Татьяна Александровна Грачева
Анасейма
3 глава. Серебряные желуди
Наши дни
Инна смотрела на Марину как на неудачницу и даже не скрывала этого. А ещё сестра её раздражала. Нога в босоножке на тонком каблуке беспрестанно качалась, острые ногти выбивали дробь на столешнице.
Марина уже в третий раз попыталась зажечь конфорку, чтоб вскипятить воду для чая, но, кроме шипения и снопа искр, от плиты ничего не добилась.
Инна пригладила прядь на виске.
– Эта не работает. Попробуй левую дальнюю.
Марина бросила на сестру очередной короткий взгляд.
– Почему не починили?
– Двух вполне достаточно, на этой печке давно уже не готовят в промышленных масштабах.
Марина и Инна одновременно замолчали, вспомнив ароматные хрустящие пирожки мамы.
Тишину разорвала трель звонка. Инна глянула на экран мобильника и нахмурилась. За полчаса, что она провела наедине с сестрой, ей звонили уже пять раз. Нехотя приложила трубку к уху и недовольно поинтересовалась:
– Если это опять по поводу свежести мидий, я тебя уволю! Как ты думаешь, для чего я наняла управляющего?
Телефон что-то жалобно пропищал. Инна шумно выдохнула:
– В таком случае мне нужен новый.
Не дав возможности собеседнику оправдаться, нажала отбой.
Марина наблюдала за сестрой, не пытаясь скрыть изумления. Как мало она походила на ту тихую девочку со светлыми кудряшками. Сколько уверенности и жёсткости было в этой незнакомой женщине с короткой модельной стрижкой.
Новой Инне не нужна была защита и поддержка, только уважение и страх в глазах подчинённых. Марина задумалась: интересно, как она разговаривает со своей дочкой? Поёт ли ей колыбельные, наказывает ли ремнём за проступки? Она ведь ничего не знает о родных сёстрах: ни о младшей, ни о старшей. У трёх русалочек теперь другая, взрослая жизнь, у каждой своя.
***
– Юдина, ещё одно замечание, и мне придётся побеседовать с твоими родителями. Убери ракушки сейчас же.
Марина сгребла с парты мелкие венерки прямо в раскрытый портфель и смерила учительницу пристальным колючим взглядом.
Как она и ожидала, школа ей совершенно не понравилась. Учительница запретила носить бусы, пришлось оставить только тесемку с куриным богом. Шляпу классная едва не сдирала с макушки, но Марина упорно надевала её, пока осень не заставила перейти на более тёплый головной убор. На замену плетёной шляпе вернулся браслет из митилястров14. Только связь с морем могла спасти Марину от скуки. А скучно было до жути.
В первые дни Инна не отлипала от сестры, следовала за ней по пятам трясущейся тенью. Сели они, естественно, вместе. Вероника Павловна пыталась их разбить по принципу мальчик-девочка, но, кроме Ильи, все мальчики сказывались на двигательных способностях Инны: рядом с ними она почему-то цепенела и теряла дар речи.
Марина молча переносила свой рюкзак за парту к сестре, учительница рассаживала их. На следующий день повторялось то же самое. На воспитательные беседы Марина не реагировала совершенно, и вскоре Вероника Павловна, даже при всей ее невнимательности, это заметила. Средняя дочка Юдиных выслушивала её претензии с поразительным недетским спокойствием, будто и не воспринимала, молча покидала место трёпки, а наутро снова сидела рядом с сестрой.
Инна же, наоборот, не доставляла хлопот. Училась прилежно, ракушками не играла, только впадала в ступор, стоило повысить на неё голос. Через месяц Вероника Павловна сдалась: позволила сёстрам сидеть вместе. Правда, пришлось представить всё так, будто это её великодушное решение, а не потакание упёртой Марине.
Класс Алсу располагался через коридор, но с сёстрами она практически не общалась, на перемене убегала сплетничать с подружками в «бермудский треугольник». Звучное название получили три лавочки во дворе. Туда допускались не все, только самые популярные и красивые. В компании «популярных и красивых» Алсу оказалась в этом году, принадлежность к сливкам общества начальной школы ей очень льстила, и поэтому нянчиться с двумя первоклашками не было ни желания, ни времени. Она упорно делала вид, что с младшими сёстрами не знакома и общая фамилия – это случайное совпадение.
