Татьяна Владимировна Старцева
А ПОТОМ? О заблуждениях человеков, 2 ч.
А ПОТОМ? О заблуждениях человеков, 2ч
Татьяна Старцева
Осеннее солнце сияет прощально…
Смотреть на себя позволяя не щурясь
И влажен асфальт у дороги случайной…
Но где же, моя? Средь народов и улиц…
Изгородь была сложена из камней, а сверху завершалась маленьким аккуратным заборчиком. Вдоль неё неуклюже двигалась девочка лет 7-ми. Она шла медленно, вплотную к ограде, выискивая что-то среди камней… лишь изредка отступая назад, чтобы обойти крапиву. Выражение упорства на её лице временами сменяла надежда, как правило тщетная… Солнце немилосердно припекало, но она ни на что не обращая внимания то склонялась, то разгибалась – тщательно осматривая каждый участок ограды, проявляя недетское терпение в своём непременном желании что-то найти…
Вот она присела на корточки и оглядела изгородь снизу. Темнели провалы меж камней, но щели нигде не было… Разочарованно вздохнув она уже начала подниматься как неожиданно увидела выступ, прямо перед собой! Опасаясь, что он исчезнет так же неожиданно, как и появился, поспешно поставила на него ногу и рванулась вверх…
Уцепившись руками за заборчик Тюша во все глаза глядела на улицу – облегчено и радостно, как человек получивший наконец то, что ему давно обещали… А улицы – не было!. Прямо перед ней раскинулся старинный город с замками и башенками. Вот он придвинулся к ней, словно для того, чтобы она могла получше его рассмотреть… и замер. Затем начал медленно растворяться, но, тут же появился снова. Теперь это была площадь, где множество людей собрались на карнавал, и воздух был цветным от воздушных шаров, играла шарманка и танцевала маленькая танцовщица, а фигурка канатоходца светлым бликом застыла над головами. Потом и площадь пропала. Зато появился маленький принц, он мчался на игрушечной лошади вместе с бешено крутящейся каруселью и, повернувшись на мгновенье, улыбнулся ей учтиво и гордо. Она приветливо улыбнулась в ответ и оглянулась… За спиной синело небо, и справа, и слева, и над головой – всюду было небо, словно весь мир перелился в синеву. Принц уже не улыбался. Он смотрел на неё с тревогой, будто желая предостеречь от чего-то… И тогда она посмотрела вниз. Вот и последние камни изгороди, поросшие травой, но под ними вместо земли – тоже синело небо…
2 глава
В городе шёл снег. Первый снег после долгой осени. Он падал из ниоткуда и обрывался на мокром асфальте двора. Белый занавес, разделивший две черноты: небо и землю. Екатерина свесилась за подоконник: окно на 3-м этаже дома напротив – сиренево светилось. То, что раньше было комнатой, заполненной мебелью и людьми, при свете ночника превратилось в светящийся прозрачный леденец, бездумно паривший над землёй. И только слабое мерцание телевизора выдавало притворство сиреневой однородности. С очередной попытки, она наконец вскарабкалась на подоконник и не теряя даром времени принялась листать «Автоматические системы управления».
Лязгнул замок на верхней площадке. Дверь с надписью «Сидоров» распахнулась, и тотчас же с визгом захлопнулась, выталкивая перед собой самого жильца Сидорова и сопровождающего его Артура. Они собрались на вечернюю прогулку, имея вид отобедавший и расслабленный. Не взглянул на подоконник, пара с достоинством проследовала мимо. Артур, пёс неопределённой породы томно зевал. Девушка с облегчением выпрямилась, но жилец с псом уже возвращались, передумав на 2-м этаже. Нависло нездоровое молчание… оно росло и наполнялось подозрительностью.
– А что это вы тут уселись? – наконец произнёс Сидоров, решив, что уже хватит, – дома муж читать не разрешает? А?
Артур с сарказмом взглянул на Екатерину, та помрачнела. Жилец склочно ждал. Екатерина помрачнела ещё больше и плаксиво протянула:
– Никому ведь не мешаю…
Сидоров немедленно покраснел и шагнул к окну, Артур синхронно проделал то же.
– Придут! Сядут! В чужом подъезде… – тонким трагическим голосом возвестил Сидоров.
– Я тут для пользы дела сижу, – попыталась договориться Екатерина.
– Какого дела? – Сидоров покраснел ещё больше и быстро шагнул обратно. Артур не отставал.
– Какого такого дела?! В такое время, какие дела – знаешь?! Она не знала.
– Ну, вот что, – решил Сидоров, – нечего тебе здесь делать. Иди в свой подъезд, там и сиди…
– Подъезд не ваша собственность, – вспомнила Екатерина.
– Наша, наша собственность, милочка. Это тебе кооперативный дом! Попрошу освободить!
Сидоров снова принялся зловеще краснеть.
– Отстань мужик, – твёрдо отвечала Екатерина.
Артур дипломатично отошёл в сторону.
– Грубишь, – заключил Сидоров и схватившись за её грязный кед принялся его ожесточено дёргать.
