bannerbannerbanner
Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна

Татьяна Бронзова
Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна

Полная версия

Автор благодарит Бориса Иосифовича Минца и Анатолия Ивановича Павлова (Екатеринбург) за поддержку этого издания.

Издательство и автор выражают благодарность директору Музея МХАТ Бубновой М.Н. и заместителю директора Музея МХАТ по научной работе Полкановой М.Ф. за участие в подготовке книги и предоставление архивных материалов.

Фотопортрет автора работы Игоря Панкова.



© Бронзова Т.В., 2017

© Мила Ершова, дизайн, 2017

© Музей МХАТ, фотографии, 2017

© Гаянэ Багдасарян и Вячеслав Кириленко, шрифтовые гарнитуры Wermut, 2016 и Formular, 2014–2016

© ООО «БОСЛЕН», издание на русском языке, оформление, 2017

От автора

Как-то в конце девяностых годов мой хороший знакомый – искусствовед Виталий Яковлевич Вульф – рассказал мне о судьбе немецкой актрисы Ольги Константиновны Чеховой. Издательство «Вагриус» готовило тогда к выпуску книгу ее воспоминаний «Мои часы идут иначе» и обратилось к нему с просьбой написать к этим мемуарам вступительное слово. Раньше я мало что слышала об этой актрисе, но рассказ Виталия Яковлевича меня заинтриговал, а потому, как только книга вышла, я ее тут же приобрела. Но Вульф знал об этой женщине намного больше, чем там было написано. Во всей этой истории меня особо заинтриговало – работала ли все-таки немецкая актриса на советские органы? Сама она не подтверждала, но и не опровергала этого, а так как меня всегда привлекали тайны, я решила написать о ней роман и еще больше стала интересоваться ее жизнью. К моему сожалению, в те времена информации было настолько мало, что я оставила эту затею. И лишь когда уже были выпущены два фильма по моим сценариям и четыре книги, среди которых и роман «Матильда. Любовь и танец» – о балерине Кшесинской, занявший у меня много лет работы, я неожиданно поняла, что история жизни Ольги Чеховой не только не покинула меня, но и превратилась в навязчивую идею.

Я вновь стала по крупицам собирать материал, и, наконец, собрав его, как мне показалось, вполне достаточно, я уже было вплотную приступила к работе… как вдруг поняла, что написать об Ольге Чеховой, обойдя стороной образ ее тети – актрисы МХАТа Ольги Леонардовны, – абсолютно невозможно. А образ тети невозможен без истории организации театра и, конечно, без образов самого Антона Павловича Чехова и его племянника, Михаила Чехова… Одно потянуло за ниточку другое, и я вновь отставила написание книги. Обложившись многочисленной документальной литературой, выпущенной музеем МХАТ, перепиской моих героев друг с другом и воспоминаниями окружавших их людей, я углубилась в изучение этого огромного по объему материала. Помогало мне и то, что я сама в 1972 году окончила школу-студию МХАТа и была до двухтысячного года актрисой, и с 1987 года – заведующей труппой этого театра. Я успела застать еще в живых тех, кто знал и Станиславского, и Немировича-Данченко, и Ольгу Леонардовну.

Мне довелось близко сойтись со старейшиной театра, народной артисткой Софьей Станиславовной Пилявской. Она болела, и я часто навещала ее, так как мы жили с ней в одном доме в Глинищевском переулке.

Софья Станиславовна готовила тогда к выпуску свою книгу воспоминаний «По долгу памяти» и, возможно, потому очень много рассказывала мне, как бы проверяя эту свою память, а мои расспросы наталкивали ее на какие-то забытые моменты.

Именно от нее я и услышала ранее мне неизвестное об Ольге Леонардовне, с которой она была дружна, хотя и была намного ее моложе. Через рассказы Софьи Станиславовны образ Книппер-Чеховой, о которой писали в то время только как о великой актрисе и преданной вдове писателя Антона Павловича Чехова, стал для меня оживать. Я узнала, что она была, конечно же, обыкновенной женщиной – из плоти и крови, и, оставшись совсем молодой вдовой после ухода мужа, влюблялась, как влюблялась и до встречи с ним.

