Кому нужны спортивные данные, если нет спортивного характера?! Талантливая девчонка, талантливая, но как тяжело осваивает всё новое! Бьёшься, бьёшься – ни с места, а чуть голос повысишь – сразу брык, и вон из зала… Я, конечно, тоже не на высоте. Макаренко в юбке… Прекрасно знаю: чем больше кричишь на ученицу, тем у той всё хуже получается. И за косу дёрнула девчонку, словно нельзя было сдержаться! Ведь видела, видела, что Павел подошёл, он всегда так подходит, когда я слишком распаляться начинаю. Просто подойдёт и встанет где-нибудь поблизости. Сам-то он на свою Светланку никогда голоса не повышает. Отзовёт в сторону и шепчет ей что-то, чуть ли не на ухо… Иногда, когда он вот так подходит, я как-то справляюсь с собой, стихаю, но в этот раз не получилось, вывела из себя, заноза этакая… Видимо, ничего у нас с ней не получится.
Вот жизнь наша тренерская: целиком от такой соплячки зависит. Так мало детей просто способных к гимнастике, а талантливые – вообще подарок судьбы. Попадётся тебе в руки такой пятилетний бриллиантик – и трясёшься над ним десять лет: как бы вырастить да не сорвать, не погубить при этом… А бриллиантик этот вырастает и становится нахальной бессердечной девчонкой, которая каждую тренировку буквально издевается над тобой. Я ведь знаю её возможности, знаю, она готова к этому злополучному элементу, может его сделать – но страх… И никаких усилий над собой, чтобы его преодолеть. А без риска гимнастики нет. Надо всё время расти, пробовать новое, двигаться вперёд. А мы как забуксуем на месте, каждый раз со скандалом, с руганью, с разрывом. Восемь лет жизни ухлопала на этот подарок, и вот теперь у разбитого корыта. Ну попали, попали мы в молодёжную сборную, но ведь там надо всё время что-то новое показывать, а мы на прошлом сборе как начали этот элемент на бревне пробовать, так до сих пор на мат и прыгаем. И завелась я почему – вызов на очередной сбор в кармане лежит, а везти в Москву нечего…
Сегодня третий день, как эта паршивая девчонка не появляется в зале, но я за ней больше не пойду. Привыкла, что каждый раз возвращаю. Хватит.
И всё-таки я вздрагиваю и дёргаюсь на каждый стук входной двери. Через час надо заканчивать тренировку, а я ловлю себя на мысли, что всё ещё жду: вдруг явится, может быть, в школе какое-нибудь мероприятие, не знаю, что там ещё…
Кроме Анны, у меня ещё двое. Первый разряд. Девчонки старательные, работать я их научила, хотя часто уезжаю с Анной, приходится их бросать на других тренеров. Но растут, успевают, на городских соревнованиях смотрятся вполне прилично. До сборной города я их, конечно, дотяну. Но дальше – вряд ли, не те данные.
Нарочно встала спиной к двери, внимательно слежу за своими ученицами.
– Петрова, не путай руки с ногами! И не ходи чемоданом! Следи за собой всё-таки…
А что, если я зря Аньку ругаю? Если всё дело не в ней, а во мне? Если бриллиантик да не тому ювелиру достался? Если я просто бездарный тренер и ничему не могу научить? Но Майку-то научила когда-то! Майка… Как часто я теперь её вспоминаю. У Майки золотой характер, работать с ней было одно удовольствие. Олимпийской чемпионкой стала, а всё такой же Майкой осталась, так до последней тренировки мне в рот и смотрела, верила, как Господу Богу. В детстве всё твердила, что тренером хочет быть, но школу окончила – и в медицинский… Что-то давно я её не видела, надо будет позвонить вечерком.
Вспомнилось вдруг: давно это было… Мы с Майкой с тренировки шли, усталые обе, чуть живые. А в этот день в метро новую станцию открыли. Вот Майка и пристала: давайте, говорит, съездим, посмотрим… Поехали. Вышли на той станции. Майка голову задрала, ахает:
– Ирина Николаевна, вы только посмотрите, люстры какие!
А я от усталости глаз поднять не могу. Сама ни за что в такую даль не потащилась бы, всё ради Маечки… Иду в пол смотрю. И вдруг застыла: вижу, идут впереди меня потрясающие ноги – ровненькие, коленочки развёрнутые, стопа маленькая, аккуратная. Я Майку – в охапку, и в вагон, за этими ногами. Смотрю, девчушка – не больше пяти, сопливая, глазки смышлёные, и мать её за руку держит, совсем хмельная…
Вот так мы и познакомились с Анной Дружининой, от которой я теперь целиком завишу. И с матушкой её тоже… Ох уж эта матушка! Я в одну сторону девчонку тащу, а она в другую. И ведь как девочка любит, жалеет мать, слова лишнего по её адресу не простит – замкнётся сразу, набычится, и взгляд сразу становится такой стеклянный – просто беда.
– Где твой толчок, скажи, пожалуйста? От бедра толкайся, от бедра!