– Я тебе отстану, я тебе так отстану…
– Не дёргай за ногу, а то возьму и упаду с пятого этажа…
В сиреневом окне зажёгся верхний свет. С подоконника замечательно просматривалась вся комната. Это была гостиная. Человек, сидящий в кресле, поднялся, выключил телевизор подошёл к окну. Постояв несколько минут, он плотно задёрнул шторы.
Артур зевал. Что-то восклицал жилец, с уже бледным от ярости лицом. Екатерина сидела, заткнув уши и уткнувшись головой в колени. Внизу раздался треск мотоцикла. Она машинально повернула голову и тихо ахнула – свет на 3-ем этаже был потушен. Включился голос Сидорова:
– По-хорошему не понимаете, я за милицией схожу
Но Екатерина уже не слушала, спрыгивая с подоконника. Проходя мимо расстроенного жильца, она погладила Артура и вежливо поинтересовалась:
– Может вам в детстве что-то недодали?
– Кто недодал, – не понял Сидоров.
– Общество или родственники… Злость – отчаяние обделённого индивида
Последние слова она прокричала уже с улицы в открытую дверь подъезда.
3 глава
Общежитие для молодых специалистов было новое. С красивыми тумбочками и деревянными кроватями, накрытыми бараканом в китайских розах. Всё было подобрано в тон, от модных штор на окнах до лакированного покрытия стенного шкафа и тумбочек. Не менялись лишь привычки общежитского люда, и тех, кто жил 30 лет назад в старом облезлом кирпичном доме с узкими стёклами и нынешних, заселивших это новенькое здание.
Екатерина без стука ввалилась в дверь 17-й. Пухленькая Олечка сидела перед зеркалом и старательно покрывала тушью свои белые реснички.
– Привет! – Екатерина, плюхнулась напротив.
Олечка радостно закивала, не отрываясь от зеркала.
– Олечка, – сурово сообщила гостья, – тебе пора записаться в литстудию.
– Зачем? – Олечка округлила свои и без того круглые глаза.
– Тебе там будет интересно, – пообещала Екатерина.
– Ой, страшно – испугалась Олечка, – я ведь не умею…
– Ничего, научат. Я тоже бездарь, но он никого не прогоняет.
– Кто он, – заинтересовалась Олечка.
– М.М. – руководитель студии, с неохотой объяснила Екатерина.
– А он что, там руководит? – опять спросила Олечка, которая любила разговаривать с Екатериной. Та незаметно вздохнула, олечкино любопытство раздражало.
– Значит так! Ты придёшь и скажешь, что хочешь прочитать стих. Он тебя всё равно заставит что-нибудь прочесть. Поняла?
– Ой! А ты где будешь?
– А я буду за дверью.
– Как интересно! – Олечка совершенно оставила зеркало и сидела теперь с одним недокрашенным глазом, – а какой стих?
– Я тебе его сейчас дам, и ты его выучи, но сначала послушай, как его надо читать. Екатерина вытащила из кармана скомканную бумажку, и глуховатым голосом, делая смысловые паузы, прочла – пропела:
На том берегу реки -
Сиреневые луга,
И розовые сады,
И ждёт там меня весна…
На том берегу реки
Дом с окнами – в небеса!
В нём снятся цветные сны –
Когда-то я там жила.
Ах, как было там легко!
Лететь за мечтою вслед…
Любить целый мир до слёз!
Смеяться на смех – в ответ…
На том берегу реки
Мне б капельку постоять…
Тем воздухом подышать,
И снова счастливой стать!
На том берегу реки,
На т о м берегу реки…
Олечка восторженно зааплодировала.
– Катюша, замечательно! Только ты знаешь, я ведь так не сумею…
– Ты ещё лучше сумеешь, – успокоила та, протягивая листок.
4 глава
На одной из дверей дома культуры висела табличка «литстудия». Екатерина взялась за ручку… в комнате у небольшого камина собрались несколько человек, шло обсуждение чьей-то повести. М.М.– высокий длинноволосый парень обернулся и, укоризненно покачав головой, кивнул на кресло.
Екатерина почти не слушала, хмуро грызя ногти, и вздрогнула когда обратились к ней:
– Катя, а ты что скажешь?
Сказать ей было совершенно нечего, и она нервно заёрзала в своём кресле. Общественное мнение с весёлым недоумением переместилось на неё, и теперь ждало, дыша неуловимой иронией. Тут ей некстати вспомнилась услышанная от кого-то фраза, и развеселившись, она решила поделиться:
– Вчера знакомый жаловался: «у нас в общежитии аристократический клуб образовался… хотя из общежитских, там никого нет. Мы только ходим смотреть, как они в нашем буфете садятся, музыку включают, ножку на ножку ложат – аристократы!» Смешно, правда?
Больше к ней не обращались. В конце встречи М.М. по обыкновению спросил:
– У кого-то вопросы остались?
