Татьяна Гармаш-Роффе
Наука страсти нежной
– Дурак, – прошипела я, не меняя позы.
– Давай на грудь. Это так эротично, – ехидно проговорил Роберт и плеснул на меня краски из той бутыли, что распирала его карман.
Радости от открытия, для чего бутыль предназначалась, я не испытала. Холодная жидкость на моей груди, холодная земля подо мной. Как же мне хотелось поверить, что это дурной сон, что я просто раскрылась ночью и замерзла и нужно лишь чуть-чуть проснуться и натянуть на себя одеяло!
Поверить не удалось. Роберт мазнул краской по моей щеке.
– Глаза держи открытыми. Не моргай, когда будет вспышка. И не дыши, когда скомандую. Выдохни и задержи дыхалку.
– Зачем?
– Фоток надо сделать несколько. И важно, чтобы не получилось разницы в объеме груди. Когда дышишь, объем меняется от вдоха к выдоху. Сечешь?
– Не дура.
– Пока не очень-то заметно, – скептически хмыкнул он и принялся щелкать телефоном, делая снимки.
Наконец моя фотосессия была окончена.
– Чудненько, – довольно произнес он, рассматривая фотографии в своем телефоне. – Ты просто звезда. Теперь, барышня, извольте разместиться на ложе.
– С ума сошел? Там сплошная грязь!
– Ты – труп. А трупы не выбирают, где им валяться. Сигай в яму, не то я тебя столкну сам. И плюхайся так, будто тебя туда кинули, бездыханную.
Я стояла на краю довольно глубокой ямы и не понимала, как я должна туда залезть. Сесть на край и сползти вниз? Прыгнуть? Я ведь перепачкаю всю одежду, руки, лицо, – как потом буду отмываться? И где?
– Так, все ясно, – произнес Роберт за моей спиной. – Ну-ка, ложись вдоль края и скатывайся вниз. Если не хочешь, конечно, чтобы я тебя сам туда скинул.
– И что я потом буду делать, вся грязная? – недовольно спросила я.
– Могу тебя там закопать. Тогда этот вопрос перестанет тебя волновать.
– Дурак. Мне холодно!
– Тогда поторопись. Раньше ляжешь, раньше выйдешь.
Делать было нечего. Я осторожно вытянулась вдоль края «могилки», затем перевернулась и скатилась на дно, плюхнувшись на живот. Прикосновение холодной, липкой земли было отвратительным.
Роберт молчал. Я его не видела, уткнувшись носом в землю, и не понимала, почему не слышу щелчков фотоаппарата.
– Все-таки лучше ложись на спину, – наконец произнес он. – Так тебя будет лучше видно. А то валяется тут непонятно что…
– Я очень даже понятно что. И даже кто! – обиделась я, переворачиваясь.
– Не умничай. Ногу подогни под себя. Руку забрось за голову. И лицо немного отверни. Хватит и твоего полупрофиля.
Я выполнила команды, и Роберт наконец защелкал, делая снимки.
– Теперь лежи смирно, не меняй позу. Я немножко забросаю тебя землей. Не шевелись, поняла?
И ком земли шлепнулся на мою щеку. Я вздрогнула. А что, если он все наврал, чтобы заговорить мне зубы, сделать меня покладистой, а сам сейчас меня живьем закопает?!
Новый шлепок земли на грудь. Потом на живот. На ноги.
Если он шмякнет еще ком земли на мое лицо, то она забьет ноздри, и я не смогу дышать!
Но вскочить и броситься наутек я не посмела. Если это все делается действительно ради фотографий, то я все испорчу. А если он задумал меня убить…
То мне все равно не спастись. Пока буду выбираться из ямы, один удар лопатой и…
Я услышала новый каскад щелчков.
– Эй, ты чего, заснула там? – неожиданно донеслось до меня. – Вылезай давай. Дело сделано.
И он протянул мне руку.
Никогда еще в своей жизни я так не радовалась поданной мужчиной руке! Ухватившись за нее, я выбралась из ямы, мокрая, грязная, замерзшая. Роберт, не отпуская моей ладони, привел меня к раскрытому багажнику. Там оказалось несколько бутылок с водой, рулоны бумажных полотенец. В большой дорожной сумке – вот неожиданность! – лежала моя одежда: свитера, брюки, носки, кроссовки, даже белье.