К концу осени Марина кое-как смирилась с необходимостью просиживать часы в классе. Природная сообразительность выручала её, но вот рассеянность и торопливость сказывались на учёбе не лучшим образом. К удивлению всей семьи, Инна полюбила школу. Чёткие правила и режим её вполне устраивали. Наконец в её жизни появилась определённость и предсказуемость, которой не хватало в семье. Она чаще стала тянуть руку, пока ещё боязливо и неуверенно, но отвечая. Получив звёздочку, расцветала и, ободрённая скупой похвалой учительницы, с удвоенным рвением готовилась к урокам. У Марины звёздочек почти не было. Её тетрадь пестрела замечаниями.
Вероника Павловна была нервной женщиной с нестабильным лицом. Мимику она не контролировала. Один глаз часто дёргался, улыбка в одно мгновенье превращалась в оскал, когда повышала голос, она страшно выкатывала крупные карие глаза и порой плевалась слюной. Нечаянно, конечно, от избытка эмоций. Судьба подсунула ей мужа-алкоголика и неблагодарных детей-бездельников, окончательно вытрепавших её и без того некрепкие нервы.
Марину она ненавидела интуитивно, на уровне инстинкта. Слишком та была независима и самостоятельна. Эти черты напрочь отсутствовали в самой Веронике Павловне, всю жизнь подчиняющейся то родителям, то свекрови. Изжить в себе болезненную зависимость от мнения окружающих она так и не смогла, ненавистную родственницу похоронила больше десяти лет назад, но не освободилась. Теперь исполняла роль прислуги для собственных избалованных детей.
В учениках она видела уменьшенные копии сыновей-спиногрызов, жаждала привить им уважение к старшим и заставить трепетать. Вероника Павловна всегда обращалась к подопечным только по фамилии, намеренно выставляя дистанцию, ругала с большим удовольствием и фантазией, а хвалила редко.
До декабря Марина прилежно посещала школу и секцию гимнастики, но потом неожиданно взбрыкнула и стала пропускать уроки. Чаще всего уходила с последних, один-два раза в неделю. Никого не предупреждала, просто хватала портфель и на перемене исчезала в неизвестном направлении. Инна стыдливо придумывала причины её ухода для учительницы и возвращалась домой в компании Алсу.
Целый месяц о её прогулах никто не знал. Татьяна думала, что Марина в школе, а оттуда идёт прямиком на гимнастику. Всё вскрылось на родительском собрании. Татьяна услышала о регулярных отлучках дочери, не выказывая удивления.
Вероника Павловна ждала оправданий и клятвенных заверений, что этого больше не повторится. А не дождавшись, разозлилась.
– Я буду вынуждена обратиться к директору. Если ваша дочь и дальше будет уходить с уроков, когда ей вздумается, я приму меры. Что это за самодеятельность?!
– Марине иногда необходимо побыть у моря. Без этого она не может.
Татьяна не знала причины, побудившей дочку прогуливать, просто догадалась, где та проводит освободившиеся часы.
Только вот Веронике Павловне это не показалось веским основанием.
– Ваша дочь попадёт в отстающие.
– Она плохо успевает?
По правде говоря, Татьяну мало волновали оценки дочек, она даже дневник Алсу никогда не проверяла. В конце дня никогда не спрашивала, что и по каким предметам они получили и что изучали. Её интересовало другое: какой домашний питомец у подруги Алсу, над чем сегодня смеялась Марина, почему Инна так любит столовский компот, может, туда добавляют зелье?
Вероника Павловна задумалась: проблем с учёбой у Марины, к сожалению, не было. Она не выбивалась в лидеры, но и схватывала довольно быстро. Правда, в тетрадях развела настоящую грязь. Это была вторая причина, по которой учительница решила побеседовать с родителями Юдиной.
