотрел на него:
– Садись. Я слушаю.
– Видите ли, среди моих знакомых есть одна юная особа, которая попала в сложную ситуацию. Тайно от матушки она посетила Монте-Карло, приняла участие в игре и выиграла в рулетку крупную сумму.
– Насколько крупную?
– Настолько, что игорный стол покрыли тканью, а ее отвезли в отель под охраной.
Барон недоверчиво покачал головой:
– Сорвала банк?
– И не представляет, что делать дальше.
– Самое простое – положить в банк, извини за каламбур.
– Она для этого слишком молода.
Яков Платонович посмотрел на Николая с нескрываемым интересом:
– Ты предлагаешь мне принять в ней участие?
– Боюсь, мое участие будет выглядеть крайне двусмысленно.
Старик хмыкнул:
– Эта твоя протеже – как ее имя?
– Покровская Наталья Александровна, профессорская семья.
– А-а, из поповичей.
Видя удивление внука, Яков Платонович пояснил:
– При переписи священники часто получали фамилии по названию церквей, в которых служили, так что все эти Троицкие, Рождественские, Успенские, Покровские явно оттуда. В настоящем случае, как я понимаю, священником должен являться дед барышни.
– Так вы согласны ей помочь?
– Согласен-то согласен, но здесь надо хорошенько подумать. Ты в ней сильно заинтересован?
Николай чуть смущенно пожал плечами:
– Во всяком случае, помочь хотел бы.
– Если банк, то какой, да и банк ли вообще? Знаешь, один умный американец сказал: «Покупайте землю, ее больше не производят».
Николай засмеялся:
– Это в вас дух Ангельгардтов заговорил, мы все землю любим.
– Может и так, но ты не станешь отрицать, это единственное, что постоянно растет в цене. Здесь она пока не так высока, но посмотрим, что будет лет через двадцать. В общем, если бы я хотел сделать знакомой доброе дело, я бы посоветовал ей купить виллу с хорошим участком. Сегодня, кстати, в «Journal de Nice» как раз напечатали объявление о продаже одной такой, у меня даже мысль появилась посмотреть ее для Ознобишиных, как Полина Константиновна просила. Давай съездим вместе. Позвони им, там телефон указан.
Скоро они узнали, что вилла выставлена на торги наследниками недавно умершей старой дамы, очень заинтересованными в скорой продаже, и договорились о встрече.
Утром в нанятом автомобиле Николай заехал в Русский пансион за Покровскими, чтобы вместе отправиться в Эз. На самом деле он неоднократно бывал в этой горной деревушке с разными гостями Якова Платоновича, но решил, что его новым знакомым знать об этом необязательно. Анна Викторовна и Андрей встретили его как своего, а Наташа впервые улыбнулась ему по-настоящему. Он сразу отметил, что она выглядела более оживленной, чем прежде, и с интересом слушала его исторический экскурс об этой древней, основанной в допотопные времена деревне, в которой, сменяя друг друга, селились лигурийцы, греки, финикийцы и римляне. В XV веке за этот клочок земли сражались князь Гримальди Свирепый и король Франции Франциск I, а в XVI веке его захватили отряды турок Барбароссы.
– Почему их всех привлекало это место – здесь же один камень? Непонятно даже, чем крестьяне жили, – удивилась Анна Викторовна.
– Зато какой обзор! Это самая высокая точка в округе – четыреста с лишним метров. А люди жили скотоводством: разводили коз, овец.
– Боже мой, как много вы знаете!
Николай засмеялся:
– Скажу по секрету: перед поездкой я перечитал все справочники, которые нашел в доме своего деда.
За этими разговорами незаметно доехали до скалы, по склонам которой к древним руинам на вершине карабкались маленькие домики с черепичными крышами. Оставив автомобиль внизу, путешественники медленно двинулись по узкой дороге, поднимавшейся в гору между каменными стенами. На этот раз Николай предложил руку Анне Викторовне, Андрей с Наташей последовали за ними.
Атмосфера средневековья захватила девушку с первых шагов. Ступенчатая улочка вилась между домами, сложенными из грубо отесанных камней, они, как ласточкины гнезда, цеплялись, кажется, за каждый выступ скалы, временами образуя арки и сложные переходы, на которые снизу и смотреть-то было боязно. Иногда приходилось прижиматься к стене, чтобы пропустить маленьких серых осликов, едва видных из-под гор поклажи, которых хозяева вели в поводу.
– Невозможно представить, что дома, лестницы – вот это вот все – создано столько веков назад! – в восхищении крутил головой Андрей.