– Умывайся и переодевайся, – распорядился он. – Грязные вещи отдашь мне.
С этими словами он ушел к носу машины, оставив меня одну под сенью крышки багажника.
– Откуда у тебя моя одежда? – спросила я, снимая джинсы.
– Из твоей квартиры.
– И как ты туда попал? – Пришлось и трусы поменять, они намокли, пропитавшись бурой водицей из «могилки». Я подивилась предусмотрительности Роберта, припасшего мое белье для смены.
– Через дверь.
– Но как ты ее открыл?!
– Пальцем, – хмыкнул он. – У тебя в запасе исключительно дурацкие вопросы.
– Ты домушник?
– Домовой. Ты скоро?
– Нет, минуточку! У меня металлическая дверь, ее не взломать!
– Конечно. Зато ключами открыть можно.
– Ключами? Откуда у тебя ключи от моей квартиры?!
– Чтобы вытащить ключи из чужой сумки и сделать слепок, нужно меньше минуты.
– И где же ты ухитрился залезть в мою сумку?!
– Хорош болтать.
– Нет, ну все-таки! Очень любопытно узнать!
Роберт тяжело вздохнул, давая понять, как я его достала.
– Никогда не вешай сумку на ручку стула в кафе или ресторане… Ты ведь сегодня обедала в ресторане, верно?
– А ты, значит, за мной весь день следил?! – высунулась я из-за крышки багажника.
Роберт пожал плечами с таким видом, будто я спросила, уверен ли он, что сейчас ночь.
Ну да, подумала я с досадой, следил, конечно. А то как бы он меня поймал точнехонько в тот момент, когда я проходила под аркой?
– Между прочим, ты должна меня благодарить за то, что я взял для тебя запасную одежду! – сердито произнес он. – О тебе позаботился!
А ведь и правда. Действительно позаботился.
– Спасибо, Роберт. Но я бы предпочла не оказаться в подобной ситуации. Из-за тебя мне приходится бежать из дома, а ты так трогательно облегчаешь мою участь сумкой с несколькими шмотками.
– Из-за меня? – Он поднял брови. – Слушай, Таисия, у тебя и вправду непорядок с головой. Я, что ли, хочу тебя убить? Да ты свечку в церкви поставь боженьке за то, что эти люди выбрали меня! Не то бы твой труп уже успел остыть!
Ответить на его слова мне было нечего. Все именно так, он полностью прав…
– Вот, держи. – Я сунула ему в руки ком своей грязной одежды.
Роберт подошел к яме и бросил его на дно.
– Зачем ты это делаешь?
– Тебя ведь будут искать. Твои родители или друзья дадут описание шмоток, в которых тебя видели последний раз. Так что они тебе больше не пригодятся. А куртку придется купить новую в первом же магазине.
Он вернулся к машине, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и открыл бардачок. Когда он распрямился, я увидела в его руке пистолет. «Зачем он его взял?!» – напряглась я.
Роберт, будто почуяв мой испуг, пистолет опустил дулом вниз, направился к «могилке» и бросил его на дно, вслед моей грязной одежде. Затем принялся яму закапывать.
Я вздохнула с облегчением. И не стала спрашивать, почему он решил выбросить пистолет.
Он меня не пожалел и, несмотря на волдыри на моих ладонях, заставил забрасывать яму землей вместе с ним.
Наконец мы ее закопали. Роберт положил сверху куски дерна, которые мы сняли в самом начале, и теперь место, где находилась «могилка», невозможно было отличить от остальной поверхности поляны.
Мы вернулись в машину.
– Ну что, придумала, как исчезнуть?
– Нет. Некогда было работать головой, пришлось больше руками.
– Тогда начинай думать сейчас, – не оценил он моей иронии.
Роберт уставился в свой телефон, отправляя сделанные фотографии заказчикам.
– Не проходит. Тут нет связи. Нужно подобраться поближе к цивилизации. – Он завел мотор, и машина, фырча от натуги, тяжело поползла по мокрой земле. – Не забывай, – без перехода добавил он, – если они поймут, что ты жива, – тебя уничтожат. Меня тоже. Поэтому, если не сумеешь хорошо спрятаться, мне все-таки придется тебя убить… Ага, здесь лучше.
