Текелински
Цивилизация Зодчие духа Созерцатель
Катарсис
Как природа, архаическая природа нашей реальности, по большей части своего бытия спит, закованная в камне материальности, и только её относительно бодрствующие олицетворения в виде «живого мира» пробиваясь сквозь панцирь инертного состояния этой спящей природы, а точнее сказать вырастая «стеблями живого», стеблями некоего относительно бодрствующего и агрессивного состояния этой природы, из этого спящего царства и её скованной инертности, провозглашают о бодрствовании и живости, и подтверждают своим наличием саму возможность реальности жизни и всех её разнообразных плагинов, так подавляющая масса «человеческой плазмы», на своём уровне, находится в таком же относительно спящем состоянии. Человечество в подавляющей своей массе спит, (и в этом можно легко убедится, поговорив несколько минут на возвышенные сверх чувственные темы с любым аборигеном планеты). И только те немногочисленные бодрствующие головы, что, появляясь то тут, то там поднимают герольды и штандарты этого бодрствования и сверх чувствования, и будят насколько в их силах спящие вокруг головы, своей исключительностью, – только подтверждают правило. Мы называем их гениями. И как гениальность самой природы, заключающейся и воплощающейся в проявлении жизни на земле, провозглашает о чуде, так гениальность среди дремлющей массы людей, провозглашает о сверх чувственности и сверх разумности, о сверх способностях человека, таких же чудесных, как и сама природа живого.
Тот дуб, о котором я писал выше, конечно бодрствует относительно угрюмой каменной скалы, но он спит относительно серны, человека, или бабочки… И каждый из этого ряда, так же спит относительно последующего, более бодрствующего, более живого существа. И если представить себе продолжение этого ряда, то в конце концов должно возникнуть некое существо сверх чувственного и сверх разумного потенциала. Такое существо можно будет отнести к действительно божественному миру, ибо оно будет обладать сверх возможностями в чувствовании и разумении относительно людей и бабочек, так же, как мы люди обладаем сверх возможностями разумения, и сверх потенциалом в сравнении с тем же дубом. И здесь мы можем лишь фантазировать, ибо ничего синтетически разумного за собственными пределами не в состоянии объективно представить. К примеру, такое сверх чувственное существо могло бы чувствовать неоднородность электромагнитных полей, и переводя на собственные разумные матрицы эти чувства, составлять для себя портрет окружающего мира в совершенно иных диапазонах, с совершенно иными критериями и следующими за ними, образами. Такое существо действительно могло бы чувствовать и воспринимать электромагнитные колебания, идущие из других голов, и дешифрировать их, а значит на самом деле, читать мысли. Такое сверх чувственное существо обладало бы такими возможностями, что все наши возможности, как простой сенсорики, так и трансцендентальные, и метафизические, показались бы ему возможностями лягушки. Причём лягушки находящейся в анабиозе, скованной инертной материальностью условий внешнего спящего мира. И кстати сказать, зачатки таких возможностей уже проявляются у редких отдельных существ.
Кто, какая из существующих ныне пантеокультур могла бы достичь такого совершенства, такого состояния своей живости? Я полагаю, вопрос – риторический. Ведь пантеокультура запада движется в совершенно ином, скорее противоположном направлении, и потому даже гипотетически не способна достигнуть такого совершенства, дающего настоящую надежду на будущее. Западная пантеокультура по своему определению не способна переродится в такое вот сверх совершенное, сверх живое создание. Оно движется по направлению к каталогизированному упорядоченному совершенству, – к уравнению, в котором не должно быть неизвестных, к катарсису порядка и сбалансированному уравновешиванию всех стихий своего существа, к превращению человека в запрограммированного робота, который уже не просто спит, но умер, ушёл на противоположный полюс от жизненности. Здесь невозможно рождение и расцвет бога на земле, здесь все векторы направлены на удаление от всего чудесного, от всего непознаваемого, от всего действительно божественного. Здесь невозможно достижение идеального катарсиса, и потому невозможно рождение ни ангелов, ни демонов. Здесь всё и вся металлогизированно мертво, всё пребывает в спячке, и видит свой сон о совершенном мире технократии.
