Татьяна Тронина
Магнолии, девушка, солнце…
Тем не менее ветер своего направления не изменил. Он скользнул по хлопковой простыне, в которую была закутана другая девушка, попытался стянуть ее, но тоже безуспешно. Ничего не оставалось, как только перебирать выгоревшие, золотисто-рыжеватые волосы, лежавшие на подушке. Волосы были жесткими и пружинистыми, солнце и соленая вода успели изрядно поработать над ними, сделав непослушными.
Ветер совсем уж было смирился с тем, что не увидит ее, и собирался скользнуть обратно в балконную дверь, на волю, как вдруг девушка пошевелилась и откинула с себя простыню. Она была в смешной пижаме из тонкого батиста, больше напоминающей детскую – со всеми этими кружавчиками, завязочками, рюшечками, с открытыми плечами и короткими панталонами. И телосложением она напоминала подростка – невысокая, тонкая, с едва заметной грудью и крошечными ступнями – на такие ножки не найти нормальной обуви. Кожа на открытых участках тела была розовато-смуглая, покрытая мелкими, едва заметными веснушками и светлыми золотистыми волосками, мягкими и почти незаметными. Наверное, на ощупь эта кожа напоминала бархатистую поверхность персика или абрикоса – ветер немедленно принялся щекотать и тормошить вторую обитательницу этой комнаты.
Она открыла глаза – зеленовато-серые, бессмысленные спросонья, и уставилась в потолок, по которому шустро бегали солнечные зайчики. Светлые брови, светлые пушистые ресницы, делавшие взгляд простым и бесхитростным, как у теленка.
Овальное ровное личико, прозрачные розовые губы, маленький подбородок – признак слабохарактерности его обладательницы.
Ветер знал всех живущих и живших на этой планете, он видел все со дня сотворения мира. Он был так же стар, как Земля, как сияние Солнца, как тусклый блеск Луны по ночам. Он был ровесником морю и рассыпанному повсюду песку. Точно с таким же нахальством он щекотал лица фараонов в Древнем Египте, завитые бороды ассирийских царей и пудреные щеки королей времен Ренессанса. Простолюдинов и прочих же было – без числа.
Эта девушка оказалась одной из бесконечного числа многих, и она, как и все прочие, звонко чихнула, когда ветер весело защекотал ей ноздри.
– Апчхи! – сказала она. – Сквозняк какой-то…
– Будь здорова, – немедленно отозвалась Людмила с соседней кровати. – Который час?
– Спасибо, – пробормотала Маруся и, приподнявшись на локте, посмотрела на часы. Потом упала назад и снова закрыла глаза. – Пора вставать.
– Так что же ты лежишь?
– Сейчас-сейчас… – Все так же, не открывая глаз, Маруся прикоснулась рукой к волосам и произнесла более твердым голосом: – Колтун какой-то на голове! Что с волосами делать, не представляю…
– Ничего, вернешься в Москву, все пройдет. Это от воды.
– Вчера один тип ко мне пристал, такой странный… Странный и страшный. У тебя бывало так – вроде ничего особенного, а тебе страшно, аж мороз по коже?
– Бывало, – легко согласилась Людмила и села на кровати. – Дел сегодня… С детьми одной тетки буду сидеть ночью, они с мужем на экскурсию уезжают, а детей брать с собой неохота…
У всех аниматоров в отеле была возможность подзаработать дополнительно – в свободное от основной работы время они могли предложить гостям свои услуги в качестве беби-ситтера, то есть няньки. Кроме этого, продавали CD-диски с музыкой (от продажи каждого шел в карман определенный процент), распространяли билеты лотереи «Бинго» – и тоже не бесплатно. Владельцы сувенирных лавок платили свой процент, если аниматоры приводили к ним покупателей…
После полудня Маруся оказалась по какой-то надобности в холле, где располагалась стойка администратора – «ресепшен». Здесь также встречали и провожали гостей – небольшая толпа ждала автобуса в аэропорт.
И вдруг Маруся увидела того самого незнакомца, едва не сломавшего ей палец. Тот в широких льняных шортах и оранжевой «гавайке» цедил через трубочку прозрачный коктейль из бокала, развалившись на плетеном диванчике.