– Ты ведь пистолет выбросил, – с иронией заметила я. Чего, мол, пугаешь понапрасну.
– Он проходил по уголовке, держать его опасно. Но другой найти не проблема, – сухо ответил он. – Да и задушить тебя тоже несложно.
Вот и пошутила. Точно идиотка. Любительница лезть на рожон.
Мы медленно катили по проселочной дороге, Роберт смотрел на дисплей мобильного. Наконец заветные черточки, обозначающие наличие сети, возникли в верхнем углу экрана. Он остановил машину и возобновил манипуляции с отправкой снимков.
Кажется, ему это удалось. Спустя несколько минут он положил сотовый на приборный щиток и сложил руки на руле.
– Ну что, идеи есть?
Я покачала головой.
– В школе на двойки училась? Совсем тупая, да?
Я не ответила. Что можно ответить на подобный выпад?
– Я жду! – повысил он голос.
– Чего ты хочешь от меня? Каким образом я могу исчезнуть? Мне же надо где-то жить, на какие-то средства, – как, как это все устроить???
Деньги у меня имелись, и вполне приличная сумма, – но, во-первых, они ведь рано или поздно закончатся, если не будет притока новых, а во-вторых, Роберту совсем не нужно об этом знать. От бандита можно ожидать чего угодно.
– Наверное, ты решила, что я шучу. Что я на самом деле добренький такой дядя, раз решил отпустить тебя живой. Но я еще не решил, идиотка, – я пока еще решаю! И итог зависит от тебя! Да, я не хочу руки марать убийством, это так; но моя жизнь мне дорога – дороже твоей. И коли придется выбирать, то выбор будет не в твою пользу, ферштейн?!
Я молчала. У меня не нашлось ни слов, ни мыслей.
– Ладно, тогда я достаю наручники, заклеиваю тебе рот и…
– Не надо… Я… Подожди… У меня есть подруга, однокурсница, она живет далеко от Москвы, в Воронеже, я спрячусь у нее, она меня не выдаст… – залепетала я.
– Чтоб баба да не выдала, ага.
– Она надежная… преданная такая подруга…
– Ладно, допустим. И дальше что?
– Я поживу у нее какое-то время…
– Какое?
– Пока все не утихнет… Пока не перестанут меня искать…
– А потом?
– Потом… Я не вернусь в Москву, обещаю! Найду какую-нибудь работу… Никто не узнает…
– Как ты на работу будешь устраиваться? На какую? Что ты умеешь делать?
Я не знала, что ответить. На самом деле, я ничего не умею делать. У меня диплом экономиста, но в министерстве у папы я только бумажки читала и подписывала.
Роберт ждал ответа, храня грозное молчание. Я нервничала.
– Не знаю, найду что-нибудь! – воскликнула я.
– Ладно, – кивнул он, – представим, ты нашла что-то подходящее, пришла в отдел кадров. Дальше?
– Что «дальше»?
– У тебя паспорт попросят, идиотка! А ты в розыске! Твой паспорт, твой телефон, права, банковские карточки, – все это я у тебя заберу. Собственно, они уже у меня. В твоей сумке. А сумка в моем багажнике. Твой телефон уже давно выключен, причем навсегда.
– А как же я без паспорта? Ни на работу, ни квартиру снять… Без него нельзя!
– Сделай себе фальшивый.
– С ума сошел? Будто его можно в «Ремонте обуви» заказать! Такими вещами преступники занимаются, где я буду их искать?! Встану посреди улицы: ау, кто тут фальшивые паспорта изготавливает?!
– Хватит орать. Вопросы здесь задаю я. А ты должна дать на них ответы. Вместо этого ты вопишь, что ничего не умеешь, не знаешь, не понимаешь. И с рождения полная дура.
Слезы неожиданно скопились в уголках моих глаз. Я даже удивилась: откуда они взялись? Не плакала, не хныкала, ни когда в наручниках да с пластырем на губах сидела, ни когда Роберт грозился меня убить. Да и вообще, я крайне редко плачу. А вот вдруг, услышав в очередной раз обидное «идиотка-дура», я расклеилась. Может, я и вправду никчемная, балованная богатыми родителями девица – но я хорошая! Хороший человек, отзывчивый, друзьям помогаю. И совсем я не дура! И не идиотка! Я умная… Начитанная… Много чего знаю… Ну и что, если не всегда нахожу решения! Это еще не значит, что дура. Умные тоже не всегда принимают правильные решения… Особенно в сложных ситуациях… Когда надо быстро, а ты к этому не готова, потому как никогда о подобных вещах не задумывалась, – а тебя при этом грозятся убить…
Я тихо шмыгала носом. Роберт молчал.