Волюнтаризм
Как известно, наш разум делится на правое и левое полушарие. И то условное разделение мышления с доминантами одного полюса, в ущерб другому, определяет образы и формы созерцания. Математическое, рационально-аналитическое, а в след за ним и общее технократическое мышление, руководствуется по преимуществу левым полушарием. Идеальное, же с последующими интуитивными прозрениями, руководствуется преимущественно правым полушарием. Так полагают учёные, хотя и в несколько иной транскрипции последствий, а именно противопоставления производных творческого и практического. И здесь таится, и экстраполируется на глобальные противоречия социума, главное и фатальное отличие пантеокультур Востока и Запада. Там, где находится условный «центр тяжести» мышления человека, между этими условными полюсами, там находится и его пантеокультура.
В транскрипции противопоставления бытового осмысления, глубочайшее несовпадение образов мышления Запада и Востока, наиболее явно и чётко отражается в языке письменности той, или иной пантеокультуры. Доминанта фонетического склада письменного воплощения явлений мира, и всего того, что идентифицируется, синтезируется и разделяется на образы и закономерности в этой письменности, олицетворяет собой несопоставимую разницу форм мышления, и необходимых закономерностей в умозаключениях носителей языка письменности Запада. Здесь всё основывается на звуках, на линиях, выстраиваемых во времени, на соотношении последовательностей, то есть преимущественно логических аспектах умозаключений. В отличие от цивилизации Востока, и в первую очередь пантеокультур древнего Китая, как некоего родоначальника огромной части культурного становления Востока. Почему не Индии? Да только потому, что, хотя Индия имеет ещё более глубокие, более отдалённые корни цивилизационного и культурного становления, но в отличии от Китая, не сохранила суверенности в самом широком смысле слова, а значит не сохранила чистой самобытности образного мышления. Всё же «санскрит» это нечто симбиозное, нечто конгломеративное, нечто синтетическое. Хотя ныне и Китай, под давлением более агрессивных пантеокультур Запада, постепенно переформатируется, и уже встаёт на чуждые его древним консолям, векторы, что грозит ему вырождением, ассимиляцией под западный политес сознания.
Так вот, Китай. Здесь в письменности отражается образность мышления, не зацикленная на линиях временного пантеона, где всё сплетается в последовательностях, и всё и вся выражается в умозрительных дорогах, цепочках и соответствиях создаваемых условностей внешнего мира. Китайская пантеокультура мыслит иначе не потому, что её историческое основание лежало на берегах «Хуанхэ, и Янцзы, и даже не потому, что она была долгое время изолирована от влияния «агрессивного Запада», но потому что изначально, её мыслительная способность складывалась преимущественно по иному принципу, а точнее сказать в преимущественно ином аспекте созерцания. Здесь доминирующим политесом в «камере обскура» выступало не время, но пространство. Здесь царствовала не логика, но идеал созерцания. Культура Востока вообще выстраивалась на доминантах пространственно-интуитивных форм созерцания. Где наибольшее значение имел образ, единовременное схватывание момента, – угадывание, а не доказательство, как олицетворений, в первом случае идеального мышления, во втором – аналитического, с его апофеозом – диалектикой. Здесь всегда преобладало пространственное над временным. В противоположность доминантам Запада, где паллиативом всегда выступало некое временное преобладание, с его аспектами фонетического осмысления и запечатления в скрижалях своей письменности, всех возможных образных внешних знаков представляемого природного естества. Неспроста филология являет собой начало, а точнее сказать колыбель, – куколку философии. Письменность Китая, умозрение, воплощающееся в иероглиф, олицетворяет собой то главное отличие мышления человека Востока, как стремящегося к преобладанию пространственно-интуитивного умопостижения мира, над логически-временным. Здесь всякое понятие воплощается не в цепочку или линейку букв-звуков, но в образ идеального схватывания точки, и момента созерцания. И именно здесь наиболее чётко и наглядно иллюстрируется то различие идеальных форм мышления, по преимуществу, от форм рационально-аналитического концептуального плана, доминирующего в пантеокультурах Запада. Тот, кто хотел бы наиболее явно оценить различие мировоззрений Запада и Востока, тому следовало бы изучить наиболее вершинные олицетворения этих мировоззрений. К примеру, таких антагонистических и характерных для своих родов философем, как Лао-цзы, Конфуция, и Юма или Канта. И хотя каждая из них на пути своём, зачерпывает из противоположной, но в целом между ними – пропасть. Всякая совершенная имманентная доктрина, несёт в себе отпечаток обобщённого взгляда на мир той или иной пантеокультуры, и содержит в себе те истины и заблуждения, которые свойственны тому образу мышления, что сложился и укрепился в подавляющем большинстве сознаний этой пантеокультуры.