Перед ним стояла сумка-тележка, а через плечо был перекинут планшет. «Уезжает!» – обрадовалась Маруся. Она спряталась за колонну и некоторое время пристально разглядывала этого человека, так бесцеремонно обошедшегося с ней накануне.
Объявили посадку – толпа плавно потекла к выходу. Незнакомец тоже встал и своей странной, тяжелой походкой направился к стеклянным раздвижным дверям, за которыми стоял автобус.
И только когда он сел в него, Маруся почувствовала облегчение. Она больше никогда и ни при каких обстоятельствах не хотела видеть этого человека.
Далее жизнь потекла в прежнем русле. Солнце светило, море набегало волнами на берег, одни отдыхающие сменяли других.
Основное правило работы оставалось прежним – чтобы гости не скучали, не сидели в своих номерах.
Однажды вечером, во время дискотеки, вдруг погас свет – вероятно, случился перепад электричества. Музыка затихла, возмущенно зашумели гости. Зажглось тусклое аварийное освещение.
– Внимание, шоу барабанов! – тут же закричала Алиса, схватила табуретку и принялась отстукивать на ней ритм. Другие аниматоры тоже принялись колотить по табуреткам – довольно слаженно и весело.
Некоторое время гости, хлопая в ладоши и смеясь, слушали это импровизированное «шоу», потом их интерес начал потихоньку ослабевать. Смех потихоньку затихал.
Тогда вперед выскочили Людмила с Марусей и принялись крутиться в танце живота. Публика моментально воспрянула духом, раздались одобрительные возгласы.
Танца хватило минут на десять, и публика снова начала скучать.
Тогда ребята грянули «Марсельезу» – в этот вечер на танцполе было особенно много французов. Бурные овации, зрители в один голос принялись подпевать. Далее наступила очередь «Подмосковных вечеров», которые тоже были хорошо приняты, но на третьей песне интерес публики снова принялся слабеть.
Но тут, к счастью, вспыхнул свет и вновь зазвучала музыка.
– Полчаса… – задыхаясь, прошептала Людмила, глядя на часы. – Ты представляешь, Марусенька, мы целых полчаса продержались!
Подруги вернулись в номер во второй половине ночи, измученные, но гордые тем, что их команда не дала зрителям разойтись.
– Фу, опять этот ужасный запах… – разозлилась Людмила. – Нет, я все-таки зажгу ароматические палочки!
…На следующий день, после утренней программы, когда Маруся с Людмилой снова вернулись к себе в номер, чтобы принять душ и переодеться, там было все перевернуто.
– Что это? – испуганно сказала Маруся. – Нас ограбили, что ли?..
Людмила, не говоря ни слова, принялась проверять это предположение, но скоро выяснилось, что ни одна вещь не пропала. Тем не менее все было разбросано в диком беспорядке, содержимое ящиков вытряхнуто на пол, тумбочки распахнуты, постели перевернуты…
– Маруська, это они нам «шмон» устроили! – закричала с яростью Людмила.
Они побежали к Али – жаловаться. Тот сидел у себя в кабинете, перебирал на столе бумаги.
– Али, что за дела, у нас в номере все перевернуто…
– Вы курите гашиш, – холодно произнес тот, не отрывая глаз от бумаг. – Вы уволены.
– Что мы курим? – вытаращила глаза Маруся, которая и обычных-то сигарет в рот не брала.
– Гашиш!
– Кто сказал?! – быстро, сквозь зубы, спросила Людмила.
– Все. Уборщик, охрана… Я в ярости. Вы уволены, вон!
С начальством спорить было бесполезно. Подруги, потерянные, вышли из кабинета, за их спинами захлопнулась дверь.
– Какой еще гашиш, елки-палки?! – Людмилу трясло от ярости. – Интересно, кто такую чушь про нас придумал?..
Маруся пожала плечами. Она чувствовала себя потерянной и точно оплеванной. Банально, но нет ничего хуже несправедливых обвинений…
– Слушай, это та толстая тетка, уборщица, – Рамиса, Раниса, или как ее там… – Людмила схватила Марусю за руку. – Точно! Я на нее позавчера пожаловалась, что она номер плохо убрала, а она в отместку решила на нас накапать!
– Но мы не курили гашиш! – Маруся всхлипнула.