– И вы будете писать об этом? – спросила я.

– Нет. Я не имею права раскрывать ее тайны.

И вот теперь, когда я решилась написать историю жизни как ее племянницы, так и самой Ольги Леонардовны, я считаю, что раз Пилявская не брала с меня слово о неразглашении тайн, я имею право говорить о них, потому что без этого образ актрисы был бы слишком ходульным и неполным. Да и вообще, ведь для чего-то Софья Станиславовна мне об этом рассказывала? Для чего-то была со мной откровенна?

Еще одним моим «живым источником» была Алла Константиновна Тарасова, у которой я училась актерскому мастерству. Занятия она проводила дома. Узнав, что я ленинградка и живу в общежитии, а также то, что никаких родственников у меня в Москве нет, она стала заботиться о моем здоровье, так как ей казалось, что я излишне худая. Я приходила к ней по утрам за полчаса до начала занятий, и она кормила меня завтраком, заставляя есть столь ненавистный мне творог с молоком. Когда у нас были вечерние репетиции, она оставляла меня ужинать и много рассказывала и о себе, и о театре. Именно тогда я и узнала о том, как она после революции присоединилась к качаловской группе за границей, как чуть не осталась в Америке…

Многое я уже знала и от искусствоведа Виталия Яковлевича Виленкина, личного секретаря Качалова, преподававшего в школе-студии историю МХАТа.

К знаниям, полученным мною от этих людей, а так же почерпнув их из тех многочисленных книг, которые уже лежали на моем столе, присовокупив к ним книги о Второй мировой войне, о личности Гитлера и о людях из его окружения, которые также должны были стать действующими лицами моего романа, я приступила к работе, назвав его «Две Ольги Чеховы. Две судьбы». Я работала над ним около пяти лет, и смею надеяться, что сей труд даст вам представление об атмосфере театральной жизни и о тех людях, что жили, любили и творили на стыке девятнадцатого и двадцатого веков, а также в тяжелые времена двух революций и войн. Надеюсь, что вы, как и я, полюбите моих героев и, с сожалением перевернув последнюю страницу их жизни, будете о них помнить.


Татьяна

Бронзова

Пролог

Жизнь подобна пьесе, и главное в ней не то, короткая она или длинная, а то, как она сыграна.

Луций Сенека


Искусство – это область, где нельзя ходить не спотыкаясь.

А.П. Чехов


Чехов – это вечное спотыкание, но спотыкание человека, заглядевшегося на звезды.

В.В. Набоков

Он приблизился незаметно. Тень накрыла цветы и шмеля, за полетом которого с интересом наблюдала пятилетняя девочка. От неожиданности она вздрогнула и обернулась. Садовник! Оля хорошо его знала. Дом ее родителей стоял на окраине Тифлиса у подножия горы, и где-то там, в одном из горных селений, жил этот человек. Каждое утро он спускался вниз по крутой тропинке для работы в саду, а по вечерам уходил опять наверх. Садовник был уже старым, сгорбленным, с всклокоченной густой бородой и такого маленького роста, что походил скорее на гнома, чем на человека. Ну ни дать ни взять настоящий гном! Оля вместе со своей старшей сестрой Адой частенько насмехалась над ним. Садовник ни слова не понимал по-русски, а потому девочки не стесняясь хохотали, давая полет своей фантазии на его счет. Но сейчас Оле было совсем не до смеха. Он смотрел на нее таким мутным взглядом, что на мгновение по ее спине пробежал холодок страха.

– Здравствуйте, – произнесла она по-грузински как можно дружелюбнее. – Посмотрите, какой милый шмель.

– Милый, да-да, очень милый, – с какой-то глуповатой усмешкой проговорил садовник и вдруг схватил ее на руки и так крепко прижал к себе, что у девочки перехватило дыхание.