И хотя наверняка создаётся впечатление того, что я в своих размышлениях и умозрениях пытаюсь выявить преимущество одного политеса мышления, над другим, (в силу заинтересованности всякого умозрения, свойственного человеческому разуму вообще, и всякому глубокому мыслителю в частности), но на самом деле одно стоит другого, и все преимущества одной формы мышления, над другой, формы с доминантами временных аспектов созерцания, над пространственными, (будь такие в действительности), могли бы означать и предполагать преимущество пространства над временем, либо наоборот, в глобальном «теле» действительности бытия, с его пространственно-временным континуумом. Что является абсурдом, и не может быть никоим образом приводимо здесь, как нигде и никогда. Ибо в таком случае терялась бы сама суть бытия, в которой только паритет сил, только равновесие и сакральная гармония противопоставлений и противостояний, определяет наличие самой действительности, как таковой.
Всякие достижения Запада на своём поприще, нисколько не умаляются достижениями Востока. Как, впрочем, и наоборот. И я, на самом деле стремлюсь в своих умозрениях лишь к тому, чтобы ни одна из пантеокультур не была принижена в своих архаических, пусть и не понимаемых по большей части иными пантеокультурами, формах созерцания и мышления. Ибо только синтез культур и форм разноплановых конструкций цивилизационных понятий и осознанностей, обещает нам будущее. На стыках этих пантеокультур возникают невероятные по своей красоте и возвышенности синтетические воззрения, как к примеру, такое логико-экзистенциальное явление как Ошо. (Кстати сказать Индийца). Его философия безмерна именно потому, что впитала в себя, как рационально-аналитические воззрения запада, так и открыла экзистенциальные платформы сверх поэзии востока. Но это отдельный долгий разговор, и я коснусь его чуть позже.
Дело всё в том, что каждый, кто проникался этими широчайшими воззрениями и глобальными взглядами чувствовал, как западная культура, в силу своей природной агрессивности начинает подавлять культуру востока. Ассимилировать её, и грозит полностью растворить её исторические уникальные артефакты трансцендентального и метафизического плана, в своей агрессивной среде упорядочивания и приведения к своей, свойственной только ей последовательности. И именно поэтому, на этих страницах я по преимуществу отдаю больше сил для вскрытия «саркофагов» древнего мира Востока, нежели Запада. Ибо тонкость и уязвимость мира и пантекультур различного плана и направления Востока, заставляет всякого мыслителя чувствующего свою ответственность, вести преднамеренно и протекциониски своё повествование в сторону защиты теряющей свои бастионы, пантеокультуры. Грозящая однополярность, монотеизм культурного наследия нашей общей цивилизации, толкает на это, и заставляет, пусть и насколько возможно холодно и непредвзято, но всё же озабоченно вглядываться во все открывающиеся ландшафты цивилизационного мироздания, и ограждать уязвимые стороны нашего мира, и укреплять своими твёрдыми консолями истинности. Следовать дорогой своих умозрений, по пути наслаждаясь видами глубин и далей природы, как и разноформатного искусства человека, как восточного направления, так и западного. И осознавать, что всякий самобытный политес искусства, это всегда отражение генетического склада той или иной пантеокультуры, уходящей своими корнями в глубины веков. И если цивилизация вообще до сих пор жива, то это заслуга как одного, так и противоположного пантеокультурного наследия. И какая из пантекультур привнесла в это общее становление и сохранение больше, а значит заслужила больший пиетет к себе, не в состоянии достоверно определить никто.
Да, в силу крепкого иммунитета, Восток сопротивляется этой ассимиляции как может. Но агрессивность Запада вообще, опирающегося на свою железобетонную диалектику, и порядки рационально-аналитического воззрения в частности, способна превратить в песок, растолочь до консистенции пыли, и залив водой собственных идей, выстроить из любого самобытного материала свои «упорядоченные бастионы». Здесь «порядок разума» покоряет «порядки сердца» … Но так ли это на самом деле? Не связано ли это с тем, что мой взгляд, как взгляд большинства моих соотечественников, всё же устремлён отсюда – туда, из бастионов по преимуществу западной пантеокультуры на далёкие берега востока. Не является ли он предвзятым, ведь я смотрю из своей пещеры, и вполне может статься, что взгляд противоположный будет выявлять совершенно противоположные константы цивилизационного отношения. Скорее всего так и есть, и умудрённый Китаец, например, скажет, что по преимуществу это его пантеокультура всё более доминирует над западной. И что это западной культуре угрожает действительная опасность. Ибо он знает точно, что никакие выстроенные бастионы западного мира, никакой порядок рационально-аналитического пантеона не способен устоять пред натиском идеальных форм воззрения, за которыми стоит глубина векового наследия и инстинкт воли самой природы, в которой консоли всего сущего сплетаются в непреодолимый сверх мощный консорциум права на бытие. И он более могущественен, чем вся монолитная структура западного политеса вместе взятая. И это, так или иначе подтверждает расцветающая ныне то тут, то там своеобразная агрессивность востока, его мягкая напутственная миссионерская экспансия духа, как нечто необходимо спровоцированное, как противовес длительному угнетению востока западом. Да, порядок запада, его устойчивая платформа, выстраиваемая социальная конструкция отношений, с её иерархией демократического качества, действительная сила, ибо предопределяет крепкую «молекулярную решётку» социального взаимоотношения. Но, во-первых, всякий «металл» имеет предел своей устойчивости и стабильности, во-вторых, всякая выстаиваемая искусственно конструкция, связываемая раствором заблуждений и иллюзий, в особенности морального плана, (в которых нет действительных основ, как только надуманные), упорядочиваемая без всяких настоящих перспектив – недолговечна. Культура востока существует уже давно. Она есть суть «вода», перед «металлом». И всякие выстроенные из этого «металла запада» лабиринты, хоть и загоняют «воду» в свои карманы и повороты, но необходимо ржавеют, и рано или поздно будут снесены этой «водой». Её гибкие «текущие консоли», кажущиеся западу эфемерными и даже фантомными, на самом деле имеют собственную наиболее долговечную «молекулярную конструкцию». Ещё более глубоко метафорично: Как электромагнитное поле земли, не чувствуемое нами и представляемое до поры до времени фантазией учёных, на самом деле создаёт и удерживает жизнь на планете, так пантеон идеального воззрения востока способен удерживать всякую пантеокультуру на плаву, и противостоять всем поверхностным штормам мира действительности. Незримое пространство трансцендентального бытия сознания, сохраняет нашу общую цивилизацию так же, как магнитное поле земли сохраняет природу нашей планеты. И как крона сохраняет всё древо, и обеспечивает сохранность его корням, как корни обеспечивают цветение кроне, – мир нашей общей цивилизации взаимозависим, и взаимно необходим.
Глубинные метафизические основы намного сильнее, ценнее и важнее, чем это представляет обывательский разум укоренившегося в своих верованиях, запада. Истинные основы для сохранения всякой пантеокультуры зиждутся не на цивилизационном достатке, или порядке демократической иерархии, но на глубинных консолях духа этой пантеокультуры, его исторических корнях. И в этом смысле обывательский разум запада всегда недооценивал важности восточной философии, к примеру философии Брахманизма, или Буддизма. Религиозность запада строится на ином опыте, на иных плагинах мировоззрения, плавающих преимущественно на поверхности, и полагающих каким должен быть человек, в противоположность восточному политесу, в котором доминирует понятие – каков человек. (Что, на самом деле глупее?) Западная религия строится преимущественно на фундаментах низменных страстей, что не мешает ей провозглашать отвержение этих страстей, с лютой ненавистью к себе и к ближним, в которых природа свила свои гнёзда, и высиживает, несмотря ни на что, своих «птенцов». Здесь по преимуществу царит страх, ложь и подобострастие. И это заставляет быть практичным, но не обеспечивает настоящих глубинных основ веры. Вера в рациональность и технократический рай на земле, – вот то, что ныне всё более теснит этот построенный на гнилых сваях пантеон западной религиозности. Волюнтаризм завладевает западными пантеокультурами, и это закономерно. Культура, выстроенная по преимуществу на консолях страха и вытекающей из этого страха, агрессивности, обречена на собственное перерождение, на возвращение к самым низменным инстинктам, к атавистическим духовным пределам, к развитию нигилизма и последующего упадка всей культуры. Ветви всякого древа, не имеющего возможности тянутся к солнцу – неминуемо засыхают, и превращают в труху всё древо.
