bannerbannerbanner
Святой Грааль и Третий рейх

Вадим Телицын
Святой Грааль и Третий рейх

Полная версия

Например отношение евреев к проституции и еще больше к торговле девушками можно наблюдать в Вене лучше, чем где бы то ни было в Западной Европе, за исключением, быть может, некоторых портов на юге Франции. Стоило выйти ночью на улицу, чтобы натолкнуться в некоторых кварталах Вены на каждом шагу на отвратительные сцены, которые большинству немецкого народа были совершенно неизвестны вплоть до самой мировой войны, когда часть наших германских солдат на восточном фронте имела возможность или, точнее сказать, вынуждена была познакомиться с таким зрелищем. А затем пришло и возмущение. Теперь я уж больше не старался избегнуть обсуждения еврейского вопроса. Нет, теперь я сам искал его. Я знал теперь, что тлетворное влияние еврейства можно открыть в любой сфере культурной и художественной жизни, и тем не менее я не раз внезапно наталкивался на еврея и там, где менее всего ожидал его встретить. Когда я увидел, что евреи являются и вождями социал-демократии, с глаз моих упала пелена. Тогда пришел конец полосе длительной внутренней борьбы. Уже в повседневном общении с моими товарищами по постройке меня часто поражало то хамелеонство, с которым они по одному и тому же вопросу высказывали совершенно разные мнения иногда на протяжении нескольких дней и даже нескольких часов. Мне трудно было понять, каким образом люди, которые с глазу на глаз высказывают довольно рассудительные взгляды, внезапно теряют свои убеждения, как только они оказываются в кругу массы. Часто я приходил в отчаяние. Иногда после нескольких часов мне казалось, что я переубедил на этот раз того или другого из них, что мне наконец удалось сломить лед и доказать им нелепость того или иного взгляда. Едва успевал я порадоваться своей победе, как на следующий же день, к моему горю, приходилось начинать сначала. Все было напрасно. Как раскачивающийся маятник возвращается к своей исходной точке, так и они возвращались к своим прежним нелепым взглядам. Я еще мог понять, что они недовольны своей судьбой; что они проклинают ее за то, что она зачастую обходится с ними довольно жестко; что они ненавидят предпринимателей, в которых видят бессердечных виновников этой судьбы; что они ругают представителей власти, которые в их глазах являются виновниками их положения; что они устраивают демонстрации против роста цен; что они выходят на улицу с провозглашением своих требований, – все это кое-как еще можно было понять. Но что было совершенно непонятно, так это та безграничная ненависть, с которой они относятся к собственной народности, к величию своего народа, та ненависть, с которой они бесчестят историю собственной страны и вываливают в грязи имена ее великих деятелей. Эта борьба против собственной страны, собственного гнезда, собственного очага бессмысленна и непонятна. Это просто противоестественно. От этого порока их можно было излечить иногда на несколько дней, максимум на несколько недель. В скором времени при встрече с тем, кто казался тебе излеченным, приходилось убеждаться, что он остался прежним, что он опять во власти противоестественного».

Без комментария!

* * *

«Постепенно я убедился в том, что и социал-демократическая пресса в преобладающей части находится в руках евреев. Этому обстоятельству я не придал особенно большого значения, так как ведь и с другими газетами дело обстояло так же. Одно обстоятельство, однако, приходилось отметить: среди тех газет, которые находились в еврейских руках, нельзя было найти ни одной подлинно национальной газеты в том смысле, в каком я привык понимать это с детства. Я превозмог себя и стал теперь систематически читать эти произведения марксистской печати. Мое отрицательное отношение к ним стало бесконечно возрастать. Тогда я поставил себе задачу поближе узнать, кто же фабриканты этих концентрированных подлостей. Начиная с издателя, все до одного были евреи. Все это имело ту хорошую сторону, что по мере того, как мне выяснились подлинные носители или распространители идей социал-демократии, моя любовь к собственному народу стала возрастать. Видя такую дьявольскую ловкость обманщиков, мог ли я продолжать проклинать тех простых немецких людей, которые становились жертвой обмана. Ведь сам я лишь с трудом избавился от тех пут, которые расставляла мне лживая диалектика этой расы. И сам же я убедился, как трудно иметь дело с этими людьми, которым ничего не стоит лгать на каждом шагу, начисто отрицать только что сказанное, через одну минуту переменить свое мнение и т. д.