– Платок какой-нибудь есть? – спросила я севшим голосом. – У меня упаковка в сумочке, но ты ее отобрал.
Он покосился на меня. Затем вышел из салона, немного повозился и принес мою сумку. Ища упаковку бумажных платков, я поняла, почему он замешкался у багажника: моя сумка облегчилась на вес телефона, паспорта, карточек и даже кошелька.
Высморкавшись и промокнув глаза, я опустила сумку на пол, себе под ноги. Тоска, отчаяние, беспросветность. Тьма и холод, и чужой, враждебный человек рядом.
– А знаешь что? Лучше действительно убей меня. Я не только ничего не в состоянии придумать сейчас, – я и дальше такой буду. Идиоткой, как ты выразился. Я выросла в обеспеченной, благополучной семье. Хоть отношения у нас отнюдь не теплые, если честно, но мне никогда не приходилось сталкиваться с жизненными трудностями. Я ничего не умею, ничего! Даже котлеты пожарить… – Голос мой дрогнул. – И мне придется жить в постоянном страхе, что я себя выдам, отчего только наделаю больше ошибок и глупостей… И убийцы меня легко найдут. Поехали, раскопаем могилку. Все равно это не жизнь. Только, прошу, убей так, чтоб сразу… Чтобы я не мучилась.
Роберт молча тронул машину. Вот и все. Он возвращается к могилке… Что ж, я сама напросилась. Только я, кажется, вовсе не…
Наверное, я подсознательно надеялась, что он сжалится надо мной и… Не знаю, что должно следовать за этим «и». Отпустит? Но это невозможно, он доходчиво объяснил. Но тогда на что я надеялась, прося его убить меня прямо сейчас?! На какую милость? На какую помощь???
К тому же пистолет он закопал в яме. И что же, теперь он будет меня душить?!
Боже, вот уж действительно идиотка!
Я было открыла рот, чтобы сказать (да, как полная дура, сама понимаю), – мол, не надо, я передумала, я не хочу умирать! Как вдруг обратила внимание, что мы едем не обратно в лес, а, наоборот, в сторону шоссе.
На этот раз я сочла за лучшее промолчать. Возможно, он собирается убить меня в другом месте? Хотя практичнее с точки зрения эргономики – экономии сил, иначе говоря… – практичнее было бы вернуться к уже выкопанной яме. Раскопать взрыхленную землю ничего не стоит… И раз он поехал не назад, а вперед…
Надежда вдруг обняла меня своими теплыми крылами, пригрела у себя на груди.
Мы вывернули на шоссе и отправились куда-то в ночь.
СРЕДА
Навигатор показывал карту, но Роберт не проложил по нему путь. Мы просто ехали по шоссе, а он время от времени смотрел на названия населенных пунктов. Мне они ни о чем не говорили, эти названия, и я не понимала, в каком направлении мы движемся, – хотя почему-то казалось, что на юго-восток от Москвы.
Вопросов я не задавала, счастливая уж тем, что мы не двинулись к могилке.
Наконец, по ведомым лишь ему причинам, Роберт взял курс на населенный пункт под оригинальным названием Егоровка.
Было еще темно, однако ночь, если верить часам, уже трепетала на исходе. В ноябре темнеет рано, светает поздно, но семь после полуночи – это все-таки утро.
Мы въехали в населенный пункт Егоровка. То ли маленький городок, то ли большое село… Скорее, первое, поскольку мы проехали несколько тихих улиц и оказались в центре. Небольшая площадь, на которой в современном здании расположилась администрация города. Посреди площади фонтан – он, конечно, не работал: не сезон. Справа от административного здания краеведческий музей, рядом с ним заведение общепита под непритязательным названием «Центральное кафе». Слева ЗАГС, дальше городская библиотека.
На улице, пересекавшей административную площадь, – сердце города, со всей очевидностью, – расцвели коммерческие заведения. Парикмахерская, бар, «Пятерочка» аж в двух экземплярах по обеим сторонам улицы. Среди них затесались почта и «Сбербанк».
– Пошли перекусим, – произнес Роберт. – Время завтрака.
Как ни странно, «Центральное кафе» оказалось уже открыто. Роберт поставил машину на стоянку, мы вошли. Посетителей в этот ранний час еще не было, и нас, первых клиентов, жизнерадостно приветствовал худосочный мужичонка со светлой редкой бороденкой, зато в черном фартуке и черной же шапочке, смахивающей на докторскую. Нынче у поваров мода такая пошла, я знаю, видела однажды такие костюмчики по телику, в передаче, где соревновались крутые «шефы».
– Желаете позавтракать? Яичница с беконом, омлет с грибами, сэндвич с ветчиной, лосось с авокадо? – Он, как истинный джентльмен, будто не замечал бомжеватого вида Роберта.
Надо же, какой сервис в этой глуши, удивилась я. Не зря он такой прикид надел! Впрочем, в глуши я не бывала лет пятнадцать, со школьного еще возраста, когда с родителями ездила на дачи – нашу и к их друзьям, – а страна ведь движется к коммерческому прогрессу семимильными шагами. Все, что может принести деньги (предпринимателям, функционерам и прочим разновидностям поклонников бабла), – все это у нас расцветает буйно, быстро и активно. И как следствие, прогрессирует мастерство и профессионализм деятелей сферы обслуживания: продавцов и консультантов, поваров и метрдотелей, парикмахеров и косметологов, тренеров по фитнесу и так далее, и тому подобное. Что радует, конечно.
Не сговариваясь, мы с Робертом заказали яичницу с беконом. Завтракали мы – как и ехали последний час – в полном молчании. Я зареклась задавать вопросы, чтобы снова не услышать, что я «идиотка». Мелкие реплики типа «хочешь кофе?» – не в счет.
Я чувствовала, что он принял какое-то решение, и оно напрямую касалось меня – моей безопасности, а то и моей жизни… – но решила быть тише воды, ниже травы…
Повар больше не появлялся, теперь нас обслуживала официантка, полная девица с круглым сонным лицом. Излишне короткая юбка открывала толстые ляжки, завязки фартука некрасиво врезались в складочки жира на боках, – все, что можно было сделать, чтобы ухудшить о себе впечатление, девушка сделала. А почему – загадка. Может, у нее зеркала дома нет? Или ресторанный прогресс не дошел. Разве что в виде бейджика на груди: «Нина».
Мы закончили завтрак, Нина унесла тарелки, принесла Роберту кофе и горячий шоколад мне.
Я гадала: что дальше?
– В твоей сумке найдется блокнот? – вдруг спросил Роберт.
– Откуда? Я все в телефоне записываю.
Он подумал немножко.
– Посмотри напротив, – указал он. – Почту видишь?
– Ну.
– Ты закончила завтракать?
– Да… – Я сделала последний глоток горячего шоколада. – И куда теперь?
– Туда, – махнул он рукой в сторону почты. – Девушка, рассчитайте нас.
Подошла официантка, Роберт достал из кармана своего ватника мой кошелек и протянул ей деньги. Я не удержалась от брезгливой гримасы. Мне не было жалко денег – нет, но противно, что мужчина попользовался ими без моего разрешения.
Впрочем, это был не мужчина. Это был бандит. Который по не слишком внятным причинам не стал меня убивать. Однако получил плату за мое убийство…
На почте Роберт купил блок писчей бумаги и конверт.
– Садись, пиши прощальное письмо родителям.
Я не поняла, что он имеет в виду, и посмотрела на него с удивлением.
– Как будто я собралась покончить с собой?
– Да нет же, – с досадой произнес он. – Я раньше думал, что интеллигентные люди – все умные. Сам-то я парень простой, даже институт не закончил. А у тебя небось и диплом есть, а?
– Конечно, – пожала я плечами.
– А почему ты тогда такая дура?
– Хватит обзываться! – возмутилась я.
Теперь, когда мы находились не в черном сыром лесу возле вырытой могилы, я стала посмелее.
– Да не обзываюсь я, – в сердцах воскликнул он. – Ты реально ничего не сечешь! Есть люди, которые на лету схватывают, а тебе надо все объяснять по пять раз!