В некоторых местах по стенам вились колючие плети бугенвиллеи, покрытые крупными алыми, розовыми или белыми цветами. Узкие улочки, иногда настоящие каменные коридоры, круто поднимаясь в гору, вывели путешественников к невысокой церкви, состоящей из одного нефа и паперти, украшенной галечными мозаиками. Над входом в маленькой арке висел колокол.
– Это самое старое здание деревни – церковь Кающихся грешников Белого Братства, – объявил Николай, прочитав текст на доске у дверей.
– Настоящее Средневековье, думаю, не позднее тринадцатого века, – восторгался Андрей. – Смотрите, какие лаконичные формы, какая простота в декоре!
В церкви царили прохлада и полумрак, на примитивном алтаре стояла статуя Девы Марии с Младенцем.
– Странно, у Него в руках шишка. Я не ошибаюсь? – удивленно спросила Анна Викторовна.
Все собрались у алтаря, разглядывая необычную скульптуру. Рядом помещалось еще более удивительное распятие с улыбающимся Христом, где голгофой служил грубо вырезанный череп с перекрещенными костями и какой-то надписью. Андрей наклонился к самому алтарю и негромко прочел: «Tu es comme j'étais, tu seras comme je suis».
Наташа подняла на Николая глаза, казавшиеся в темноте бездонными, и перевела:
– Сейчас ты таков, каким я был, потом ты будешь таким, каков я сейчас.
И вздрогнула, словно от холода.
– Воля ваша, есть в этом что-то кощунственное, – Анна Викторовна взяла дочь за руку и направилась к выходу, за нею двинулись и остальные.
Чем выше они поднимались, тем более захватывающие виды возникали перед Наташей – на горы, море, на окружающие дома, в открытые окна которых просматривалась небогатая обстановка. Женщины готовили обед, стирали, нянчили малышей. Кое-где через улицу были протянуты веревки, на которых сушилось белье; на крошечных балконах играли дети. Сверху она видела, что за массивными деревянными дверями, отсекавшими каменистые дворики от улиц, шла настоящая живая жизнь, что в этом сказочном селении радовались и грустили обычные люди, и это казалось ей совершенно нереальным. Петлять по узким улочкам было очень интересно, поскольку никто не мог заранее сказать, что ждет за углом. Иногда на пути попадались маленькие площади, несколько раз Наташа видела парочки в укромных уголках. Жители, которые им встречались, приветливо улыбались и выглядели очень колоритно в своих ярких костюмах. Почти у самой вершины, на очередном повороте улицы, они увидели еще одну церковь, на этот раз окрашенную в бело-желтые тона.
– Восемнадцатый век! – радостно объявил Андрей.
– Это церковь Успения Пресвятой Богородицы, – уточнил Николай, – и знаменита она тем, что построена на месте финикийского храма богини Изиды. Это легенда, конечно, однако здесь до сих пор хранится египетский крест.
– Египетский крест? А что это такое? – поинтересовалась Анна Викторовна.
– Это тот же христианский крест только с ушком выше перекладины, он часто встречается в резьбе храмов средневековых христиан-коптов.
«Господи, какой он умный, – подумала Наташа, – да разве могло быть иначе?»
Внутри церковь выглядела совершенно по-итальянски: обильная позолота, фрески, хрустальные люстры, расписной купол. Путешественники обошли ее кругом, ничего особо примечательного не обнаружили и вновь вышли на маленькую площадь. Из открытой двери харчевни пахнуло острым запахом мясных приправ, напоминая об обеденном времени, и Николай предложил:
– Позвольте вас пригласить, – и все согласно направились в манящую тень увитого малиновой бугенвиллеей входа. Пока Анна Викторовна с Андреем изучали висевшее на столбе у дверей меню, Николай наклонился к Наташе:
– Вы могли бы освободиться завтра?
Она подняла на него глаза и кивнула. Потом вытащила из белой кружевной перчатки чуть влажный сложенный вчетверо листок бумаги и подвинула по столу к нему:
– Я посчитала.
Николай накрыл записку рукой и убрал ее в карман пиджака.
После нежного жаркого из ягненка с овощами отдохнувшие путешественники поднялись на вершину холма. Романтические руины, которые они видели еще из долины, вблизи не произвели ожидаемого впечатления, зато поразил панорамный вид: безбрежное синее море сливалось с таким же бесконечным синим небом.
– Как же красиво! Интересно, что там за остров виднеется? – показала вдаль Анна Викторовна.
– Похоже, Корсика, – предположил Андрей. – По-моему, я вижу дом Наполеона.
Анна Викторовна укоризненно покачала головой.
– Во всяком случае, это в той стороне, – подтвердил Николай.
«Наполеон. Невероятно, – подумала Наташа. – Все невероятно. Весь этот день».
Спуск с горы занял около часа, шофер ждал их внизу, как условились заранее. Когда Наташа садилась в автомобиль, Николай с удивлением увидел, что ее белые чулки по кромке туфель стали ярко-алыми.