Раскрыв тетрадь по математике, она ткнула пальцем в поля.
– Полюбуйтесь.
Везде, где оставалось свободное место, Марина нарисовала дельфинов. Татьяна невольно улыбнулась.
– Красиво. – И тут же спохватилась: – Я скажу, чтоб рисовала в блокноте.
С того дня Марина стала пропускать ещё чаще, и её прогулы приобрели раздражающую стабильность.
Вероника Павловна обратилась к директору, он терпеливо её выслушал, согласился по всем пунктам обвинений в адрес средней Юдиной и вызвал родителей теперь уже в свой кабинет. Каждый раз приходила Татьяна. Но после её визитов ничего не менялась.
Марина не пропускала только уроки физкультуры. На них Инне требовалась защита. Неуклюжая и пугливая, она постоянно подвергалась насмешкам одноклассников, а Марина оберегала и не давала её в обиду. Иногда просто переключала внимание на себя, нарочно делая какую-нибудь глупость. Когда играли в «Совы и воробьи», прикрывала Инну, чтоб её не затоптали, если бросали мяч – устраивала клоунаду со скользкими кривыми руками, чтоб смеялись над ней, а не над сестрой. Марину насмешки не трогали, большинство одноклассников она просто игнорировала, будто их не существовало в её вселенной. Там и так было мало места, и допускать туда посторонних она не планировала, всех вытесняло море.
В Штормовом осталась только одна школа. Небольшая, старой постройки, с узкими крашеными коридорами. Позволить себе роскошь выбирать учителя или класс никто не мог. Да и не было это принято.
Дети, угодившие в класс к Веронике Павловне, выпускались в среднюю школу закалённые и готовые почти к любому катаклизму, правда, некоторые успевали заработать невроз и постыдно страдали от энуреза на нервной почве. Такая вот начальная школа жизни, в которой выживал тот, кто научился хитрить или лебезить, сидеть тише травы и дышать беззвучно, а некоторые развили в себе и умение отключать слух.
В течение года Марина не раз встречала маму в коридорах школы. Догадывалась, что визиты эти неспроста, опять её отлучки стали причиной вызова родителей, но никаким наказанием для неё они не оборачивались. Вера Павловна изливала желчное недовольство на директора, тот требовал Татьяну для головомойки, но на этом цепочка обрывалась. Счастливчик даже не знал, что Марина сама себе урезает уроки.
Вне курортного сезона, когда он распаковывал самогонный аппарат, лучше было не попадаться ему для воспитательных бесед. Он мог применить и ремень, правда, после порки жутко раскаивался и покупал подарки. Татьяна знала о нетрезвой манере воспитания мужа, а потому фильтровала информацию о проступках дочерей, предпочитая улаживать проблемы самостоятельно.
Марина и хотела бы не пропускать, но усидеть не могла. Как только чувствовала, что задыхается, начинала планировать очередной побег. Почти всегда шла к пирсу, устраивалась на самом краю и разговаривала с морем.
В одну из таких вылазок в середине декабря она поскользнулась на обледеневших досках и неудачно упала на руку. Острая боль пронзила локоть и сковала кисть неподвижностью. Марина дотащила портфель до домика спасателей, оставила его прямо на открытой веранде в углу и пошла на остановку.
В автобусе рука разболелась сильнее, теперь она ещё и пульсировала, распирая рукав куртки, будто дрожжевое тесто. Слёзы скопились в уголках глаз, но не пролились. До дверей больницы Марина добралась молча, стиснув зубы. А вот врач, осматривавший её, расшумелся не на шутку. Перелом, тем более закрытый, его не удивил, видел он и пострашнее, а вот неуместная самостоятельность девочки вызвала бурю эмоций.
Марина выслушала неистовые словоизлияния доктора, не менее эмоциональные реплики медсестры и спросила:
– Когда я смогу плавать?
Пришлось вызвать родителей. За дочкой явился Счастливчик. Переговорив с хирургом, подписал всё, что нужно, даже солидарно повозмущался, что дети пошли нынче безрассудные. Из больницы Марина вышла хмурая, недовольная и с гипсом. По дороге домой Счастливчик заехал в магазин и купил торт.