Нет, чем больше я узнавал еврея, тем больше я должен был прощать рабочего. Всю тяжесть вины я возлагал теперь не на рядового рабочего, а на тех, кто не хочет взять на себя труд сжалиться над ними и дать сыну народа то, что по всей справедливости ему принадлежит, и кто не старается вместе с тем прижать к стенке обманщика и вредителя. Опыт повседневной жизни побудил меня теперь пристальней заняться изучением самих источников марксистского учения. Влияние этого учения стало мне ясным, его успехи бросались в глаза каждый день. Последствия этих успехов также можно было легко себе представить, если иметь хоть немножко фантазии. Для меня оставался только еще неясным вопрос о том, понимали ли сами создатели этого учения, к каким именно результатам должно оно привести, видели ли они сами неизбежные окончательные последствия их злого дела или сами они были жертвой ошибки. Возможным казалось мне тогда и то и другое. В первом случае обязанностью каждого мыслящего человека было войти в лагерь этого несчастного движения, чтобы таким образом все-таки помочь избегнуть наибольшего зла; во втором случае первые виновники этой народной болезни должны были быть исчадием ада, ибо только в мозгу чудовища, а не человека мог возникнуть конкретный план создания такой организации, деятельность которой должна привести к краху человеческой культуры, к уничтожению мира. В этом последнем случае спасти могла только борьба; борьба всеми средствами, которые только знают человеческий дух, человеческий разум и воля, независимо от того, какой стороне судьба принесет окончательную победу. Вот что привело меня к мысли о необходимости поближе познакомиться с основателями этого учения и таким образом изучить его истоки. Своей цели я достиг, быть может, скорей, чем надеялся сам. Это произошло благодаря тому, что я имел уже тогда некоторые, хотя я и стал скупать все доступные мне социал-демократические брошюры и добиваться, кто же их авторы. Одни евреи! Я стал приглядываться к именам почти всех вождей. В подавляющем большинстве – тоже сыны «избранного» народа. Кого ни возьми – депутатов рейхсрата, секретарей профсоюзов, председателей местных организаций, уличных агитаторов – все евреи. Куда ни глянешь – все та же тяжелая картина. Имена всех этих Аустерлицев, Давидов, Адлеров, Эленбогенов навеки останутся в моей памяти. Одно мне стало теперь совершенно ясным: та партия, с рядовыми представителями которой я в течение ряда месяцев вел упорную борьбу, находилась под полным, исключительным руководством чужого народа, ибо что еврей не является немцем, это я теперь знал окончательно и бесповоротно. Только теперь я окончательно узнал, кто является обманщиком нашего народа. Уже одного года моего пребывания в Вене было достаточно, чтобы прийти к убеждению: ни один рабочий не является настолько ограниченным, чтобы нельзя было переубедить его, если подойти к нему с лучшим знанием дела и лучшим умением объяснить ему суть. Постепенно я хорошо ознакомился с учением социал-демократии, и теперь это знание я мог хорошо использовать в борьбе за свои убеждения. Почти всегда успех оказывался на моей стороне. Основную часть массы можно было спасти. Но только ценой долгого времени и терпения. Еврея же никогда нельзя было отклонить от его взгляда. В те времена я был еще достаточно наивным, чтобы пытаться доказать им все безумие их учения. В моем маленьком кругу я спорил с ними до хрипоты, до мозолей на языке в полной уверенности, что должен же я их убедить во вредоносности их марксистских нелепостей. Результат получался противоположный. Иногда казалось, что чем больше они начинают понимать уничтожающее действие социал-демократических теорий в их применении к жизни, тем упрямей продолжают они их отстаивать. Чем больше я спорил с ними, тем больше я знакомился с их диалектикой. Сначала они считают каждого своего противника дураком. Когда же они убеждаются, что это не так, они начинают сами прикидываться дураками. Если все это не помогает, они делают вид, что не понимают, в чем дело, или перескакивают совсем в другую область. Или они с жаром начинают настаивать на том, что само собою разумеется, и как только вы соглашаетесь с ними в этом, они немедленно применяют это совсем к другому вопросу. Как только вы их поймали на этом, они опять ускользают от сути спора и не желают даже слушать, о чем же в действительности идет речь. Как вы ни пытаетесь ухватить такого апостола, рука ваша как будто уходит в жидкую грязь. Грязь эта уходит сквозь пальцы и тотчас же каким-то образом опять облегает ваши руки. Но вот вам, хотя и с трудом, удалось побить одного из этаких людей настолько уничтожающе, что ему ничего не остается больше делать, как согласиться с вами. Вы думаете, что вам удалось сделать по крайней мере один шаг вперед. Но каково же ваше удивление на следующий день! На завтра же этот еврей совершенно забывает все, что произошло вчера, он продолжает рассказывать свои сказки и дальше, как ни в чем не бывало. Если вы, возмущенный этим бесстыдством, указываете ему на это обстоятельство, он делает вид искренне изумленного человека; он совершенно не может ничего вспомнить из вчерашних споров, кроме того, что он вчера как дважды два четыре доказал вам свою правоту. Иногда это меня совершенно обезоруживало. Я просто не знал, чему удивляться: хорошо привешенному языку или искусству лжи. Постепенно я начал их ненавидеть. Я научился уже понимать язык еврейского народа, и именно это обстоятельство помогло мне отделить теоретическую болтовню апостолов этого учения от их реальной практики. Еврей говорит для того, чтобы скрывать свои мысли или, по меньшей мере, для того, чтобы их завуалировать. Его подлинную цель надо искать не в том, что у него сказано или написано, а в том, что тщательно запрятано между строк. Для меня наступила пора наибольшего внутреннего переворота, какой мне когда-либо пришлось пережить. Из расслабленного «гражданина мира» я стал фанатиком антисемитизма. Еще только один раз – это было в последний раз – я в глубине души пережил тяжелый момент. Когда я стал глубже изучать всю роль еврейского народа во всемирной истории, у меня однажды внезапно опять промелькнула мысль, что, может быть, неисповедимые судьбы по причинам, которые нам, бедным людям, остаются еще неизвестными, все-таки предначертали окончательную победу именно этому маленькому народу.