Вера Чижова, мой лупоглазый и добрый Чижик, неудачно сгруппировалась и стукнула себя коленом под глаз. Шлёпнулась на мат и заревела.
– Ещё раз так плечом дёрнешь – и воткнёшься головой. Хочешь попробовать? Ну-ка, посмотри на меня! Синяк будет, никуда не денешься. Ну, не реви! Майка как-то на тренировке себе сразу два зуба собственным коленом высадила…
Вот Анна – та как кошка. Координация фантастическая: из любого положения вывернется и встанет на ноги. Бывало, на акробатике так рискованно раскроется, что я буквально бросаюсь под неё. А она выкрутится и так довольно-виновато из-под своих татарских бровей посмотрит. Только в чёрных раскосых глазах ещё долго-долго тает страх…
Вторая моя младшая – Петрова – опять стоит посреди ковра. После акробатики растрепалась, разлохматилась, одна лента на кончике косички болтается, а вторую успела где-то потерять. Малыши разучивают на ковре свои первые в жизни вольные упражнения, и деликатная Петрова пережидает, когда можно будет высвободить себе пространство и разбежаться на бревно.
– Маша, иди сюда…
Пришлось доставать свою расчёску. Распустила её волосы, расчесала, туго заплела одну косицу, подвязала её колбаской.
– Ты чего посреди ковра стоишь? Ты год так будешь стоять. Прыгай. В зале реверансы не делают. Ты – старшая, вот и прыгай, а малыши пусть подождут…
Подошла Вера Павловна – тренер этих младших.
– Ир, обрати внимание вон на ту девочку в голубой футболке. По-моему, там есть над чем работать.
– Я посмотрю… как-нибудь.
Вера Павловна поджала губы. Не хватало ещё, чтобы она обиделась.
– Обязательно посмотрю. Вот со сбора приедем, я её как следует посмотрю.
Машка пощупала косицу, вернулась на прежнее место, разбежалась и сделала неудачный наскок на бревно.
– Руки жёстко ставь, поняла?
Скоро первенство города, надо подтянуть.
– Ну что, Ирина? – Подошёл Павел. – Может быть, мне сходить за ней?
– Не надо.
– А вдруг заболела?
– Есть телефон.
– Может, всё-таки сходить?
– Много чести.
Павел сочувственно вздохнул:
– Ты права.
Павел у нас старший тренер. Он меня отлично понимает и во многом согласен со мной. Но с потерей Анны для школы такой хвост потянется, придётся давать объяснения на всех уровнях: почему не удержали, почему потеряли, почему не вернули? И выводы, выводы, выводы… И самый главный: плохой, значит, у девочки тренер, если не сумела найти с ней контакт, общий язык…
Что ж, видимо, тренер, действительно, скверный.
– Ладно, Паша, подождём ещё пару дней.
– А сбор?
– Откажусь. Возьму и заболею. Свинкой.
Чёртова профессия! Но ничего другого я делать не умею.
После тренировки все собрались в учебной части пить чай. Наши милые женщины, которых я столько лет знаю, люблю иногда, а порой ненавижу до изнеможения, хлопотали вокруг стола. Я принесла с собой утром огромный торт. Мужчины шумно рассаживались и традиционно однообразно шутили, что с меня причитается и что я тортом не отделаюсь – тридцать пять всё-таки…
Когда сбили естественный послерабочий голод, шумно заспорили, заговорили. Конечно, всё вокруг нашей любимой гимнастики: ругали учеников, рассказывали последние спортивные новости, на ходу решили, кто будет судить на первенстве города от нашей школы… Всё как обычно. И вдруг мне стало так нестерпимо скучно, что я замолчала и как-то отчуждённо подумала, какие же мы ограниченные, однобокие люди! С раннего детства погружены в свою замкнутую жизнь («О спорт, ты – мир!»), детство, юность проходят в зале, учимся дальше в своём институте физкультуры, снова возвращаемся в тот же зал… Женимся, расходимся – всё здесь же, среди своих, создаём на тренировках себе подобных, которые так же, как мы, навсегда врастают в нашу спортивную землю и передают эту эстафету дальше…
За всю свою сознательную спортивную жизнь я впервые думала о себе и своих коллегах именно так. Подумала – и стало стыдно. И Павел, сидевший по другую сторону стола, словно понял, о чём я думаю, как-то настороженно и вопросительно посмотрел на меня. Нет, я никогда не считала, что живу зря: несколько лет я выступала за свою страну, в мою честь играли наш гимн… Потом поднялась на пьедестал моя Майка, вот и Анна несколько раз выиграла международные соревнования… Откуда такое вдруг настроение – не знаю. То ли Анна виновата, то ли сегодняшняя бездарная тренировка, то ли мои тридцать пять. Я сидела рядом со своими коллегами за письменным столом в тесной учебной части, даже острила и смеялась, а сама думала: когда же эта бесконечная профессиональная болтовня всем надоест и мои вечно спешащие семейные коллеги засуетятся, собираясь домой?