Надо сказать, мы, русские, теперь довольно трезво смотрим на мир, понимая, что нас никто не любит и мы никого не любим. Да и никто никого не любит, так что все нормально. Перевелись всем скопом «на цифру»: вы нам то-то, а мы вам то-то, а если не столько, то тогда вот и нисколько.
И если американец или, например, датчанин начнет говорит глупости и гадости о России, никакой радужный флер более не заслонит наш суровый трезвый взор, и мы спокойно скажем – заткнись, урод. Вместо того чтобы по образцу прошлых лет холуйски кивать и вопить – ах, господин, спасибо, господин, как вы это верно подметили, господин.
И только одна нация почему-то находится у нас в привилегированном положении.
Какой-то остаточный, исторически сложившийся мираж окутывает образ «бель Франс», прекрасной Франции. По-прежнему все «русские княжны» готовы часами слушать «французика из Бордо», если вы помните третье действие пьесы «Горе от ума». Завравшегося французика по-прежнему никто не оборвет на полуслове, да и вообще не принято у нас связываться с этой нацией.
Остались в русской душе какие-то смутные сладкие надежды, воплощенные в слове «Франция». Оттого у нас процветают и называются «популярными писателями» абсолютно загадочные персонажи, имена которых в культурной Франции неприлично и упоминать. Как крапива, растут в наших книжных магазинах Фредерик Бегбедер и Бернард Вербер, бедные девицы покупают их центнерами, а лукавые журналисты именуют их жалкие почеркушки «мировыми бестселлерами». Будем надеяться, это действует остаточный «французский мираж», а не элементарная коррупция со стороны издательств.
Пишут Бегбедер и Вербер чудовищно. Не просто плохо, а невероятно, запредельно плохо, тупо, примитивно. Один спекулирует на сексуальные темы, другой на темы загробной жизни – на том, что волнует всякого обывателя. Так тупо и примитивно в России не пишут даже писатели третьего и четвертого сорта – у нас не принято. В сравнении с Бегбедером Оксана Робски – это А.П. Чехов, в сравнении с Вербером Сергей Лукьяненко – Данте и Гёте.
Но это бы ладно. Гадили бы в своем «лореале обитания» и не трогали бы хоть Россию, где процветают с позволения «княжон» всех мастей. Нет, этого никак наши «французики из Бордо» не могут. Со времен маркиза де Кюстина, который побывал в России два века назад, оставив ругательные мемуары, принято к обязательному исполнению: побывал в России – напиши гадость. Не побывал – тоже. Оттого в романе Бегбедера «Идеаль» мы найдем кучу глупых слов о России, где, правда, герой нашел свою любовь, малолетку по имени Лена Дойчева. (Круче этой невообразимой «Дойчевой» только полковник по фамилии Дюкусков из романа Вербера «Империя ангелов». Так и написано, без шуток: полковник Дюкусков!) Герой Бегбедера, сорокалетний развратный мерзавец, не находит ничего лучшего, как взорвать с горя храм Христа Спасителя. Который уже взорван в литературе много раз силами героев русских романов и повестей, так что французиков просили бы не беспокоиться!
Русские пишут о Франции нежно, трепетно. А французы? Одни мерзости. В романе «Империя ангелов» есть один русский герой, брошенный мамой и попавший в петербургский детдом. Автор пишет, что бедный Игорь видел торты только раз в год, в день рождения президента, когда детдомовцам давали торты, испеченные на свином сале с сахарином.
Какая гремучая смесь дикого невежества с зоологической ненавистью водила пером Вербера? Воспитанники детдомов Петербурга, очень может быть, плохо знакомы с тем, какие на свете бывают торты. Но чтоб им давали торт на свином сале с сахарином, да еще в день рождения президента (который в России пока что никак особо не отмечается, что бы там ни вопили о культе личности) – это надо было напрячь все закомпостированные мозги, чтоб выдумать такой вздор.
И какая же может быть вера в измысленную Вербером «империю ангелов», с ее примитивным устройством и банальными рассуждениями о смысле жизни, если писатель не то что о небесах – о соседях по земле никакого твердого представления не имеет. Изображая нам русского детдомовца, питающегося тортами на свином сале, и полковника Дюкускова, который прячет в горах противотанковую батарею!
