Татьяна Шипошина
Вопрос выбора
Глава 3
– Если хочешь, расскажи, – сказал дядя Вася. – Облегчи душу.
Да… Пауза затянулась.
Сашка давно… Давно уже с достойным живым человеком не разговаривал.
Не разговаривал…
Не разговаривал…
Семья, учителя, санаторий – не в счёт. Всем людям в этих местах нужно было, чтоб он, Сашка, что-то делал. Желательно именно то, что нужно им. По правилам.
Учился, лечился, «вёл себя», соблюдал режим, делал уроки и прочее. Даже вдруг кого-то полюбил. По заказу. По факту. Это про отца и его «новую».
Никто с Сашкой не пытался поговорить просто, так, чтоб на равных. Пусть не на равных, но даже выслушать никто не пытался.
Предательский комок подкатился к горлу, и если первый раз Сашка смог удержаться, то во второй раз – не смог. Горло сжало, в глазах появилась почти режущая боль.
Сашка закрыл лицо руками. Слёзы.
Никто не должен видеть слёз.
Поэтому Сашка отвернулся от доски и сидел какое-то время, закрыв лицо руками. Дядя Вася не трогал его. Молчал.
– Это он виноват, что мама умерла! – наконец выговорил Сашка.
– Ты об отце?
Сашка кивнул:
– Мама болела, мама умерла, а он… С этой…
– Тяжёлый случай, – вздохнул дядя Вася. – Но…
– Только без «но», – не согласился Сашка.
– Без «но» очень трудно, потому что взрослая жизнь состоит из сплошных «но», – тихо произнёс дядя Вася. – Это только в детских сказках волк плохой и страшный, а Красная Шапочка – добрая и хорошая. Да и то…
– Что?
– А вот мамаша Красной Шапочки. Попробуй разберись. Какая она?
– Нормальная. О бабушке заботится, – ответил Сашка.
– Ну да, – вздохнул Василий Михалыч. – Мама – взрослый человек, а ребёнка одного в лес отправила. Причём мама не могла не знать, что в лесу водятся волки. Как ты думаешь?
– Никогда об этом не думал.
– То-то! А дровосеки – они какие? – снова спросил дядя Вася.
– Они хорошие! Волка убили, Красную Шапочку освободили. И бабушку, кстати.
Слёз больше не было. Слёзы высохли. Не волка же оплакивать, в самом деле. И не ругать мамашу, которая не смотрит за детьми!
– Ну да… – протянул дядя Вася. – Между прочим, волка они убили без суда и следствия. Что плохо, согласись. У нас, кстати, смертная казнь запрещена. Может, если бы бабушку и Красную Шапочку достали бы аккуратненько, волка бы в тюрьму посадили, волк бы покаялся и вообще стал бы вегетарианцем, перешёл бы на капусту с морковкой…
– И на брокколи со шпинатом, как моя эта… Мачеха моя…
– А Красная Шапочка ему бы передачи в тюрьму носила! – не сдержал своих рассуждений дядя Вася.
Дядя Вася смеялся басом, Сашка просто смеялся, и вообще…
– А вот Маша из сказки «Три медведя» та ещё безобразница! – басил дядя Вася.
– А Маша из мультика… О-о-о… бедный Мишка! – сквозь смех вторил Сашка.
– Колобка, правда, жалко. На лису дровосеков не придумали.
– Сам дурак… – сквозь смех прокомментировал Сашка.
– Но съели-то его!
– Но он-то – булка!
– Ха-ха-ха, булка! – аж прихлопнул руками дядя Вася.
Сашке сразу стало легче. Значительно легче. Как волку, из которого аккуратно, путём оперативного вмешательства, удалили Красную Шапочку, капризулю и лакомку. И бабушку в чепце. И с трубкой в зубах. И с лорнетом. И с колодой карт в кармане. Что это за бабушка, если она не раскладывает пасьянс и не курит трубку.
Отсмеялись.
– Ну, а с конструированием у тебя как? Ты совсем ничего не делал? Ничего не придумывал? – уже серьёзно спросил дядя Вася.