Татьяна уже знала о переломе и ждала их у ворот, растрёпанная и растерянная. Увидев хмурую, но вполне невредимую дочку, кинулась обнимать.
– Русалочка моя, как ты?
Марина пожала плечами.
– Доктор сказал, что гипс снимут через пять недель, летом я смогу плавать.
Счастливчик и Татьяна переглянулись.
– Болит?
– Уже не так сильно. – И, чуть замешкавшись, добавила: – Я портфель на берегу оставила.
За портфелем отправили Алсу. Она пошла только после того, как все клятвенно заверили, что без неё не будут резать торт. После чаепития Татьяна попросила Марину ближайшие два месяца не бродить у пирса, если надумает сбегать, возвращаться домой. С мансарды «скворечника» тоже видно море.
На следующий день после того, как сняли гипс, Марина всё-таки получила «ремня». Счастливчик как раз продегустировал очередную порцию ядрёной настойки, внезапно вспомнил о поступке дочери и решил, что она заслужила хорошую взбучку. Марина стойко выдержала порку, ни разу не пикнула и не прогнала с лица улыбку. Счастливчик и не сильно старался, после первого же хлёсткого удара, понял, что гнев схлынул, копить его месяцами он не умел, да и раскаяния на лице дочки не заметил.
Марина хорошо усвоила урок: в сезон использования ореховых перегородок папу лучше не злить.
В то лето, когда Марине исполнилось девять лет, Илья не приехал. Раиса Константиновна отвоевала отпуск в Египте. Вячеслав Аркадьевич только тяжко вздохнул, по условиям их договора пришла очередь покорять заграницу.
О том, что семья Ибер не приедет, Марина узнала только в июле и расстроилась. Почему-то она была твёрдо уверена, что теперь они каждый год будут заселяться в «скворечник» и вольются в ряды постоянных гостей. Почти месяц у них прожили две подруги. В первый же день с рук этих дам исчезли обручальные кольца, а вместе с ними и благопристойность. Гостьи одевались ярко и очень уж откровенно. До конца отпуска не вспоминали о существовании бюстгальтеров, носили лёгкие трикотажные платья, едва прикрывающие тело.
Они впервые отдыхали в Штормовом и приехали без определенных планов, подыскивая съёмное жильё. Привёл их в посёлок слух о том, что недалеко, прямо за территорией заповедника, есть нудистский пляж. Только вот небольшой клочок песка перед морем, где оголялась группка людей, на полноценный пляж не тянул.
На июнь «скворечник» Юдиных оказался незабронированным, семья, что ожидалась на этот период лета, внезапно отказалась от поездки из-за непредвиденных проблем со здоровьем. Задаток остался Юдиным как компенсация. По поводу потерянных курортников Счастливчик не переживал, охотников снять жильё всегда было предостаточно, только в этот раз приходилось брать кота в мешке. Двух подруг он переманил у соседа – из вредности. По правде говоря, бесстыжих курортниц Счастливчик увёл у него прямо из-под носа. Фёдор рвал и метал, заглядывал за забор с затаённой обидой. Сразу две женщины, настроенные на летний роман, да ещё, как оказалось, не отягощенные моралью, очутились на территории противника.
Вскоре Счастливчик пожалел, что приютил эту парочку. Большую часть времени они развлекались в Анапе или на пляже, но пару раз пришлось выгонять совсем обнаглевших ухажёров, бродивших по двору в чём мать родила. Когда гостьи наконец-то съехали, Юдины вздохнули с облегчением, но отношения с Фёдором стались натянутыми.
Через пару дней в домик заселился Дуги – нелюдимый лохматый тип. Сухощавый, сутулый, с высушенной кожей, будто он всю жизнь провёл под палящим солнцем. Дуги приезжал каждое лето меньше чем на неделю, с тощей сумкой и зачехлённой гитарой. С компанией не навязывался, большую часть времени сидел на берегу или за домом, под раскидистой черешней. Марина привыкла к его ежегодным появлениям, как к незыблемой традиции. Видимо, он начал наведываться так давно, что родители перестали обращать на него внимание и приглашать к столу. Он явно обозначил дистанцию и ни с кем не общался. Дуги был единственным постояльцем, который настойчиво сохранял одиночество, окружая себя стеной молчания.