– Какая ты хорошенькая, – застонал он. – Очень хорошенькая.

Оля извивалась, пытаясь вырваться, а его слюнявый рот уже скользил по ее шее. Девочку передернуло от отвращения и, защищаясь, она изо всех сил впилась зубами в его руку. Садовник вскрикнул, ослабил хватку, и Оля, моментально соскочив на землю, отбежала на безопасное расстояние.

– Если вы когда-нибудь еще сделаете это, я скажу папе! – крикнула она по-русски, так как от возмущения все грузинские слова вдруг вылетели у нее из головы.

И хотя садовник не знал русского языка, ожесточенный тон девочки, видимо, его сильно напугал. Он быстро засеменил прочь по тропинке сада в сторону калитки, а Олечка, вбежав в дом, моментально проскочила в ванную комнату. Скорее смыть с себя эти мерзкие слюни! Намылив руки, она старательно терла лицо и шею. Почему сразу не закричала, когда садовник прижал ее к себе? Почему не позвала на помощь? Может, потому, что вначале эти объятия и поцелуи вызвали у нее неподдельный интерес? Ну конечно. Ведь ее впервые обнимал не отец, а совсем чужой мужчина. Но это любопытство длилось всего несколько секунд! А потом… А потом – только отвращение. Олю передернуло от этих воспоминаний. Брр…

Скрипнула дверь, и в ванную заглянула мама.

– Вот ты где! А я ищу тебя по всему дому… – начала было она, но тут же, увидев, что делает ее дочь, с удивлением спросила: – Ты моешь лицо с мылом? Чем ты вымазалась?

– Грязью, – отфыркиваясь от мыльной пены, пробурчала девочка.

– Но у тебя вода совершенно чистая…

Заставить Оленьку мыть лицо с мылом было всегда большой проблемой, а сейчас она так усиленно терла свою шею, что удивлению матери не было предела. Просто чудо какое-то. «Наверняка какая-то новая игра», – подумала Луиза Юльевна. Она хорошо знала свою дочь. Фантазии девочки были безграничны. «Ну, это хотя бы полезное развлечение», – решила она и вышла, прикрыв за собой дверь.

 

Сегодня у Луизы Юльевны с самого утра был день сюрпризов. Все началось с той самой минуты, когда почтальон принес телеграмму от сестры мужа из Москвы и конверт с государственным императорским гербом из Петербурга.

– О боже! Сестра вышла замуж! – воскликнул Константин, прочитав текст телеграммы.

– Вот это новость! – удивилась жена. – Неужели Чехов все-таки сделал ей предложение?

– Думаю, да, дорогая, если они сегодня уже обвенчались, – засмеялся муж. – Пишет, что подробности пришлет письмом.

– Но ведь у него, кажется, чахотка, Костенька? Ольга сама мне говорила, что он очень болен.

– Ну, не знаю. Наверно, ему стало лучше.

– Костенька, а от чахоточных можно иметь детей? – неожиданно спросила жена.

– Глупенькая, конечно, можно.

– Тогда хорошо, что Оля вышла за писателя! – обрадовалась Луиза. – Она актриса, он писатель. Прямо как в его «Чайке». О чем еще мечтать? А я-то, честно говоря, думала, что она уже никогда не пойдет под венец. Ведь в сентябре ей исполнится тридцать три года!

Самой-то Лулу, как звали Луизу все домашние и близкие друзья, было только двадцать семь, а она не только давно успешно вышла замуж, но и успела родить троих детей.

– А Ольга не сообщает, приедет она к нам этим летом? – спросила она.

– Не знаю. Об этом здесь ничего нет.