– Только в голове, – вздохнул Сашка. – Ну и кое-что в компе чертил. Могу показать. Я что-то зациклился на экзоскелетах. В хосписе у мамы в палате девушка была. С переломом шейных позвонков. Молодая, лет восемнадцать. Парализованная от самой шеи. Умирающая. Я после этого на улице стал смотреть… Много таких инвалидов. В креслах сидят, а ноги не шевелятся. И стал читать.
– Вот куда тебя повернуло… Сложная задача. Хотя есть и лаборатории, и умельцы. Ты мне свои чертежи покажешь, только позже.
– Да нечего показывать, честно говоря.
– Ладно… – внимательно посмотрел на Сашку дядя Вася. – А хочешь, я тебе скажу, о чём ты забыл, глядя в компьютер?
– О чём?
– О том, чему я начинаю учить в самой младшей группе и что постоянно напоминаю всем, прежде всего самому себе. О том, что в жизни в первую очередь надо думать. Это я уже не об экзоскелете.
– Это, конечно, ваш большой секрет, – усмехнулся Сашка. – Я бы сам ни за что не догадался, что думать надо.
– Зря смеёшься, – ответил Василий Михалыч. – Человек именно об этом всегда забывает. Бывает, сделал что-то, выкрикнул, психанул. Выскочил, дверью хлопнул и только после этого подумал. Что, не бывает?
– Да постоянно, – снова усмехнулся Сашка. – Что, разве у вас такого не бывает?
– Да постоянно, – с той же интонацией, что и Сашка, ответил дядя Вася.
Снова они посмеялись. Но уже не так, как в первый раз.
– Это вы мне говорите об отце? – спросил Сашка.
– Дошло до жирафа, – проворчал дядя Вася. – На пятые сутки.
– Дошло же, – улыбнулся Сашка.
– Попробуй сначала думать, а потом – всё остальное. – Уже серьёзно посоветовал дядя Вася. – Если, конечно, успеешь сам себя поймать и заставить думать, а не сразу стучать дверью. Думай примерно так: «Я скажу, а он мне ответит так. Почему? Тогда я так. Зачем? Или так. Зачем? А он – два раза так или будет его очередь психовать. Надо мне это или нет?»
– Дядя Вася, вы от меня много хотите.
– Нет, не много. В самый раз. Но соглашусь, что такой подход, между прочим, не легче конструирования. И требует тренировки. Можешь попробовать.
– И что, помогает?
– Не буду врать, – вздохнул дядя Вася. – Иногда очень даже хорошо помогает, но иногда нет. Ты уже взрослый. Ты, Саня, очень повзрослел. Можешь…
– И долго надо думать? – спросил Сашка.
– А вот это – детский вопрос. Всю жизнь, вообще-то, – ответил дядя Вася.
Да, последний вопрос можно было и не задавать. Просто дядя Вася уже направлялся к вешалке. А Сашке не хотелось уходить.
Не хотелось. Дядя Вася! Дорогой дядя Вася!
Вот кого Сашке не хватало всё это время!
– Но! – дядя Вася многозначительно поднял палец и хитро посмотрел на Сашку.
– Почему «но»? – спросил Сашка.
– Потому что если очень долго думать, – всё-таки ответил дядя Вася, натягивая куртку, – крыша поедет. От перенапряжения.
– Ага. – Сашка тоже направился к вешалке. – Я же говорю.
Натянул куртку, взял рюкзак, закинул на плечо.
– Вторник, четверг, суббота, – напомнил дядя Вася. – С 14:00 до 19:00 часов.
– Я приду!
– Не обещай, – улыбнулся дядя Вася. – Но я жду.
Глава 4
Дома теперь пахло красками. Это от «неё», от новой жены отца. Сашку от запаха красок просто «бомбило»! Тошнило.
«Дизайнер недоделанный! Художник от слова „худо“! Мазилка!» – это были самые нежные слова, которые клубились и толкались в бедной Сашкиной душе. И в голове.
А вот и «она», на лице радость, на щеке краска. Не скажешь, что художник, – полненькая, румяная, небольшого роста. Не в бархатной блузе, как художников рисуют, а в измазанной футболке и каких-то широченных домашних штанах.
– Серёжа, это ты?
– Нет, это не Серёжа, – ответил Сашка. – Это я.
«Она» изо всех сил попыталась скрыть разочарование:
– А, Саша… Есть будешь? Там макароны и котлеты. Тебе разогреть?