Марина не трогала молчуна, подозревая, что он немой, пока однажды тот сам с ней не заговорил. Это произошло на пирсе три года назад. Он смотрел на море, закрыв глаза, словно вдыхал его. Ветер трепал его распущенные волосы, перебирая неаккуратные косички в бороде. Среди пегой растительности мелькали цветные нитки, стягивающие косы.
– Море живёт в тебе.
Марина огляделась, не сразу сообразив, кто с ней заговорил.
– Что?
– Морская…
Марина давно знала, что означает её имя, и только пожала плечами.
– А тебя как зовут?
– Дуги.
– Странное имя. Что это значит?
– Тёмный поток.
На этом их первая беседа и закончилась.
С тех пор молчаливый постоялец, ни капли не похожий на обычного отдыхающего, разговаривал не только с бродячими собаками, но и с ней.
В это лето он, как обычно, разгуливал в одиночестве, что-то нашептывал в густую бороду, укрепляя репутацию сумасшедшего. Первый день провёл на пирсе, на второй взял гитару и, расположившись в тени черешни, принялся наигрывать печальную мелодию. Увидев Марину, прошептал, словно ни к кому не обращаясь, будто пропел начало песни.
– Анасейма.
Она вздрогнула. Так её называл только Илья и то всего один вечер, накануне отъезда в Москву.
Встретившись глазами с Дуги, Марина указала на себя пальцем, словно вопрошая: «Это ты мне?»
Мужчина кивнул и указал движением головы на примятую траву рядом с собой.
Марина приблизилась к нему и опустилась на колени напротив.
– Какая у тебя гитара…
– Красивая?
– Старая.
Дуги ласково погладил инструмент.
– Она и есть старая. Хочешь, научу играть?
Марина тронула струну и сморщилась, когда та отозвалась тонким звоном.
– Папа сказал, что я нетерпеливая, и у меня слишком маленькие пальцы.
– Это с возрастом проходит. Научить?
Марина недоверчиво сощурилась.
– А давай.
Всю неделю, что Дуги прожил в «скворечнике», они виделись каждый день. Правда, одолеть гитару Марина так и не смогла, но охотно слушала, как на ней играет сам нелюдимый постоялец. Голос у него оказался необычный, хриплый, с раскатистым рыком, напоминающим рёв моря во время шторма. Песни он пел странные: об утопленниках, хищных русалках, затонувших галеонах, наполненных пиратским золотом, морских духах, заманивающих людей в пучину. Татьяна тоже любила сказочные сюжеты в песнях, но никогда они не были такими мрачными, как у Дуги.
Марина больше не вздрагивала, когда он называл её Анасеймой, теперь он обращался к ней только так и каждый раз хитро прищуривался. Как-то сразу она перешла с ним в беседе на «ты», и это не смущало Дуги, а Марина по-другому и не могла. Он был словно вне возраста и общественных норм.
Если Марина видела его на пирсе, то всегда подходила, садилась рядом и смотрела на море, не нарушая задумчивость беседой. Дуги сидел неподвижно, прикрыв веки и слегка улыбаясь. Если вскрикивала чайка, немного поворачивал голову, едва заметно реагировал и на гудок катера или возглас спасателя с вышки. По его поведению Марина научилась вычислять приближение дельфинов. Дуги оставался неподвижным, но в углах губ появлялась рассеянная улыбка, потом он приоткрывал необычные лазурные глаза и всматривался вдаль. Марина обожала дельфинов, а вот отдыхающие иногда принимали их за акул, истошно вопили и улепётывали на берег.
Иногда Марина первая орала: «Акулы!» – и любовалась поднимающейся паникой, громко хохоча.