– Да не реви ты… Нет, но какая же она дрянь!
Через некоторое время подруги догадались, какой «гашиш» им вменяли в вину – это были те самые ароматические палочки, которые они жгли прошлой ночью.
Но объяснять что-либо оказалось бесполезным – подруг уволили, и все.
К вечеру они уже были в аэропорту. Получилось так, что Людмила улетала первой, а Маруся – несколько позже, другим рейсом.
– Ничего, не переживай, – Людмила поцеловала ее на прощание. – Встретимся в Москве.
– Как все глупо получилось…
– Да ну, перестань! У меня эта работенка уже поперек горла стояла, – покачала та головой. – На самом деле, не мое это дело – дурочкой перед людьми плясать… Унизительно как-то! Слава богу, что деньги при нас остались, и неплохие, в общем-то, денежки… Честно заработанные!
Скоро Людмила улетела, а Маруся осталась одна. До ее рейса оставалось часа три.
Она принялась читать книжку – детектив, забытый в кресле кем-то из русскоязычных туристов, потом заглянула в «дьюти-фри» и купила себе хороший шампунь в качестве утешения.
– Смотри, вон тот парень в кино играет, – неподалеку от Маруси переговаривались пожилые, полные, загорелые до черноты женщины в панамках, похожие на две оплавившиеся на солнце шоколадки.
– Кто?
– Вон тот, в красной рубашке, крашеный – видишь? Месяц назад видела его в одном сериале…
– Ну и что?
– Как что! Интересно же… Он друга главного героя играл, пока его в пятой серии в собственном авто не взорвали!
– Да мало ли кого там взорвали! Идем, на самолет сейчас опоздаем…
Женщины ушли, а Маруся принялась рассматривать парня в красной рубашке – просто так, от скуки. Тот стоял возле полок со спиртным и задумчиво вертел в руках бутылку виски, видимо, решая: купить – не купить…
Он был высокого роста, худой. Довольно длинные, до плеч, золотистые волосы, темные у корней, черты лица правильные и выразительные. Не то чтобы этот человек выделялся какой-то особенной красотой – нет, но было в нем нечто особенное, что привлекало внимание, вызывало одобрительную улыбку. Наверное, он действительно был киноактером…
«Интересно, а какие роли он играет? – задумалась Маруся. – Готова поспорить – только положительные! Или он играет жертв – этаких несчастных обаяшек, которые обязаны вызывать сочувствие у зрителей!»
На какое-то время Маруся даже забыла обо всех своих неприятностях, она просто стояла и из-за полок с товарами разглядывала незнакомца. Этот человек вызывал приязнь – мгновенную, беспричинную. Абсолютный антипод того нахала, приставшего к Марусе в Турции, – вот каким был этот, тоже совершенно незнакомый ей человек!
Неожиданно он поднял глаза – ярко-синие, точно сапфиры. Поразительные глаза… Маруся ахнула и тут же отвернулась, сдерживая волнение и смущение. Она не хотела показаться бесцеремонной, хотя работа аниматором сумела здорово раскрепостить ее.
Она подхватила свою сумку, расплатилась у кассы за шампунь и тут увидела, что регистрация на ее рейс только-только началась. Красавчик из «дьюти-фри» был моментально выкинут из головы, и Маруся бегом поскакала к стойке, пока там еще почти никого не было.
Все происходило в каком-то бодром, ускоренном темпе—и меньше чем через час Маруся сидела в салоне самолета одной из первых. У самого окна!
«В конце концов, все закончилось не так уж плохо… Да, было неприятно, что нас с Людой выставили с позором из этого отеля, но мы-то знаем, что на самом деле ничего плохого не делали! И, кажется, я соскучилась по дому…»
В салон все набивались и набивались люди, стюардессы быстро управляли их потоком. Маруся заранее застегнула ремень безопасности и, закрыв глаза, откинулась назад. Она решила, что будет спать до самой Москвы. Сон – вот чего ей так не хватало все это время!
Потом, через минуту, почувствовала, как кто-то садится рядом.
– Привет.
Она открыла глаза и увидела давешнего красавчика в красной рубахе. Он был ее соседом.
– Привет… – удивленно ответила она. Не выдержала—и улыбнулась.
– Домой?