 

Может быть, этому народу, который испокон веков живет на этой земле, все же в награду достанется вся земля?

Имеем ли мы объективное право бороться за самосохранение или это право имеет только субъективное обоснование?

Когда я окончательно углубился в изучение марксизма и со спокойной ясностью подвел итог деятельности еврейского народа, судьба сама дала мне свой ответ. Еврейское учение марксизма отвергает аристократический принцип рождения и на место извечного превосходства силы и индивидуальности ставит численность массы и ее мертвый вес. Марксизм отрицает в человеке ценность личности, он оспаривает значение народности и расы и отнимает таким образом у человечества предпосылки его существования и его культуры. Если бы марксизм стал основой всего мира, это означало бы конец всякой системы, какую до сих пор представлял себе ум человеческий. Для обитателей нашей планеты это означало бы конец их существования. Если бы еврею с помощью его марксистского символа веры удалось одержать победу над народами мира, его корона стала бы венцом на могиле всего человечества. Тогда наша планета, как было с ней миллионы лет назад, носилась бы в эфире, опять безлюдная и пустая. Вечная природа безжалостно мстит за нарушение ее законов. Ныне я уверен, что действую вполне в духе творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства, я борюсь за дело божие».

«Из расслабленного «гражданина мира» я стал фанатиком антисемитизма», – в этом весь Гитлер, ничего не понявший, ничему не научившийся. Он даже не удосужился внимательно вчитаться в историю христианства, историю, истоки которой уходят в землю Палестины, в историю именно еврейского народа. Для Гитлера все значение Копья Судьбы свелось к патологическому антисемитизму, не способному ничего дать тем, кто ищет ответа на вопрос: в чем смысл жизни…

Кассиус Гай и другие

Для жителей Иерусалима оставалось загадкой, чем зарабатывал себе на жизнь отставной легионер Гай Кассиус, из-за катаракты глаз он был списан с военной службы и дни свои, казалось, проводил в праздном шатании по площадям, улицам и рынкам. Его видели везде и везде он лишь лениво прожигал собственное время.

Кассиус был доволен, что именно такое впечатление складывалось о его персоне у обывателя. Он считал себя большим артистом, ведь никто и не замечал, как внимательно Кассиус прислушивался к разговорам, присматривался к людям, зорко вглядываясь в лица приезжих. Особенно интересовал его молодой выходец из Назарета, высокий, худощавый, с печальным взглядом. Его часто можно было видеть в самой гуще горожан, он постоянно что-то неторопливо объяснял, словно втолковывал непонятливым самую простую истину, зачастую его окружение составляли полтора десятка молодых людей, внешне чем-то даже похожих на него. И их постоянно можно было встретить на рынках, среди шмуной толпы горожан, и они вели неторопливые разговоры с ремесленниками, торговцами или мелкими чиновниками местной администрации. Уроженца Назарета звали Иисус, а Кассиус имел самое точные указания от своего начальства – собрать на него «компромат».