– Это потому, Роберт, – холодно произнесла я, чеканя слова и глядя ему прямо в глаза, – что мы живем в разных мирах. И твой я действительно не секу. Потому что в моем не убивают. Не берут деньги за смерть. Не копают могилы по ночам в чаще леса. И не платят по счетам чужими деньгами.
– Да они уже не твои! – взорвался он. – Тебя нет! Я тебя убил!
– Потише, – поморщилась я. – На тебя оборачиваются. Так что мне написать родителям? Какова твоя гениальная мысль? – Я ехидно усмехнулась.
Он помолчал, стараясь справиться с яростью.
– Твои родители, полагаю, начнут волноваться, – совершенно спокойно, даже доброжелательно произнес наконец он, и я оценила его умение владеть собой. – И обратятся в полицию с просьбой объявить тебя в розыск. Как ты понимаешь, нам это не нужно. Поэтому убеди их, что ты куда-то уехала на неопределенное время.
– С учетом сложившихся обстоятельств это правильная мысль, – кивнула я. – И ты знаешь, тебе невероятно повезло: я как раз пару дней тому назад с ними крупно поссорилась. Заявила, что мне надоела их опека, что я хочу жить самостоятельно так, как считаю нужным. Я потому и вернулась, собственно, в московскую квартиру. Не то бы поехала в наш загородный дом. И ничего бы не случилось со мной…
– Не плачь, – тихо произнес он, неожиданно деликатно дотронувшись до моей руки. – Главное, ты жива. Мы что-нибудь придумаем, эй, слышишь? Только не плачь…
– А разве я плачу? – повернула я к нему лицо. – С чего ты взял?
– Показалось, – кивнул он и утер двумя согнутыми пальцами две мои нечаянные слезинки. – Давай, пиши письмо. Как только я тебя устрою, вернусь в Москву за оставшимся гонораром, заодно и письмо в ящик брошу.
Я не ответила и принялась писать.
Едва мы закончили на почте, как Роберт потащил меня в парикмахерскую.
– Скажи им, чтоб покрасили тебя в блондинку!
– Зачем? – неприятно удивилась я.
Будучи шатенкой – натуральной и вполне яркой, – я вовсе не хотела перекрашиваться в блондинку, как все идиотки.
– Чтобы тебя не узнали, балда! – пихнул меня в бок спаситель. – Все-таки ты удручающе бестолкова. Если тебя в розыск родители – или кто еще, не знаю, – объявят! И опишут твою внешность!
– Ты только что заставил меня написать им письмо. Они ему поверят, не сомневайся, у нас и впрямь плохие отношения. Поэтому ни в какой розыск они подавать не будут.
– В ближайшие дни не будут, верно. Но спустя некоторое время забеспокоятся. Обратятся в полицию. Там распечатают твои портретики и разошлют по всей стране. И кто-нибудь вдруг вспомнит, что видел такую там-то и там-то… Короче, давай, шевелись. И пусть сделают модную стрижку.
Пфф-пфф. Это я фыркнула. У меня были волосы средней длины, иногда я их носила распущенными, иногда подбирала на затылке, и меня мои прически вполне устраивали.
– Что значит модную?
– Не знаю. Плевать. Ты должна изменить внешность… Насколько это возможно. Хотя если тебе мои предложения не нравятся, то можно разбить тебе нос, чтобы он свернул направо. Или налево. Так тебя точно никто по описанию не узнает. Хочешь?
– Дурак, – прошипела я и вошла в парикмахерскую.
– Эй, – крикнул он мне вслед, – погоди!
Я вернулась. Роберт протянул мне через окошко машины несколько тысяч.
Взятых, без сомнения, из моего кошелька.
Он сидел в машине напротив салона, я видела его через стеклянную стену. Обесцвечивание, краска и стрижка заняли немало времени – однако он спокойно ждал окончания издевательства над моими волосами.
Из парикмахерской я вышла платиновой блондинкой. С одного боку пряди волос были частично розовыми и зелеными на концах, с другого светлые волосы обриты почти наголо.
– А тебе идет, – хмыкнул он, когда я вернулась в его машину. – Очень стильно получилось.
– Будто ты разбираешься, что стильно, а что нет. Ты вообще кто?
– Никто.
– Странно, что ты не ответил «дед Пихто».
– Дура.