– Домой, – утвердительно кивнула она. Сердце забилось быстрей. Они будут сидеть рядом и болтать до самого Домодедова. К черту сон!
– Сеня…
– Маруся. Сеня – это Семен?
– Нет, Сеня – это Арсений, – охотно пояснил тот. Теперь, вблизи, Маруся поняла, что парень этот не такой уж юный, каким показался ей в первый раз. Ему за тридцать определенно.
– А Маруся – это Мария?
– Да. Ты актер?
– Откуда ты знаешь? – Он тоже улыбнулся и стал еще ровно в тысячу раз милее. Маруся, которая и так испытывавшая к этому Сене внезапную, почти беспричинную приязнь, теперь была уже полностью покорена. – Кино со мной видела? Ведь я, если честно, мало снимался.
– Слышала – женщины в аэропорту говорили… Ты взрываешься в пятой серии в собственном авто.
– Точно! – обрадовался он. – Но это такое мыло! А ты чем занимаешься?
Маруся рассказала ему о себе. Вывалила все и сразу – как занималась фигурным катанием, как работала в поликлинике восстановительного лечения, как попала в Турцию, как их с Людмилой выгнали оттуда…
Самолет уже взлетел, а они даже не заметили этого.
– …да ерунда все это! Недаром же говорят: все, что бог ни делает, все к лучшему, – горячо посочувствовал Сеня – пожалуй, даже слишком горячо для столь короткого знакомства. Но Марусю это очень ободрило. И кроме того, ей стало ясно: Сеня, ко всему прочему, еще очень отзывчивый, добрый, милый человек.
– А как твоя фамилия? – бесхитростно спросила она. – Чтобы в следующий раз знать, какие фильмы смотреть…
– Бережной. Арсений Бережной. А в Турции я отдыхал. Жалко, что не в твоем отеле…
Стюардессы принялись разносить напитки. Сеня заказал Марусе апельсинового сока (хотя она вполне могла это сделать сама) и вообще всячески ухаживал за ней. Это было нисколько не навязчиво и очень трогательно.
Потом он угостил Марусю сливочным ликером, а сам выпил немного виски, купленного в аэропорту.
– …а еще я как-то снялся в рекламе. Помнишь, года два назад все крутили ролик, где один парень прыгает по крышам, вроде человека-паука, а потом оказывается в офисе своего начальника и дарит ему свой дезодорант?
– Помню! – неожиданно взволновалась Маруся, которой до того, в общем-то, было наплевать на рекламу. – А начальник такой толстый, с усами и ужасно страдает от обычного дезодоранта?..
– В точку! Именно этот ролик!
– Ну надо же… Оказывается, я тебя давно знаю, – засмеялась она.
– Только я не люблю рекламу. И мыло – ну, сериалы эти, в которых тоже приходится сниматься, тоже не люблю. Я в театре играю – это мне больше по душе, а насчет кино… Ну что это за роль – Вася Серенький (так моего героя в сериале звали), он вроде шестерки в банде, его подставляют свои же, и в конце концов несчастный Вася взрывается в собственном авто… Ничего хорошего!
– А кого бы ты хотел сыграть?
– Гамлета, – с такой застенчивой, обаятельной, забавной улыбкой произнес Сеня, что они оба захохотались в один голос. – Нет, правда! Ну, не Гамлета, а какую-то другую роль, где не только бы кулаками пришлось махать и говорить «по фене»… А чего бы ты хотела от этой жизни, Маруся?
– Не знаю, – честно сказала она. – У меня все желания глупые и какие-то мелкие. Меня еще в детстве тренер пилил за то, что во мне нет честолюбия. Если бы у меня оно было, я, возможно, стала бы известной спортсменкой. Ты знаешь, а ведь у меня мама – астролог. Гороскопы составляет, – вдруг вспомнила Маруся. – Это я к тому, что она мне мое будущее предсказать пыталась…
– Интересно! – с азартом воскликнул Арсений Бережной. – И какое она тебе будущее нагадала?
– Ой, смех один! И ничего не сбылось, можешь себе представить? Я и так во все это не верила, а тут совсем разочаровалась…
– Ты с мамой живешь?
– Нет, отдельно. Я живу в коммуналке, можешь себе представить?
– Весело, наверное?