Екатерина, помедлив, виновато сказала:
– После киноклуба один подросток подходит ко мне и спрашивает: – а м ы с а м и, з а ч е м вообще ? Я попыталась что-то объяснить… Он слушал, а потом говорит: – если не знаете, сказали бы честно! Только время с вами теряешь.
Она с надеждой посмотрела на него. Он, ещё некоторое время внимательно её изучал, потом с сомнением произнёс:
– Подожди, – и поднялся.
– В следующий раз встречаемся в среду, кто не сможет – позвоните, чтоб мы напрасно не ждали. Телефон все знают?
Они остались вдвоём. Она впервые оказалась так близко от него и с острым интересом разглядывала склонившееся к ней лицо. Глаза были почти нереальными из-за своей огромности и пугали совершенством. Ожившие глаза иконы. Он придвинул стул поближе. Теперь её коленки касались его ног… по телу будто прошёл электрический заряд – она дёрнулась. И испугавшись, бесцеремонно оттолкнулась от чужих ботинок, отъезжая вместе с креслом.
– Так что ты ему сказала? – словно ничего не заметив, продолжил М.М.
– Да ничего особенного, – Екатерина скопировала его расслабленный тон, – сказала про то, что всё живое обречено жить, рождаясь, умирая, воспроизводя себя в потомстве – и всё это чтоб сохранить биологический вид. А земля существует, чтобы было, где этим заниматься. Но ведь это мы оправдываем, то, что уже есть! И присваиваем смысл тому, что уже изменить не можем. А это не смысл! Это просто порядок, последовательность такая. А смысл в том – для чего всё это нужно?! И сохранение вида, и вся система, зачем весь этот порядок?
– Катя, ты маму свою любишь, наверное?
– Да…
– И для чего ты это делаешь?
– Ну… Может быть чтобы и она меня любила? Или – это опять порядок…
В проёме двери возникла та самая… воздушная красотка – блондинка. И он, виновато улыбнувшись, направился к ней.
5 глава
Члены литстудии о чём-то возбужденно спорили. Екатерина, заинтересовавшись, подошла поближе. Староста Шура, видимо ища поддержки, обратилась к ней:
– Может, хоть ты согласна со мной?
– Согласна с чем?
– По поводу вчерашней лекции… где М.М. всех просто в шок вверг!.
– А что за лекция?
– Ты опять не в курсе? Сама же ему вопрос задавала – зачем мы? М.М. целый доклад сделал, даже занятия киноклуба отменили, полный зал собрался… я наших всех оповестила!
– В самом деле… мне передавали что-то… Но тема была какая-то неопределённая… я и не пошла.
– А другие пошли! И не пожалели!
– Рада за них. И за мальчика, который этим интересовался…
Шура возмущенно покачала головой. Постояла, подумала, и очевидным усилием воли, превозмогая себя, двинулась в сторону отошедшей от спорщиков Екатерины.
– Катя, ты как-то всё самоустраняешься… Может мы тебя обидели?
– Не волнуйся, Шура, не очень -то я позволяю себя обижать… Просто скучно нарезать круги вокруг М.М. Поклонников у него без меня хватает, а всякая зависимость – опасна … Да и кумиров, говорят, создавать неполезно.
6 глава
Олечка поднялась в 35-ю. Она уже накрасилась и была совершенно готова.
– Здравствуйте девочки, – вежливо сказала Олечка, входя в комнату, предварительно постучав в дверь. Её никто не услышал. Все собрались вокруг стола с листами в руках. Олечка подошла поближе и была замечена.
– Привет, Олечка! – сказала Екатерина, – иди – ка сюда, мы вот свои рисунки разгадываем. На что это, по-твоему, похоже?
Она ткнула пальцем в лист.
– Это кто-то встал с ног на голову, – послушно ответила Олечка.
– С ног на голову! – Сердито передразнила Екатерина, убирая лист, – вообще-то это смысл моей жизни!
Поколебавшись, она снова ткнула в лист:
– А это что, по-твоему?
Олечка опасливо поинтересовалась:
– А что это будет обозначать?
– Ближайшее будущее! – И Екатерина скорбно отвернулась.
– Катюша, – взмолилась Олечка, – нам ведь уже пора, стих я выучила.
– Ты, Олечка, если хочешь, иди, а я пожалуй останусь, – отвечала та, продолжая глубокомысленно изучать свои рисунки.
– Почему? – жалобно спросила Олечка.
– Я оттуда уже вышла, – Екатерина строго посмотрела на неё.
– Как? – не удержалась непонятливая Олечка.
– Ногами, – и Екатерина окончательно уткнулась в лист, давая понять, что разговаривать дальше не намерена.
Всю зиму она в литстудии не появлялась…
А время показать ничего не может. Оно только отодвигает развязку, не добавляя определённости. И чтобы у з н а т ь всё равно приходится совершать какое-то действие, которое позднее предстанет глупостью, или даже дикостью. Да и само это з н а н и е вполне может оказаться ничтожным или ненужным, хотя сейчас обретение его представляется крайней необходимостью – ведь нет состояния более удручающего, чем неопределённость…
