Этот день обещал быть счастливым и искрящимся, как конфетти, но все пошло почему-то не так… Самое обидное, что все пошло не так в тот самый момент, когда я уже практически села в машину, разодетая как на парад. На мне было мое любимое красное пальто, которое так идет к моим светлым голубым глазам, и черные сапоги на шпильке, правда, не на меху, а холодные, зато красивые. Багажник был забит пакетами с продуктами – их должна была привезти я, а на ручке задней дверцы висело праздничное черное платье. То самое маленькое черное платье, которое просто обязано быть в гардеробе каждой женщины. Десять утра, а я уже часа три как была на ногах. Конечно, краситься в такую рань не имело смысла, но я накрасилась – все-таки это первый наш совместный со Стасом праздник. Почти семейный. Новый год! Его я собиралась встречать в обществе своего… м-м-м… как же это сказать? Любовника? Нет, не совсем так. Молодого человека? Бойфренда? Какой же это бойфренд, если ему сорок один год. Мужа? Вот уж точно нет. Мы встречались уже несколько месяцев, и все это время Станислав старательно давал мне понять, что любовь – это не повод для взаимных обещаний или каких-то там обязательств, а я старательно делала вид, что с ним согласна.
– Черт, что ж такое?! – возмутилась я, заметив краем глаза, что чехол от платья все-таки свешивался наружу и цеплял землю. Я снова вылезла из машины, оставив ее греться с заведенным движком, и освободила платье. И вот, в тот момент, когда я захлопнула дверцу и снова села за руль, из-под пассажирского сиденья раздался голос Масяни.
«Возьми трубку, – тихонько начала она. Это были происки Ники, моей семнадцатилетней продвинутой дочери. Ей показалось скучным, что мой телефон поет голосом Энрике Иглесиаса, и она, безо всякого согласия с моей стороны, поменяла Иглесиаса на Масяню, набиравшую обороты. – Возьми трубку! Возьми трубку, зараза, я тебе говорю! Че, не слышишь? Совсем оглохла?»
– Да заткнись ты, дура! – возмутилась я, ползая по полу. – Да где ж он?
«Бери эту чертову трубку!» – заорала Масяня не своим голосом.
– Ну, Ника, убью, – пригрозила я, выковыривая телефон из-под сиденья. Оказывается, я вчера выронила его в машине и, представьте себе, за весь вечер не обнаружила пропажи. Только слегка удивилась, что Стас так и не позвонил. Но, с другой стороны, если мы договорились встретиться прямо с утра… Зачем звонить?
– Алло? – не глядя на экран, спросила я. Телефон был таким ледяным, что я сморщилась и отодвинула его от уха.
– Надя? – зачем-то уточнил Станислав.
Я улыбнулась.
– А что, у тебя есть какие-то еще варианты?
Он помолчал, как всегда, когда я пыталась с ним шутить. Интересно, все серьезные, умные мужчины совершенно не понимают юмора или только мой такой?
– Я подумал, ты потеряла телефон, – как ни в чем не бывало ответил Стас. – Ты не отвечаешь по нему уже десять часов.
– Я забыла его в машине.
– И он до сих пор работает? Он же должен был весь промерзнуть и вырубиться! – с недоверием уточнил Стас. Все-таки образование – это вещь. Вот ведь какие вопросы задает.
– Пока держится, но может и вырубиться, – согласилась я, мельком посмотрев на экранчик. Зарядки оставался один жалкий столбик.
– Тогда слушай внимательно. Ко мне не приезжай. У меня тут родственники собираются нагрянуть, так что все отменяется. Ты меня слышишь?
– Да, – еле сумела выдавить я.
– Хорошо. Я тебе перезвоню потом.
– Так, а они надолго? Может, я завтра приеду? – выпалила я, прежде чем успела сообразить, что навязываюсь. Стасу это не нравилось. Ему вообще многое не нравилось из того, что я делала.