– Обхохочешься! Один сосед – алкоголик, правда, тихий, и еще пожилая одинокая тетенька, которая вышивает бисером – год назад этим увлеклась. А теперь у нее все стены от пола до потолка увешаны картинами из этого самого бисера!..
Через часа полтора стюардессы раздали лотки с обедом, и опять Арсений усердно ухаживал за Марусей. Но в его поведении не было никакой навязчивости – он с удовольствием это делал, а Маруся с не меньшим удовольствием принимала его ухаживания.
Он снова разлил в пластиковые стаканчики: себе – виски, ей – сливочный ликер.
«Кажется, я влюбилась… Может быть, это и есть та самая любовь с первого взгляда? – растерянно подумала Маруся, глядя в ярко-синие глаза своего спутника, которые, в свою очередь, не отрывались от ее лица. – Но он такой милый, что просто даже плакать хочется!»
– А кроме соседей… – нерешительно спросил он. – Ты одна? Ну, у тебя кто-нибудь есть?
Сердце у Маруси сжалось. Было ясно, что Арсений жаждет продолжения знакомства, и теперь от ее ответа зависит все.
– Если честно, то я замужем (его лицо вытянулось от огорчения). Но мы с ним уже три года не живем вместе. – (Обратная трансформация.)
Она чуть-чуть увеличила этот срок – сколько они с Женей не видели друг друга. Можно было, конечно, поступить проще: сразу бухнуть – «нет, я свободна как ветер, у меня никого нет!», но Маруся врать не привыкла. «Дурочка! – не раз с отчаянием кричала ей Людмила. – Ну кому, кому нужна твоя прямолинейность?!»
– Да?..
– Да.
– Так почему же не развестись? – бесхитростно спросил тот.
– Ой, меня все об этом спрашивают! – засмеялась она. – Во-первых, это очень выгодно моему бывшему супругу, который второй раз жениться не хочет. Во-вторых, и я вроде как не совсем одинока и несчастна, раз у меня штампик в паспорте есть. Глупо, конечно… Ну, а в-третьих, я думаю, бывший супруг мой Евгений Журкин изводит этим свою маму, то есть мою свекровь, – тем, что вроде бы еще в браке со мной. Он у нее в полном подчинении и открыто выступать не решается…
– Господи, как все сложно! – воскликнул Арсений и вытер салфеткой вспотевший лоб. – А пойдем завтра куда-нибудь?
– Пойдем, – не задумываясь, ответила Маруся.
Арсений Бережной расцвел на глазах.
– Ты запиши мой телефон… и свой мне дай, ладно?
Они незамедлительно обменялись телефонными номерами, даже с какой-то судорожной поспешностью.
Самолет быстро снижался, а потом шасси коснулось земли, и он быстро покатился по асфальту. В самолете все захлопали, радостно закричали, а Арсений с Марусей счастливо улыбнулись друг другу.
– Значит, ты Маруся Журкина?
– Ой, нет! Я Маруся Гагарина. Я свою фамилию не стала менять и тем очень разозлила Ингу Савельевну, свекровь…
– И правильно сделала! – горячо поддержал Арсений Марусю. – В том смысле, что твоя фамилия в сто раз лучше.
…В Домодедове он предложил отвезти ее к дому на такси.
– Нет, я лучше на экспрессе доеду до Павелецкого… Я недалеко там живу.
Арсений поехал с ней.
Было раннее утро начала сентября. Сияло солнце, и непривычно холодный ветер обжег Марусе щеки. «Ну вот, теперь мне будет не хватать той жары…»
Арсений Бережной проводил ее до самого дома (был момент, когда он хотел напроситься в гости – Маруся это почувствовала, но она уже засыпала на ходу и потому сделала вид, что намеков не понимает) и уехал.
Маруся не сомневалась, что он позвонит ей. Это был настолько славный и простодушный человек, что казалось невозможным, будто он способен на обман.
На первом этаже из лифта выскочила Кристина Пескова, женщина тридцати пяти лет, незамужняя, социально очень активная, и едва не сшибла с ног Марусю. Жила Кристина на пятом, а Маруся – на шестом.
– Ой, Маруся! Приехала? Боже, а загорела-то как!..
– Ты на работу?