– От такого слышу.
Мы покинули Егоровку и снова колесили по разным шоссе час-другой. Я засыпала – немудрено после бессонной ночи – и просыпалась время от времени.
– Куртка, – вдруг произнес Роберт.
– Какая куртка?
– Мы должны были купить тебе новую. У меня вылетело из головы.
– Зачем?
– Слушай, ты нарочно? Признайся, тебе просто нравится меня злить, да?
– А что я такого сказала? – надулась я.
– Глупость сказала! – повысил он голос. – Я ведь тебе еще в лесу объяснил зачем!
– Да ладно… Чего злишься… Это не срочно ведь. Ты сам говорил, что пока меня никто не станет искать.
– А я, по-твоему, сколько времени с тобой буду нянчиться? Может, поживем вместе недельку? Или давай вообще поженимся и умрем в один день?! Хотя с тобой не получится в один день: ты меня в могилу за месяц сведешь своей тупостью.
– А ты меня – за пару дней. Своим благоуханьем, – ядовито произнесла я.
– Запах легко устранить за несколько минут мытья в душе. А вот тупость – это навсегда. Ничем не соскребешь! – заорал он.
– Да иди ты… – безразлично ответила я и снова закрыла глаза.
Видела из-под ресниц, как он покосился на меня. Кажется, что-то еще хотел изречь, но передумал и уставился на дорогу. А я почти сразу же провалилась в дрему.
Не знаю, сколько мы еще проехали, но спустя некоторое время Роберт разбудил меня. Мы находились в каком-то очередном городишке, с виду малоприветливом, и он притормозил возле жилого многоэтажного дома. На первом этаже лесенка вела к двери, над ней вывеска: «Женская одежда». Подъезды явно с обратной стороны, выходят во двор, – а магазин смотрит на улицу.
– Вылезай.
Я не стала спрашивать, что мы тут делаем. И так ясно: покупаем куртку.
Я выбралась из машины. День был серым, низкое небо хмурилось и грозило дождем. Но пока не капало, спасибо и на том.
Магазин оказался комиссионным. Я не люблю подержанные вещи, однако смолчала: надоело препираться с Робертом. Мы быстро прошлись вдоль вешалок с верхней одеждой. Роберт вытащил из тесного ряда темно-серую куртку с капюшоном, а я – лакированную уродину фиолетового цвета.
Увидев ее, Роберт покрутил пальцем у виска:
– Поярче выбрать не могла? Чтобы тебя за километр замечали?
– А ты о чем думал, когда мне стрижку присоветовал? С ней меня и так за километр видно.
– Нужно было максимально изменить твою внешность!
– Вот эта курточка и послужит делу конспирации. Ни один человек, знающий меня, не поверит, что в данной фиолетовой оболочке могу находиться я.
Роберт только рукой махнул, – мол, как знаешь! – и оплатил покупку.
И снова дороги, и снова тяжелая дрема, не приносящая отдохновения, в чередовании с пробуждениями, не приносящими радости. В какой-то момент я обнаружила, что Роберт выключил навигатор. Я хотела было задать вопрос… Но сообразила сама: мы достигли местности, которая ему знакома.
Я напрягала глаза, в ожидании указателя, – бесполезно. Сон накатывал, наваливался, подминал под себя, как валун на горном склоне. Я все проспала, пока не услышала голос Роберта. Он говорил по сотовому.
– …в силе? – услышала я.
Не знаю, о чем шла речь, и не слышала, что ему ответили.
– Я не один. С девушкой…. Да, это я и имел в виду. – Он усмехнулся. Похоже, его собеседник сказал какую-то скабрезность. – Ключ, как раньше?
Ключ? То есть какой-то его приятель предоставляет нам квартиру? Неужели такое счастье?
Роберт покосился на меня. Увидел, что я проснулась, и отключил телефон.
– Я договорился о квартире с одним знакомым. Вымоемся и отдохнем. А потом поговорим. Время до того, как тебя объявят в розыск, у нас и вправду еще есть. Ты ведь не каждый день докладывала родителям, что вернулась домой? Исходя из того, что у вас не слишком теплые отношения… Значит, нормально, что ты им не звонишь. А завтра я отправлю им твое письмо, что даст нам дополнительную фору.