Ольга каждое лето во время отпуска в театре приезжала к брату в Тифлис на отдых. Лулу и дети очень любили эти ее приезды. Актриса привносила в их дом веселье и постоянное праздничное настроение. Каждое утро дети уходили со своей тетей гулять в горы или на речку, а Лулу развлекалась тем, что ежевечерне устраивала в доме приемы по случаю приезда свояченицы. А как красиво они с Ольгой и Костей пели романсы на три голоса! Удовольствие получали не только слушатели, но и сами исполнители. И вот теперь Ольга вышла замуж. Да еще и за самого известного писателя! Лулу даже не могла понять, хорошо это или плохо. Будет ли Ольга после этого приезжать к ним? И если да, то будет ли это так же весело, как раньше?

Но пока Луиза переваривала до конца эту новость, на нее уже готова была обрушиться следующая! Обсудив с женой замужество сестры, Константин аккуратно вскрыл конверт с государственной печатью и достал плотный лист белоснежной бумаги. То, что в нем было написано, потрясло Луизу еще больше, чем замужество свояченицы. Ее драгоценный муж Константин Леонардович Книппер, начальник строительства Кавказской железной дороги, переводится на работу в Министерство железнодорожных путей сообщения! Невероятно! Значит, теперь они будут жить в Петербурге?

– Ты давно знал об этом? – почти потеряла дар речи от счастья Луиза.

– Уже месяц.

– Почему молчал? – возмутилась жена. – Это же такое огромное событие для всех нас!

– Ждал официальной бумаги, – улыбнулся Константин. – А если бы мое назначение не утвердил министр двора его Величества? Я ведь тебя знаю. Ты бы сильно расстроилась.

– Ты даже не представляешь, как бы я расстроилась! А теперь я такая счастливая, – радостно щебетала Лулу. – Но, боже мой, когда же ехать? Надо начинать укладывать вещи!

– Поедем, как только я здесь передам все свои дела. Но тебя с детьми, моя дорогая, я довезу только до Москвы. Остановитесь у моей матери.

– Почему? – удивилась Лулу. – Ты поедешь в Петербург один? Без нас?

– Ну конечно. Сначала я должен определиться с жильем. Не можем же мы ехать с детьми в никуда!

– Я об этом не подумала, – расстроилась Лулу.

Она с мужем еще никогда надолго не расставалась. Только на 3–4 дня, когда он уезжал с инспекцией строящейся дороги в дальних районах. А теперь это наверняка будет не меньше месяца! Но долго расстраиваться она не умела. Буквально минуту спустя она уже радостно бежала по дому, сообщая всем об их отъезде в столицу.

Дети восприняли переезд в Петербург с восторгом. Конечно, они были еще очень малы, чтобы понимать суть происходящего, и были просто возбуждены самим фактом предстоящего долгого путешествия на поезде. Особенно радовалась Олечка. Она любила просматривать картинки в журнале «Вокруг света», который выписывал отец, и всегда мечтала хоть где-нибудь побывать. И вот эта мечта сбывается. Она поедет на поезде в далекий Петербург, увидит столько всего интересного в дороге, да еще, как сказала мама, они и в Москву заедут к бабушке и тете Оле. А с тетей Олей всегда так весело!

– Когда же мы поедем? – каждый день приставала она к родителям.

– Скоро.

– Как скоро? – продолжала она надоедать, дергая маму за рукав.

Именно эта «надоедливая» Олечка (Ольга Константиновна), как только выйдет из детского возраста, и станет героиней второй книги нашего повествования, а мы убедимся в том, что ее первое соприкосновение с объятиями и поцелуями чужого мужчины отнюдь не отвратит ее интереса к этому пока еще загадочному для нее противоположному полу. Но… Давайте подождем, пока она все-таки подрастет, а сейчас познакомимся поближе с другой нашей героиней, ее тетей Олей (Ольгой Леонардовной), а также узнаем, от кого же пошел в России этот талантливый немецкий род. А пошел он от Леонарда Августовича Книппера.


Ольга Леонардовна Книппер

1900


Ольга Леонардовна Книппер

1900


Ольга Леонардовна Книппер

1886


Ольга Леонардовна Книппер

1889

Часть первая
Дорога к мечте

Глава первая

Когда немецкий подданный Леонард Книппер в 1863 году оканчивал последний курс Гёттингенского университета и начал думать о том, куда бы после получения диплома выгоднее всего устроиться на работу, приятель просто ошеломил его своим мнением по этому поводу.