Дуги редко вступал в беседу, а если и заговаривал, то обычно произносил что-то понятное только ему самому. Зато с морем он общался, как с живым существом. Понаблюдав за одной из таких бесед, Марина окончательно прониклась к Дуги симпатией. С морем она тоже общалась, ласково и откровенно, доверяя свои мысли и тайны.
После перелома рука успела восстановиться, и Марина снова плавала, беспечно отдаляясь от берега. Сделав большой крюк, она выбралась на песок, мышцы ныли от усталости, глаза покраснели.
Татьяна дождалась её и насмешливо поинтересовалась:
– Может, позовёшь Дуги на ужин?
Марина стянула тяжёлые волосы жгутом и выжала воду.
– Он всё равно не пойдёт. Но оставь ему пару пирожков под салфеткой.
Татьяна взяла пустую корзину и подозвала Инну.
– Завтра уезжают дети из «Восхода», нужно успеть продырявить куриных богов.
«Восходом» называлась небольшая база отдыха, ещё советской постройки. Большинство домиков развалились под гнётом прожитых лет, но парочка ещё кое-как стояла. В них-то и заселялись устойчивые к отсутствию комфорта и непривередливые спортсмены. Чаще всего на базе жили приезжие легкоатлеты или волейболисты. Занятия на песке входили в их план тренировок.
Марина приостановилась.
– Мам, ну они же не действуют, раз ненастоящие? То есть мы их обманываем? Сколько бы желаний ни загадали, они не сбудутся, потому что куриные боги невсамделишные?
Татьяна отрицательно покачала головой.
– То, во что ты веришь, то и настоящее. Многое существует только потому, что кто-то это придумал.
Инна нахмурилась. С каждым годом странные изречения всё больше ставили её в тупик, если раньше она просто не задумывалась над ними, теперь же дотошно допытывалась, что мама имела в виду. Если у Татьяны не находилось рациональное объяснения, а чаще всего так и было, Инна отказывалась в это верить и раздражалась, как только Татьяна изрекала очередную размытую истину.
Обычно с ребятами из «Восхода» Марина не общалась, продавала им ракушки, на этом их беседы и заканчивались. Но в этот раз с группой волейболистов, приехавшей в конце августа, завязалось приятельство.
Каждое утро спортсмены совершали пробежку вдоль берега моря, разминались самостоятельно, и только потом приходил их тренер.
Марина любила утреннее море. Собрав ракушки, усаживалась на пирсе и наслаждалась ласковым солнцем.
Пару дней спортсмены приглядывались к местной девчонке в ковбойской плетёной шляпе, увешанной бусами из ракушек, а потом решили познакомиться. Марина не особенно жаждала общения, ей вполне хватало моря, но ребята оказались настойчивыми и ежедневно заводили беседу. На вид они казались старше, но разница в несколько лет их не смущала.
Если бы Марина знала, чем закончится это временное приятельство, никогда бы с ними не заговорила и не пошла бы искать вход в подземное царство песочных джиннов. Пусть бы эти джинны так и жили необнаруженными, а ей бы не пришлось целый день плавать в солёной воде в надежде отмыться от воспоминаний.
На следующий день спортсмены уехали, а Марина вычеркнула этот день из памяти. Это она умела хорошо – забывать неугодное. В будущем такое умение ей не раз пригодилось.
Начавшаяся учёба снова отняла у Марины море, но в этот раз она не сбегала с уроков целый месяц. В новом году учительница получила звучную кличку Падловна и изо всех сил её оправдывала. В очередной раз услышав, что она непроходимая тупица и в будущем ей предстоит крутить коровам хвосты, Марина не выдержала и удрала к морю. С того дня её отлучки стали регулярными. Дорога в директорский кабинет снова вошла в привычный маршрут Татьяны. Побеги Марины привели к тому, что Инна начала стыдиться нерадивой сестры и к концу года отсела за другую парту. Наконец-то у неё появилась подруга – предсказуемая и понятная девочка, никогда не слышавшая о ступеничных грызунах и ветряных феях.
Апрель выдался тёплым и ранним, первые постояльцы ожидались уже в начале мая, предстояло подготовить «скворечник» и переплюнуть Фёдора в облагораживании двора. Перебрав множество вариантов, Счастливчик надумал сделать во дворе небольшой пруд и запустить туда черепах.