Но русские читатели – ничего, кушают и похваливают. Ведь коли свинство само по себе, так это просто свинство. А свинство по-французски – это уже гастрономический изыск!
Казалось бы, ведь не пятнадцатый век, чтоб писать в путевых заметках, будто далеко на севере живут варвары с песьими головами. Однако ничего по существу не изменилось. Мы их, французиков, по-прежнему знаем, переводим, читаем. Они – не знают, не переводят и не читают.
Тогда как по справедливости должно быть – наоборот.
2008
Некоторые философы утверждают, что в коллективной душе человечества бродит грозный «дух воинственности», который вдруг прорывается, причем иногда в самых неожиданных местах. И тогда какой-нибудь доселе мирный народ, вроде финнов в 1939 году, становится свиреп и победоносен. Судя по последним событиям в отечественной политике и спорте, дух воинственности, на нашу голову, просыпается в русских. Затронет ли это сферу культуры?
Конечно, большим благом было бы для всего мира, если бы этот самый дух воинственности прорывало только в области спорта. Торжество «Зенита» и победа Николая Валуева не грозят никакими бедами мировому сообществу. И если бы могучая воля к русской победе вдруг овладела и нашими мастерами культуры, включая телевидение, это было бы прелюбопытное зрелище. Но пока что дух воинственности если где и прорывает, то уж никак не в этой сфере – там, скорее, действует дух поражения.
Как-то странно получается. Американские военные корабли стоят у границ Отечества. Элегантное словосочетание «принуждение к миру» слегка прикрывает то, что в старину бесхитростно называли войной. Между тем все наши телеэкраны забиты под завязку идеологией «вероятного противника» – в виде малохудожественных фильмов. Возьмите программку – после 23.00 трансляция отечественной действительности прекращается полностью, причем в ход идут не качественные крепкие вещи, которые Голливуд все-таки клепает в избытке, а всякая агрессивная дрянь.
Понятно, купили по дешевке пакетом, чтоб как-то забить поздний эфир. А скажите, пожалуйста, если русским нечем забить ночной эфир, кроме как американским дерьмом, зачем они вообще держат этот эфир? Зачем утруждают спутниками космос, зачем расходуют дикое количество энергии, море денег, уйму времени? Нечего показывать – закрывайте сетку вещания.
Подавляющее большинство наших игровых программ и ток-шоу скопированы с западного оригинала. Наше новое модное кино рабски подражает американскому, и это считается большой победой, об этом трубят трубы. Мы запросто, не моргнув глазом, показываем американские фильмы, где русские изображены в уродливом, карикатурном, идиотском виде. Если наш парень вдруг оказывается внутри Голливуда как актер или режиссер, об этом сообщается с жарким придыханием. Даже вывески продвинутых магазинов и ресторанов наших больших городов написаны на английском, что вообще является беспределом и русским «эксклюзивчиком».
Образовалась какая-то особенная русская пародия на западную цивилизацию – аляповатая, энергичная, дурная. И эта пародия активно пожирает национальную культуру. Так с какой стати пародия будет противостоять оригиналу? Там, на Западе, живут все боги, которым молятся многие телевизионные и кинопродюсеры, режиссеры и художники, артисты и литераторы. Там рисуют модели, по которым формировалось почти двадцать лет наше общество, наше телевидение, наша культура, наша мораль.
И что же теперь, когда Россия оказывается в конфликте с Западом? Какая польза нации от этой карикатурной «культуры», которая довольно агрессивно насаждалась годами?
Я вовсе не сторонница изобретения велосипеда. Но творить свои телевизионные форматы, свой путь в кино, свои мелодии, свою литературу и свой театр, безусловно ориентируясь на лучшие мировые образцы, но не копируя слепо все подряд, мы должны не из самодурного упрямства. Если хотите, мы должны это делать из чувства национального самосохранения. И это надо поддерживать на государственном уровне. Жаль, что «национального проекта „культура“» в свое время не оказалось в числе приоритетов, а идеология так и не пошла дальше бессмысленных геополитических камланий умников в очочках или с бородищами, которые не могут сказать ни одного живого человеческого слова.