– Наташа, что это? – испуганно воскликнула Анна Викторовна.
Только тут стало ясно, что девушка совершенно стерла ноги.
– Боже мой, их же отмачивать придется! – чуть не плакала Анна Викторовна.
Наташа виновато оправдывалась:
– Я даже не заметила, как это случилось. Мама, не переживайте вы так.
– И мне ничего не сказала! – обиделся Андрей.
– Не сердись, – Наташа погладила руку брата, – все не так плохо. Просто завтра в Грасс вы поедете одни.
Николай оцепенел, пораженный: он понял, что решение пришло к девушке в ресторане после его просьбы. Как она это сделала? Несомненно, она испытывала во время прогулки мучительную боль, и виновник ее страданий он. Но какое самообладание, какая выдержка!
– Наташенька, какой Грасс! Как я тебя оставлю? – всплеснула руками Анна Викторовна.
Николай едва не предложил свое участие, но вовремя осознал, что делать этого решительно не стоит: такая инициатива поставила бы всех в неловкое положение из-за его непродолжительного знакомства с Покровскими.
***
Вилла «Глициния» оказалась небольшой, двухэтажной, очень простой архитектуры, но внутри предстала неожиданно просторной, может, еще и потому, что наследники вывезли всю мебель. Единственное, что действительно было великолепно – вид на море из комнат второго этажа, где голоса множились эхом, и звуки шагов отдавались от высоких потолков, как в пустом храме. Водяных потеков на давно не крашенных стенах не наблюдалось, следовательно, крыша ремонта не требовала. Яков Платонович и Николай в сопровождении суетливого господина в клетчатом пиджачном костюме обошли все помещения и обнаружили, что лишь на первом этаже в кабинете и на кухне остались встроенные шкафы. Из гостиной в сад вело большое французское окно до пола, наполнявшее комнату светом. Яков Платонович и Николай вышли на обширную поляну с выгоревшей клочковатой травой; когда-то, наверное, здесь находился розарий, а теперь виднелись лишь редкие чахлые кустики с мелкими цветами.
– Плодовые деревья и маслины в хорошем состоянии, – заверил гостей сопровождающий, – да и остальное только полить пару раз надо. А посмотрите, какая прекрасная глициния – всю ротонду закрыла, не даром и вилла так называется. Весной красота необыкновенная.
Глициния на самом деле выглядела прекрасно: толстые буроватые стволы с двух сторон поднимали на крышу старой беседки в итальянском вкусе массу нежно-зеленых листьев, которые превращали ее в настоящую клумбу. Николай осмотрел сооружение изнутри и вынес вердикт:
– Крыша никуда не годится, вся в трещинах. Развалится не сегодня завтра.
Он лукавил – беседка требовала лишь небольшого ремонта, но для снижения цены следовало отметить все недостатки построек, максимально их преувеличивая.
– Зато сад большой, другого такого вы сейчас нигде в окрестностях в продаже не найдете. Надо признать, что покойная хозяйка мало им занималась, но при хорошем садовнике его можно быстро восстановить.
– Да, – с иронией произнес Николай, – года в два-три. А во сколько это обойдется, я вам сразу и не назову.
Клетчатый месье на минуту сник, но скоро вновь приободрился:
– Я вам еще подвала не показал, а здесь ведь прекрасный подвал, можно оборудовать винный погреб.
В открытую дверь сильно пахнуло сыростью.
– Яков Платонович, вы наверху подождите, здесь лестница такая, что в любую минуту может рухнуть. Совершенная гниль.
Месье довольно энергично запротестовал, однако спускаться не стал.
Грязные окна под самым потолком давали слабый свет, но Николай внимательно осмотрел кирпичные столбы, поддерживавшие невысокий свод. Они выглядели надежно, и воды на полу он не увидел, хотя запах стоял сырой и тяжелый.
– Этот подвал надо год сушить, – сообщил он, вновь оказавшись в коридоре, – а потом еще на ремонт потратить бог знает сколько.
Дальнейшие переговоры – а оба Ангельгардта знали в толк в этом деле – привели к снижению цены почти на двадцать процентов от запрошенной, явно сильно завышенной, при условии немедленной оплаты. Завершить операцию договорились в нотариальной конторе через два часа. После этого Яков Платонович и Николай отправились в «Русский пансион».
Оставив автомобиль у решетчатой ограды, они прошли через затененный пальмами и цветущими олеандрами двор и спросили у портье, сможет ли их принять мадам Покровски. Нет, ответили им, мадам Покровски и ее сын уехали рано утром, в своей комнате находится лишь мадемуазель Натали. Ангельгардтов провели к двери номера, и Наташа открыла на стук.