«Арест не за горами», – так думал Гай, провожая глазами худую фигуру Иисуса. Но, чем дольше Кассиус наблюдал за назаретцем, чем внимательнее прислушивался к его речам, тем чаще он ловил себя на мысли, что речи Иисуса, ход мысли, логика, захватывает его самого, и, что главное, он верит словам проповедника.

Арест Иисуса застал Кассиуса врасплох, ночь отставной легионер не спал, а утром попытался задействовать все известные ему «рычаги», дабы добиться освобождения арестованного. Но, увы, слишком серьезные фигуры были использованы в игре, и рядовому служителю «плаща и кинжала» оставалось удовлетвориться, по крайней мере, ролью командира отряда легионеров, сопровождавшего Иисуса на пути к Голгофе. Весь этот путь Кассиус проделал молча, стараясь не оборачиваться назад, дабы не видеть страдания идущего на казнь.

…Кассиус запретил римским воинам перебивать Иисусу ноги (казненные в тот же день и час Гестас и Дисмас подобной пытки не избежали), кости у Мессии не должны быть переломаны, иначе будет невозможным его второе пришествие.

И еще одно, что в силах был сделать для обреченного Иисуса Кассиус – он облегчил его страдания ударом копья в бок, между четвертым и пятым ребром. Такой удар в римской армии считался «милосердным», он избавлял смертельно раненного противника от мучений.

В ту же самую секунду, когда сильным рывком Кассиус выдернул из бездыханного тела казненного оружие, и из раны хлынула кровь и вода, Гай почувствовал, как глаза его освобождаются от той тяжести, что давила на них многие годы. Катаракта оставила измученного римлянина.

Через несколько дней после казни Иисуса, оставил службу. Он поселился в Кападокии, где проповедовал идеи христианства.

* * *

«Потом он так говорил:

Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.

Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка.

В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.

Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту.

Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.

Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою – а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека.

Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели.

Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.

Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к гибели и стрела тоски.

Я люблю того, кто не бережет для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту.

Я люблю того, кто из своей добродетели делает свое тяготение и свою напасть: ибо так хочет он ради своей добродетели еще жить и не жить более.

Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится напасть.

Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не воздает ее: ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя.

Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я игрок-обманщик? – ибо он хочет гибели.

Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет своей гибели.

Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.

Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.

Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может погибнуть при малейшем испытании: так охотно идет он по мосту.

Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все вещи его гибелью.

Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его есть только утроба сердца его, а сердце его влечет его к гибели.

Я люблю всех тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими одна за другой из темной тучи, нависшей над человеком: молния приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники.

Смотрите, я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи; но эта молния называется сверхчеловек».

* * *

Слава о проповедях Кассиуса разошлась далеко за пределы Римской империи. Мало того, что речи его сурово обличали власти, проповеди Лонгина-копейщика (под таким именем знали его последователи и сторонники) взяли на вооружение бунтовщики, чьи выступления сотрясали империю последние годы.

Был отдан приказ о его аресте и суде, но Лонгин, как старый солдат, умер не распятым на кресте, а под ударами мечей: выйдя из окруженного легионерами своего дома, он, согласно легенде, криво усмехнулся и, пользуясь замешательством молодых неопытных командиров, взмахнул рукой:

– Руби, ребята!

* * *
 
Истошный вопль, протяжный стон.
А это вот что означало:
Все человечество кричало
И в исступлении звало
Избыть содеянное зло,
Все беды, горести, потери!…
Оруженосец в зал вбегает,
И крови красная струя
С копья струится, с острия
По рукаву его стекая.
И, не смолкая, не стихая,
Разносится со всех сторон…
 
Вольфрам фон Эшенбах
* * *

Историк Николай Лисовой видит историю с Кассиусом-Лонгином в ином свете, в иной трактовке:

«…Лонгин в латинском языке попросту «длинный». В римскую армию вообще отбирались парни повыше, тем более в командный состав. Напрасно иногда думают, что воинская служба несовместима с религиозной верой. Скорее наооборот: чувство долга, обостренное до готовности отдать свою жизнь и взять чужую, ближе всего подводит человека к проблеме христианского выбора.