– Сейчас в Российской империи только начала развиваться промышленность, и инженеров катастрофически не хватает, – сказал он. – Лично я хочу уехать туда. Уверен, сделать карьеру и разбогатеть в России будет намного легче, чем в Германии.

– А как же русский язык? Как ты сможешь жить в России, не зная языка? – изумленно прервал его Леонард.

– За этот год выучу, – отмахнулся тот.

Леонард подумал-подумал и решил не отставать от своего однокурсника. Он тоже начал изучать русский язык и стал интересоваться работой в Российской империи. Приглашение на должность инженера не заставило себя ждать, и после получения диплома Леонард отправился на Рижский стекольный завод. С большим волнением от предстоящей встречи с огромной Российской империей, о которой он столько слышал интересного и противоречивого, Леонард сел в поезд Берлин – Рига, а прибыв на место своей работы, понял, что хоть этот город и входил в состав Российской империи, но практически совсем не отличался от немецких городов. Кроме того, здесь жило много немецких семей, да и по-русски мало кто говорил. А ведь он так усиленно изучал этот непростой язык! Но тем не менее оклад, который ему положили на заводе, вполне его устраивал. К тому же хозяин намекнул, что через год, возможно, еще и повысит зарплату, если все пойдет хорошо. А почему же должно пойти плохо? Леонард свое дело знал. И вот в то время, когда он в своих мечтах уже видел, как через несколько лет станет богатым человеком, вернется домой в Германию, купит себе дом, женится и обзаведется детишками, с ним произошло то, что часто происходит с молодыми людьми в его возрасте: он влюбился!

Девушку звали Анна Зальца. Она была хороша собой, немка, как и он, да еще и училась в Рижской консерватории по классу вокала, обладая необыкновенной красоты голосом. Леонард не устоял. Анна ответила на его чувства, и, хотя это совсем не входило в его планы на ближайшее будущее, Леонард Книппер решил-таки жениться. Не поколебало эту его решимость даже то, что за девушкой и приданого-то никакого не было.

– Я согласна, – счастливо заулыбалась она. – Но при условии: до свадьбы вы все-таки дадите мне возможность окончить консерваторию.

– Но и я, моя дорогая, тогда тоже ставлю вам условие: после венчания вы забудете о своем дипломе и будете заниматься только мной, детьми и домом!

– Пусть будет так, – прошептала она и подставила ему свои губы для поцелуя.

На том и порешили, тем более что учиться ей оставалось всего полгода.

После получения диплома молодые поженились, и спустя десять месяцев у них появился первенец Константин (тот самый, что впоследствии станет отцом героини нашей второй книги, Ольги Константиновны Книппер). Анна сама кормила сына грудью, и тоска по сцене, которая в первое время все-таки еще мучила ее, как-то внезапно отошла на второй план. Малыш рос здоровым, веселым и, слушая мамины колыбельные, старался ей подпевать, издавая какие-то неопределенные звуки, точно попадающие в ноты.

– У Костеньки абсолютный слух, – радовалась Анна.

Но отца это нисколько не волновало. У него были уже совсем другие заботы. Cодержание семьи требовало больших расходов, и Леонард начал искать более выгодное место. Наконец пришел ответ из города Глазова Вятской губернии, где ему предлагалось стать управляющим винокуренным заводом с довольно крупным окладом. Леонард Книппер с семьей незамедлительно выехал в этот исконно русский город. Глазов уже ничем не напоминал ему Германию. Немощеные дороги, которые по весне становились непроходимыми, небольшие домики со ставнями на окнах, палисадники с кустами сирени… И только в центре города – большая площадь, выложенная крупными булыжниками, красивые дома городской управы, банка, почты да рынок с рядом небольших магазинчиков по его периметру. От этой же площади отходило несколько улиц с богатыми домами самых уважаемых людей города. Несмотря на то что винокуренный завод находился на самой окраине, Леонард снял небольшой домик поближе к центру и с удовольствием каждый день ездил на работу на извозчике в плохую погоду, а в хорошую предпочитал ходить пешком, что занимало у него около часа. И даже не потому, что деньги экономил, а просто любил прогуляться по свежему воздуху, так как потом весь день проводил в темных цехах.