– А куда ж еще! – Кристина работала в органах социальной защиты – именно так выражалась ее активность. Она поименно знала всех пенсионеров, инвалидов и одиноких людей своего района, которым требовалась помощь.
Больше всего на свете Кристина мечтала завести семью, но ей фатально не везло. Мужчин пугали ее активность и нестандартные размеры. Кристина была выше Маруси в полтора раза, и шире – в три. Размер ноги: у Кристины – сорок третий, у Маруси – тридцать пятый. Обе мучились с обувью (очень нелегко найти хорошие женские туфельки таких размеров!), и это их сплачивало. Кристина Пескова была полна энергии, вечно куда-то спешила, и если ее встретить зимой, например, то можно невооруженным глазом заметить густое облако пара, окружающее эту социально активную женщину. В зимней одежде, в облаке пара Кристина смахивала на трактор, бодро преодолевающий сельское бездорожье.
Кристина любила духи с ядреным стойким запахом, напоминающие мужские одеколоны советских времен – они мучительно действовали на окружающих в замкнутом пространстве. Кристина никогда не носила головных уборов. У нее были короткие темные волосы, завитые с помощью «химии» в мелкие спиральки и похожие издали на каракулевый мех.
– Как тут дела?
– Как-как… Твой сосед, Виталька, две недели назад чуть пожар не устроил! – Кристина возмущенно засопела носом. – Заснул с сигаретой, понимаешь…
– И что? – похолодела от ужаса Маруся.
– Да ничего! Сам же водой огонь и залил… А у меня потолок протек, между прочим! Ну ладно, я побежала… – Кристина шумно затопала к выходу, шурша плащом из нейлона, потом резко остановилась. – Нет, Маруся, это просто хамство!
Маруся, уже собиравшаяся шагнуть в лифт и успокоившаяся, судорожно обернулась:
– Ты о чем? Я поговорю с Виталькой…
– Я вообще о жизни, – с досадой пояснила Кристина. – Вот сейчас завтракала и телевизор смотрела – что показывают! Взять, например, рекламу. Реклама колготок – она, значит, юная и стройная, машет голыми ножками в этих самых колготках… Или реклама прокладок, я извиняюсь, – она, юная и стройная, бегает в обтягивающих белых брючках! Суп из бульонных кубиков варит – опять же юная и стройная! Везде, везде – юные и стройные, как будто только они пользуются благами жизни! А у нас, между прочим, треть (если не половина!) населения страны от лишнего веса страдает! А полные, не очень молодые женщины, они что – колготок не носят, суп не варят, прокладками не пользуются?
– Обидно, да… – подумав, согласилась Маруся.
– Вот я и говорю – совесть у этих актеров есть?!
– Есть. Они сами рекламу не любят, – ответила Маруся, памятуя недавний разговор с Арсением Бережным. – Но это не актеры виноваты, а те, кто рекламу заказывает.
– Э, да что там… – Кристина шумно вздохнула и убежала.
Маруся вошла в лифт – в нем стояло густое одеколонное амбре, от которого сразу же защипало глаза, и, стараясь не дышать, поднялась на свой этаж. Против воли перед мысленным взором возникла Кристина в неглиже, рекламирующая колготки пятьдесят восьмого размера…
Дома был только Виталик.
Он выглянул в коридор, услышав, как щелкнули дверные замки, и с сонным удивлением вытаращил ярко-карие круглые глаза.
– Ты? – спросил высоким голосом.
– Я.
– А говорила, в конце октября только приедешь…
Соседу было под сорок, но все упорно называли его Виталькой, а никак не Виталием Семеновичем Завитухиным. Он был еще не совсем пропащим, добрым мужиком, но сила воли в нем напрочь отсутствовала. Не человек, а нечто вроде студня из свиных ножек, не успевшего схватиться к приходу гостей…
– Вот, соскучилась по дому! – засмеялась Маруся. – А ты, говорят, тут пожар устроил?
– Уже накапали… – уныло вздохнул Виталик. – Подумаешь, коврик один сгорел!
– А Алевтина где?
Алевтина Климовна Попцова была их третьей соседкой.
– На рынок, что ли, отправилась… – Виталик с треском поскреб затылок. Волосы у него были морковно-рыжего цвета, нестриженые, а на макушке – маленькая круглая плешь, напоминающая тонзуру. Виталик был большим, рыхлым, с пивным пузцом. С него вечно сваливались штаны, обнажая верхнюю часть поясницы, что неизменно вызывало у Алевтины Климовны дрожь отвращения.
