Татьяна Корсакова
Слеза ангела
– Доброй ночи, – «математик» улыбался ей широко и безмятежно, как старой знакомой. Вот черт…
– Доброй, – Света растянула губы в ответной улыбке. Наверное, получилось не слишком убедительно, потому что «математик» удивленно вскинул брови.
– Вы сегодня не в духе? Что-то случилось?
Сказать бы этому уроду, что случилось! А может, и в самом деле сказать? Света скосила взгляд в сторону камеры наблюдения. Как раз и момент подходящий: Ангелина Леонидовна отлучилась из зала, а за игровым столом кроме них двоих никого нет. Конечно, это не по правилам, а шпынять ее из-за какого-то проходимца и подозревать в измене – это по правилам?!
– Играем? – Света улыбнулась, на сей раз совершенно искренне.
– Ну, разумеется, – «математик» выложил на стол фишки.
Действовать нужно было прямо сейчас, потом может быть уже поздно.
– По какой системе играете? – вежливо поинтересовалась она…
Сабурин
Девчонка-крупье улыбалась и таращилась на него своими светло-серыми, почти прозрачными глазами. Сабурин впервые в жизни видел у женщины такие глаза – холодные, бесстрастные, точно у наемного убийцы. Или это из-за прозрачности? Может, какая-нибудь генетическая аномалия? Скорее всего, так и есть. Глаза эти рыбьи, кожа бледная, волосы белые-белые, точно седые. Рановато ей еще седые волосы. Сколько ей – лет двадцать? Значит, и в самом деле аномалия. Альбинизм. Точно, похоже, что девчонка – альбинос. А то, что брови и ресницы темные, так это ерунда, их и покрасить можно.
Сабурин видел девчонку уже не первый раз, а все никак не мог привыкнуть к ее необычной внешности. Даже и не скажешь, хорошенькая она или уродина. Если смотрит куда-нибудь в сторону, так вроде и ничего, а если таращится прямо на тебя, вот как сейчас, то даже его нервы, крепкие и закаленные, не выдерживают.
Углубившись в эти умозаключения, Сабурин не сразу сообразил, что говорит ему девчонка-крупье. Раньше она с ним вообще не разговаривала, только улыбалась профессионально-отстраненной улыбкой.
– Прошу прощения? – Он нахмурился, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
– Я спрашиваю о вашей системе, – глаза-ледышки смотрели на него, не мигая. – У вас есть какая-то система, и она весьма действенная.
Сабурин мысленно чертыхнулся. Все-таки попался, вычислила какая-то малолетка, да еще так быстро…
А ведь Арсений предупреждал, что действовать нужно осторожно, что в казино не дураки работают, и если поймут, что он пытается кинуть заведение, будут проблемы. Сабурин тогда Арсению не то чтобы не поверил, просто не отнесся к предупреждению с должным вниманием. Конечно, Арсений – математический бог и знает о числах все, но ведь только в теории. А теория с практикой расходятся очень часто. Именно поэтому разработанную другом систему Сабурин всерьез не воспринимал, предпочитал относиться к ней как к забаве и на «полевые испытания» согласился легко. Ладно, одни разок можно попробовать, исключительно ради того, чтобы убедить упрямца Арсения в несостоятельности придуманной им системы. Можно даже баксов сто потратить на эту бесполезную идею, лишь бы друг успокоился и направил свою неуемную энергию в более перспективное русло.
В общем, об осторожности и конспирации в тот самый первый раз Сабурин не думал, потому как твердо верил, что играть в азартные игры с казино – равно как и с государством – дохлый номер. Не росли бы игорные дома как грибы после дождя, если бы содержание их было убыточным.
– Помнишь, как нужно считать? – спросил на прощание Арсений. Выглядел друг при этом так, точно это он сам, а не Сабурин отправляется на штурм казино.
– Помню.
– А поправку когда нужно использовать, помнишь?
– Да помню я все! Сеня, не переживай.
– И когда начнешь выигрывать, не суетись, держи себя в руках. Три-четыре раза выиграешь – и уходи.
– Договорились, – Сабурин, который в успех авантюры не верил, энергично кивнул, а мысленно добавил: «Уйду сразу, как только закончатся деньги, друг мой Сеня».
Он выбрал казино наугад, практически первое попавшееся. А чего суетиться, когда результат и так ясен? Был соблазн плюнуть на испытание и сыграть как бог на душу положит, но совесть взяла верх, и Сабурин решил играть по системе.
Нельзя сказать, что стол, за которым работала девочка-альбинос, он выбрал специально. Просто ее белая как лунь головка невольно привлекала внимание. Сабурин сделал ставку и проиграл. Ничего удивительного. Во-первых, теорию вероятностей еще никто не отменял, а во-вторых, Арсений предупреждал, что именно так все и будет: четыре проигрыша по мелочи, а потом крупная ставка и выигрыш, еще три-четыре проигрыша по мелочи и снова крупный выигрыш. А вот дальше, если вдруг зафартит, уже нужно применять поправку, но до этого дело не дойдет.
То ли фортуна в тот раз была на его стороне, то ли расчеты Арсения оказались верны, но все прошло как по нотам. Именно так, как и предсказывал друг. После того как перед ошалевшим от небывалого везения Сабуриным оказалась гора фишек, появился соблазн продолжить игру. Он уже почти поддался этому соблазну, но в самый последний момент передумал. Арсений расстроится, если чистота эксперимента будет нарушена. Он и так выиграл вполне приличную сумму: пришел с сотней баксов, а уходит почти с двумя тысячами. Чтобы умилостивить госпожу Удачу, Сабурин сунул девчонке-крупье двести долларов – кто знает, может, она тоже часть его фарта? – а по пути домой зашел в круглосуточный магазин, купил армянского коньяку и всевозможной закуси. Надо же как-то отметить начинание.
Несмотря на предрассветный час, Арсений не спал. В ответ на звонок дверь открылась почти незамедлительно.
– Ну как? – От нетерпения друг едва не подпрыгивал в своем инвалидном кресле. – Получилось?!
– Все, как ты и предсказывал! – Сабурин поставил пакеты с провиантом на пол, сбросил ботинки.
– А там что? – Арсений кивнул на пакеты.
– Там еда и выпивка. Или ты по ночам не ешь?
– Я вообще только по ночам и ем, – друг подхватил пакеты, покатился на кухню.
Что верно, то верно, Арсений вообще предпочитал ночной образ жизни. Днем мог не вылезать из постели, зато к вечеру активизировался и ночи напролет просиживал за компьютером. Вот и сейчас из комнаты доносилось тихое жужжание системника.
Они были знакомы давно, с самого детства. До пятого класса учились в одной школе, а потом с Арсением случилось несчастье: упал с велосипеда, ударился спиной о бордюр. В результате – перелом позвоночника, травма спинного мозга и паралич. Они тогда были в таком наивном возрасте, когда твердо веришь, что смерти нет, и самая опасная болезнь – это ангина, а тут такое страшное – паралич. И не на пару дней или недель, а на всю жизнь, навсегда. Арсений, кажется, понял это самым последним, долго не верил, пытался выбраться из ненавистного инвалидного кресла, падал, расшибал в кровь лицо, набивал синяки и шишки и снова пытался встать на ноги. Он сражался с неизбежным почти год, в одиночку, потому что остальные – родители, врачи и друзья – уже смирились, а потом вдруг успокоился. Или смирился. Сабурин никогда его об этом не спрашивал, не хотел бередить старую рану. В тот год, что Арсений боролся с неизбежным, друзья его забыли. И не потому, что такие плохие, а потому, что они были детьми, а дети – существа в равной мере искренние и жестокие. Изображать сострадание и тяготиться чужой бедой они не умеют. Зачем? Ведь намного проще и естественнее забыть. Да и видеть доказательства того, что жизнь далеко не так совершенна, не хочется.
Виталик Сабурин мало чем отличался от своих товарищей и наверняка последовал бы их примеру, если бы не одно «но» – с Арсением ему было интересно. Да, с ним больше не погоняешь на велике и не поиграешь в футбол. Зато он мог из бесполезных железок собрать самого настоящего робота на дистанционном управлении, мог починить плеер и построить удивительно красивый макет парусника. Но даже не это главное. Арсений не только создавал все эти чудесные вещи, но еще и учил Виталика самого делать их. И историй всяких разных он знал бесконечное множество, и рассказывать их умел так интересно, что аж дух захватывало. Особенно страшилки на ночь глядя. Виталик не знал, откуда берутся эти невероятные истории, наверное, большей частью из книг, которыми был заставлен огромный книжный шкаф в комнате Арсения. Самые же интересные и самые жуткие рассказы друг, скорее всего, придумывал сам. В этом Виталик почти не сомневался.
Они вместе взрослели, вместе вступили сначала в бестолковый подростковый период, а потом и во взрослую жизнь. Их симбиоз получился полноценным и взаимовыгодным, потому что через Виталика Арсений контактировал с внешним миром, получал необходимую информацию и впечатления. Сабурин, оказывается, был не хуже Всемирной паутины. Этим можно было гордиться, потому что Интернет со временем заменил другу реальность, отодвинул все другие радости жизни на второй план. Все, кроме дружбы с Сабуриным.
– О, и Силантия не забыл! – послышался из кухни радостный голос Арсения. – Эй, Силантий, Бурый тебе пожрать принес!
Он еще не успел договорить, как из комнаты вышел Силантий – здоровенный одноглазый котяра с порванным в бесчисленных дворовых боях ухом. Не удостоив гостя даже взглядом, Силантий проследовал на кухню. Вот ведь полосатый паразит! Знает же, что все самое вкусное ему приносит именно Сабурин, а все равно игнорирует его, не желает принимать в ближний круг. В ближнем кругу у Силантия числятся единицы: любимый хозяин, соседская кошка Люсинда, судя по регулярному и разномастному потомству та еще ветреница, и дворничиха тетя Дуся. Причем понять причину привязанности Силантия к этой крикливой, вечно пьяной даме Сабурин не мог, как ни старался. Сам неоднократно видел, как тетя Дуся охаживала Силантия веником и называла одноглазым иродом, а кот все равно души в ней не чаял, терся о ноги, преданно заглядывал в глаза. Наверное, в этом труднообъяснимом случае срабатывал принцип, озвученный еще Александром Сергеевичем: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Только применим он был не к женщинам, а к тонко организованной кошачьей душе.
В ту ночь они с Арсением на радостях напились. Причем друг по большей части прославлял теорию, а Сабурин – практику. Как ни крути, а две тысячи баксов на дороге не валяются. У Арсения вон кресло скрипит, того и гляди сломается, да и сабуринской «бээмвушке» не повредит кое-какой ремонт.
На следующий день Сабурин не пошел в казино: отчасти из-за жесточайшего похмелья, а отчасти из соображений осторожности. Арсений считал, что очередной набег можно повторить не раньше, чем через неделю, а Сабурин был убежден, что бояться нечего. Они же не играют по-крупному, а кто станет обращать внимание на мелочовку? В общем, через день он снова оказался в казино, а прошлой ночью за столом девочки-альбиноса выиграл аж целых шесть штук. Принимая во внимание то, что ставки на сей раз были посерьезнее, и учитывая заложенные в расчет обязательные проигрыши, выглядело это вовсе не подозрительно. Зря Арсений волновался, никто ничего не замечает…
…Оказывается, замечают. Вот, к примеру, девчонка-крупье заметила. И мало того что заметила, так еще и в лоб про систему спросила.
– Вы шутите? – Сабурин улыбнулся как можно безмятежнее.
– Не шучу, – в глазах-льдинках зажегся злой огонек. – Охрана казино в курсе, что вы – «математик».
– Кто я? – спросил он растерянно.
– «Математик» – человек, просчитывающий игру.
– В этом есть что-то противозаконное?
– Нет, но администрации ваши действия неприятны.
– Ваше заявление стоит расценивать как угрозу? – Сабурин нахмурился.
– Давайте вы сделаете ставку, а потом мы поговорим, – девчонка скосила глаза куда-то вверх и влево. Сабурин проследил за ее взглядом. Все понятно – камеры видеонаблюдения.
– Десять на черное, – он выложил на стол фишки.
– Ставка сделана, – девчонка крутанула рулетку, бросила шарик.
Сабурин проиграл.