У нового политического витка истории оказалось весьма слабое идеологическое и культурное обеспечение. Может быть, конечно, сам этот виток спровоцирует подъем «духа воинственности» среди деятелей культуры. Но это будет сиюминутная, конъюнктурная реакция, а в культуре по-настоящему плодоносит только то, что созревало правильным, долгим путем.
Поддерживать, развивать самобытное, оригинальное творчество россиян – это не роскошь, а необходимое средство русского самосохранения. Иначе получится очень печальная картина. Получится, что в большом школьном классе по имени «земная цивилизация» какие-то подражалы, второгодники, лузеры (Россия) вдруг полезли задирать первых учеников (Запад)…
Мы этого достойны?
2008
Конечно, впечатляет неприятная легкость, с которой четырехлетний срок президентства на Руси вдруг превратился в шестилетний. Без всяких там лишних дискуссий и общественных слушаний. Эдаким прытким способом можно что угодно провернуть, любое дельце. А с другой стороны, что возразишь? Инфляция! Раньше-то, в девяностые, допустим, год тянулся-тянулся, аж не прожить его было. А нынче что? Только в глазах мелькнет – и все кончилось. Так что правильно поступили начальственные лица, набавив себе сроку с учетом инфляции времени: четыре года в девяностых – это шесть лет нулевых.
Вообще что-то стало не оттащить людей от власти. Прямо как вцепятся, так и закоченеют. И ведь пользы для души никакой, ведь известно, что первые станут последними в царстве-то небесном – нет, ничего не боятся. Толку от этих закоченевших во власти людей немного. Засни, к примеру, наша городская Дума летаргическим сном, кто это заметит? До того дошло, что даже в городских чиновниках иной раз совесть просыпается, а в депутатах – все чисто и гладко. Знай себе моргают и сопят, если их зачем-то в холуйских новостях показывают. А показывают редко, потому что никаких информационных поводов эти люди без свойств не подают. Хоть бы когда-нибудь голос какого-нибудь городского депутата прозвучал при обсуждении важных дел города, хоть бы кто-то кого-то защитил, помог хорошему делу, прекратил произвол, раскрыл преступный умысел! Вот неужели самим не стыдно и не скучно так жить? Нет, не стыдно. Смотрят и моргают, гладкие, равнодушные, в этих ужасных своих костюмах (на нашего питерского депутата что ни надень – всё как на корове седло).
Так не всё ли нам равно, кто и сколько висит там, на этом властном облаке? Их грех – их ответ. Если не смотреть телевизор и не читать газет, существование президента вообще не доказуемо. А если выйти на улицу и попытаться ее перейти, ясным станет одно: никакой разумной власти на этих дорогах попросту нет.
Как хочешь, так и выживай.
Некоторое время тому назад, видимо, с благословения какого-то внезапно прорвавшегося в Россию ангела, недобрая наша страна в одночасье покрылась сопливо-милосердной рекламой гуманного отношения к пешеходам. «Зебра главнее всех лошадей!» – утверждали идеологи этого заблудившегося ангела. Выступил он явно с личной инициативой и сильно не по делу.
Ничего более идиотического, бессмысленного и бесполезного придумать было невозможно. Нашу бедную «зебру», пешеходный переход то бишь, имеют все кому не лень и во все места. Зебра главнее всех лошадей! Да у нас на этой самой зебре как раз и принято людей давить. Ну, традиция такая, национальная особенность – давить пешеходов именно на пешеходном переходе. Согласитесь, это стильно, по-своему логично и уж точно выражает национальный характер. Потому что таких жлобов, как у нас, на дорогах мира очень трудно найти. Русского пешехода за границей распознаешь сразу. Сутулый, зашуганный, с бегающими глазами, он робко ставит ногу на дорогу к вящему изумлению иностранных водителей, которые не понимают, что с человеком, и пытаются его подбодрить гудками и даже приветственными криками. Когда я во Франции ступила на зебру, а потом, увидев машину, ринулась обратно, шофер был глубоко задет моим предположением, что он не остановится! Я оскорбила его! Он встал нарочито и стоял так, пока я не перешла дорогу.