– Будем варить черепаховый суп! – убеждал он семью, выкапывая неглубокую яму.
Татьяна с улыбкой наблюдала за его бурной активностью. Раз муж взялся что-то мастерить или строить, значит, настойка на ореховых перегородках подходит к концу, можно вздохнуть с облегчением.
Счастливчик ещё не зачехлил самогонный аппарат, но наведывался к нему с каждым днём всё реже. Штормовое постепенно оживало, заполняясь приезжими, жаждущими южного солнца.
Когда пруд был готов, а черепашки запущены, Счастливчик, довольный собой, устроился на качелях с бутылкой пива и подозвал дочек.
Те расселись вокруг него, готовые услышать новость.
– Помните московских постояльцев Ибер?
Алсу кивнула.
– У которых сыновья Илюха и Димка?
Счастливчик сделал большой глоток из бутылки, довольно зажмурился.
– Они говорили, что в этом году не получится приехать, что-то там с работой, не дают одновременно отпуск. На август я с другими постояльцами договорился.
Марина невесело вздохнула. Илью она ждала. Но отец ещё не всё сказал. Увидев расстроенные лица, объявил намеренно печально.
– Они приедут в июле. Пришлось отказать другой семье, чтобы втиснуть их.
Девочки радостно загалдели.
Счастливчик, довольный озвученной новостью, откинулся на мягкую спинку качелей.
– Будем ездить со Славиком на рыбалку. Он знает в этом толк, хоть и городской.
Он допил пиво и обратился к Марине.
– Подай-ка другую, из холодильника.
Она взяла бутылку и понюхала горлышко.
– Фу, воняет ужасно.
– Гадость, – согласилась с сестрой Алсу
– Да ты чего! Воняет ей! Пахнет. Неси сюда.
Когда Марина вернулась с полной бутылкой, Счастливчик ловко откупорил её о край качелей и протянул Алсу.
– Пробуй. Гадость, говоришь. Гадость я бы пить не стал.
Алсу нехотя сделала глоток и сразу же скривилась.
– Ну? – поторопил с ответом Счастливчик. – Не нравится?
Марина взяла бутылку из рук сестры и сделала большой глоток. Задумалась, прислушиваясь к вкусовым ощущениям.
– Всё-таки гадость.
Татьяна зашла во двор как раз в момент этого коллективного распития бутылки пива. Сняла шляпу нарочно медленно и не приблизилась для обязательного поцелуя.
– Саша?
Счастливчик засмущался, разгадав за намеренной медлительностью недовольство жены.
– Да что такого? Всего по глоточку дал, попробовать. Лучше пусть в кругу семьи пьют, чем на улице и неизвестно с кем, – увидев, что Татьяна не сдвинулась, он поднялся и обошёл её, выражая всем своим видом чувство оскорблённого достоинства. Словно его обидели ни за что ни про что. – Пойду в море охлажусь.
Татьяна нахмурилась.
– Ты же выпил?
– Это же пиво, и не алкоголь вовсе.
Через час Татьяна отправила на берег старшую дочь, забрать Счастливчика. Он вернулся хмурый, трезвый и совершенно сухой. Просидел у домика спасателей, лелея свою обиду на жену. Её непривычно строгий взгляд не выходил из головы: можно подумать, он дочерей чему-то плохому учит! Просто готовит их к взрослой жизни, а пиво совсем не крепкое было. Вода водой!
В этот раз на ночь он остался без поцелуя, и попытка завести сына тоже не случилась.
Марина ждала Илью целую неделю, каждые полчаса выходила на улицу, чтобы не упустить его приезд, но, когда это случилось на самом деле, встречала его не она. Именно в этот день мама отправила её насобирать на компот черешни. Марина уселась на широкой ветке, повесила ведёрко на крючок и принялась срывать сочные жёлто-красные ягоды. Больше набивала живот, в ведро попала только парочка самых непривлекательных черешен. Очистив пространство вокруг себя, она переместилась на другую ветку и потянулась за новой порцией сладких ягод.