Дуализм цивилизации
И так. Вся наша цивилизация, если посмотреть на неё трансцендентальным взором, имеет дуалистический принцип, в котором различные направления развития, определяются различными политесами воззрений, умозаключений и оценки как внешнего мироздания, так и себя самого в этом мироздании. И та ответственность, или безответственность с которой человек подходит к своей жизни, определяет свои приоритеты и второстепенности, и имеет своими мотивами как глубокие архаические оценки и связанные с ними стремления, так и поверхностные, ежеминутные мотивы удовлетворения. И вся наша жизнь, вся наша цивилизация, к какому политесу по преимуществу мы бы не причисляли её направления, держится как на первых консолях, так и на вторых. И вся важность архаических мотивов, нисколько не умаляет мотивов ежеминутного интереса. И пристёгиваемый к этому дуалистическому противопоставлению категорический и глубоко имманентный императив пошлости и возвышенности, черпает свой потенциал в борьбе мотивов, с одной стороны устоявшихся, укрепившихся и имеющих свою власть по рождению, – с мотивами, пытающимися узурпировать эту власть, и превратить воззрение в сугубо свою и только свою вотчину. Такова природа как отдельной личности, так и личности народов и государств. Дуализм разума человека, основанный на двустороннем мозговом субстрате, отражается во всей его деятельности, и все создаваемые им организации, политесы и всевозможные объединения и «кланы», всегда приходят к своему дуализму, и черпают всю свою состоятельность только из этого колодца.
Теперь более конкретно. К примеру, так называемая «цивилизация русского мира», о которой спорят и будут спорить всегда, пока будет существовать такая цивилизация, отличается от «цивилизации англосаксонской», именно теми приоритетами, о которых я упоминал вскользь выше. Русский мир имеет своим приоритетом именно архаику сакральных мотивов собственной, уходящей в глубину истории, природы. Эта цивилизация родилась не вчера, и погибнет не завтра. И каждый входящий в эту цивилизацию человек, чувствует эти огромные крылья своей истории и своего будущего, и строит своё мировоззрение, почти неосознанно, в соответствии этим уходящим по обе стороны за горизонт, пантеокрыльям. Он убеждён в своём сердце, что его великое будущее, так же величественно, как и его прошлое. И что ему предначертана особая судьба, а значит и особая ответственность за судьбу всего мира. Надо сказать, а точнее повторить, что цивилизация русского мира, есть «цивилизация конгломератная», и включает в себя как цивилизационные основы востока, так и запада. И как всякий родившийся от разных рас ребёнок, либо становится слабым и погибает от несовпадения и внутренней войны разнородных природных монад, либо приобретая черты более совершенного типа, становится и развивается в небывалый до сих пор «организм», и выводит общую цивилизацию на новые перспективные горизонты. Присущая русскому миру, и отличающая его от всех остальных направлений цивилизационного развития, антиконструктивистская политика, на самом деле имеет глубоко сакральные и фундаментально архаические причины. Здесь сходятся в некий консорциум, некий «синтетический альянс» противоположные политесы запада и востока. И при всём кажущемся, и даже бросающемся в глаза отсутствии академического консерватизма, на самом деле в русском человеке спит дух исторического прошлого, и все его неприятия консервативных постулатов западного толка, находят свою причину в лишь том противоречивом слиянии его крови, где кипит непримиримость агрегативов «кислых и щелочных растворов» предков. Но здесь нет того инфантильного неприятия, и мелочного ежеминутного интереса, ещё только формирующейся англосаксонской цивилизации. У которой как у всякого «юнца», много энергии и желания, но мало ума и мудрости, для достижения настоящих долговременных целей. Можно сказать, что они не видят дальше своего носа, не умозреют хотя бы на мало-мальски продолжительное будущее для цивилизации, лет эдак на сто, сто пятьдесят. Хотя убеждены, что именно они смотрят в будущее, и строят свою цивилизацию для будущих потомков. Но что есть их близорукий взгляд по преимуществу рационально-аналитического направления, в сравнении со взглядом по преимуществу идеальных перспектив? Взгляд скарабея, – против взора сокола. И именно различность этих масштабов, определяет всё общее несовпадение интересов как восточного мира в целом, и русского мира в частности, с миром запада, во главе с англо-саксонским политесом, доминирующим и провозглашающим свою власть над всем этим западом.