Ей с трудом удалось уговорить мать и брата не менять давно разработанных планов, и, проводив их после завтрака в Грасс, она принялась готовиться к встрече. Выбор в одежде был непривычно велик: шелковое платье на выход, то самое зеленое, на которое она теперь даже смотреть не могла, и заказанные специально для поездки вышитое муслиновое и только что выстиранные и выглаженные умелыми местными прачками два бумажных, тоже белых и еще дорожная синяя юбка с двумя блузками-матросками. Обычно Анна Викторовна заказывала для нее на лето лишь пару новых бумажных платьев, но перед долгой заграничной поездкой Матильда Францевна настояла на расширении гардероба: кто его знает, как будут обстоять дела со стиркой при постоянных переездах и какие ситуации могут возникнуть. Выбрав любимое муслиновое, с рукавами до локтя, вышитое монахинями белым по белому – такое, как на фотографиях юных великих княжон, о чем Наташа не догадывалась, – приготовив нижнее белое шелковое платье и кружевные перчатки, она распустила волосы, привычно высоко повязав их голубой лентой, и принялась бинтовать ноги. Слава богу, кровавые мозоли за ночь подсохли, бинты оказались почти незаметны под белыми чулками, и туфли удалось надеть без боли.
Она все утро готовилась к встрече, однако первым на пороге возник неизвестный пожилой господин, и она на миг растерялась. Лишь увидев за его спиной того, кого так ждала, пришла в себя и пригласила гостей в комнату.
Яков Платонович, улыбнувшись, мило поздоровался, снимая минутную неловкость, Николай Александрович подчеркнуто церемонно познакомил его с Наташей, и когда все расселись вокруг стола, старый барон ласково спросил:
– Значит вы и есть та самая грабительница казино?
Наташа еще больше смутилась и покраснела.
– Ну-ну, – похлопал ее по руке Яков Платонович, – не тушуйтесь. Мы тут обсудили, что можно сделать, и решили, что следует для верности не только положить неправедные деньги в разные банки, но еще и в недвижимость вложиться. Что вы на это скажете?
– Я как вы, – торопливо ответила девушка.
– Вот и славно. Значит, сейчас мы едем в нотариальную контору, но прежде Николай должен подготовить необходимую сумму.
Наташа кивнула, открыла дверцу шкафа и потянула за ручки большую сумку.
– Не беспокойтесь, – пришел ей на помощь Николай, – я все сделаю.
Он достал сумку, отсчитал нужное количество перевязанных бумажными лентами денежных пачек, завернул их в газету, которую принес с собой, и вновь положил в сумку.
– Можно ехать, я полагаю.
В нотариальной конторе, что размещалась под черно-зеленой вывеской, их уже ждали – старый барон много лет вел здесь свои дела. Мэтр Зильбер, седовласый нотариус с поразительно ясными и живыми черными глазами, решил вопрос без проволочек: деньги из газетного свертка пересчитали и передали представителю наследников, необходимые бумаги составили и подписали. Вилла приобреталась Яковом Платоновичем на имя Натальи Покровской, русской подданной, которой и вручили соответствующие документы; один из двух комплектов ключей старый барон оставил себе на случай непредвиденных обстоятельств. После этого они заехали в местное отделение Национального банка Швейцарии, а затем в отделение банка Crédit Lyonnais, в каждом из них на имя Наташи были положены деньги.
– Ну а теперь мы непременно должны отметить завершение наших трудных дел хорошим обедом. Едем в «Негреско», там отменная кухня, – предложил Яков Платонович, облегченно вздохнув. И они отправились в «Негреско».
Ресторан «Шантеклер» этого роскошного недавно открытого отеля уже завоевал популярность среди избранной публики. Яков Платонович, почувствовав скрытое Наташино смятение среди великолепия росписей, позолоты и сверкающих колонн круглого холла, галантно предложил ей руку, и Николай с некоторым удивлением увидел, как блестят глаза старика, как он оживился и помолодел. Он никогда прежде так не преображался в окружении молодых родственниц. Пока выполнялся заказ, сделанный Яковом Платоновичем, он ласково обратился к Наташе:
– Теперь, милая барышня, вам придется вернуться в эти края, и у меня появится шанс снова с вами увидеться. А до этого времени вам придется хранить наш маленький секрет.
Наташа вспыхнула и покачала головой:
– Нет-нет, дома я сразу же все расскажу.
– Кому, моя дорогая?
– Дедушке.
– Почему именно ему?
– Он все поймет, он же священник, хотя сейчас на пенсии. И он знает, что делать.
Яков Платонович с улыбкой взглянул на Николая: видишь, я оказался прав. Потом перегнувшись через стол ближе к Наташе, доверительно проговорил:
