Татьяна Зубкова
Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь

Полная версия

Глава 3
Выстрелы под окном

Вернёмся всё же к событиям дня, когда я мечтала на кафедре спокойненько выпить чашечку кофейку. Пока у меня прибирали – пробежалась по кафедре: всех проверила и выстроила, а теперь могу и спокойно улыбку стереть и кофейку хлебнуть! За окном раздались какие-то хлопки, и я подумала: «Петарды, что ли, за окном взрывают! Совсем расслабились студенты!» – и от любопытства бросилась к стеклу. За окном, наверное, километров под сто, стартовал белый «жигулёнок» – надежда российского автопрома. Именно белая шестёрка, как ни банально это звучит в фильмах о милиционерах и полицейских. «Негры, что ли, за рулём?!» – мелькнула мысль. Я сразу не догадалась, что мужчины в салоне были в масках. И тут из машины пальнули по окнам. Я успела отскочить, но всё же мелкие стёкла порезали мне руки, порвали колготы. Но всё, кроме шока, было так, царапины! Без стука открылась дверь, и тут заскочил наш охранник, тот самый, что не узнал меня, бледный, дрожащий, и прошептал: «Врачи есть?!» Фармаколог я, честно говоря, а не врач. Но всё же пошла за ним.

Под окнами стояла кофейно-зелёная машина, развозящая деньги. На земле лежала наша милая бухгалтерша, которую я чаще видела в варианте «портрет» в окошечке кассы. Она была бледной, и под нею расползалась лужа крови. Ну, оказывать первую помощь – жизнь научила! Я смело убрала с её бедер платье и пережала рукой кровоточащий сосуд на бедре. А она причитала:

– Как же я буду эти девять миллионов отдавать?! Где я их возьму?! – заныла. – Как же я буду эти девять миллионов отдавать?! Где я их возьму?!! – повторила.

Успокоить её надо было быстро, и я сказала, уже усмехнувшись:

– Такие деньги уже не отдают! Вот если бы меньше миллиона – тогда хуже! – И это её почему-то сразу успокоило! Рядом, прижимая раненую руку, стоял охранник, так и не успевший достать оружие. Прибежал декан медицинского факультета. Увидел. Рванул к своей машине за жгутом и бинтом. Так мы и продержались минут двадцать-тридцать.

Первыми приехали собровцы. Командиру на вид было лет тридцать пять. На самом деле, как я узнала позже, ему было всего двадцать восемь. Он был среднего роста, в пятнистой форме, обезличивающей его, стриженный настолько коротко, что невозможно узнать цвет волос; со сдвинутыми бровями над несколько прищуренными глазами, что не давало возможности определить ни их цвет, ни даже выражение; с сильно сжатыми губами на неулыбчивом лице. Весь он напоминал пружину, зажатую сверху какой-то мощной рукой, что делало его как-то мельче и менее значительным. Забудься эта рука – и полетит он, направляемый энергией собственного тела, силой толчка – неведомо куда. И ещё неизвестно, в кого попадёт этот слепо несущийся снаряд, что натворит…

Смотрел он так, будто изучал сразу весь периметр. По этому взгляду, бросаемому как-то так через плечо, не поворачивая головы, осматривая полностью любое помещение, будь то купе поезда или зал кинотеатра, я узнавала всех мужчин схожих профессий. Взгляд его всегда был чуть исподлобья, при красивом высоком лбе с горизонтальными ранними морщинами. Как я узнала потом, смеялся он, стараясь не разжимать рта с выбитыми взрывом и вставленными зубами. От этой же травмы остался небольшой шрам между губ справа.

Этот мужчина в высоких зашнурованных ботинках с грубыми подошвами, с заправленными в них пятнистыми штанами и, в свою очередь, заправленной в штаны такой же тёплой курткой походил на пирата, пришедшего захватить корабль. Я лишь потом узнала, что пиратами были английские лорды, пекущиеся о том, чтобы обогатить своё гнездышко. Да, наверное, он и был современным флибустьером или его далёким потомком с горячей, достигающей точки кипения кровью. Всё остальное стало уже пресным и не грело его ещё молодые кости. Однажды на обследовании врач сказал ему, что для таких, как он, характерно особое строение надпочечников и большой выброс адреналина, и он наивно поверил, так как во всём, что было вне его виртуальной реальности боя, был совершенным ребёнком, оторванным от всего мира. Он гордился этой своей избранностью, бесхитростно оправдывая ею все свои поступки. Адреналин – гормон воинов. Таинственный секрет надпочечников, не вызывающий заболеваний при его максимальном выбросе. Адреналин – нейромедиатор страха. В концентрационных лагерях натаскивали собак на его запах. Он пропитывал всё человеческое существо и, кажется, сочился через поры кожи. При его наличии, не поддающемся контролю, убежать от лохматых серо-коричнево-чёрных чудовищ с мощными клыками, беспрекословно подчиняющихся и натренированных, как никакие другие породы собак, могли не самые бесстрашные узники, а, наоборот, наиболее обессиленные и от этого уже тупо-равнодушные, которым судьба, вдруг соблаговолив, кидала максимум, что могла дать: жизнь. Одарив, снисходительно не интересовалась в своём величии и щедрости, что они будут делать с ней дальше. А дальше был в лучшем случае стройбат. В худшем – свои концлагеря. И если совсем повезёт – жизнь, которая чаще всего их не принимала, а они её.

Мужчина, как оказалось, был «вчерашним»: с бара. Но я тогда не узнала его. Да и не до него было. Вечером мне надо было уезжать на защиту моего диссертанта в Москву.

Глава 4
Купе

Вечером я сидела в купе. Настроение было не самым лучшим. Я строила своё дело, а мой партнёр по фармакологическому бизнесу и постели подводил меня. Теперь я, скрепя сердце, или что там ещё, ехала на его защиту в лице научного руководителя. Он должен был стать моим третьим защитившимся учеником, и после этого, соблюдя всю бумажную волокиту, я могла сделаться настоящим, не по должности, а ваковским профессором. То есть получить ту бумажку, которую не ликвидирует ни тюрьма, ни сума.

Мой подопечный – именно тот мужчина, который сейчас целится в меня из автомата, стоя на дороге, а на нас сыпется мелкий, колючий и очень холодный снег.

В начале нашего с ним романа я была свободным, бедным, но уверенным в себе молодым доктором наук тридцати пяти лет от роду. Принимала зачёт у ординаторов, среди которых был и он. Затем мы разговорились. А через пару часов всё закрутилось: и роман, и обсуждение его будущей диссертации. Потом мы почти дошли до брака. Много в любовнике было странного и пугало меня: патологическая страсть к сестре, ревность к её при мне появившемуся сначала приятелю, а затем мужу, патологическая страсть к деньгам, которые не хотели, как водится при этом, идти к нему.

Все они занимались карате: отец-военный, мой приятель, сестра-студентка и её муж. Бойтесь людей, которые осваивают восточные искусства борьбы, особенно если это не связано с профилем их работы! Всё в жизни накладывает свой отпечаток. А такие увлечения – меняют душу, делая человека совершенно другим: изворотливым и лживым. Без этого – не выиграть! В секцию в десять лет его отвёл отец. Через год мальчик почти потерял зрение. Потом он отвёл его младшую сестру. Когда она выросла, то выясняла отношения с отцом при помощи ударов ног. Я хотела и сама пойти в секцию. Но он сказал мне: «Ничего не выйдет. Не тот характер!» Действительно, «не тот характер».

Теперь он, стоя на раздолбанной дороге, целился в меня из автомата.

С сестрой они подсчитывали, какое наследство останется от совсем ещё молодых родителей, когда они умрут! Как они продадут всё это и заживут роскошно! Был циничен. Однажды я спросила его: «Сколько стоит женщина?» «Бутылка вина и коробка конфет!» – ответил он не задумываясь. Себя я ценила несравненно больше.

Однажды выпив, начал плакаться:

– У меня давно нет заказов!

– Каких? – удивлённо спросила я.

– На людей… – протянул он.

– В смысле? – не поняла я.

– Убрать! – И тут я догадалась, а догадавшись, сразу поверила, что он был киллером.

– И сколько? – уточнила я.

– Могут дать до тысячи долларов. Но нет давно заказов! – грустно ответил он.

В то время я сама ходила с незарегистрированным пистолетом. При этом как-то не до конца поверила в сказанное знакомым киллером. Но ничего не проходит бесследно. И вот мы стоим друг против друга. Узнал ли он меня при его столь плохом зрении?

На предзащите его кандидатской диссертации он невпопад и неправильно отвечал на все вопросы. Я злилась, а потом жестоко взорвалась:

– Я понимаю, что ты слеп! Но не глух же! – кричала я в нашем гостиничном номере, оплаченном мной.

– Прости. Я ничего не слышал… Я оглох от волнения! – почти прошептал он.

Глохнувший от волнения и почти слепой от занятий боевыми искусствами, мой бывший любовник целился в меня из автомата! Потрясающе!

Я вспоминала.

На новое место работы он поехал в надежде на большие заработки, а больше от ревности к мужу сестры, которую любил как-то даже болезненно, с оттенком инцеста. Ещё от хотел доказать, что что-то представляет без отца, настаивавшего на объединении семьи под одной крышей. Он сильно, как к родному, привязался к моему сыну, и я очень ценила это. Но вскоре после переезда наша пара начала постепенно распадаться. Где-то замаячили признаки каких-то девочек-студенток. С одной из них он занимался сексом прямо в анатомке, рядом с заформалиненными и препарированными трупами, так как ночью там никого не было, а в общежитие, где он жил тогда, посторонних не пускали. Предпоследней каплей в наших отношениях было то, что, когда я купила старую «Бэху», он был несказанно уязвлён, что водить её буду я, а не он. Последней песчинкой, бабочкой, пушинкой, перевесившей всё, были его слова: «Ты даже деканом стать не смогла!»

Да. Не смогла. Хотя и представляли в министерстве как будущего декана. Хотя и смотрели на меня все так. Будущему декану купила место одна из группировок в надежде на помощь при поступлении. Не банды, естественно, а их деток, которые есть у всех! Но к этой кормушке его не допустили. Данная история закончилась через много лет, когда опекаемый деканом студент, став врачом, убил в приёмном покое подвыпившего пациента, который неадекватно обошёлся с его фавориткой. Этот видеоролик несколько дней крутили все СМИ страны.

Я изгнала своего приятеля-киллера из своей постели и дома. Когда забрала у него ключи от квартиры, он был необыкновенно оскорблён. Люди не понимают, что мягко, без скандала, с улыбкой на губах можно и убить! Что страшнее всего не крик, а спокойная, презрительная улыбка! Я всегда боялась таких, понимая их убийственность. Но надо было завершить все дела. Это было мерзко, больно, неприятно, но необходимо. «Работа – превыше всего», – этот лозунг спасал в сложных ситуациях. Потом, когда мы расставались, он сказал мне, как бы в назидание, две вещи: «Не ругай сына за то, что будет курить. А себя за то, что будешь платить любовникам!» Он не угадал: сын не курит, а меня любят не за деньги.

Но я забежала немного вперёд. В тот день я сидела в купе и ехала на нашу защиту. Как я тогда выглядела? Узкая, цвета хаки юбка из джерси, обтягивающий свитер из той же ткани. Волосы до плеч. Презрительно скривлённые губы. Детектив в дорогу. Стройные ноги, так как большие психические нагрузки требовали таких же физических в виде забегов и заплывов. В целом: стерва и супермодель в одном лице.

Они вошли, ввалились, заполнили купе: пять мужчин, двое из них были в «камуфляже». Один из них – тот самый, из бара и моей работы. Ватага с водкой. Как-то многовато для меня! Капитан произнёс слова, своеобразные для первого знакомства: «Мы вообще-то хорошие. Просто день сегодня такой!»

Мне, как водится, налили. Я, как положено, не отказалась, но тихонько вылила водку на пол. Они, как принято, повторили. Я, как решила, не протестовала, но отставила пластиковый разовый стаканчик. Мужчины, достаточно глазастые, увидели. Но, как положено культурным мужчинам с хорошей «выучкой», больше не предлагали. Сколько прошло: пять минут, десять? Капитан успел выйти вместе с другим мужчиной в камуфляже. Как я потом узнала, они «перетёрли» отношения после какой-то большой ссоры. Когда они вернулись, он решительно заявил мне:

– А номер телефона дадите?! – Это была вторая фраза, которую я услышала от него.

– Дам. Записывай! – неожиданно для себя самой произнесла я.

– Запомню! – ответил он.

– А твой?! – необычно быстро перешла я на «ты». При этом у меня, позор для деловой женщины, не оказалось самого маленького-премаленького блокнота в сумке. Я записала его номер телефона на обратном билете. Потом всё боялась именно этот экземпляр отдать проводнице.

– Я позвоню? – спросил он.

– В понедельник, в двенадцать, – вычислила я то время, когда должна была быть на работе.

Всю неделю, как о фантастическом призе, я думала о нём. Начиналась новая веха в моей жизни, но тогда я ещё не понимала этого. Эпоха богини Любви. Одну из первых известных современным историкам у древних шумеров звали Иштар. У аккадцев и в Вавилонии, как я позже узнала из книги «Сэнсэй IV», имеются сведения, что эта дева – «владычица небес» – была реальной женщиной, которая сделала свой выбор в сторону Духовного начала и ей выпала честь употребления формулы Первичного Звука – Грааля. Она даже после смерти помогает людям, ищущим духовную истину.

Глава 5
Анджелина Джоли и другие красотки

Поездка в Москву была тяжёлой. Ещё за два дня до неё мы с моим диссертантом переклеивали фотографии в пяти экземплярах работы. Он очень стремился во всём к внешнему совершенству. И это избыточное стремление, как заведено, подводило: микрофотографии не соответствовали подписям. А компьютеры тогда были ещё не столь совершенны. Наши отношения были напряжены до предела, вернее, они уже не существовали. Важная фраза, переделанная мною из «Война – войной, а обед по расписанию!» в «Война – войной, а дело – делом!», – и она никогда не подводила меня, как бы тяжело мне ни было переступать через личные отношения! На защиту этой диссертации были затрачены большие усилия. Важен был и принцип, которому меня научила моя бабушка: «Если ты ругаешь при посторонних своего мужа, то ты – дура! Если ругаешь хорошего мужа – дура! Если ругаешь плохого – то дважды дура, что вышла за такого!» Этот принцип я всегда распространяла на окружение: о моём муже никто не знал ничего плохого до развода, и окружающие были страшно поражены тем, что случилось. Я никогда не ругаю подчинённых ни при коллегах, ни при начальстве. Я никогда не подставляю диссертантов, что бы ни происходило. Не нарушила я этот принцип и тогда. А в этом случае я ещё и получала профессора.

Сейчас я стою на дороге под пронизывающим ветром. Снег уже не идёт. Улыбается ли он сейчас той своей мерзкой улыбкой? Не пойму: уже солнце, выступившее из-за туч, слепит глаза. Я – отличная мишень для стрельбы. Но не думаю об этом и вспоминаю свою жизнь. Вернее, самую главную её историю.

В Москве улыбалась, как могла! Отыскала в Кремле место, где, предположительно, располагалась первая на Руси аптека. На Лобном месте стоит не деревянный, а каменный помост. Сходила к храму Василия Блаженного: нет рва вокруг Кремля, но по-прежнему стоит величественный храм, возведённый по приказу Ивана Грозного, хотя и закрыт в него вход. Я погуляла немного – и настало время двигаться в университет на защиту, куда приехала и мама моего диссертанта. Знает ли она, где он сейчас? Знает, но, как всегда, – молчит, подавленная своим мужем. Разве что, как и всегда, тайно взяла у него деньги и дала их сыну, и на этот раз – для военной экипировки. А быть может, два поколения воюют вместе?

Я переоделась в длинное чёрное платье в примитивном туалете университета и там же подкрасила свою мордочку. Вошла в зал диссертационного совета, который, несмотря на относительную новизну корпуса, был уже достаточно обшарпанным. Поздоровалась, поулыбалась. И – полилось дело! Секретарь понарассказывала о диссертанте: и университет он закончил, и все справки о нём правильные-преправильные, и сам он всем хорош – и работает, и преподаёт, и работодатель о нём сверхположительно отзывается, и диссертацию со статьями написал! Всё так, кроме того, что диссертацию написала я сама!

А ведь степени не лишают даже за убийство: ни в прошлом, ни в настоящем! И даже своего руководителя, прописанного в диссертации, автореферате и во всех документах! В последующем он не смог нострифицировать свою степень на Украине, так как его отец пожалел на это денег для членов аттестационной комиссии, а сам он их никогда и не имел. В день защиты он был в чёрном костюме, который ему шёл (да и кому из мужчин не подходит хорошо подобранный костюм?), в белой рубашке и чёрном галстуке. Взошёл на трибуну, и переплелись слова во фразы:

– Воспалительные процессы глотки играют особую роль. При этом первое место занимает инфекционное поражение нёбных миндалин – острый и хронический тонзиллит. В развитии этих заболеваний важное значение имеет состояние местной и общей реактивности организма и длительное воздействие содержимого лакуны на паренхиму миндалин. На фоне ослабления защитных сил организма возникают патологические реакции системного иммунитета, осуществляемые гуморальными и клеточными факторами и влияющие на весь организм в целом. В настоящее время в связи с ухудшением условий жизни, питания населения, удорожанием лекарственных препаратов, нарушением работы системы диспансерного наблюдения и лечения больных с острыми и хроническими ангинами участились случаи возникновения паратонзиллярных осложнений, в том числе паратонзиллитов. В связи с этим целью нашего исследования явилось изучение морфологии нёбных миндалин у больных хроническим декомпенсированным тонзиллитом, осложнившимся развитием паратонзиллита, с использованием современных морфологических методов исследования для определения сроков и выбора метода лечения этой категории больных. Разработанные нами фармакологические подходы значительно улучшают общую картину заболевания… – И так далее. С графиками, схемами, рисунками – на двадцать минут.

Затем было выступление оппонентов. С одной из них, которой сейчас хорошо за восемьдесят, я дружу до сих пор. Она весела, энергична, до сих пор танцует на наших тусовках. Блестящий учёный, владеющий несколькими языками, её статьи могли бы украсить любые европейские журналы, но она слишком скромна, чтобы посылать их туда. А в России её работы про фармакологические воздействия на иммунодефициты, в том числе и на ВИЧ-инфекцию, почти не публикуют. И не понимают, и завидуют – в одном флаконе. Один из редакторов, имеющий ранг академика, как-то спросил её: «А за границей это уже кем-то опубликовано?» «Нет!» – честно ответила она. Статья не была принята к печати при двух отрицательных отзывах людей, которые в этом ничего не понимают! Вот так, и нередко, бывает в науке, и не только в отечественной! Как и мне написали когда-то в рецензии на статью: «Данные не соответствуют устоявшемуся мировоззрению». И всё! Я до сих пор так и не опубликовала ту статью по начальным моим исследованиям, посвящённым влиянию определённых препаратов на опухолевый рост.

Спустя много лет мы с ней после одного из заседаний зашли в «Шоколадницу», и она посетовала, что, как всегда, москвичей испортил квартирный вопрос и она не может пригласить меня домой, так как на время ремонта квартиры дочери, причём на её, матери, деньги, все живут в её доме: дочь, неработающий зять, внучка и кот. И разоткровенничалась, пожаловавшись, что дочь устроила ей скандал, когда она отказалась съехаться навсегда, и кричала, что, может, она ещё доживёт до девяноста лет, как её бабушка, и ей тогда, почти в семьдесят, не нужна будет квартира! Она плача, ночью, с первым в своей жизни гипертоническим кризом, нажимая на руках на все активные точки, о которых узнала, побывав в Китае и изучая нетрадиционную медицину, до утра бродила по Москве. А теперь она копит деньги на похороны, работая на полторы ставки, чтобы не обременять своей смертью кровных родственников. И в глубине души не доверяя им, что они её похоронят по-человечески. Короля Лира никто не отменял! Любимые детки часто готовы забрать всё, даже не дожидаясь смерти родителей и не переживая из-за этого! И не только москвичи. Я вспоминаю индийского владыку, который построил Тадж-Махал как белоснежную мраморную гробницу, отделанную драгоценными и полудрагоценными камнями, которые пощадили даже захватчики-англичане, выковыривающие камни из всех памятников. Он начал на другом берегу реки строить другой, для себя, из чёрного мрамора, но успел возвести только фундамент. Детки ограничили на двадцать лет, до смерти, на территории его же дворца его свободу. И из окон его комнаты был виден только угол гробницы, где похоронили впоследствии и его самого. Нет уже и деток, и внуков, и правнуков, и праправнуков – потомков монголов, правивших тогда. Стоит лишь, паря над древней столицей Агрой, волшебное строение из облаков, кружев, мечты, любви, и летают возле него парами орлы, прыгают обезьяны, живут зелёные попугаи и белые ибисы и идут нескончаемым потоком люди – посмотреть на это рукотворное чудо. Слава творцам и влюблённым!

Защита продолжалась. Дошли и до моего выступления как руководителя. Председатель учёного совета, который назвал меня «звёздной девочкой», сказал:

– Профессор у рояля! – причём на весь зал сказал. Шутить тогда было можно: защиты шли не под видеокассету.

Мой партнёр сидел рядом собранный, как перед боем. В этом он знал толк. С бесстрастным лицом бойца восточных единоборств, с широкими плечами каратиста под пиджаком – мой будущий убийца, направляющий на меня автомат. Я выступила, также всячески похвалив его. После действия нас пригласили к столу, который организовал другой диссертант. Мне было неловко, что мы материально не поучаствовали в этом, но не моему новоиспечённому кандидату наук.

Однажды, ещё до этих событий, он, сопровождая меня на банкете, попросил официанта перед своим уходом – а он не стал дожидаться меня – собрать приличный свёрточек еды для себя. Об этом я узнала уже спустя много лет. А в тот день за столом я завела новых друзей, с которыми долго была близка.

Вслед за фуршетом мама с сыном ушли праздновать к знакомым, не позвав меня, руководителя, что было уже за пределами приличия! Я же, в вечернем платье, с наброшенной на плечи шубой, с шикарным букетом белых роз, подаренных его родительницей, поехала по зимней Москве к подруге зализывать раны.

У меня в альбоме есть фотография, которую я сделала после защиты. На ней он, высокий и стройный, стоит в дешёвенькой кожаной куртке, с чёрным шарфом под ней, прикрывающим несвойственную ему белую рубашку, которую я купила к защите. Из-под воротника видна длинная шея. Лицо в анфас. Запечатлённое ухо немного торчит. Губы растянуты в удовлетворённо-циничной улыбке человека, у которого исполнилось большое, быть может, самое главное желание. Глаза, смотрящие на меня, прищурены, как у всех плохо видящих людей. Длинный нос несколько неправильной формы, так как был не раз перебит. Коротко подстриженные тёмно-русые волосы, которые чаще он сбривал наголо, чтобы за них нельзя было ухватиться в борьбе. Он их лишь на пару сантиметров отпустил к защите, сформировав и чубчик, незначительно прикрывающий залысины рано начавшего терять вихор мужчины. Наверное, сейчас он лыс, но из-за шлема я не могу удовлетворить своё любопытство. Когда-то он мне казался образцом красоты, но теперь я не понимаю: почему? На фотографии в крупных кистях рук со сбитыми специфическим образом костяшками – незажжённая сигарета. Рядом – моя фотография на трибуне. На не очень чётком снимке, сделанном в тёмном помещении, виден лишь поясной портрет тоненькой женщины в чёрном ажурном платье. Зачем я храню эти фото? В частности, потому что я в ладу со своим прошлым и не выбрасываю его из своей жизни, а могу лишь задвинуть в дальний ящик альбом, как и память о прошлых годах. И всё вытекает одно из другого. А та поездка подарила мне Моего Героя с хрустальными глазами. И именно о нём моя история, к которой я приступаю так постепенно.

Я, роскошная, но одинокая (диссертант остался с мамой), вышла с букетом роз и спадающей с плеч шубой, которую я так и не надела, из такси на вокзал, заносимый снегом. Проходящий мужчина решил срочно познакомиться, но я гордо прошла мимо: не каждый же день разговаривать с незнакомыми мужчинами! В поезде я думала об одном: «Мне позвонит мой флибустьер!»

Была ли это любовь с первого взгляда? С моей стороны, безусловно, нет. Но я так нуждалась в защите и нежности!

Понедельник: девять, десять, одиннадцать, двенадцать, час! «Не больно-то и хотелось! – подумала я. – Пойду… Нет, не напьюсь, а в бассейн!» И ушла! Когда зазвонил телефон, параллельную трубку в преподавательской взял мой доцент.

– Позовите… Э… Девушку! – отдал распоряжение командный тон в трубке.

– Какую? – ехидненько спросил мой доцент, до конца не выдрессированный ни мной, ни женой, хотя она была в наличии, ни армией.

– У вас работает… – уже чуть неуверенно ответил голос в трубке.

– Кем? – развлекался мой Доцент.

– Не знаю! – уже, повысив голос (и не знал мой доцент, что такое настоящая злость этого голоса), ответил он.

– А что знаете? – уже откровенно хихикал доцент, подмигивая другому преподавателю.

– Могу описать! – твёрдо заявил голос.

– Опишите! – потребовал, как от студента, мой доцент.

– Такая… сексуальная! Со стройными ногами, длинными волосами, большими глазами! – радостно отрапортовал голос.

– Анджелина Джоли?! – давясь смехом, переспросил мой коллега.

– Да при чём здесь Анджелина! – зло ответил его собеседник.

– Таких, как вы описываете, только две: Анджелина Джоли и…

– И?! – уже теряя терпение, спросил голос. И его поняли, осознав угрозу даже по телефону.

– И – наша заведующая! – наконец завершил мой доцент.

– Позовите! – уже властно потребовали на том конце провода.

– Только через час! – заискивая, сказал преподаватель.

Мой доцент несколько странный человек. Например, переехав из другого города, он спросил меня:

– Сколько вы тратите стирального порошка?! – заинтересованно.

– Ээээээ? – я растерялась.

– Здесь порошок дешевле, но вода менее мылкая! – попробовал объяснить он.

Потом я позвонила своей приятельнице и спросила:

– Сколько ты тратишь стирального порошка?! – заинтригованно.

– Ээээээ? – ответила она, в свою очередь растерявшись. Но потом, спохватившись, добавила:

– Как это?

– Здесь порошок дешевле, но вода менее мылкая! – объясняю я.

– Ты сбрендила?! – спросила она прямо.