Работал Леонард с энтузиазмом и практически с самого начала сумел так организовать производство товара и его сбыт, что доходы в первый же год возросли в несколько раз. Хозяин не мог нарадоваться и восхвалял своего нового управляющего всем и вся, в то время как ему даже в голову не приходило, что тот его обманывал. Ведь третья часть прибыли завода, по хитрой схеме инженера, прочно оседала в его кармане! И это, как считал Леонард, было вполне справедливо, а то зачем бы ему так стараться и выкладываться на этой работе? Вскоре на банковском счету предприимчивого немца стали накапливаться внушительные суммы. А между тем в Глазове увеличивалось не только его состояние, но и его семейство. Так у любимого сына Константина 9 сентября 1868 года появилась сестричка Олечка. (Да-да, именно та самая Ольга Леонардовна, что и является героиней этой первой книги нашего повествования.)

Годы шли, дети подрастали, и Леонард вновь задумался о переезде. Какое образование он мог дать им в этом провинциальном городишке? Денег уже было накоплено немало, и он решил, что пора перебираться в Москву.

– Всё, дорогая! – радостно объявил он в один из летних дней, потрясая только что полученным письмом. – Переезжаем в Москву!

– В Москву? – аж подпрыгнула от счастья Анна.

– Да, моя птичка, в Москву. Теперь я буду управляющим на уксусном заводе господина Шлиппе!

Анна ощущала себя на седьмом небе от счастья. В Москве жили ее старшие братья Карл и Александр, но она не только хотела жить рядом с ними, но и мечтала о Большом оперном театре, мечтала о походах по магазинам и прогулках по просторным улицам с мощеными тротуарами…

В Москве Леонард решил сразу заявить о себе как о человеке состоятельном, а потому они обосновались в роскошной квартире, завели слуг, познакомились со многими интересными людьми и стали давать вечера, на которые, благодаря Анне, покоряющей гостей своим красивым и нежно звучащим сопрано, все приходили весьма охотно.

– Так и слушал бы вас бесконечно, – говорил, целуя ей руку, профессор консерватории Павел Соломонович, непременный участник всех этих вечеров.

Вскоре Анна вновь забеременела и родила еще одного мальчика. Леонард был горд. У него теперь было два сына! Нет, он, конечно, любил свою дочку Оленьку, но благодарил Бога, что тот послал им с женой еще одного парнишку, а не еще одну девочку.

 

Дома родители практически всегда говорили между собой по-немецки, и вполне естественно, что дети также свободно владели этим языком. Кроме того, все как один унаследовали от матери не только любовь к музыке, но и ее певческий талант.

– Это неплохо, что ты учишь детей игре на рояле, – говорил жене Леонард. – Пусть развиваются. Но не очень-то в этом усердствуй. Оленька пусть бренчит и поет сколько ее душе угодно, а вот мальчики должны налегать главным образом на изучение точных наук! Им надо настоящую профессию получать.

Но вопреки желаниям Леонарда блестяще преуспевал в точных науках лишь один старший сын Константин. После окончания гимназии по настоянию отца он поступил в Технологический институт для получения самой востребованной в то время профессии инженера по строительству железных дорог. В России в это время еще только начинали связывать между собой ее огромные просторы, а потому в особом дефиците были специалисты по прокладыванию туннелей в горах, коих на территории империи было предостаточно. Леонард выбрал для Константина именно эту стезю.

– Теперь мой мальчик не пропадет! – радовался отец, когда Константин пошел на первый курс. – Володю, как подрастет, тоже направим по этому руслу.