– У мамы дома ремонт. Не успели закончить, как обещали. Так что две недели…
– Что? Алло! Алло! – переспросила я, но ответом мне была тишина. В полном соответствии с законами физики мой телефон все-таки «умер». Хороша бы я была, если б Стас так мне и не до-звонился. Приехала бы, и что? Развернулась и уехала обратно. Впрочем, это было бы ненамного хуже, чем то, что случилось сейчас. Я сидела во дворе своего дома, в красном пальто и с покрасневшими ушами, ведь шапку я не надела, боясь помять прическу, и совершенно не могла понять, что делать дальше. Десять утра тридцать первого декабря, и полная растерянность с моей стороны. Все планы сгорели, а других у меня просто не было. Более того, поскольку мы запланировали встречать Новый год у Стаса, свою квартиру я отдала в полное и безраздельное пользование дочери, причем вплоть до самого вечера первого января. Это как минимум.
– Мам, если вдруг надумаешь вернуться раньше, обязательно позвони, а то мало ли… – предусмотрительно предупредила Ника.
У нас с нею прекрасные отношения, она в некотором смысле даже шефствует надо мной – деточка моя, – взрослая не по своим семнадцати годам. И что я ей теперь скажу? Подвиньтесь, я тоже буду петь под гитару песни «Короля и Шута»? Я закрыла машину, забрала из нее маленькое черное платье (а ведь Стас его еще не видел!) и пошла обратно. Домой.
– Мам, это ты? – послышался из кухни голос Ники. – Что-то забыла?
– Примерно, – тихо пробормотала я и села на пуфик в прихожей.
У меня даже не было сил раздеться и снять свои ледяные сапоги на шпильке. Черт, все это задело меня сильнее, чем я думала. Просто пропустить встречу со Станиславом Шуваловым – это бы я еще как-то перенесла. Нормально перенесла бы, но я вообще осталась без праздника. С кем теперь встречать Новый год?
– Чего забыла-то? – Ника выскочила в коридор.
Она сильно вытянулась за последний год, на голову выше меня, что, впрочем, неудивительно. Я-то сама – тощая мелюзга с жалобным взглядом, а Ника у меня совсем взрослая девушка. Чего стоит современному подростку меня перерасти.
– Ты знаешь, кажется, меня саму забыли, – грустно улыбнулась я.
– В смысле?
– К Стасу приехали какие-то родственники. Кажется, с мамой.
– С его мамой? – не поняла Ника. На ней был мой передник, руки в муке. Интересно, это нормально, что моя дочь умеет печь пироги, а я нет?
– Не знаю. Уж точно, не с моей, – ухмыльнулась я.
Моя мама, Никина бабушка, была дамой зубодробительной. Один Новый год под одной елочкой с нею был равносилен неделе каторжных работ.
– И что теперь? – вдруг дошло до Ники. Она с подозрением посмотрела на меня. – Остаешься дома?
– А ты как думаешь? – разозлилась я. В конце концов, я не виновата. Пусть смотрит этим возмущенным взглядом на Шувалова.
– Ладно, – примирительно хлопнула в ладоши Ника и улыбнулась. – Только не жалуйся потом. Будет громко, и в твоей комнате будет танцевальная площадка. Так что спать сможешь только завтра. А в остальном… оставайся.
– И на том спасибо, – уныло кивнула я.
А что мне еще делать? Упаду на собственный диван, прямо так, прямо в красном пальто.
…Я попыталась расплакаться, но слезы не шли. Мне не было, в общем-то, грустно или обидно. Ощущалась лишь какая-то общая дезориентация и непонимание, куда плыть дальше. Если бы Стас предупредил хотя бы за пару дней, хотя бы вчера… если бы я не забыла телефон в машине!..
– Мам, пальто-то сними. Жалко, – засунула нос в мою комнату Ника.
– Не хочу, – закапризничала я.