– Поговорим? – спросил он, наблюдая, как уплывают его денежки.
– Хорошо, – девчонка улыбнулась самыми уголками губ. – Я не угрожаю, я вас просто предупреждаю. Если вы продолжите в том же духе, у вас могут возникнуть определенные неприятности.
– Какие именно?
– Наш начальник службы безопасности очень непредсказуемый человек, – намек на улыбку исчез с бледного лица, взгляд снова стал непроницаемым. – Еще ставка?
– Да, пожалуй.
Сабурин поставил двадцать на красное, просто так, безо всякой системы, и снова проиграл. Девчонка-крупье, как ему показалось, не без удовольствия заграбастала фишки.
– Вам лучше отказаться от своей системы, – сказала она шепотом, – по крайней мере, в нашем казино этот номер больше не пройдет, потому что… – Она не договорила, вся подобралась.
Сабурин затылком почувствовал, что за ними кто-то наблюдает. Оборачиваться и выяснять, чей это взгляд пытается просверлить в его черепе дырку, он не стал.
– Что-то мне сегодня не везет, – сказал он с тоской в голосе. – А давайте-ка попробуем еще раз.
– С удовольствием, – ему показалось, что девчонка вздохнула с облегчением. Интересно, ей-то чего бояться?
– Один момент, – Сабурин обернулся, сделал знак официанту и заодно осмотрел зал. Источник раздражения он вычислил безошибочно. Невысокий лысый мужик в наглухо застегнутом пиджаке стоял всего в паре метров от их стола. На Сабурина мужик не смотрел, что-то говорил поджарой даме средних лет, но и без того было ясно – вот он, главный здешний каратель.
– Зачем вы мне помогаете? – спросил Сабурин, когда начальник службы безопасности направился к выходу из зала.
– Я помогаю не вам, а себе. Из-за вашей подозрительной везучести у меня могут возникнуть неприятности, – девчонка поморщилась.
– Насколько серьезные?
– Еще не знаю.
Он все понял. Девчонка боится, что ее могут заподозрить в сговоре с ним и турнуть с работы, а то и еще чего похуже сделать, от этого типа, начальника службы безопасности, можно всякого ожидать. Сабурину доводилось встречать таких в своей беспокойной и насыщенной событиями жизни. Это не человек, это профессионал-фанатик. И еще неизвестно, чего там больше: профессионализма или фанатизма. Такой, будь его воля, ставил бы к стенке и за куда меньшие прегрешения, чем сговор с клиентом.
– Вы были моим талисманом, – сказал он девчонке доверительным шепотом, – но сегодня мне почему-то не везет.
– Может, есть смысл попытать удачу за другим столом? – вежливо осведомилась она.
– Пожалуй, вы правы. А не подскажете, какой стол у вас здесь наиболее перспективный?
В глазах-льдинках блеснул и тут же погас озорной огонек.
– Шансы на выигрыш не зависят от выбора игрового стола, равно как и от личности крупье.
– А от чего они зависят?
– Раньше я думала, что ни от чего, а сейчас даже не знаю, что и ответить, – это она, видимо, намекает на систему Арсения.
– Ну что ж, было очень приятно с вами пообщаться, – Сабурин галантно поклонился девчонке и, прихватив бокал с коктейлем, направился к соседнему столу.
Краем глаза он успел заметить, что начальник службы безопасности снова нарисовался в зале. Непонятно, следил ли этот тип непосредственно за ним, Сабуриным, или просто наблюдал за порядком. По правде говоря, Сабурин не был склонен преувеличивать значимость своей скромной персоны. Скорее всего, в глазах местных церберов он всего лишь мелкая сошка, но поостеречься все-таки стоит.
Избранница
Клиент попался сообразительный. Когда парень направился к другому столу, Света вздохнула с облегчением, украдкой вытерла об юбку вспотевшие ладони. Может быть, ей повезет и допроса с пристрастием удастся избежать. Главное, чтобы «математик» не взялся за старое или взялся – черт с ним, – но не в этом казино.
Дальше все пошло своим чередом, но надежда на то, что смена выдастся спокойной, не оправдалась. К полуночи народ повалил валом, и на мысли о «математике» просто не осталось ни сил, ни времени. К моменту долгожданного перерыва Света чувствовала себя как выжатый лимон. Вот он и сказывается – недосып. Сейчас самое время приложиться к баночке с энерготоником.
В комнате для отдыха никого не было. Света с мученическим стоном рухнула в глубокое кресло, вытянула гудящие ноги. Был соблазн сбросить туфли, но она не стала: ступни отекли, и засунуть их потом обратно в узкие лодочки будет весьма проблематично. Вместо этого Света пошарила в сумке в поисках мобильного. Скорее всего, Ритка звонила, и не один раз, надо бы перезвонить, узнать, как там у нее дела. Мобильника в сумке не оказалось. Да и откуда ему там взяться, если она забыла его на кухонном столе. Вот ведь незадача! Завтра Ритка изведет ее упреками, да и непривычно как-то без телефона.
Когда Света вернулась в зал, «математика» там уже не было. А может, и был, но затерялся в толпе посетителей. Конечно, Борман не дурак, может сложить два и два и заподозрить, что она предупредила клиента, но ведь доказательств-то никаких!
Энерготоника хватило еще на пару часов, а потом снова накатила усталость. И клиенты сегодня все как один противные. Замордовали уже, честное слово. Скорее бы закончилась смена!
– Корнеева, – ей на плечо легла мягкая ладонь.
– Слушаю вас, Ангелина Леонидовна, – Света попыталась улыбнуться максимально бодро и приветливо.
– Выглядишь усталой, – начальница неодобрительно покачала головой. – Синяки вон под глазами.
– Так ведь две ночи подряд без сна.
– А день тебе на что?
– На учебу.
– Ох, грехи мои тяжкие! – Ангелина Леонидовна возвела глаза к потолку. – Сплошные проблемы с этой молодежью. У одной ребенок каждый месяц болеет, второй выспаться некогда, третья соседей снизу затопила.
– Кто соседей затопил? – спросила Света не столько из любопытства, сколько из вежливости.
– Так ты, Корнеева, и затопила. Только что звонила какая-то истеричная тетка, орала, что у нее с потолка льется вода, а попасть к тебе в квартиру, чтобы перекрыть воду, аварийка не может, потому что ты, шалава такая, ночами по всяким злачным местам шастаешь, – процитировала начальница и поморщилась, не то от воспоминаний об истеричной тетке, не то от Светиной безалаберности.
– Соседка снизу? Аделаида Карловна!.. – У Светы похолодело внутри. Если она и в самом деле затопила эту мымру, ей конец. Ада ее со свету сживет, а перед этим по судам затаскает. Хобби у нее такое – со всеми судиться.
– Не знаю, эта ненормальная не представилась, – Ангелина Леонидовна нервно дернула плечом. – Орала как резаная, грозилась всех под суд отдать.
– Точно Ада, – Света лихорадочно дернула ворот блузки и с мольбой посмотрела на начальницу. – Ангелина Леонидовна, мне бы домой.
– Да я уж поняла, – фыркнула та. – Ладно, беги. От тебя сегодня толку все равно нет, квелая какая-то. Виктора за твой стол поставлю.
– Спасибо, – Света благодарно улыбнулась. Все-таки начальница у нее хорошая: требовательная, но не сволочная, может войти в положение. – Ну, я побежала?
– Беги. Нет, стой! – Ангелина Леонидовна поймала ее за рукав. – Что там с «математиком»? Видела, он за твоим столом начинал играть.
– Начинал, – Света рассеянно кивнула, в мыслях она уже была дома и выслушивала возмущенные вопли Ады.
– Ну и как? Есть там система?
– Вряд ли, – соврала она, – сегодня у него игра вообще не шла, он даже стол сменил. Сказал, что я перестала приносить ему удачу.
– Он тебя за талисман держал? – Начальница усмехнулась.
– Ну, что-то вроде того. Ангелина Леонидовна, можно, я уже полечу? – взмолилась Света.
– Лети, летчица, – начальница поманила пальцем входящего в зал Виктора.
– Витюша, я отработаю! – Света сложила ладони в умоляющем жесте.
– Нужны мне твои отработки, – Виктор флегматично пожал плечами и занял место за столом.
– Не бухти, – прикрикнула на него Ангелина Леонидовна, – сам на прошлой неделе с середины смены ушел. Или уже забыл?
– Так у меня ж причина была уважительная, вы же помните…
Света, не став слушать, какая такая причина побудила коллегу покинуть боевой пост, едва ли не бегом бросилась к выходу из зала.
После духоты казино воздух снаружи казался упоительно свежим, но Свете было не до него. Она повертела головой в поисках такси или хотя бы частника. Ничего! Что же делать? Общественный транспорт уже не ходит. Чтобы вызвать радиотакси, придется возвращаться, а это потерянное время. Ада небось уже строчит заявление в милицию. Нет, лучше бежать прямиком через скверик к таксопарку. Там точно можно будет поймать машину…
Едва ступив на засаженную старыми липами аллею, Света поняла, что совершила ошибку. Если у казино сквер освещался более-менее хорошо, то здесь с каждым шагом окружающая темнота делалась все гуще и осязаемее. Сначала глубокие тени жались по краям аллеи, но постепенно становились наглее и наглее: наползали со всех сторон, гасили желтый свет редких фонарей. В ночной тишине перестук каблуков казался оглушительно громким и каким-то жутким. Света остановилась – эхо ее шагов медленно, точно нехотя, угасло. И в этой зловещей тишине слух успел уловить какой-то другой звук, кажется, тоже шаги, только более тяжелые и размеренные – мужские. Сердце испуганно екнуло, спина моментально покрылась испариной. Света до рези в глазах всматривалась в темноту позади себя – никого. Может, показалось? Или не показалось, но это всего лишь шаги случайного прохожего, какого-нибудь загулявшего пьянчужки или, к примеру, клиента казино. Такси ведь на стоянке нет, вот человек и решил, как она, идти напрямик через сквер…
А что, если это маньяк? Какой-нибудь сумасшедший с огромным тесаком? Что их мало, этих ненормальных? Вон по телику каждый день показывают…
И шаги стихли… Притаился? Или просто сошел с дорожки и крадется сейчас по кустам? Вдруг он уже совсем близко? Ой, мамочки…
Бежать на высоких каблуках неудобно, а снимать туфли не было времени. Ничего, тут немного осталось, метров через сто пятьдесят таксопарк. Можно сказать, нет больше никакой опасности…
Опасность оказалась коварной. Она поджидала Свету впереди, тянула к ней длинные руки, скалилась в жуткой улыбке и пахла чем-то тошнотворным. Она не была похожа на загулявшего пьянчужку или на запоздалого прохожего или даже на маньяка. Она была похожа на… нежить. А еще она оказалась не одна, за спиной первой, самой жуткой, маячили еще две – черные, безмолвные.
Света всхлипнула, отступила на шаг. Осознание того, что от этих троих не уйти, парализовывало, делало ноги ватными. Когда на ее шее сомкнулись холодные пальцы, Света закричала. Крик был последним, что она могла противопоставить обрушившемуся на нее кошмару.
– Не надо бояться, Клер, – голос тягучий, успокаивающий и почти не страшный в отличие от лица.
Теперь она видела это лицо близко-близко. Белая кожа, черные провалы глазниц, растянутые в ласковой улыбке губы, острые клыки. А еще запах, приторно-сладкий, смутно знакомый.
– Все будет хорошо, Клер, – глаза отсвечивают красным, но при этом они совсем не страшные.
И лицо не страшное. Странно, что она испугалась… Вот только запах… запах плохой: бередит душу, выворачивает наизнанку…
– Ты должна пойти с нами, Клер, – пальцы на шее сжимаются чуть сильнее.
Тяжело дышать, но это неважно. Главное – смотреть, не отрываясь, в эти необычные глаза. Если она будет смотреть, то сумеет понять что-то очень важное, то, что постоянно ускользает…
– Вот, хорошая девочка, – в глазах незнакомца отражается луна. Луна красная, как запах. Пахнет красным и чуть-чуть черным. А шее уже не больно, только немного колко и щекотно.
– Я не Клер, – язык не слушается, чужое имя дается с трудом, вязнет на зубах, пахнет желтым.
– Ты получила послание? Где Слеза ангела? – Бледное лицо еще ближе. На губах что-то черное. Или красное, в темноте не разобрать. Ангелы – это такие белые, с крыльями, пахнут золотым… Разве ангелы плачут? Смешно… Смех царапает горло, вырывается изо рта сизым туманом. Смеяться больно. А смотреть на красные луны в глазах незнакомца интересно…
– …Рем, князь велел ее не трогать, – это уже другой голос, обычный, человеческий. Голос торопится и, кажется, боится.
– Ну, пойдем, девочка, – глаза с красными лунами становятся огромными, запах крови щекочет ноздри. Да, это кровь. Кровь пахнет красным и немного черным, если она запекшаяся…
Голова кружится, вместе с ней кружится лицо незнакомца. Как же она сможет пойти с ними, если земля уплывает из-под ног? Земля уплывает, она падает, а ангел плачет…
Рене де Берни. Прованс. Август 1096 г.
Я счастливейший из смертных! Отец нашел выход. Вчера они с аббатом Аланусом долго беседовали со мной и Гуго. Искупление – вот решение всех наших проблем, способ избавиться от родового проклятья. Искупление начнется пятнадцатого августа в день вознесения Богородицы. Так символично, так правильно. Крестовый поход в Святую землю, освобождение Гроба Господня от нечестивцев, очищение души от грехов предков, спасение рода де Берни.
Папа римский уже призвал свою паству восстать на борьбу со злом, и зов его был услышан тысячами сердец. До замка еще с весны стали доходить слухи, что огромное воинство Христово под предводительством бесстрашного рыцаря Вальтера и амьенского монаха Петра Пустынника уже вышло в поход на Иерусалим. Счастливчики! Как же я им завидовал. Представлял, как кто-то другой, а не я, обагрит верный меч кровью проклятых иноверцев, чтобы преклонить колени у Гроба Господня. Я завидовал им даже тогда, когда всю Францию всколыхнула чудовищная весть: в долине Дракона христианское воинство было разбито. Сельджуки, это отродье сатаны, не пощадили никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. В той страшной битве пал благородный рыцарь Вальтер, а до стен Византии добрались лишь десятки из тысяч.
Каюсь, тогда я поддался отчаянию и едва не утратил надежду. А вчера… вчера надежда возродилась, а вера моя окрепла неимоверно. Крестовый поход – музыка для души истинно верующего!
Я слушал неспешный рассказ аббата Алануса, и сердце мое трепетало от радости и нетерпения. Сердце чувствовало: разговор этот зашел неспроста. А еще оно боялось, что выбор падет не на меня, а на Гуго. Гуго – старший сын, после смерти отца он унаследует все: и замок, и земли, и… родовое проклятье, следы которого уже видны на его бледной коже и в потухшем взгляде. Нет, отец должен понимать: Гуго нужен здесь, во Франции, а крестоносцем – Господи, какое дивное слово! – должен стать я. Мне всего семнадцать, я молод, я силен, и я пока еще здоров. Я смогу! Не хочу сидеть здесь, в стылом замке, гнить заживо и медленно превращаться в чудовище.
Господь услышал мои мольбы, я увидел ответы на свои вопросы в пристальном взгляде отца и обнадеживающей улыбке аббата.
– Я буду… крестоносцем? – Слова срываются с губ сами, помимо моей воли.
– Крестоносцем, – эхом повторяет Гуго и смотрит на свои скрещенные на груди руки.
– Я списался с епископом Ле Пюи, – аббат Аланус кивает. – Граф Раймунд Тулузский выступает через два дня. У нас мало времени, мой мальчик.
– Да, мало времени, – отец устало трет глаза. Видеть его руки, больше похожие на птичьи лапы, больно и страшно. – Времени никогда не хватает.
– Времени и золота, – снова подает голос Гуго.
Да, брат, как всегда, прав. Год выдался неурожайным, запасов зерна едва хватило, чтобы дотянуть до весны, виноградники вымерзли, крестьяне голодали и роптали. Если б не их суеверный страх перед отцом, не миновать бы беды.
– Я достану деньги, – отец гладит тяжелую золотую цепь на своей груди.
– А оружие? А лошадь и доспехи? – не унимается Гуго. Вечно он так – все портит, все подвергает сомнению.
– Рене, мальчик мой, встань, – голос отца непривычно мягок.
Я послушно поднимаюсь из кресла. Ноги дрожат, руки тоже.
– Я уже стар, – нетерпеливым жестом отец останавливает возражения аббата. – Домашний халат – вот отныне мои доспехи. Заберешь мой меч.
Меч! Настоящий меч, прошедший с отцом не одну битву, напившийся крови сотен врагов, семейная реликвия, которая должна была достаться Гуго, старшему сыну, а досталась мне, младшему. Сейчас Гуго станет возражать и…
– Отец, но как же?! – Старший брат тоже вскакивает с места, смотрит сначала на отца, потом на меня. Я получаю взгляд, полный ненависти.
– Молчать! – У отца страшные глаза, в отблесках горящих в зале факелов они отсвечивают красным. – Я сказал – мои доспехи, мой меч и твой конь!
Конь, черногривый Ураган, единственная любовь и гордость Гуго?.. От коня я лучше откажусь, так будет честнее и… безопаснее.
– И ты молчи! – Отец читает мои мысли еще до того, как я успеваю их озвучить. – Что за рыцарь без боевого коня?! Или ты собираешься идти к Гробу Господню пешком, нацепив рубище пилигрима?
Нет, я не хочу пилигримом, я хочу рыцарем. И чтобы обязательно на плаще был крест – символ веры.
– Все, разговор окончен, – отец сжимает в скрюченных пальцах кубок с густым, как кровь, вином, смотрит на нас с братом поверх кубка и говорит уже спокойнее: – Время позднее, дети мои, идите спать.
В ту ночь я так и не смог уснуть, все представлял себя верхом на черном как ночь Урагане с отцовским мечом в руке. Клер не поверит своим глазам, когда увидит меня.
Клер, моя любовь, сердце мое. Что с ней станется, когда до нее дойдет весть, что я отправляюсь в Святую землю? Она же плачет даже из-за коротких двухдневных разлук, а тут Крестовый поход. Ничего, она поймет. Я уничтожу всех врагов Господа нашего, а потом вернусь домой, богатый, осененный славой великого воителя.
Клер плакала. Видеть, как по румяным щечкам бегут ручейки слез, невыносимо. Мы стояли у старой часовни: Клер плакала, а я не знал, как ее утешить. Она поцеловала меня первой. Едва ощутимое касание губ, горечь слез на щеках – теперь и умирать не страшно.
Клер сказала, что нашьет крест на мой плащ, и обещала никому не отдавать свое сердце до моего возвращения. К замку я шагал окрыленный и опьяненный счастьем, наверное, поэтому слишком поздно заметил идущую мне навстречу тень.
– Радуешься, вор? – Гуго пьян, рыжая борода слиплась от пролитого вина.
Вор? Нет, я не вор, я всего лишь послушный сын.
– Брат, я выполняю волю отца.
– Крестоносец, – Гуго многозначительно смотрит на свой сжатый кулак, и мое сердце трусливо замирает. Гуго старше и сильнее, если будет драка, мне несдобровать. Прошлый раз дело закончилось сломанным ребром. Я неделю харкал кровью, по ночам скрипел зубами от боли и считал, что еще легко отделался.
– Крестоносец – вор, – Гуго прячет кулак за спину. – Ты всегда зарился на мое, маленький ублюдок.
Надо бы обидеться – и на вора, и на ублюдка, но я не обижаюсь. Страх перед братом сильнее гордости. Молчать, не злить его – вот основное правило. Очень скоро меня здесь не будет.
– Ты сдохнешь в своем Крестовом походе! – Гуго сплевывает мне под ноги. – А если тебе, щенок, вдруг удастся выжить, – его длинное, испещренное оспинами лицо теперь близко-близко, а глаза, чуть прищуренные, полыхают дьявольским огнем, – послушайся братского совета, не возвращайся! – Удар под дых сбивает меня с ног, заставляет распластаться на раскалившейся за день земле. – Ты украл моего коня, – доносится сверху шипящий голос, – а я отниму твою любовь.
