Татьяна Викторова
В плену у снежной бабы
Сначала он услышал скрип, и непонятно было, что может так скрипеть. Попытался открыть глаза, и сразу зажмурился: так больно стало от яркого света. Он ощущал себя на чем-то твердом, и это «что-то» двигалось вперед. Медленно, но двигалось. Пытался пошевелиться – ноги отказывались двигаться, и вообще казалось, что голова зажата тисками. Так ему казалось.
Наконец остановились. Послышался звук – будто засов открыли. А потом снова вперед, и вот уже забор – довольно высокий.
Он пытался понять, где находится… и даже веко дернулось, когда вспомнил свое имя, таким родным оно показалось, как будто спасение к нему пришло.
«Александр Олегович, подпишите…», – он вспомнил голос своей секретарши, и ему показалось, что сейчас проснется и наступит новый рабочий день.
Но открыв глаза, увидел все тот же ослепительный снег. Даже засомневался: бывает ли на самом деле, такой снег или ему привиделось. Кажется, они остановились у какого-то строения, он пытался разглядеть, кто там открывает дверь.
Потом ему помогают взобраться на крыльцо, хотя голова кружится и снова начинает тошнить. Боковым зрением замечает что-то светлое на человеке, который рядом (он пытался себя уверить, что это человек). И эта фигура, запорошенная снегом, похожа на снеговика. Он видит что-то вроде тулупа, какая-то бесформенная фигура шевелится, открывает двери.
Потом помогают взобраться на крыльцо, почти волокут, он пытается что-то сказать, но вырывается лишь мычание, какие-то бессвязные звуки.
Наконец его вновь уложили, но теперь уже над ним потолок, и он различает, хоть и смутно, бревенчатые стены, небольшое окно, через которое врывается та же белизна, тот же самый снег, на который больно смотреть.
Поворачивается, желая рассмотреть, кто же это – в белом тулупе, похожий на снеговика. Тулуп перехвачен то ли ремнем, то ли поясом, и от того ощущение чего-то крупного, втащившего его – Александра Зубарева – сюда, в избушку.
Он вздрогнул, пошевелил рукой, обрадовавшись, что помнит свою фамилию. И еще вспомнил, что накануне они уехали на турбазу, хорошо помнит, что Валерик, его помощник, все организовал, вспомнил, что по дороге пили. А потом ему стало плохо… и больше ничего не помнит.
Тот, кто втащил его сюда, вышел, оставив одного, и ничего не оставалось, как только глядеть в потолок, или разглядывать цветок на подоконнике, который попал в поле его зрения.
Дверь снова открылась, и Зубарев захотел разглядеть, кто же это, похожий на снеговика. Охапка дров с шумом упала рядом с печкой. «Снеговик» повернулся и Зубарев замер… – Да это баба… снежная баба, – прошептал он, потому что голоса не было, он куда-то пропал.
Она сняла огромный, несуразный тулуп, прежде развязав скрученный пояс, потом медленно стащила светлую шаль, в которую была закутана по самые брови. Зубареву она показалась высокой и довольно крупной.
Он не привык к таким женщинам… он вообще не привык к женщинам, его окружали девушки, по крайней мере, они так выглядели. Легкие, длинноногие, с маникюром, с длинными ресницами, с тонкой талией… а тут… он даже пытался ущипнуть себя: неужели он на турбазе… тогда где все остальные.
– Ну, что, очнулся? – Она подошла к нему, и он ощутил ее дыхание, как будто она запыхалась. – Тяжелый, однако, пока довезла тебя, упарилась…
Зубареву резануло это «упарилось», он даже не понял, что она имела в виду. Почувствовав боль в ногах, застонал.
– Тише, терпи, лишь бы не обморозился… сколь ты там пролежал, неведомо. В больницу бы тебя, только не на чем, да и не выедем, снега насыпало полно, не выбраться. Заперла нас тут зима-матушка….
– Ты кто? – с усилием прохрипел Зубарев.
– Ну, считай, что в нынешней ситуации твоя скорая помощь. Ты-то вот кто… свалился на мою голову, чего теперь с тобой делать…
– Домой мне надо, в город… вызови машину…
–У нас тут такси не ездят, самолеты не летают и поезда не ходят, даже оленей нет. У Пономаревых вон Сивка стоит, да и с него в такую непогоду толку нет. Так что недели две носу не высунешь.
– Позвони, пусть Валерик приедет, заберет меня…
– Куда приедет? Нет дороги и снегом замело, – она стала растирать ему ноги. И только теперь он смог разглядеть ее, обратив внимание на сильные руки и широкую кость. Ее фигура была спрятана под толстым свитером, который местами уже растянулся. Лицо казалось обычным, спокойным, без морщин, светлая прядь упала на лоб, и она убрала ее, спрятав в белесый пучок, закрученный довольно туго.
Нет, она даже отдаленно не была похожа на его секретаршу, и на других работников офиса тоже не была похожа.
– Где я? – спросил он, но не услышал ответа, потому что почувствовал, что ему снова стало дурно.
Он вспомнил, что там, в снегу, когда очнулся от холода, его сильно тошнило… и вот теперь снова это состояние.
– Сейчас, – казалось, она сразу поняла его и принесла ведро, – тебе плохо… вот сюда можно, лучше, если все нехорошее из тебя выйдет.
А потом он слушал, как потрескивали дрова в печи и закипал чайник. А потом она принесла какой-то отвар. – Пей малыми глотками, будет плохо – освобождайся, видно хватил ты лишку, а скорей всего, палево это…
– Что это – «палево»? – прохрипел он.
– Подсунули тебе что-то палёное, смотреть надо, что в себя заливаешь.
Зубарев понял, что имела в виду «снежная баба» (он ее пока так мысленно называл). – Где я? – снова спросил он.
– В Новотаеженском районе. А деревня наша, – она усмехнулась, – да нет тут почти деревни, остатки былого леспромхоза, да заброшенный рудник в пятидесяти километрах отсюда. Три дома ютятся, остальные пустые стоят. – Она поправила ему подушку. – Мне вот интересно, как ты в сугробе оказался? Сам бы не смог дойти, места глухие, там и машины нынче не ходят, раз в сутки если только… Я вот успела приехать, продукты привезти, а теперь все – наглухо закрыт выход.
– Что за бред? Не верю, можно выехать, – Зубарев немного взбодрился и попытался подняться. – Где тут у вас телефон?
– А нет телефона, не провели, денег нет на телефон. Вот так и живем: через две недели двухтысячный год наступает, а у нас ни телефона, ни дороги – видно, ждут, когда сами сбежим.
Зубарев вспомнил про Валерия и водителя, который вез их. «Что с ними? – подумал он. – И вообще, как это может быть, чтобы паленое схватить… нет, Валерик умный насчет этого, тут что-то другое…»
В дверь постучали.
«Снежная баба» пошла открывать. За занавеской послышался старческий голос: А я жду-жду, думаю, может, забыла про меня, али случилось чего…
– Не забыла, баба Катя, и продукты привезла с райцентра, как раз вахтовая машина шла, подвезли. Ну, а санки у меня там, на развилке стояли, я снежком прикрыла, думала на санях и увезу, да не тут-то было… наткнулась я на «подарок новогодний», пришлось его тащить на себе, а продукты в снегу оставила, завтра утром придется возвращаться.
– Ой, батюшки, а что за подарок?
– Да вон, лежит, болезный…
Зубарев ощутил на себе посторонний взгляд и увидел старушку лет восьмидесяти, она испуганно смотрела на него, разглядывая, как экспонат в музее.
– Свят, свят, свят, – пожилая женщина перекрестилась, – живой он?
– Как видишь, успела, дотащила…
– А может он бандит? – шепотом спросила старушка, закутанная в теплую шаль.
– Кто бы знал, – ответила хозяйка, – неизвестно, вдруг человек порядочный, не все же нынче бандиты… не могла оставить.
– Что же это, милая, тебе завтра снова туда мотаться, это же по снегу пять километров…
– Ничего, я потихоньку, так что доставлю то, что купила, а то потом только после нового года получится поехать.
Старушка ушла. Зубарев попытался сесть, и у него это получилось. В голове шумело, комната плыла перед глазами.
– Ну чего сел? Лежать надо, – распорядилась хозяйка.
– Слушай, я не бандит, у меня фирма своя, у меня контракты, работа, короче, мне ехать надо…
– До дороги, которую хотя бы маломальской дорогой можно назвать, пять километров. А до райцентра – сто семьдесят километров. А оттуда до города – триста километров. Вот и считай: почти пол тысячи километров, вот куда ты забрался…
– Что за расстояния? Такого не может быть… и вообще, никакого палева не может быть…
– Ну, значит тебя отравили…
– Что?! Меня?! Кто?! Бред какой-то… кому это надо? – Он встал. – Короче, я ухожу.
Несмотря на слабость, удивительно быстро обулся, схватил пуховик и направился к двери.
– Эй, ты, «подарок новогодний», стой! Куда пошел? Хочешь, чтобы я за тебя отвечала? Нет уж, спасибо, хватит мне уже…
Он с силой толкнул дверь и вышел на улицу. Свежий воздух чуть не сбил с ног. Уже темнело, вокруг плотной стеной виднелся лишь лес, да забор вокруг дома.
Она схватила его и силой втянула в дом. Он удивился, почувствовав ее необыкновенную силу. Уже дома попытался оттолкнуть эту чужую женщину, но тут же оказался на том же старом дерматиновом диванчике, где и лежал прежде. Кажется, он упал на него, но даже не понял, как это она могла сделать, только подсечку почувствовал.
– Лежать, я сказала! Не хватало еще, чтобы замерз под забором.
Он выругался от бессилия и от неизвестности.
– Кто ты? – закричал он. – Кто тебя нанял?
Она тяжело вздохнула и села напротив. – Бредишь, наверное, как тебе еще объяснить… нет у нас тут транспорта, дороги почти нет, телефона нет. Давно просим у районного начальства, а нам не проводят – бесперспективные мы. Как леспромхоз прикрыли, так и всё: отрезали нас от цивилизации. Баба Катя не уехала, потому что корнями тут вросла, ее уже не выкорчевать. Пономаревы тоже пожилые, некуда им ехать. Ну а я… это домишко деда с бабушкой… приехала сюда осенью… надо мне пожить.
Она подошла ближе, села совсем рядом. – Как звать-то?
– Александр Олегович.
– Молодой еще для отчества, ну ладно, так и буду звать. До утра потерпи, выспаться тебе надо, сил набраться.
– Свет включи, – попросил он, – темно совсем.
Она снова вздохнула. – Пурга была накануне, нет света, здесь часто порыв бывает, я сейчас лампу керосиновую зажгу, в кладовке нашла на всякий случай.
– Завтра-то наладят?
– Ой, вряд ли. Сюда и не проехать, да и новый год скоро, сколь там осталось, недели две…
– Десять дней осталось, – подсказал Зубарев, вспомнив, что у него еще много дел незавершенных.
– Ну, вот, через десять дней наступит двухтысячный год. – На ее белом лице появилась печаль и задумчивость. – Ты уж извини, что на «ты» сразу, не до церемоний было…
– Извиняю. Как тебя звать?
– Снежана… Сергеевна.
Плечи его затряслись, он прикрыл глаза, стараясь сдержаться от нервного смеха. – Вот это я попал… она еще и Снежана, ну точно «снежная баба».
Глава 2
– Ладно, главное ночь пережить, а утром решим вопрос, – он протянул руку, чтобы достать кружку с водой, которая стояла на табурете, – слышь, хозяйка, я говорю: до утра тут у тебя останусь, а завтра найду способ выбраться, ну и за временное гостеприимство отблагодарю, оставь адрес, куда деньги прислать.
Она стояла к нему спиной у старенького буфета, на котором виднелись потертости и сколы, видимо, много лет служил он бывшим хозяевам. Отложив полотенце, повернулась. – Ты сначала выберись отсюда, а потом деньги сулить будешь…
– Не понял… чего «солить»…
– Да уж, видно только офисный язык знаешь, только приказы отдавать, да деньги обещать… слушай, Александр Олегович, вроде все обговорили, все выяснили, битый час тебе объясняла, что тупик у нас тут. Дальше – тайга на сотни километров. А до райцентра и до города нет транспорта. – Она подошла к двустворчатому шкафу, такому же старенькому, как и буфет, открыла его и достала с самого верха одеяло и положила на диван. – На вот, укройся, а то ночью прохладно будет, пока там утром растоплю. И ведро в сенях стоит… так что на улицу нечего выскакивать, а то простудишься.
Речь хозяйки дома охладила пыл Зубарева, он снова сник, почувствовав себя пленником этого скромного жилища, где каждая вещь уже немало лет послужила бывшим хозяевам. У окна стоял стол, застеленный пестрой клеенкой, а на столе подрагивал огонек керосинки.
Зубарев поежился. Но не от холода, а от самой ситуации. После ярких огней города, светлого офиса – оказаться здесь, в забытом властями таежном углу, это почти такой же удар, как и само отравление.
А то, что его отравили, Зубарев уже не сомневался. Он не был любителем напитков, даже в студенчестве ограничивал себя, зная меру. Но при этом всегда был компанейским парнем, собирая вокруг себя друзей.
Валерка Куликов не отличался тягой к знаниям, да и способностями не блистал. Зато он умел выбирать друзей, и почему-то как будто «прилип» к Зубареву, поддакивая ему, восхищаясь им, а когда нужна помощь, знал, что Зубарев поможет и защитит.
«Везунчик ты, Саня», – говорил Валерка, когда Зубарев открыл свое первое дело, занявшись жевательной резинкой. Вроде мелочь… какая там прибыль, но Александр не гнушался даже мелкими заработками, уперто шел к своей цели. Он и личную жизнь отодвинул на задворки, подчинив себя будущему делу.
«Зубарев, неужели в наше время чистеньким вышел?» – удивлялись бывшие однокурсники, заметив, как твердо стоит на ногах, имея к тридцати годам свой офис и небольшой коллектив. – «Что, даже ничего не украл?» – злорадствовали завистники.
И только Валерка яростно сжимал кулаки и готов был кинуться в драку за своего товарища. Александр и на работу его взял, скорей из-за преданности ему. Хотя отец, когда еще был жив, говорил: «Не доверяйся тем, кто в рот тебе заглядывает, могут и кусок вырвать».
Вообще Зубарев был благодарен отцу во многом. Это он, тогда еще директор кирпичного завода, не разворовал, а сохранил производство, хотя посягали на него не раз с приходом перестройки. Денег совершенно не хватало, платить зарплату было нечем, только кирпичами и рассчитывались. А на стол-то вместо еды кирпич не поставишь… ну, если только продать кому.
Когда ему дали понять, что завод уже никому не нужен и помощи не будет, оставшийся коллектив уволился, и отец Александра ушел, как капитан корабля, последним. А через год умер.
Предприятие буквально растащили по кирпичику, оставив стены, да крышу. И Александр, встав на ноги, оформил почти разрушенный завод на себя. Ему открыто говорили, что такой обузой он разрушит свой бизнес. И что уж лучше продавать ксероксы, которые у него уходили влет, чем тащить на себе руины предприятия.
Но Зубарев, и в память об отце, и в стремлении наладить дело по специальности (так-то факультет гражданского строительства в политехническим окончил), взвалил на себя остатки предприятия, на котором не было уже ни одного человека, но была надежда, что строительный материал будет востребован, как только поднимутся строительные компании.
_________
За окном было темно и тихо. Хозяйка затушила керосинку и ушла в крохотную комнатку, на дверях которой висела ситцевая занавеска.
– Спокойной ночи, – сказала она, – будет худо, зови.
Он тоже пожелал спокойной ночи и попытался уснуть. Но перед глазами стояло кафе, в котором они праздновали подписание договора с периферией (у Зубарева были фирмы и в соседних небольших городах). Потом Валерка напомнил, что утром едут на турбазу и что он заедет за ним.
По дороге, кажется, что-то пили, но немного. И вообще, Зубарев хорошо помнил, что выехали за город и ни в какой район не собирались ехать, тем более это очень далеко. Отлучаться перед новым годом на такие расстояния он совершенно не собирался.
Что было потом – не помнит. Можно предположить, что его просто развезло, но при таких малых количествах выпитого этого не должно быть.
– Ладно, разберусь, – прошептал он, – завтра надо выбираться из этой норы. – И это желание было столь оптимистичным, что вселило в него надежду и даже придало силы. С этими мыслями он уснул.
_________
Проснулся от яркого света. «Электричество дали», – подумал он и оглядел комнату. Но свет шел через окно – от белого снега. В доме никого не было, и Зубарева охватило беспокойство. «Странная она, – вспомнил он хозяйку дома, – молодая еще, а живет тут одна… натворила, наверное, чего-нибудь вот и прячется. А может, наняли?" – осенило Зубарева. Он приподнялся, голова немного кружилась. Попытался дойти до умывальника – получилось.
Проверил свои вещи: все на месте. Вот только в карманах ни документов, ни денег, – это он вчера еще обнаружил. «Может причина банальная, – подумал он, – меня просто обокрали по дороге, поэтому я здесь. Тогда где Валерка и водитель? И почему меня никто не ищет?»
Он снова вспомнил хозяйку дома, которая, несмотря на вчерашний разговор, показалась ему подозрительной. Он выглянул в окно: все было запорошено снегом, как огромным покрывалом, которое становилось с каждым часом все толще.
Надел пуховик, застегнулся и вышел.
– Не может быть, чтобы не было выхода, – сказал Зубарев и вышел за ворота.
Оглядевшись, увидел поблизости дом, над крышей которого столбом шел дым. Дальше еще один домик. А еще дальше стояли несколько домов, с заколоченными окнами. Улочка была безлюдной, даже лая собак не слышно.
В сторону леса вела узкая тропа, которую уже успел запорошить снег. Зубарев, накинув капюшон, пошел по этой тропинке, в надежде выйти на дорогу.
Он отошел уже метров сто, как почувствовал, что поднимается ветер и колючий снег врезается в лицо – даже приходится глаза прикрывать.
____________
Тем временем, хозяйка усадьбы, пряча лицо от ветра, с усилием тянула санки, на которых лежали продукты. Это те самые продукты, что она привезла вчера, и должна была доставить на санях домой. Утром, убедившись, что нежданный гость еще спит, быстро оделась и, прихватив санки, отправилась, чтобы привезти еду.
Она разрыла снег и обрадовалась, что всё в целости и сохранности. – Видно не успели звери разведать мои припасы, – Снежана улыбнулась и обрадовалась, что все обошлось. А то ведь вчера испугалась, наткнувшись на человека. А вокруг – ни души.
Человек, конечно, важнее, и она, не раздумывая, оставила мешок с продуктами в снегу, погрузив на санки бесчувственного Зубарева.
И вот теперь тянула сани, проваливаясь в снегу и жалея, что лыжи сломаны. Поглядывала на небо, которое выглядело серым, нахмурившимся. А потом повалил снег, и она прибавила шагу, чтобы успеть до того, как заметет все тропы.
«Да уж, не подключат нам свет при такой-то погоде, – подумала она, – ну ничего, главное, живы… а это переживем".
Запыхавшись, занесла мешок в дом и сразу заметила опустевший диван. – Александр Олегович…
Никто не ответил.
– Ах ты, зараза… сбежал что ли…
Еще не отдохнув от тяжелой ноши, она снова вышла на улицу, где уже бушевала метель.
– Если разминулись, значит, в ту сторону пошел по той тропе, – подумала она и побежала, насколько это было возможно в толстом тулупе и валенках.
Догнала его, увидев, с каким трудом, он пытается идти вперед. – Стой! Куда собрался?
– Спасибо, что отогрела, но мне надо ехать, – пробормотал он, – понимаешь, ехать надо, у меня там работа, дела, у меня там мать дома…
– Любая мать хочет видеть сына живым… понял? Или ты хочешь сгинуть в сугробе? Нет здесь машин, надо подождать, просто подождать.
– А я не хочу ждать! – Он с силой оттолкнул ее, но она удержалась на ногах и, приблизившись к нему, легко уложила на снег, навалившись на него и придавив своим телом.
– Слушай, уважаемый Александр Олегович, это там ты начальник, а здесь – господин "мороз" распоряжается. Ты сейчас встанешь и пойдешь за мной… понял?
– Не пойду. Надоело все… и ты надоела…
Она поднялась, посмотрела на него и устало сказала: – Да иди ты куда хочешь! Но на всякий случай говорю: можешь к Пономаревым постучаться, может пустят тебя, если за разбойника не примут.
Она повернулась и пошла в сторону дома.
Он лежал на спине и смотрел на качающиеся верхушки сосен, снег мгновенно засыпал его, проникая под воротник.
Поднялся и медленно пошел к дому.