Дочь пожала плечами и поставила рядом со мной чашку. Я дождалась, пока она выйдет из комнаты, и посмотрела, что в ней. Мой любимый зеленый чай с жасмином и медом! «Ну и черт с ним, с Шуваловым, подумала я, делая глоток чаю. В конце концов, это всего лишь один долбаный день. Что он меняет? Мы встретимся завтра. Хотя нет, он что-то сказал про две недели. Или он не то имел в виду? А что? Надо бы ему перезвонить, но где же…» Тут я поняла, что опять забыла телефон в машине.
– Дура-дура! – выругалась я и пошла за ним.
После некоторых манипуляций по оживлению мобильника и приведению его в чувство я набрала Стаса.
– Абонент временно недоступен, – ехидствовал автоответчик.
Вот вам и с Новым годом. Зато на моем голосовом ящике была куча сообщений.
– Надюшка, как ты? С наступающим! У нас парни будут устраивать оргию в офисе пятого января, ты приглашена. Отказов не принимаем! – Это пьяное сообщение от Иришки, одной моей хорошей подружки по работе. Я отстучала СМС, что на оргии буду обязательно и даже принесу с собой тортик.
– Купи туалетной бумаги и еще что-нибудь попить. Лучше тархун! – это от Ники.
Я усмехнулась. Сообщение нашло своего героя, когда автор уже все купил сам. Не имея веры в меня, Ника сама вчера сходила в магазин, что рядом с нашим домом. Я туда не хожу по причинам личного характера. Подробности рассказывать долго, а если вкратце: там на кассе работает одна белобрысая кассирша с сильно намалеванными глазами, мы с ней когда-то подрались из-за мужика (моего бывшего мужа).
Так, следующее сообщение:
– Надежда, что у тебя с телефоном? У меня нет шампанского, привези немедленно. И скажи своему Станиславу, что Новый год – семейный праздник, его следует справлять с родителями. Это нехорошо – оставлять мать одну. – Это от мамы.
Черт, она подумает, что я ее проигнорировала. Это страшно. Очень страшно. Надо перезвонить.
Так, что там еще? Хотя после маминого послания меня уже ничто не интересовало. Что ж, если на то пошло, я могу поехать к ней, и отпразднуем вместе. Мама расскажет мне, какая я плохая дочь, а я, когда выберусь от нее, пойму, что моя жизнь не так уж плоха.
– Надька, твою мать! Куда пропала? Весь вечер звоню, а ты не берешь трубу. Все любовь, да? Мы с Маринкой поздравляем тебя с наступающим. Пусть год будет здоровым, страстным, сытым-пьяным. Увидимся на даче! – Это было от Розочки, моей стародавней дачной подружки.
Дачу я любила сильно. Ей, даче, было двадцать пять лет. Папочка, светлая ему память, получил этот участок, когда мне было десять лет, и сам выстроил там наш маленький срубчик с теплой каменкой. Там, на краю участка, стояла пушистая зеленая елочка, посаженная его руками. Когда-то она была малюсенькой, а теперь вымахала выше дома. Уже даже и не нарядишь, такие лапищи. А еще мы с папой там вместе собирали грибы в нашем лесу. Дача – это хорошо.
Я набрала Розин номер. Мама со своими нотациями может и еще пару минут подождать.
– Розалинда! С наступающим, старая ты карга! – поздравила ее я.
– От такой слышу, Кощеева дочь. Все цветешь, как всегда?
– А как же! Как вы там поживаете? Как Маринка? Как внучка? – Маринка была Розочкина дочь, в детстве она любила играться с Никой, хоть и была ее на четыре года старше. В прошлом году она родила девочку, а сейчас, к моему крайнему удивлению, она училась в какой-то странной гуманитарной академии туризма. Что ж, это хорошо, что сейчас так много вузов, у меня у самой в этом году дочь заканчивает школу. Надо будет куда-то поступать. Розочка души не чаяла во внучке, а вот мужа своей дочери на дух не выносила.
– Если бы не этот подлец, Маринка вышла бы замуж за олигарха, – хохотнула Роза.
– А где вы его взяли бы? – усомнилась я.
– Нашли бы! У тебя нет? – ухмыльнулась Роза.
– Такого не держим-с. От нас и НЕолигархи уходят! – развела я руками.
Когда-то, давным-давно, когда Нике было годика три, меня оставил светлой памяти Леонид, Никин отец, так и не ставший моим законным мужем. Ушел вдаль со словами: «Ты – баба хоть куда, но твоя мама в могилу сведет любого». В то лето я бы сильно страдала, наверное, но именно тогда же от Розочки ушел муж, вполне официальный и оставивший ее одну с семилетней Маринкой. Все лето мы поливали мужиков грязью на все лады и с тех пор по-прежнему любим поболтать на эту тему.
– Как там твой Стас?
– Ничего. Нормально, – немного охолонула я. Тема была неправильной.
– Вы с ним будете Новый год праздновать? Мы с Маришкой решили завалиться на дачу, пусть малышка воздухом подышит, глотнет кислороду. А то тут, в Москве, перешли практически на азот. Ну, и там компания будет, настойку мою клюквенную из подвала достанем. А вы как?
– Мы прекрасно. Он у себя дома, а я – у себя, – призналась я. – К нему родственники приехали. Пришлось все отменить.
– То есть? – не поняла с первого раза Роза.
– Ну… к нему мама приехала, родственники…
– Вот бы и познакомились!
– Да не хочу я. – Я замотала головой.
– Так это ты не хочешь, – выдохнула Розочка. – Тогда ладно. А то я уж было подумала, что он тебя стесняется.
– Ну… что ты. Просто… да. Это он так решил.
– Ну мать, ты даешь! Может, ему дверь поджечь, чтобы знал? – предложила подруга.
– Не надо, – отказалась я. Мы замолчали. Я молчала подавленно, а Розочка сконфуженно.
– Слушай, а ну их всех к черту! Давай-ка, мать, к нам. Садись в свою одноглазую тачку и дуй на дачу. Мы твою елку нарядим… нижние ветки. И вообще, у тебя дом теплее. А? Как?
– Идет! – недоверчиво кивнула я. – Ты это серьезно?!
– А то! Мариш, что ты скажешь, чтобы накрыть поляну у Надьки? – куда-то в сторону спросила Роза. – Маринка одобряет. Маську спать уложим и будем у тебя гудеть.
– Как это? А если она заплачет? – испугалась я.
– Темнота! – хмыкнула Роза. – А портативная няня на что? Услышим. Но вообще-то она у нас спит отлично. Так что скажешь?
– Даже не знаю, – засомневалась я. Честно говоря, не то у меня было состояние, чтобы, как выразилась Розочка, гудеть. – А вы уже там?
– Ага.
– Вы можете и без меня там все развалить и привести в негодность. Слушай, у меня там ключи под крыльцом. Ты знаешь где? Помнишь? Вот берите и празднуйте.
– Ага, а ты, значит, будешь в новогоднюю ночь в подушку рыдать, положив на нее фотографию своего чертова Станислава? – рассердилась Роза. Все-таки столько лет вместе – это не могло пройти даром. Она прекрасно меня изучила. Что-то подобное я и собиралась делать. Плюс мешать своей дочке Нике веселиться в пустой квартире.
– Не буду я рыдать. Ладно, я еду, – хмуро согласилась я.
– Вот и молодец. Привези нам еще майонеза, – засуетилась она.
– У меня все есть, – кивнула я.
Надо же, не зря я продукты-то из багажника не выгружала. И вообще, идея уехать прочь из грязно-серого Бутова за город, где поля покрыты снегом, а от тишины звенит в ушах – не такая уж и плохая.
– Ладно, ключи я найду, – заверила меня Роза. – Считай, мы уже идем. Давай-давай, вытряхивайся из квартиры!
Обратное превращение меня из красавицы (если можно так сказать) в красном пальто в чудовище, а вернее, в нормальную женщину в дутиках и пуховике, заняло десять минут. Я надела рейтузы, свитер и большую теплую розовую шапку с ушами. Натянула джинсы, а на размазанную слезами косметику наплевала и смыла. Кому мне там показываться, верно? Мой престарелый «Фольксваген Гольф» дожидался меня с еще не остывшим даже движком.
Эту действительно очень странную одноглазую машину купил еще мой папа взамен более странной машины марки «Жигули», которая больше походила на средство массового поражения, чем на автотранспорт. В «Гольфе» же все было хорошо, кроме ксеноновых фар, которые установил безымянный позапрошлый владелец. Фары жили своей, совершенно отдельной, жизнью и не всегда делали это парой, часто поодиночке. Мой «Гольф» в основном был как одноглазый бандит. Есть ведь однорукий бандит, верно? Такой автомат, кажется. А я езжу на одноглазом автомобиле.
– Мам, ты куда? – крикнула мне вслед Ника. Я запоздало вспомнила, что ничего ей не сказала.
– Меня Роза пригласила. Я на дачу. Ты справишься?
– Шутишь? – радостно улыбнулась дочь. – Конечно, мы справимся!
– Ну, с Новым годом, – кивнула я и ускакала к лифту.
За закрытой дверью я отчетливо услышала «ЙЕС!». Что ж, рада, что эта ночь хоть кого-то сделает счастливой. А я, если честно, вполне была рада увидеться с Розой. Мы не виделись с лета, вернее, с осени, когда вместе с ней собирали грибы. Опят в этом году было мало, но погода стояла чудесная, сухая и теплая. А собирание грибов – это, как мне кажется, один из видов медитации. Очень полезно для психики. Даже Шувалов, когда мне удалось его затащить по грибы, ничего не собрал, но был румяным и счастливым, как никогда.
Наше дачное товарищество забилось в лесную глушь за сто с лишним километров, как теперь принято говорить, от МКАД, в Шатурскую область. Хорошо еще, что Стас соизволил сообщить мне об изменении своих планов с утра. Что бы я делала вечером, если мне по мерзлой дороге только до дачи пилить три с лишним часа. Хорошо хоть, что дороги были пустыми. А особенно хорошо, что мой домик встретил меня теплым светом окошек и салатной суетой на маленькой терраске.
– Надюха, слушай, как ты хороша! – восхитилась Роза. – Любовь ей к лицу. Надо же, даже пара килограммов откуда-то наросла.
– Да и ты прямо королева! – не отставала я, хотя и я в китайском пуховике, и Роза в телогрейке и валенках были, мягко сказать, не для подиума, это точно.
– Мам, ты помидоры порезала? – высунулась из комнаты с печкой Марина. На руках у нее сидело совершеннейшее чудо – щекастая румяная девочка в розовых ползунках.
– Ой, какая прелесть, – заулыбалась я. – Дай подержать.
– Да хоть обдержитесь, – радостно передала мне дочку Маринка. И моментально скрылась в комнате. Девочка, которую все называли Маськой (видимо, Маша, а переспрашивать было как-то неудобно), с недоверием смотрела на меня. Я же с недоверием смотрела на нее. Господи, с тех пор, как я в последний раз держала на руках ребенка, прошло… сколько? Почти семнадцать лет? Я что, старуха?
– Да все я порезала, причем давно! Отстань, не учи меня. Учи мужа, – громко возмущалась чему-то Роза. Кстати, мужа Маринкиного почему-то не было.
– И куда положила-то ты их? На печку? – полюбопытствовала Маринка.
– Твою мать! – всплеснула руками Роза.
Я посадила Маську на кровать и сняла свитер. Рядом с печкой стоял уже накрытый стол. В качестве скатерти выступила моя старая белая простыня, но зато сам ассортимент закусок был выше всяких похвал. Стандартный набор в лучшем исполнении: много оливье, много бутербродов, немножко соленых огурцов и большая бутылка самогона. Редко когда на моем столе столько еды.
На все это изобилие взирала какая-то незнакомая мне женщина в вечернем платье, а рядом с ней сидела Дашка Лодочкина, давняя Розкина подруга.
– Надька, сколько лет, сколько зим! А это Лариса, подруга моя. Психолог, между прочим, – радостно заулыбалась Дашка, подставив румяные с мороза щеки для поцелуя. Мы с ней были мало знакомы, потому что в основном виделись только в Розочкины праздники.
– Очень приятно познакомиться. Классно, что и ты тут, – ответила я и плюхнулась рядом.
Лариса подвинулась, но продолжала молчать и смотреть по сторонам. Наверное, она ждала, что здесь будет шумная вечеринка с мужиками и всем прочим. Но тут были только мы и мой дом, который дышал теплом и был наполнен ароматом сухих березовых дров. В нашем доме, если посильнее натопить, можно даже париться. Сейчас было самое время для живого огня. Мы трындели о том о сем, тихо млея. Маришка стояла и держала в руках тарелку с помидорами.
– Теперь это не помидоры, – ехидничала она. – Теперь это – лечо. Только добавить рис.
– Маринка, брось! – толкнула я ее.
Маринка встрепенулась:
– Ой, теть Надь. Может, порежете крабовые палочки? А то мать и их в печку запихнет, без салата останемся. – Она подсунула мне под руку доску, и я наконец занялась делом.
Оказывается, чтобы привести в порядок мозги, иногда достаточно порезать салат. Или что-то убрать, погладить. Перебрать пшено, посадить десять розовых кустов. Золушка, наверное, была очень спокойным человеком. Хотя о чем я? Ей же тоже приходилось выносить всякие номера своего принца. Чего стоит его готовность жениться на любой, кому подойдет туфелька? Интересно, а что бы сделала Золушка, если бы принц попросил ее не приходить на бал, потому что туда приезжает королева-мать?
– Надь, ты решила стереть палочки в порошок? – поинтересовалась Роза, глядя, как я самозабвенно крошу их на доске.
Я остановилась и вздохнула.
– Переживаешь? – спросила она.
Я кивнула.
– Просто весь день пошел не так… как думала.
– Он хороший хоть мужик? – спросила Роза, подсев ко мне. До Нового года оставалось еще несколько часов, а я уже почти засыпала. Наверное, от воздуха.
– Он прекрасный, но я боюсь, что он совсем не думает обо мне. Еще осенью все было совсем не так. Мы могли разговаривать часами.
– Люди к хорошему быстро привыкают, – философски заметила Роза. – А ты – очень хорошая. Наверное, он даже не понимает, насколько ты хороша.
– Да брось ты, я самая обыкновенная, – возмутилась я. Вечно Роза натащит эпитетов.
– Дура ты. Он обязан был тебя пригласить и познакомить со всеми. Что это за ерунда, ты же не тащишь его в загс!
– Не тащу, – подтвердила я.
– Наливай.
– Уже? Еще же только девять? – удивилась я.
– Слушай, я уже заколебалась резать эти дурацкие салаты. Сначала резать, потом есть, а потом голодать, чтобы похудеть. Какой-то замкнутый круг. Давай-ка лучше выпьем клюквенной.
– Да ты что! – хихикнула я. – Ой, люблю я твою настойку на клюкве.
– Давай-давай. Выпьем за то, чтобы ни один мужик не мог испортить нам настроение!
– Или за то, чтобы иногда они нам его поднимали, – аккуратно добавила я.
В мои планы не входило расставание со Стасом. Честно говоря, он был и оставался лучшим мужчиной из всех, кого я только знала в своей жизни. И что, если он боится серьезных отношений? Расставаться с ним? А если нет, то можно дать стопроцентную гарантию, что настроение он мне портить будет. Периодически. Вот хоть как сегодня, например.
– Нет в тебе гордости, Надюшка, – заявила Роза, опрокинув стопку.
– Нету, Роз. Ни грамма.
– Эх ты, как же ты не понимаешь! На таких, как ты, никогда не женятся.
– Почему? – обиделась я и тоже опрокинула стопку.
Мутноватая огненная вода обожгла гортань, заставив на минуту забыть обо всем. Все-таки приличные женщины не должны бы пить такие крепкие напитки. Но нам с Розой никогда не получалось оставаться в рамках приличий.
– Вы знаете, – вдруг неожиданно к нашему разговору присоединилась Лариса, Дашкина подруга, – мужчины готовы жениться теперь только в самых крайних случаях. И их надо уметь к этому подвести.
– Сомневаюсь, – возразила ей Дашка, у которой семья была в подвешенном состоянии гражданского брака все последние десять лет. – Моего хоть под уздцы веди, не затащишь. Он лучше съест перед загсом свой паспорт!
– А Маришкин как-то легко женился, – вздохнула Роза, снова наполняя бокалы. – Давайте-ка, девочки, проводим старый год.
– Давайте! – радостно согласились мы.
Маську забрали и понесли укладывать, да она и сама уже спала на руках. Воздух здесь не в пример московскому, взрослого с ног валит. У нас была еще целая ночь впереди на то, чтобы обсудить все тайны мужской души. И хотя ни одна из нас (включая и Ларису, как оказалось) не была замужем в традиционном смысле этого слова, мы с удовольствием давали друг другу советы. Интересно, что чем дальше уходил старый год и чем ближе становился новый, тем страннее и оторваннее от реальности становились наши советы. Около часу ночи мы плюнули на все и пустились в пляс, сотрясая стены моего деревянного домика. Было хорошо. Нет, правда, было здорово. На самом деле! Клянусь!
Ну, да, немножко хотелось плакать, когда я думала, что где-то там, в Москве, за праздничным столом Станислав Шувалов сидит и смеется над чьими-то шутками. И поднимает хрустальный бокал, чтобы сказать какие-то пожелания в Новом году. А меня там нет, и я не слышу, о чем он мечтает без меня. Интересно, он вообще-то вспоминает обо мне? Единственный способ проверить это – выйти на улицу и попробовать поймать зону действия моей телефонной сети. В доме абоненты были глухо недоступны, потому что в Шатурской области телефонных вышек был самый необходимый минимум.
Я потихоньку выбралась в прихожую, прихватив пачку сигарет, и влезла в Розочкины валенки. На дворе стояла морозная снежная ночь, просто сказочная, когда небо буквально набито звездами, как ЖЭК людьми за пересчетом квартплаты.
– Красота-то какая! – ахнула я, задрав голову. Подошла к папиной разлапистой елочке, прижалась варежками к ее стволу. – Привет-привет. Как ты тут? Зеленеешь?
«А то», – кивнула елка, стряхнув мне на лицо снежок.
Я стряхнула с маленькой лавочки снег, села, включила телефон. Он пикнул и встал на прием. Я ждала и курила под елочкой, как заяц. Заяц с пачкой «Winston», ха-ха.
– Теть Надь, можно? – окликнул меня чей-то голос.
Маришка.
– Чего можно-то?
– Сигаретку, – смущенно попросила она.
Я пожала плечами и достала пачку.
– А как мама на это смотрит?
– Она не знает. Вы не скажете?
– Я-то? Нет, не скажу. Но вообще-то это вредно. Особенно кормящим матерям, – зачем-то добавила я.
– Это понятно. – Маришка кивнула и с удовольствием затянулась. – Только я уже не кормлю. Кончилось молоко.
Я посмотрела на телефон. Может, какой неотвеченный вызов. Хоть одна эсэмэска. Ничего.
«Он никогда на тебе не женится, дура!» – раздалось у меня в голове. Неужели это так и есть, и вся эта любовь-морковь, которая была между нами, – лишь плод моего воображения? Я не знала, что думать, и поэтому пошла делать то единственное, что можно делать в такой ситуации. Что? Выпивать, конечно же. Выпивать и плясать, чтобы этот чертов Стас не почувствовал, как сильно я по нему скучаю.