Что касается наших жлобов и самодуров, то они, видимо, всерьез считают себя людьми какого-то высшего, в сравнении с пешеходами, сорта. Раз пять-шесть в жизни я видела, как водитель притормаживает у пешеходного перехода. И это за долгие десятилетия, во время которых я пыталась перейти дорогу по зебре, ангелы мои, по зебре, сначала с одним ребенком за руку, потом с двумя – бесполезно! Они не тормозят никогда! Боже мой, если бы они знали, как я их ненавижу!
Хорошо бы это стадо тупых агрессоров в полном составе размозжило свои жлобские головы об асфальт. Как бы мы без них чудно бы зажили! Как в раю, где зебра главнее всех лошадей.
Наша жизнь на дороге заточена под интересы водителей. Существование пешеходов вообще не приветствуется, а иначе как вы объясните тот факт, что все светофоры устроены в пользу водителей. Зеленого света НИКОГДА не хватает, чтоб перейти дорогу, – я замеряла многократно по секундомеру. Поэтому, дойдя до середины зебры, пешеход начинает метаться, форсируя улицу в паническом темпе. Ему надо не только добежать до тротуара, но и пробежать еще и по тротуару как можно дальше. А как же! Он своих водителей знает. Если у них не получится раздавить пешехода на зебре, так они могут выйти из машины и специально ухлопать беззащитную двуногую тварь. Именно такой трюк проделал летом агрессор из джипа, убив паренька, шедшего по зебре, – история попала в новости. Но наша горькая повседневная жизнь попасть в новости – без трупа – не имеет шансов.
Вот я и спрашиваю автоинспекцию, почему никто не защищает беззащитных людей? Почему эти гады так свободно нас убивают, давят, травят, мотают нервы уж во всяком случае? Все, кто не тормозит на зебре, – потенциальные преступники. Они презирают человека, не ощущают ценности чужой жизни. У таких людей отсутствуют элементарные навыки существования в обществе, они крайне опасны. Поэтому у них надо отбирать права НАВСЕГДА. НАСОВСЕМ.
Вы представляете, как чудесно разгрузятся наши дороги, если у всех рыл, не тормозящих на зебре, отобрать права навсегда?
По-моему, очень правильная законодательная инициатива. Вот видите, я без дополнительного пайка выполняю за власти и за общество их работу – придумываю, как улучшить жизнь. Поэтому считаю, что было бы верным решением оставить меня на публицистической работе еще на пять лет!
2008
Наверное, впервые в жизни я смотрю на этот «голубой цветок» с трепетом. Бытовой газ! Такая невинная субстанция, друг хозяйки, подарок природы… Хотя не будем умиляться. Вообще-то мало в нем хорошего. Дровишки куда здоровей! От них дымок, а от газа – одна головная боль. Это вещь ядовитая, коварно лишенная запаха (известный мерзкий запашок – от специальных добавок, иначе утечка не будет заметна). Больше вроде о нем сказать нечего – залегает в недрах, стоит довольно дешево. При советской власти газ вел себя тихо и прилично, работал, как все, на благо страны. При новых порядках стал постепенно высовываться и громко заявлять о себе – создал огромный орган самоуправления, заживший своей жизнью, с неизвестной целью приобрел дикое количество средств массовой информации. Срастание этого выродка природы с уродливой экономикой новой России залило неким ядом умы многих наших соотечественников, сему причастных. Они стали как-то сверху вниз смотреть на своих собратьев. И вообще в главных людях газа есть что-то странное: они всегда такие скучные, такие бледные, как отравленные. Опасная субстанция!
Чисто служебное значение газа как просто себе одного из видов топлива давно неактуально. Газ уверенно превращается в какого-то символического дракона, правящего миром, значение его зловеще растет. И вот он уже словно с цепи сорвался: в начале года газ становится прямо-таки героем мировой драмы, Газподином катаклизмов и катастроф.
Уже одна история с острым запором транзита через Украину взбудоражила полмира. Тут Газподин столкнулся с украинской государственностью, которая при распаде Союза изящно переняла у России ту миссию, что описал мыслитель Чаадаев: преподать другим народам горький урок того, как не надо жить. То есть долгое историческое время эту, так сказать, минус-миссию прилежно выполняла Россия, а теперь всё, отмучились, нашлась другая претендентка – и очень, очень талантливая. В этой драме Газподин мощно высунул свою ценность: верховные правители стран о нем говорили часами, его жаждали, измеряли, ждали, искали!
Но это было далеко не всё – газ взрывался в домах (только за январь несколько случаев, из-за масштабности попавших в новости), кроме того, упал вертолет, инспектировавший именно что Газподский трубопровод, вдобавок военные действия велись не где-нибудь, а в секторе Газа! Последнее обстоятельство всего лишь фонетическое совпадение, но скажите пожалуйста, отчего это – заметим мы с ехидной интонацией персонажей Достоевского – именно такое совпадение, а не какое-то другое?
То есть буквально – Газподин взбесился. Разбушевался! И поди пойми с чего…
Мы уже давно живем в полном и глубоком разладе с природой, так что язык ее нам невнятен. На бешеное выкачивание ресурсов природа, как настоящая женщина на оскорбление, отвечает несимметрично, неадекватно и бессистемно. Ни один взрыв, потоп, или ураган не подлежит объяснению – «за что». Как за что – за всё. В старину прибавляли – еще и не то будет по грехам нашим. Интересная картина получается: вроде бы возрастает доля расчетливости, рассудка в управлении миром, и никуда не денешься, современные технологии. Но в глубине жизни всё равно лежит Темное Нечто, царят иррациональные силы, древние стихии, не поддающиеся расчету.
Того, кто распоряжается нашей жизнью, нельзя увидеть в лицо, назвать по фамилии, обратиться с просьбой или проклятием. Его зовут, например, «Кризис». Он сейчас определяет поведение людей, рисует новый облик мира. А ведь ни имени, ни облика, ни вообще хоть какой-то определенности у этого нового героя нет.
Я хорошо помню, как несколько раз в жизни пыталась понять запутанные вопросы – скажем, искала причины войны в Югославии и суть дефолта 1998 года. Смиренно читала книги, статьи, высказывания экспертов, напрягала умишко. Тщетно! Я не поняла ничего! То есть, конечно, при здоровой ограниченности разума можно сочинить какое-никакое «толкование сновидений». Но на самом деле оно ничего по-настоящему не объяснит. Исчерпывающе выразился Лев Толстой – «событие произошло, потому что оно должно было произойти»… Как десять лет назад никто ничего не понимал с «дефолтом», так и сегодня вряд ли кто-нибудь в состоянии постичь, что это за «кризис» такой.
Я даже склоняюсь к мнению, что экономика наша, основанная на грабеже природы, невольно переняла у природы кое-какие присущие ей свойства. Ведь победители всегда заражаются от побежденных. Несмотря на расчисленность и расписанность в цифрах, экономика страдает абсолютно иррациональными, стихийными явлениями. В ней случаются пожары, взрывы, потопы и ураганы, которые невозможно предвидеть. Вот и наш «кризис» – из таких явлений.
Здесь есть над чем подумать сочинителям историй.
Как-то у нас в искусстве зло и добро слишком персонифицированы. Разгуливают в лицах и разговаривают. Иван Иванович несчастен, дескать, из-за того, что его обидел Иван Никифорович. А ведь это не отражает поступь современности!
Современные драмы должны стать чем-то вроде старинных мистерий, где действовали не лица, а символы – Ирод, Люцифер, Богоматерь и другие. Или античных трагедий с участием богов и Рока. Только наши символы другие, вовсе расчеловеченные – Газ, Нефть, СПИД, Кризис и прочее. Именно они должны время от времени появляться в произведении и вершить судьбу героя. И сами быть героями.
Новые пьесы могут выглядеть примерно так:
«ИВАН ИВАНОВИЧ
Но как мне быть? Что делать?
О, кто ты? Я тебя не звал!
КРИЗИС (входя и наступая)
Иди со мной.
(Иван Иванович проваливается)…»
Или:
«ГАЗПОДИН (награнице России и Украины, взволнованно):
И вот она, тревожная граница,
Где ждет меня зловещая рука,
Мою судьбу меняя хладнокровно!
Я думал – потеку свободно, вольно
В свободную и вольную Европу,
К веселым берегам Дуная, Рейна,
К достойным бюргерам в их тихие дома,
Но нет! Надежды тщетны! Украинец,
Сын мятежа и тайного коварства,
Недоброе замыслил…»
По-моему, очень перспективно!
2009