Голос у Виталика был высокий, горловой – «бабский», как с тем же отвращением констатировала Алевтина Климовна.
Больше всего он боялся смерти. А ко всему остальному Виталик был совершенно равнодушен.
– Ладно, я спать пошла. Я очень, очень хочу спать… – Маруся зашла в свою комнату и, не раздеваясь, упала на кровать. Силы у нее моментально кончились.
Открыла она глаза только к вечеру и не сразу поняла, где находится. «Ах, ну да, я же дома!»
Золотыми блестками переливалась пыль в лучах закатного солнца…
У Маруси было такое чувство, что ей накануне преподнесли какой-то необыкновенный, очень хороший подарок – именно такой, о котором она мечтала всю жизнь.
Арсений Бережной – блондин с синими глазами. Актер! Добрый и милый. С которым можно было говорить о чем угодно – как с родным.
Людмила всегда пилила Марусю за то, что подруга не умеет планировать свою жизнь, что не делает никаких попыток изменить ее. «Дурочка! Ты живешь одним днем и совершенно не думаешь о том, что время-то уходит! С Журкиным так и не развелась, никого нового не ищешь, работу поменять не хочешь… Ты думаешь, все тебе на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут – и мужа, и квартиру нормальную и карьеру за тебя кто-то другой сделает? Нет, нет и еще раз нет! Ты сама должна трудиться над каждым днем своей жизни, сама должна налаживать связи и заводить знакомства, сама искать себе нормального спутника жизни! Вот что твоя мама нагадала, когда тебе пятнадцать лет было?»
«Что в двадцать я выйду замуж, а к тридцати у меня будет двое детей. Да, и что жить я буду в загородном доме у реки, а муж мой, олигарх, к пятидесяти станет президентом страны!» – с хохотом вспомнила Маруся мамин астрологический прогноз.
«Вот именно! Ты ничего не делаешь для того, чтобы эти прогнозы сбылись, – упрекала ее Людмила. – И ничего смешного тут нет, главное – поставить цель, какой бы невероятной и странной она ни казалась!»
И теперь, лежа в своей комнате, Маруся стала придумывать, как опровергнет все Людмилины теории. Она, Маруся, никого специально не искала, а все решилось по воле случая. Арсений Бережной – чудо, само свалившееся на голову…
«Когда же он позвонит?» – вдруг забеспокоилась она.
Проверила сотовый. Потом выскочила в коридор и забарабанила в дверь к Виталику. Без ответа. Из-за двери раздавался мерный храп, напоминающий работу автомобильного двигателя… Тогда Маруся сунулась к Алевтине Климовне.
– Добрый вечер! – заглянула она в комнату к соседке, тоже предварительно постучавшись.
Алевтина Климовна разбирала мотки ниток, сидя за большим полированным столом.
– А, Маша, приехала… – кисло отозвалась она. – Удачно?
– О, очень! – не вдаваясь в подробности, отозвалась Маруся. – Мне звонил кто-нибудь сегодня?
– Нет. Да, Маша… – Алевтина сунулась в раскрытый журнал. – …Что такое – те… тераконовый? Вот у меня тут план будущей картины, а тут написано, что углы надо вышивать из бисера именно этого цвета. Я прямо голову сломала!
– Тераконовый? Нет, скорее всего – терракотовый! – догадалась Маруся. – Терра – земля в переводе. Терракотовый – это рыжевато-коричневый.
– Минутку, – Алевтина снова заглянула в свои записи. – А что такое – пурпуный… Пурпурный, то есть? Как он хоть выглядит? Тут все словами написано, ни одной картинки, а я не понимаю! – с досадой воскликнула она.
– Ярко-красный.
– Вот так бы и написали – ярко-красный, рыжевато-коричневый! – с досадой воскликнула соседка. – А то понапридумывали каких-то непонятных слов!