– Анасейма, привет!
От неожиданности Марина едва не упала с ветки. Ухватившись рукой за ствол, чуть сдвинулась в сторону и опустила взгляд вниз. Сквозь узорчатую листву на неё смотрел Илья.
Позабыв о ведре, она спрыгнула на землю прямо перед ним. Без приветствий и вступлений крепко обняла, впечатываясь резными ракушками на бусах в открытую кожу на груди Ильи. Всмотрелась в его лицо и, оттянув щёки, заставила широко оскалиться.
– А зуб-то выпал, и нового нет.
– Мама до сих пор в шоке, – попытался пошутить Илья. Отсутствие зуба его самого порядком напрягало, и он устал от издёвок одноклассников.
С их встречи прошло почти два года, Илья заметно вытянулся. Несмотря на бледную кожу, он уже не выглядел таким хрупким и болезненным, но откормить его так и не удалось. Сквозь майку проступали худые плечи и ключицы. Илья рассматривал Марину не так пристально, не хотел слишком уж явно демонстрировать, как сильно по ней скучал. Она заметно изменилась: черты лица потеряли детскость, а фигура приобрела непривычную мускулистость. Занятия гимнастикой не прошли бесследно, отпечатавшись на теле чётко обозначенными мышцами.
Марина подпрыгнула, дотянулась до ветки и, склонив ее над головой Ильи, скомандовала:
– А ну лопай, скелетина, а то не будет тебе уроков плавания.
Илья сорвал парочку ягод и забросил в рот. Не успел прожевать, как услышал громкий возглас:
– Ну вот опять! Она же немытая!
Марина скосила взгляд в сторону.
– Твоя мама.
– Беги, я тебя прикрою.
Она подтянулась и легко запрыгнула на ветку. Уже оттуда громко поздоровалась с Раисой Константиновной
– Добрый день!
Женщина нашла взглядом девочку и ответила сдержанно:
– Здравствуй.
Она увела сына во двор, а Марина продолжила собирать черешню. Только теперь делала это быстро и неаккуратно, забивая ведро ягодами пополам с листвой.
Первые недели общение между семьями выглядело так, будто гости приехали впервые. Раиса Константиновна держала дистанцию, всем своим видом демонстрируя, что это временное соседство и дружить им совсем не обязательно. Готовила она отдельно, во дворе не засиживалась. Гораздо чаще по сравнению с предыдущим проживанием в «скворечнике» ездила в Анапу. В течение года муж вёл себя безупречно и снова напоминал самого себя времён их знакомства, но почему-то в Штормовом в нём просыпались замашки простецкого мужика, и это сильно её раздражало. Будто он нарочно старался быть проще, чем есть, чтобы гармонировать со Счастливчиком и получить его одобрение.
Дети не задумывались о взрослых проблемах, общались, словно и не было двух лет разлуки. Алсу с первого взгляда оценила повзрослевшего Диму, и внезапно дружба окрасилась новыми оттенками. Дима ни капли не походил на местных ребят. Тонкокостный, даже утончённый, с буйной шевелюрой тёмных кудрей, с бледной кожей без веснушек. Он не догадался, что внезапно стал объектом симпатии Алсу, в сфере его интересов девчонки пока ещё занимали последнее место, уступая штудированию языков и изучению муравьёв в формикарии15
В этом году Раиса Константиновна слегка ослабила поводок материнской любви и разрешила детям ходить к морю без её сопровождения. Проводить там полдня, как того жаждали сыновья, она не хотела. Счастливчик обещал присматривать за мальчишками, хотя такая опека его изумляла. Он вырос на побережье и не думал, что для этого вообще нужно разрешение.
Вечером Марина по большому секрету поведала Илье, что в заповеднике есть столетний дуб, который исполнит любое желание, если найти серебряный жёлудь. Только никому нельзя об этом говорить, иначе жёлудь достанется другим, и они упустят шанс обрести способность дышать под водой. Именно это Марина планировала загадать.
После утреннего похода на пляж Раиса Константиновна устроилась в спальне под вентилятором.