– Не утруждайся, – ответил Сашка. – Твои котлеты…
Он хотел сказать, что её котлеты всё равно невозможно есть. Но не сказал. Сдержался.
– Тебе не нравятся котлеты? – спросила «она».
Рука с кистью давно уже опустилась. Радость на лице давно сменилась настороженностью и обидой.
«А нечего лезть к чужим отцам, – подумал Сашка. – Ишь, ещё и обижается!»
– Ладно, проехали, – сказал он вслух и пошёл на кухню. – Разогревать мне ничего не надо, сам обойдусь.
Уже пройдя на кухню, Сашка услышал, что в той небольшой комнате, которую отец отдал ей под мастерскую, что-то громко стукнуло… Похоже, свалился холст… или рама, или ещё что-то.
Сашке оставалось только усмехнуться.
Котлеты, кстати, ничего. Конечно, не мамины. Но вполне съедобные. Можно и ещё одну. И скорее, скорее к себе в комнату. Подумать надо. Просто физически Сашке хотелось именно этого!
Что там говорил Василий Михалыч? Кажется: «Надо продумывать свои действия, если успеешь вообще подумать».
Точно же! Увидел, что «она» выходит, так не то, что подумать… Даже вздохнуть не успел, а уже понесло.
«Нет, дядя Вася, ты как хочешь, но дровосеки – положительные герои. Увидели, что волк – злодей и убийца, и сразу… сразу его… того… Они не успели подумать, дядя Вася. А если бы начали думать, время терять, тю-тю бабушке. И Красной Шапочке заодно. А вот мамаша… мачеха какая-то! „Пойди, да отнеси…“ Как все мачехи, откуда они берутся…»
Сашка лежал на покрывале, на своей кровати. Не раздевался, скинул только кроссовки и носки.
Стукнула входная дверь. Пришёл отец.
«Подумаешь тут», – проворчал про себя Сашка.
Отец зашёл к Сашке после ванной, держа в руках полотенце и вытирая руки.
– Привет, – произнёс отец. – Как дела?
– Нормально.
– Что в школе?
– Ничего особенного.
Сашке пришлось сменить лежачее положение на сидячее. Он взлохматил волосы на голове. В знак протеста, надо понимать.
«Сейчас будет коррида», – подумал Сашка.
– Что ж ты даже не переоделся? – заметил отец. – Валяешься на кровати одетый.
– Устал.
– С чего бы это ты так устал? – быстро не выдержал отец. – Ты дрова рубил? Вагоны разгружал? В шахте уголь добывал?
Отец раздражался с каждым своим словом. Сашка отвечал, предчувствуя очередной скандал:
– Ты сам-то много нарубил? В смысле – угля в шахте?
– Да ты… На то, что я рублю, вся наша семья существует, между прочим! Ест, пьёт и одевается! И прочее!
– Ты думаешь, у тебя есть семья? – спросил Сашка. – У меня семьи нет.
– Да ты… Что ты в жизни понимаешь, сопляк!
«Всё, не выдержал! – подумал Сашка. – Но и я сейчас не выдержу…»
Отец в сердцах шарахнул полотенцем по компьютерному креслу.
– Ты… Не понимаешь ничего! Устраиваешь тут цирк с конями каждый божий день! Что ты вообще представляешь из себя! Ты…
Сашка вскочил, уже не думая вообще ничего:
– Я! Я! Между прочим, я тут живу и как-то существую! А ты живёшь отдельно… со своей мазилкой, и на меня вам начхать! Наплевать! У вас своя жизнь, а у меня своя! И не суйся ко мне со своими дурацкими вопросами. И со своей руганью! Не заходи ко мне вообще! Как хочу, так и живу!
– Ты… Сынок… – вдруг начал тормозить отец.
– Дай мне девятый класс закончить, и я уйду! Хоть куда! В любой колледж уйду, лишь бы там общага была! Лишь бы не с тобой и не с твоей… «этой»!
Тут отец повёл себя странно. Он медленно взял своё полотенце и тихо вышел, аккуратно, без щелчка, закрыв за собой дверь.
А Сашка свалился на кровать лицом в подушку. Да, он выл и рыдал. Хоть это стыдно, противно, стрёмно и вообще.
Но как тут сдержаться?