Высокая, худая, сутулая, Алевтина Климовна поднялась из-за стола. Была она не злой, а скорее – брюзгливой, и выражение ее лица всегда было недовольно-кислым, раздраженным, а очки с серебряной цепочкой, болтающейся вдоль щек, делали ее похожей на старорежимную учительницу. Этому же и способствовал жидкий пучок на макушке из темных, с сильной проседью волос – со стороны голова Алевтины Климовны вместе с этим пучком казалась похожей на чернильницу, только пера в пучке не хватало… Было ей на самом деле не так уж много лет – всего пятьдесят четыре.
Маруся снова ушла к себе. Включила электрический чайник, достала пакет с сушками, который лежал в ящике чуть ли не с весны.
«Надо в магазин завтра сходить. И пыль вытереть, что ли…» – равнодушно подумала она. Чем дальше, тем сильнее терзало Марусю беспокойство. А ну как не позвонит ей синеглазый красавец Арсений Бережной?! У него, поди, своих актрис хватает…
Но Маруся вспоминала его простодушную улыбку, ту горячность, с которой он за ней ухаживал в самолете и после, выражение его лица – и ей становилось стыдно за свои сомнения.
Она села за стол, принялась уныло грызть сушки. На кухне в их квартире есть было невозможно – Виталик, по выражению Алевтины Климовны, «развел сплошную антисанитарию». Дело в том, что одинокий Виталик готовил себе сам – у него вечно что-то пригорало, убегало, чадило, брызгало во все стороны жиром, проливалось… И даже если кулинарный процесс проходил без особых катаклизмов, то все равно – запах готового блюда разил наповал, не хуже духов Кристины Песковой с пятого этажа.
Им всем давным-давно надо было разъехаться – правда, пока подходящих вариантов не находилось. Виталику не нравился район Коровино-Фуниково, Алевтина была против Капотни, а Маруся не желала жить возле полей аэрации…
Маруся никогда не пользовалась успехом у мужчин. Они почему-то отказывались воспринимать ее всерьез. Она была веселой, симпатичной («Если тебя накрасить да еще одеть как следует – красавица!» – не раз твердила Людмила), но ей фатально не везло. Ее любили те, кого не любила она. Что же касается брака с Евгением Журкиным, то Маруся подозревала, что тот женился на ней исключительно назло своей маме.
Но Маруся мужа искренне любила, особенно в первые месяцы их брака. И вообще, не она была инициатором этого разрыва и долго горько переживала из-за него потом…
Когда Маруся догрызла пятую сушку, зазвонил телефон – мобильный. На экране высветилось имя – «Арсений».
– Алло!
– Маруся, это я… Не побеспокоил? – услышала она чуть смущенный голос своего нового знакомого.
– Нет! – быстро выдохнула она.
– А… а где встретимся?
Она закрыла глаза и улыбнулась.
– Где тебе удобно.
– А тебе?
Они договорились встретиться возле Третьяковской галереи, на тихой пешеходной улочке – перед тем выяснилось, что Арсений живет очень далеко, на противоположном конце Москвы…
– Очень хорошо! – обрадовалась Маруся. – Пока ты будешь ехать до центра, я успею собраться.
Она и раньше умела быстро привести себя в порядок, а теперь, после работы аниматором там, в Турции, вечно не хватало времени – Маруся могла дать фору любому солдату-сверхсрочнику. Скоро она выскочила из дома – свежая, с отмывшимися от морской соли волосами, и помчалась на свидание, чувствуя себя какой-то особенно хорошенькой и легкой.
Тысячу лет у нее не было никаких свиданий, а теперь вот – случилось, да к тому же с тем, в кого она влюбилась с первого взгляда…
Он уже ждал ее – Маруся увидела Арсения с букетом цветов издалека, в свете фонарей, и он показался ей таким красивым, таким славным, что у нее даже руки затряслись. Ей нравилось в нем все – то, что он был таким тонким, таким высоким, нравились его волосы, лицо, глаза (глаза – особенно!), нравилось то, как одет: его узкие джинсы, песочного цвета пижонская курточка из вельвета, ботинки, рубашка – все, абсолютно все. В нем как будто не было недостатков: Маруся была уверена, что даже то, что было скрыто сейчас под одеждой, совершенно и безупречно. И даже то, что было внутри, под кожей, спрятанное броней костей и мышц – сердце, легкие, селезенка, сложное переплетение кровеносных сосудов и прочее, – тоже являло образец совершенства.
