Татьяна Михайлова
Проект «Сколково. Хронотуризм». Хроношахид
– Нет. Я – личный шпион амира. Возвращаюсь из земель франков и германцев.
В глазах араба возникло сомнение. И тут же пропало. Но Юсуп понял, начало положено, нужно дожимать.
– Я везу амиру послание от императора франков. Передать его нужно очень срочно!
Араб продолжал не верить, однако огонек интереса в его глазах уже разгорелся.
– Ты почему прекратил переводить?! – рявкнул на него Юсуп.
Спохватившись, юноша обернулся к Мусе и затараторил, помогая себе жестами. По мере повествования брови унбаши поднимались все выше и выше, а глаза округлялись. Внимательно выслушав араба, он сплюнул и засыпал его злыми короткими фразами. Тот вздрогнул и перевел:
– Если ты такой большой человек и даже посол, то где твое сопровождение? Где конь, где богатая одежда? Где золотая пайзца амира?.. Ты не говоришь ни на фарси, ни на тюркском языке. Странно ведешь себя. Задаешь глупые вопросы. Почему?
Лучшая защита – нападение. Юсуп придал лицу максимально спесивое выражение: выпятил нижнюю губу, поднял вверх левую бровь, делано оскорбился:
– Твой язык отстает от твоего ума. Разве я называл себя послом? Нет, я сказал, что являюсь лазутчиком, работаю под прикрытием. – Последнее слово он произнес по-русски. – Знаешь, что такое «прикрытие»? Нет? Ну и не надо… Скажи, где ты видел шпиона, который передвигается с охраной? Если бы пайзцу нашли при мне, все наши дела на западе сразу провалились бы… Думай, что говоришь! Я должен быть незаметным… А вопросы задавал, чтобы понять, что вы именно те люди, за кого себя выдаете. Я слишком серьезный человек, чтобы раскрыть свое настоящее лицо и довериться первым встречным. Теперь я вижу, что вы свои. Верные нукеры амира.
Новая лесть подействовала не хуже предыдущей. Юсуп даже решил, что жить в прошлом не так трудно… «Крепкими орешками» держались только унбаши Муса и Фархад. Остальных уже проняло – они зашептались между собой, косясь на Юсупа. Зато араб почти поверил во все, что «втирал» ему путешественник во времени. Он тотчас же признался:
– Я слышал, что амир посылал людей к правителям европейских государств… Да, честно говоря, ты и не выглядишь простым человеком. Местных я видел, ты совсем другой. Ты вообще не похож ни на кого… И одежда у тебя чудная.
– Германская, – цыкнул зубом Юсуп. – Там все так ходят – в адидасах. – И решил добить знанием немецкого: – Дас ист фантастиш. Квадратиш, практиш, гут. Ферштеен?
– Ад-идас, – попробовал на язык новое слово араб, переиначив его на арабский лад. И, не сдержавшись, хихикнул. Однако тут же оборвал смешок, снова принял важный вид:
– А как тебя зовут, шпион амира?
– Вообще-то это тайна, – пококетничал Юсуп, понизив голос и перейдя на шепот. – Но вам, как своим, скажу: мое имя Штирлиц.
Новое слово оказалось не под силу никому из монголов и даже называвшему себя полиглотом Ахмад-ибн-Мохаммеду. Они долго ломали язык, но самым близким к оригиналу оказалось – Ширлис. Получилось, как ни странно, у гоблинообразного Фархада, и теперь он торжествующе поглядывал на остальных, в порыве радости согласившись поверить в «шпионское» происхождение своего пленника. «Пока не понимает, что ему это грозит потерей добычи», – думал тем временем «Штирлиц».
– Ладно, можете звать меня Юсуп, – наконец смилостивился он и, вспомнив «настоящую» фамилию штандартенфюрера, добавил: – Юсуп-ибн-Иса.
– Юсуф? – поразился араб. Его глаза, и без того круглые, стали похожи на маслины. – Не ты ли знаменитый Юсуф Карабагский?
– Я, – скромно признался парень. «Немного самозванства еще никому не мешало», – подумал он, и тут же поплатился за свою самонадеянность.
– Но разве тебя не посадил на кол эмир Багдада в прошлом году? – спросил араб с жесткой интонацией в голосе. Прежние сомнения, видимо, вернулись к нему.
Юсуп сконфуженно сплюнул, почувствовав себя Жоржем Милославским из «Иван Васильевич меняет профессию». «История повторяется в виде фарса», – вспомнил он. И хотя оригинальная цитата относилась к совсем иной ситуации, но и она подходила, как хрустальная туфелька на ногу Золушке.
Положение Юсупа снова пошатнулось. Ситуация складывалась патовая. Нужно было как-то сдвинуть ее с мертвой точки.
– Эмир тоже так думал. Но у меня оказались совсем иные планы, – высокомерно заметил он. – На кол посадили моего двойника… В каждом большом городе есть человек, с которым мы похожи, как две горошины, – пояснил он.
Нехитрая фантазия подействовала на неискушенных монголов, словно фильм «Матрица» на их потомков через шесть с лишним столетий, – они раскрыли рты от такого трюка, им он никогда не пришел бы в голову. Авторитет Юсупа почти восстановился.
Самым недоверчивым по-прежнему оставался десятник Муса. Саблю он давно отвел от шеи «личного шпиона амира», однако вкладывать ее в ножны не спешил, поигрывал ею в руке.
– Пока мы слышим от тебя одни слова. А они пусты, как воздух, – их не пощупать и не попробовать. Подтверди их делом, докажи, что твои речи правдивы, – потребовал он.
«Зря ты полез в эту метафизику», – усмехнулся Юсуп.
– Да, воздух невидим и неощутим, – согласился он. – Но и жить без него человек не может. Попробуй дышать в воде, и ты сразу поймешь мою правоту.
Однако его ответ не вызвал нужной реакции: Муса по-прежнему скептически кривил губы, остальные выжидающе смотрели на него. Время демагогической полемики как способа разрешения споров либо еще не пришло, либо ее значение сильно переоценивается, решил Юсуп. «Достать, что ли, пистолет и перестрелять их всех к такой-то матери? – пришла ему в голову отчаянная мысль. – Пока они сообразят, что за хрень у меня в руках, человек пять я уже замочу… А что буду делать потом?»
Он мысленно представил, как задирает штанину, отлепляет скотч, рука обхватывает ребристую рукоятку, на мгновение оседает под тяжестью холодной стали, словно пробуя ее на вес, затем большой палец снимает пистолет с предохранителя… Нет, тут даже наивный кот Леопольд поймет: что-то не так, не говоря уже о таком подозрительном типе, как Муса… «Эх, будь со мной мой мобильник, вот удивил бы я всю банду», – помечтал Юсуп, – и какого черта я его в Сколково оставил?.. Стоп, – он мысленно хлопнул себя ладонью по лбу, – да ведь у меня есть электронные часы с „шестнадцатью мелодиями". Это для меня китайское чудо восьмидесятых – позавчерашний день, а для местных – настоящее волшебство».
Торжествующе улыбнувшись, не спеша, он засучил рукав спортивной куртки, обнажая часы на запястье, расстегнул застежку и, держа часы за кончик браслета, продемонстрировал его Мусе:
– Видел когда-нибудь такое?
Заинтригованный Муса потянулся к часам.
– Э-э, нет, – засмеялся Юсуп, отдергивая руку, – смотреть не нужно, просто слушай. – И он одновременно нажал две кнопки на левой грани корпуса – для воспроизведения мелодии.
Чирикающие звуки какой-то классической композиции полились над стоянкой монголов, словно райская музыка. Закаленные в десятках боев ветераны внимали ей с детским умилением. Но Юсуп смотрел только на унбаши. Выражение его лица сменялось, как картинки в калейдоскопе: недоумение, радостная улыбка, наконец восторг. Юсуп облегченно вздохнул: «крепкий орешек» не просто треснул, он раскололся.
Проигрыш мелодии завершился, Юсуп сжал часы в кулаке, пояснил окружившим его воинам:
– Это пайзца императора Карла. У франков все иначе, чем у нас.
Юсуп не помнил, кто правил в четырнадцатом веке в Европе, но вряд ли кто-то из кошуна Мусы, кроме ученого араба, мог бы проверить его. В любом случае он не переживал. В руках у него оказался волшебный ключик, и этот ключик работал. Значит, с его помощью он сможет открыть и другие двери, например к Тамерлану… Но нужно ковать железо, пока горячо, сказал он сам себе и скомандовал:
– Снимите с меня веревку, дайте лучшего коня и сопроводите к амиру. Срочно… У нас мало времени, – заметил он, возвращая на запястье изделие китайских умельцев. И сам удивился: оказывается, прошло только два часа, а столько всего уже случилось…
Первым, кто отреагировал, был Фархад. Раба-то должен был лишиться он.
– Эй, а как же я?! – возмутился он, обращаясь к унбаши.
Может, он сказал и что-то иное, но близкое по смыслу, решил Юсуп, не утруждаясь переводом. Чтобы понять громилу, не нужно было знать ни тюркского языка, ни фарси… Десятник, однако, проигнорировал призыв Фархада, даже не повернувшись к нему. Фархад ударил себя кулаком в лоб, горестно что-то восклицая. Юсуп решил пожалеть своего пленителя.
– Скажи этому человеку, – обратился он к арабу, – что, после того как увижу амира, я дам ему денег за двух рабов.
Юноша перевел. Фархад постоял несколько минут с каменным лицом, видимо раздумывая, затем размяк и вроде бы успокоился. Во всяком случае, он подошел к Юсупу и похожими на пассатижи пальцами дернул за узел связывавшей его петли. Подобрал и аккуратно свернул упавшую к ногам веревку, приторочил ее к своему поясу…
– Правильное решение, – прошептал на ухо Юсупу араб. – Этим нищим памирцам рабы ни к чему, самим обычно жрать нечего. Он все равно всех пленников на рынок выставляет. И вечно торговцы его обжуливают. А так ты ему проблему решил… Он теперь будет тебя как зеницу ока хранить, пока свои деньги не получит.
Такой телохранитель никогда не помешает. Однако почему "памирцам"? Разве армия Тамерлана состояла не из тюркоговорящих монголов?
– Он из Горного Бадахшана, – пояснил араб. – Сам видишь, какой здоровый и дикий… У амира много воинов из памирцев. Они сильны и мужественны, только дисциплина у них хромает.
– У горцев всегда так, – усмехнулся Юсуп и заторопился: – Эй, унбаши, почему не едем? По коням, по коням!
Однако тотчас же тронуться не получилось. От костра понесло горелым, позабывшие про котел «повара» суматошно кинулись к подгоревшей каше – унбаши с проклятиями подгонял их, колотя ножнами по спинам… Спасти удалось практически все, и теперь проголодавшихся воинов оторвать от еды смогло бы лишь появление самого амира Тамерлана. Юсуп с любопытством смотрел на рассевшихся вокруг котла монголов, поочередно черпавших оттуда свои порции каким-то подобием ложек. Своих приборов у парня не было, но он не присоединился бы к компании в любом случае: титул «личного шпиона амира» обязывал вести себя более спесиво. Впрочем, его никто и не приглашал.
Наконец Муса дал приказ отправляться. И тут выяснилось, что коня для Юсупа у него нет. В ответ на гневные речи «шпиона амира» он просто развел руками:
– Ни одного лишнего коня нет. Мы отправились в разведку каждый на своем.
– Пускай кто-нибудь возьмет меня к себе, – предложил Юсуп.
– Ты смеешься? – удивился унбаши. – Это разведка, а не прогулка.
Юсуп завертел головой. Снова патовая ситуация? Зря все-таки он не достал заветный «Стечкин» и не перестрелял уродов. Часть полегла бы от его выстрелов, другая, скорее всего, разбежалась от неожиданности – огнестрельное оружие в четырнадцатом веке, кажется, еще не изобрели. Но кто бы доставил его тогда к Тамерлану?..
Глаза Мусы заблестели.
– У реки много истоков. У твоей проблемы может быть много решений, – вкрадчиво поведал он. – Купи коня.
Обнадеженный было Юсуп снова приуныл:
– У меня нет с собой денег. Но после того, как я встречусь с амиром…
Унбаши перебил его, зацокав языком.
– Слова – ветер, а обещания – сквозняк… Разве я похож на Фархада? – мягко спросил он. – Извини, я в долг не верю… И деньги мне не нужны.
– А что же тогда? – удивился Юсуп. – Хочешь, я замолвлю за тебя словечко перед амиром?
– Нет… Мне нужна вот эта штука. – Он показал на запястье Юсупа. – Та, что поет райские песни.
«Вот же обезьяна, – мысленно выругался Юсуп, глядя на хитро прищурившегося кривоногого десятника. – Будь мы в моем времени, с удовольствием бы махнулся, но сейчас часы мне нужны как воздух. Без них все планы летят к черту».
– Эй, а ты же сказал, что у тебя нет ни одной лишней лошади, – вдруг сообразил он.
– Лишней нет, – довольно осклабился унбаши. – Есть вторая. Моя запасная.
Он махнул рукой в сторону стреноженных лошадей. Одну из них, без седла, уже держал под уздцы заместитель унбаши по имени Сейфуддин.
Вот же сволочь этот Муса! Юсуп скрипнул зубами. Десятнику не воевать нужно, а в торгаши подаваться. В наше время давно олигархом стал бы, если раньше за крысятничество кто-нибудь не завалил бы.
– Так и отдай мне эту лошадь, – Юсуп решил не сдаваться.
– Не могу, – отрицательно покачал головой Муса. – Каждый унбаши обязан иметь запасного коня. Это приказ амира Тамерлана. Я не могу его ослушаться.
– Но если ты продашь мне коня, то все равно ослушаешься, – попытался воззвать к логике Юсуп.
Однако с Мусой такие штучки не проходили.
– Нет. Ведь ты человек амира. Я не мог не помочь тебе. Это мой долг. Я так и скажу юзбаши. Если он спросит, конечно.
Бесполезно, понял Юсуп и задумался, прикидывая варианты, как еще можно узнавать время, и уже был готов сдаться, как вдруг в голову нетерпеливому Мусе пришла новая мысль.
– Если не хочешь продать, давай устроим состязание. Поединок. Если победишь ты, заберешь коня. Если я – ты отдашь мне свою пайзцу. Согласен?
– Какой поединок? – не понял Юсуп. – С тобой, один на один?
– Да. Будем рубиться на саблях. Давай?
«А ведь это выход, – подумал Юсуп. – Вот только драться с унбаши – гиблое дело, судя по тому, с какой легкостью он вертит клинком. Победить такого виртуоза невозможно…» Впрочем, у не владеющего техникой боя Юсупа не было шансов даже против самого захудалого из монголов.
– Хорошо, – кивнул он. – Только с двумя условиями: соперника выберу я и биться будем не на саблях, а на кулаках.
Муса был шокирован:
– На кулаках?! Как дети?.. Нет, я в таком поединке участвовать не буду. И никто из моих людей не пойдет на это.
– А давай спросим у них? – предложил Юсуп.
Унбаши пожал плечами – «спрашивай». Парень развернулся к выстроившимся полукругом воинам, прошелся перед строем, наконец остановился перед памирцем Фархадом, ткнул в него пальцем – «вот он»! И успел заметить, как вспыхнули злорадные огоньки в глазах десятника, прежде чем он скрыл их за завесой равнодушия: «не возражаю, но спроси у него сам».
Расчет Юсупа строился на трех предпосылках. Первая – слова араба, что Фархад любит пускать в ход кулаки, а значит, вряд ли откажется от драки. Вторая – поголовная уверенность монголов в превосходстве мощного задиры над любым соперником, и это означало, что унбаши не будет возражать против выбора. Третья – жадность памирца, который побоится потерять обещанные Юсупом деньги, потому должен поддаться и проиграть, иначе «Ширлис» останется здесь, на опушке леса, а Фархад ускачет с пустым кошельком. Юсуп заметил, как внимательно он прислушивался к их с унбаши беседе – переживал за «свои золотые», видимо.
Однако, вместо того чтобы согласиться, Фархад яростно замотал головой. Придурок, заскрежетал зубами Юсуп, весь план летит к черту. Придется провоцировать…
– Эй, горная обезьяна, отдай мне своего коня! – повелительным тоном обратился он к Фархаду. Тот, если даже и не понял, то догадался: его бывший пленник чего-то хочет помимо драки, ощерил в жуткой ухмылке кривоватые зубы и потребовал от араба перевода слов.
Глаза араба из маслин превратились уже в арбузы. Он с ужасом уставился на Юсупа.
– Я не могу перевести ему твои слова, – признался он. – Он убьет и тебя, и меня.
Юсуп топнул ногой, настаивая:
– Не будь трусом. Переводи. И добавь, что он не один такой в их семье. Его отец и мать – тоже обезьяны… Говори. Сам увидишь, что будет.
Араб вздохнул и с трудом выдавил из себя короткую фразу, обращаясь к бадахшанцу. Тот взревел и бросился к пленнику. Только сейчас, как следует присмотревшись, Юсуп понял, почему Фархад так любит драться. Памирец ростом превышал Юсупа как минимум на голову, в весе – килограммов на тридцать, а уже в схватке стало ясно, что он агрессивен и неудержим, как каменный поток.
Для четырнадцатом века Юсуп оказался довольно-таки рослым и крепким парнем. Но по сравнению с бадахшанцем он проигрывал, словно Костя Цзю рядом с Николаем Валуевым. Фархад был настоящим гигантом, походившим на памятник самому себе, вылепленному Зурабом Церетели, то есть в пару раз превосходившим оригинал. Выстоять против такого монстра у Юсупа шансов не было. Поэтому он ловко увернулся от набегавшей туши и крикнул арабу:
– Переведи, что он не мужчина, а трус, если выходит на безоружного с саблей!
Конечно, существовал риск, что традиции «фейр плэй» еще не добрались до этого смутного времени, в котором господствовал прагматизм, но попытаться стоило.
Араб что-то крикнул Фархаду, тот отбросил саблю и снова рванул к обидчику… Вот сейчас можно и побороться. Юсуп резко выдохнул и встал в боевую стойку…
Конечно, его соперник понятия не имел о технике кулачного боя. Действия Юсупа его слегка озадачили, но и только. Он пошел напролом. Юсуп вспомнил свой бой в финале панкратиона в Грозном, когда его противник тоже действовал схожим образом. Увы, о том «толстячке» сейчас оставалось только мечтать: памирец превосходил его на два порядка по силе и по габаритам. А еще это был самый настоящий бой без правил – вот где не стоило стесняться ударов локтем или по печени.
С первых секунд Юсуп понял: противник дерется всерьез и насмерть. Все расчеты на то, что памирец просчитает свою выгоду и ляжет под «шпиона амира», провалились. Видимо, Фархаду даже не приходила в голову идея «договорняка». Однако выбор поединщика уже произошел, и Юсупу оставалось или победить, или сгинуть на весеннем лугу.
Первым делом он попробовал своего противника на устойчивость. Правой ногой Юсуп попытался пробить его по голени, но Фархад словно и не заметил удара, даже не покачнувшись. Наверное, проще было свалить дерево, чем этого тролля.
Тогда Юсуп решил изменить тактику. Не прекращая кружить вокруг памирца и уходя от его смертельных объятий, трижды он пробил по нему стремительными киками, но каждый раз, попадая, словно натыкался на скалу. «Как бы связки не повредить!» – испугался он, и отказался от бесполезных попыток. А Фархад тем временем пер вперед безумным быком. «Ему бы техники чуток, да в наше время перекинуть, и Емельяненко мог бы отправляться на пенсию», – подумал Юсуп и чуть не поплатился за утрату концентрации. Памирец врезался в него, словно груженный КамАЗ в легковушку, и, опрокинув на землю, рухнул следом. Не откатись Юсуп в сторону, его позвоночнику пришел бы конец. Однако незаурядная реакция спасла его. Что вовсе не гарантировало такого же чудесного спасения в следующий раз. Парень уже пожалел, что ввязался в столь опасную авантюру.
Даже не пытаясь перевести схватку в партер, Юсуп вскочил на ноги. Борцовский захват бесполезен против памирца – все равно что душить скалу.
Следовало применить какую-то хитрость. Юсуп не стал мудрить. Вряд ли Фархад был искушен в панкратионе, и однозначно он не просмотрел ни одного диска из цикла «Золотые бои». Потому после очередного наскока памирца Юсуп, якобы отлетев назад и изобразив падение на спину, стал поджидать соперника, заранее сжавшись как пружина. Он рассчитывал, что тот снова рухнет на него всем телом, а он в ответ ударит его двумя ногами в грудь и свалит.
Фархад, однако, поступил иначе. Он не стал бросаться вперед, а решил затоптать соперника ногами. Но и к этому Юсуп оказался готов. Он крутнулся, лежа на земле, поймал ногу памирца на замахе и добавил ему крутящего момента. Фархад рухнул, как подрубленный дуб, и в ту же секунду в кадык ему вонзился жесткий задник кроссовки Юсупа.
Памирец не успел ни уклониться, ни закрыться руками. Он то ли захрипел, то ли заревел от боли и попытался вскочить и затоптать ненавистного обидчика. Однако ярость плохой советчик, да и Юсуп был уже наготове – он проскочил под локтем гиганта и врезал ему от души в печень. Памирец рухнул на землю, скорчившись от болевого приступа. В запале Юсуп даже понадеялся, что печени его больше не существует…
– Ну что, я могу забрать свой приз?
Он откинул ногой саблю памирца и, подойдя к выигранному коню, ласково погладил его по морде.
Тот фыркнул и отстранился от незнакомого человека. «Ничего, – подумал Юсуп, – нам с тобой недолго вместе кататься, потерпи меня только один день…»
Задумка Юсупа оказалась верной и еще по одной причине. Выбери он иного соперника, не столь грозного и задиристого, как памирец, его победа ничего не значила бы. Но в кошуне все знали силу Фархада, и победа над таким серьезным бойцом подняла авторитет Юсупа неслыханно.
«Знали бы вы, что это все, на что я способен, – думал Юсуп, снимая с лошади Фархада седло и перекладывая его на своего коня, – пристрелили бы как собаку». Но, по всей видимости, монголы, уверенные, что столь славный боец, скорее всего, искушен и в других видах воинского искусства, даже не попытались оспорить его право на владение имуществом гиганта-бадахшанца.
Унбаши Муса легонько хлопнул Юсупа по спине в знак одобрения: «дескать, забирай, заслужил, все равно я тебе седло не обещал», и весь отряд двинулся по тому маршруту, что выбрал еще до встречи с гостем из будущего. Юсуп пристроился к арабу и потрусил следом, с трудом вспоминая уроки верховой езды из детства. Стонущий памирец остался лежать на поле своего позора. Его конь смирно стоял рядом с хозяином, время от времени наклоняя голову, чтобы отщипнуть клочок понравившейся травы.