Но как назло у младшего сына совсем не шли точные науки, а вот успехи по вокалу и игре на рояле были вполне ощутимы.

– Что за дурень растет, – негодовал Леонард. – Одни тройки по математике, а по физике так и вообще полный профан. Совсем не занимается! Лентяй и дурень! За каждую двойку надо лишать его ужина, а за тройку – сладкого!

Но это совершенно не помогало. Ведь получал он эти двойки и тройки не потому, что ленился, а потому, что решительно ничего не понимал в этих науках, но зато совершенно чисто и приятным голосом исполнял арии из тех опер, которые слушал вместе с родителями и сестрой в Большом театре.

– И совсем ни к чему Вове эти точные науки. Зачем его мучить? – жалела Вову старшая сестра Ольга. – Он ведь может стать знаменитым певцом…

– Когда Володя вырастет, из него действительно может выйти неплохой тенор, – поддержала ее мать как профессионал. – Стоящих теноров, мой дорогой, в опере очень мало.

– Это еще что за бредовые мысли? – возмутился Леонард. – Петь на сцене – это вообще не профессия! Я заставлю его учиться!

И бедный мальчик пытался решать задачи по математике, физике и химии, методично принося домой только тройки и двойки. Отец кричал: «Идиот! В кого ты такой дурак уродился?» – и даже иногда хватался за ремень, бегая за сыном по квартире в попытках ударить его. Мать и сестра, в свою очередь, бегали следом. Все эмоционально кричали, нервничали, а Володя плакал. Слезы его текли не из-за боли, так как отцу никогда так и не удавалось ударить сына, а исключительно от унижения.

– Все! – заявил как-то Леонард. – К роялю чтобы больше не подходил! И если я узнаю, что ты, Анна, – обратился он к жене, – позволишь ему это в мое отсутствие, я выброшу этот инструмент к черту! Поняли? И никаких походов в театр! Никаких арий! Чтобы я больше ничего этого не слышал!

Арий Володя уже к этому времени и не пел, так как у него началась мутация голоса и мать строго-настрого запретила ему это делать, а вот без рояля он жить не мог. Для бедного мальчика начались черные дни. Ему наняли преподавателей по точным наукам, и теперь столь ненавистные и непонятные ему предметы приходилось изучать еще и дома. Правда, вскоре это дало свои плоды, и однажды Владимир принес за контрольную по математике четверку!

– Ну вот! – радовался отец. – Я же сказал, что сделаю из тебя человека!

Но он еще не знал, что и его дочь Ольга, так рьяно защищавшая младшего брата, сама мечтает стать актрисой. То, что она увлеченно занималась иностранными языками, музыкой, пением и литературой, отец поощрял. Зачем девочке точные науки? Он был уверен, что девочки получают воспитание только для того, чтобы удачно выйти замуж. А уж его-то дочь, получив такое благородное образование в лучшей частной женской гимназии Москвы, обязательно составит себе выгодную партию! Но случилось непредвиденное. Ольга, закончив гимназию, заявила отцу, что хочет стать актрисой. Разразился страшный скандал.

– Никогда! – громыхал Леонард Августович. – Ты что, хочешь пополнить ряды доступных женщин?

– Почему ты так говоришь? – заступилась за дочь Анна. – Я не хочу сказать, что я поддерживаю Олю в ее желаниях, но все-таки посмотри, в каком почете наши примы в Малом театре, уже не говоря про Александринку. Сам император с императрицей устраивают им бенефисы, дарят дорогие подарки…

– Так это же примы! Ты уверена, что твоя дочь не будет в театре на выходах?