В дом вошел молча. И также, молча, снял пуховик и вернулся на диван. Снежана растопила печь, поставила чайник и сварила гречку.
Поставив скромное угощение, позвала к столу. – Тебе поесть надо, а то ослабеешь совсем.
Он взглянул на кружку с чаем. – Кофе сделай.
Она усмехнулась. – Вам капучино или американо? – достала из буфета небольшую баночку.
Он попробовал кофе и сморщился – давно отвык от такого вкуса. Секретарша заботилась, чтобы в офисе всегда был качественный кофе.
Снежана поняла его. – Извини, другого нет.
– Ладно, пойдет, – согласился он.
Они молча ели и минут пять не произносили ни одного слова.
Ее почти белые волосы выбились из прически (если «пучок» можно было назвать прической) и упали на плечи. Она даже не убирала их, не обращая внимания, и вообще вид у нее был усталый.
– Слушай, – сказала она, – у меня такое чувство, что это я виновата, что ты тут оказался. И меня это совсем не радует, я тоже не в восторге, что нянчусь тут с тобой, я, знаешь ли, гостей не ждала.
– Вот поэтому и хочу поскорей убраться отсюда, самому противно все это…
– Понимаю, я тоже тебе противна. Уже говорила об этом, еще раз скажу: можешь попроситься на постой к Пономаревым или к бабе Кате.
– Ладно, не сгущай краски, ничего ты мне не противна, напротив, спасибо, что не бросила…
Она выдохнула. – Неужели? Слышу слова благодарности, а то я думала, вы все как один… из одного теста…
– Ну ладно, давай без подковырок, ты, знаешь ли, тоже не идеал. И вообще, ведешь себя как охранник, два раза уже завалила меня, как на спортивной арене…
Она оживилась, появилась улыбка и ямочки на щеках. – Так я спортсменка, первый разряд по самбо…
Зубарев забыл поставить на стол кружку, так и держал ее, глядя на хозяйку. Потом пришел в себя, усмехнулся. «Надо же, самбистка", – подумал он, а вслух спросил: – А что ты забыла здесь? разве тебе тут место? – он окинул взглядом деревенское жилище.
Она пожала плечами, показывая, что ее все устраивает. – Бывают в жизни страницы, когда хочется скорей перевернуть их и жить дальше, отсидевшись где-нибудь в укромном уголке. Вот и уехала сюда.
– Зачем? Наверное, были соревнования, была цель – стать кандидатом в мастера спорта…
Она вздохнула, посмотрела на него – успокоившегося, обмякшего после встряски, и казалось, смирившегося с происходящим. Его темные, почти черные волосы с модной стрижкой, темные ресницы и карие глаза – все это она разглядела именно сейчас. Ей даже показалось, что он смотрит на нее с сочувствием.
– Я ребятишек тренировала в спортивной школе… мне нравилось, – призналась она. У меня отец спортом занимался, и мы жили в городе… папа, мама и я.
В десятом классе училась, когда родители возвращались из театра… кому-то понравилась мамина сумочка… отец заступился… его ранили… и в тот же вечер он умер в больнице.
Она замолчала, опустив глаза. Только что перед Зубаревым сидела сильная женщина, а теперь, казалось, она съежилась, став меньше и выглядела абсолютно беззащитной.
– Мама два года не могла успокоиться, потом и ее не стало.
Она очнулась, налила еще кипятка в кружку. – Спорт меня спас. Но больше всего мне нравилось заниматься с детьми.
– А свои дети? Ты разве не замужем?
– Разве. Не понятно что ли… сидела бы я тут одна… была я замужем три года…
– А потом что?
– Разошлись.
– Ну, а в деревню зачем, если там, в городе любимая работа?
– А нет у меня теперь работы. Вообще ничего нет.
– Почему? как так получилось?
– Однажды пошли с подругой в клуб… вечером… просто развеяться, это уже после развода было. Подошел молодой человек и позволил себе некую вольность в отношении меня, подержаться решил за мягкое место, в общем, показал себя во всей красе. Сначала попросила убрать руку. Потом сама убрала его руку. Он стал хамить, и схватил меня за шею… ну, а дальше, – она взглянула на Зубарева, – ты теперь сам знаешь, как я могу уложить на лопатки. Оказался он на полу. А мы ушли.