Я закрыла глаза. Снова мгновенно провалившись в сон, я очнулась лишь тогда, когда кто-то принялся трясти меня за плечо.
С трудом разлепив веки, я не сразу сообразила, что за мужчина рядом со мной в машине. И что за машина, в которой я нахожусь. А когда сообразила, мне сразу стало неуютно, одиноко и горько.
– Чего тебе? – недружелюбно спросила я.
– Приехали. Вылезай.
Машина стояла перед пятиэтажкой из серого кирпича. Хотя нет, при ближайшем рассмотрении в доме имелось лишь четыре этажа. Таких в Москве то ли вовсе не существует, то ли мне не довелось увидеть. Но мы были явно не в Москве. Не только дом, но и вся улица с низкими постройками, развороченным тротуаром, сараевидным магазином невдалеке с надписью «ПРОДУКТ» – буква «Ы» отвалилась и висела верх тормашками, – все это говорило о том, что мы находимся не в Москве.
Роберт вынул мою сумку с одеждой из багажника и направился к двери подъезда – я за ним.
– Ты в моей квартире ничего не взял, кроме одежды?
Роберт обернулся.
– Взял. Все наличные деньги, которые ты с изумительной беспечностью держишь в ящике письменного стола.
– Потрясающе. Украшения не забыл прихватить?
– Я не вор! Я сделал доброе дело для тебя. И, как ты сама убедилась, одежда тебе уже пригодилась, деньги тоже.
– Не вор? А где же ты тогда научился делать слепки с ключей?
– Ну, я в то время еще подростком был… Это не считается.
Я скептически хмыкнула. Роберт посмотрел на меня с верхней ступеньки.
– Ты девочка из богатой семьи, тебе не понять. А моя семья всегда нуждалась… В начале девяностых все вокруг уже начинали богатеть, и я хотел. Решил пивом торговать, тогда это было доходное дело – по крайней мере для нищего пацана. Однако требовался начальный капитал – сущие копейки на самом деле, однако их тоже где-то нужно найти… И я научился у одного дворового ловчилы шарить по карманам в транспорте. Но это было опасно и малодоходно. И тогда я с другим своим приятелем, ровесником, – нам по тринадцать было! – разработал план. Мы вычисляли более-менее обеспеченного человека, начинали следить за ним, – и как только он оставлял сумку (женщина) или куртку (мужчина) без присмотра, мы делали слепок с ключей. У дружка дядя слесарем работал, он нам объяснил, что нужно для слепка: металлическая пластина, обычный пластилин и немножко подсолнечного масла. Ну, еще целлофановый пакет. Мы быстро насобачились укладываться в минуту. Затем дядя по слепку изготавливал ключи – и все, мы уже в квартире! Не брали ничего, кроме налички. Цацки там всякие, технику, шубы, – нет, это нам не нужно было. Только деньги, чтобы партию пива купить на перепродажу… Потом дело пошло, и больше я никогда ключи не крал. И не смей называть меня вором!
– Да я и не называла… – пожала я плечами.
Мы поднялись на второй этаж. Он нашарил на дверной притолоке ключ и отпер квартиру.
Она оказалась однокомнатной, с маленькой грязной кухней. Пустые бутылки из-под водки и пива толпились возле батареи отопления, в раковине горка грязной посуды, на столике крошки, которые спокойно смаковали тараканы, ничуть не опасаясь пришлых людей. Ручные, наверное.
В небольшой комнате основной мебелью являлись стол и раскладной диван с мятым, несвежим постельным бельем.
Только сейчас я осознала, до какой степени комфорт – включая эстетику и чистоту – жилища являлся для меня нормой. С папиными доходами наша семья никогда ни в чем не нуждалась: у нас всегда была большая и красивая квартира, которую ежедневно убирала домработница. Когда родители переселились в загородный дом, оставив московское жилье мне, домработница убирала квартиру дважды в неделю, – но этого достаточно. У меня всегда было просторно, уютно и чисто. Я не просто к этому привыкла: я с детства росла с убеждением, что жизнь так устроена. Комфорт был естественным, как деревья за окном.
Разумеется, я знала, что многие живут в бедности, иные в грязи, в антисанитарных условиях, – телевидение неустанно демонстрировало «изнанку жизни», – но знание это было умственным, не пережитым лично. И оно не меняло моего ощущения комфорта как данности природы.