Прошёл час, и даже полтора. Я пробегала через коридор, и меня позвали:

– Вероника Викторовна! Это вас! – сказал мой доцент и добавил, – Приятный мужской голос!

Мне стало вдруг как-то неловко. Тем более, что я сразу догадалась, кто это звонил. Сделав каменное лицо, я с начинающими краснеть щеками пересекла комнату и взяла трубку:

– Вас слушают, – сказала я официальным голосом для посторонних.

– Вика?! Давно не разговаривали! – это действительно был он.

– Да… Неделю, – без интонаций ответила я.

– Давай встретимся сегодня, – не предложил, а констатировал он.

– Перезвони мне через пять минут! – И быстрее уже в свой кабинет! Опять зазвонил телефон. И говорит не слон – ОН!

– Ты? – спросила я.

– Я! – ответил он. И добавил:

– Встретимся?

– Почему бы и нет! – почему-то фальцетом выпалила я.

– Освобождаюсь в восемь. Я к тебе подъеду? – от этого нахальства мой голос зазвенел, и я ответила уже почти обиженно:

– Ты спрашиваешь так, будто хоть что-то знаешь обо мне!

– Кое-что… Работа такая! Знаю, что ты живёшь одна… – проговорил он.

– Я не приглашу тебя к себе домой! – резюмировала я, уже почти взрываясь – холерический темперамент.

– Боишься? – поддел он, и, попавшись на это «слабо!», я всё же взорвалась:

– Ничего я не боюсь! Просто ты, не обижайся, пока мне совершенно чужой человек!

– Не чужой… – выговорил почти с болью и продолжил. – Так я подъеду. В восемь. Там рядом с тобой есть памятник…

– Какой? – спросила удивлённо я.

– Ты шутишь?

– С какой стати! Ах да! Забыла… Действительно есть памятник! – сказала я, немного растерявшись.

– Во что ты будешь одета? – прозвучало как вопрос на опознании.

– В рыжую дублёнку, – ответила, подумав немного.

– Я буду на машине. На «Опеле» или «ВАЗике», – констатировал он.

– Ну и разброс же у тебя! – уже веселее зазвенела я.

– Не хочешь к тебе – поедем в сауну! – продолжал он, не ответив.

– А как же конфетно-букетный период?! – уже кокетничая, ответила я.

– Будут и конфеты… И букеты! Так поедем? Это не обычная сауна! – уже просил он. А он, как я узнала позже, умел упрашивать, причём довольно быстро!

– Поедем! В чём необычная?! – заинтересовалась вдруг я, думая совсем о другом: ну сами взрослые, понимаете, о чём думает женщина, приглашённая на первое свидание в сауну!

– Увидишь! Что ты пьёшь? – поинтересовался он.

– Всё, кроме водки. Но предпочитаю красное вино, – ответила я, механически.

– Так до восьми! – Гудки в телефонной трубке!

– Вероника Викторовна – постучалась моя уже крайне пожилая ассистентка.

– Вы, деточка, извините, что я вмешиваюсь, как я вижу, меняете стиль жизни! – прокомментировала дама в сером. – Ну и правильно! Хватит вам киснуть. И вообще, военные – это так сексуально! К тому же они умеют ухаживать, как никто. Когда я заканчивала институт, за мной ухаживал курсант лётного училища. Представляете, однажды он изменил график полёта, чтобы, когда я выходила с лекции, сбросить мне с неба цветы. Всё было так необыкновенно! Нам все так завидовали.

Как известно, все узнают тут же, что бы ни происходило с начальством!

– И что было потом? – спросила я.

– Моя подруга переспала с ним, просто так, из зависти. А потом рассказала мне. Я их простить не могла…

– А что было после этого? – вдруг заинтересовалась я.

– Я уехала. А они поженились…

– А затем? – опять спросила я механически, думая о своём, о девичьем.

– Не знаю. Меня никогда не интересовало, что происходило в той части жизни, где меня уже не было, – ответила моя ассистентка.