– Уверена! Ольга очень талантлива. Ты же знаешь, как она прекрасно поет, играет на рояле…

– Ты тоже играешь на рояле и поешь не хуже, чем в Большом театре, но ведь ты же не пошла в артистки! Ты вышла замуж. И удачно вышла, – гордо заявил Леонард Августович. – Ты преданная жена и хорошая мать. Тебя уважают в обществе. А если бы ты после окончания консерватории пошла на сцену, то еще неизвестно, где бы ты сейчас была. Господи! Для чего же я старался, зарабатывал деньги, давал детям образование! То Владимиру, видите ли, певческий талант покою не давал, так теперь еще и Ольга в артистки захотела! Нет, только одного правильного сына дал нам Господь. Один Константин в нашем доме уродился нормальным человеком. Получает такую профессию, что ему всегда будут почет и уважение! А какие деньги при этом он будет зарабатывать!

Леонард Августович так разволновался, что под конец своего монолога стал даже немного заикаться, что с ним частенько бывало в последнее время в периоды сильных стрессов.

– Ты п-пойдешь в актрисы только через мой т-труп! П-поняла? Т-только через мой т-труп! – закончил он разговор.

Ольга решила не перечить отцу и, глотая слезы, замолчала, а Леонард Августович как будто накликал на себя недуг. Ему вдруг стало трудно дышать, и казалось, что еще немного – и он задохнется. С этого дня приступы удушья стали повторяться, но к врачам он не обращался, говоря жене, что все это наверняка происходит с ним на нервной почве. Как раз в этом году он уволился с работы, уступив место управляющего среднему сыну хозяина, которого тот решил приобщать к делу. Леонард Августович понимал, что, будь он сам владельцем завода, поступил бы по отношению к своему сыну точно так же, но тем не менее это увольнение морально далось ему нелегко и, вероятно, тоже отразилось на здоровье. Утешало Леонарда только то, что при увольнении Шлиппе выплатил ему зарплату за год вперед. Что ж. Теперь Леонард Августович засел дома и еще пристальнее стал заниматься своими детьми.

– А почему бы нашей Оле не заняться живописью? – однажды предложил он, видя, как дочь мается от безделья после окончания гимназии. – Она всегда неплохо рисовала.

Он решил, что было бы совсем неплохо дочке все-таки получить хоть какую-нибудь профессию. Так. На всякий случай! Кроме того, профессия художника, в отличие от актерства, в обществе уважаема, да и для замужества, если это когда-нибудь состоится, совсем не станет препятствием. Он предложил, а Ольга с удовольствием согласилась. Правда, она совсем не скучала, как ошибочно считал отец, а усиленно продолжала совершенствоваться в английском языке и игре на рояле, но рисовать она любила, а потому, полная энтузиазма постичь и это искусство, поступила в художественную школу. Отец безропотно оплачивал эти совсем не дешевые занятия, а ее акварельные эскизы приводили его в полный восторг.

– По-моему, у Оли большой талант, – говорил Леонард Августович жене, гордясь, что именно он направил ее на нужную дорогу. – Между прочим, ты знаешь, как дорого стоят портреты на заказ? Со временем она сможет, если понадобится, неплохо зарабатывать. Надо будет показать ее Маковскому. Интересно, что он скажет.

Константин Евгеньевич Маковский, художник, картины которого успешно выставлялись в Москве и Петербурге, был другом семьи и частым гостем в доме. Он пришел, посмотрел и высказался.

– Твоя дочь обладает кое-каким даром, но настоящий художник из нее вряд ли получится, – вынес он свой вердикт.

С этого дня энтузиазм отца в финансовой поддержке дочери на поприще рисования иссяк. Ольга не расстроилась. Она легко оставила курсы по занятию живописью и вскоре объявила, что вместо них будет посещать любительский драматический кружок при заводе Гончаровых. Так, исподволь, стала она готовить своих домашних к тому, что всегда и было ее мечтой.

– Моими партнерами по сцене будут люди самых разных кругов. В том числе и аристократы, – солгала она, зная, что это будет весомым аргументом для отца.

– Аристократы? – изумился Леонард.

– Ну конечно! – вновь соврала не моргнув глазом Ольга. – Это же любительский кружок.

Естественно, Леонард разрешил. А для Ольги это был первый шаг к осуществлению ее мечты! Она ликовала!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28 
Рейтинг@Mail.ru