Каким был он в жизни, этот командир римской центурии, прибывший в Иерусалим в апреле 33 года с отрядом префекта Иудеи Понтия Пилата? Наверное, крутой и честный вояка, привычный к дисциплине, служивший не за страх, а за совесть. Может быть, он был свидетелем, как в крепости Антонии, на мощеной мостовой Лифостротона, солдаты маршировали, играли в кости, избивали узников, как в любом гарнизоне. Может, был участником этих игр и жестоких забав…»

Так или иначе, спор идет лишь о «предыстории», о том, кем был Кассиус-Лонгин до появления в Иерусалиме. Но, может быть, этого не так и важно.

Важно другое:

«В храме Гроба Господня, за алтарем греческого кафоликона, находится православный придел, посвященный святому Лонгину Сотнику.

Это о нем сказано в Евангелии: «Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение (в момент смерти Спасителя на Кресте) и все бывшие, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27,54).

Этот стих из евангелия начертан на мраморной балюстраде придела. Некоторые из святых отцов считали. что Лонгина имеет в виду и евангелист Иоанн Богослов в рассказе о том, как пронзены были ребра Иисуса:

«Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.

Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, – ибо та суббота была день великий, – просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их.

Итак, пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним.

Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней,

Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода.

И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили.

Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится.

Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили». (Ин. 19, 30—34).

Матфей:

«Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все большее, устрашились весьма и говорили – воистину Он был Сын Божий» (27.54).

Марк:

«Сотник, стоящий напротив Его, увидел как Он, так возгласив, испустил дух, сказал: истинно Человек Сей был Сын Божий» (15.39).

Лука:

«Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно Человек этот был праведник» (23.47).

* * *

О Копье и мастере его изготовившем (Финеес или Финей) найдем свидетельство в Библии, 25-я глава:

1. И жил Израиль в Ситтиме и начал народ блудодействовать с дочерями Моава,

2. и приглашали они народ к жертвам богов своих, и ел народ жертвы их и кланялся богам их.

 

3. И прилепился Израиль к Ваал-Фегору. И воспламенился гнев Господень на Израиля.

4. И сказал Господь Моисею: возьми всех начальников народа и повесь их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева Господня.

5. И сказал Моисей судьям Израилевым: убейте каждый людей своих, прилепившихся к Ваал-Фегору.

6. И вот некто из сынов Израилевых пришел и привел к братьям своим Мадианитянку, в глазах Моисея и в глазах всего общества сынов Израилевых, когда они плакали у входа скинии собрания.

7. Финеес, сын Елеазара, сына Аарона священника, увидев это, встал из среды общества и взял в руку свою копье,

8. и вошел вслед за Израильтянином в спальню и пронзил обоих их, Израильтянина и женщину в чрево ее: и прекратилось поражение сынов Израилевых.

9. Умерших же от поражения было двадцать четыре тысячи.

10. И сказал Господь Моисею, говоря:

11. Финеес, сын Елеазара, сына Аарона священника, отвратил ярость Мою от сынов Израилевых, возревновав по Мне среди их, и Я не истребил сынов Израилевых в ревности Моей;

12. посему скажи: вот, Я даю ему Мой завет мира,

13. и будет он ему и потомству его по нем заветом священства вечного, за то, что он показал ревность по Боге своем и заступил сынов Израилевых.

14. Имя убитого Израильтянина, который убит с Мадианитянкою, было Зимри, сын Салу, начальник поколения Симеонова;

15. а имя убитой Мадианитянки Хазва; она была дочь Цура, начальника Оммофа, племени Мадиамского.

16. И сказал Господь Моисею, говоря:

17. враждуйте с Мадианитянами, и поражайте их,

18. ибо они враждебно поступили с вами в коварстве своем, прельстив вас Фегором и Хазвою, дочерью начальника Мадиамского, сестрою своею, убитою в день поражения за Фегора.

Среди обывателей в средние века существовало убеждение что Копье Лонгина состоит из двух составляющих его стержней, закрученных в спираль, что может служить признаком органического происхождения Копья, которое «способно летать, закручиваться и раскручиваться с двух концов, но все же действует только по воле того, кто им в данный момент обладает».

Но, в таком случае, спорным является утверждение о том, что Копье первоначально принадлежало римскому легионеру (даже и командиру, и слуге «плаща и кинжала»). Или, быть может, Кассиус воспользовался этим копьем только раз – в день казни Иисуса? Или Копье приобрело такую форму после соприкосновения металла с кровью Иисуса, хлынувшей из ран?

Иудейские легенды пошли в своих фантазиях еще дальше: Копье сотворил Бог для первой жены Адама Лилит, чтобы она могла рожать детей, отсекая от себя плоть ударами Священного копья. Этой легендой, по всей видимости, можно объяснить отсутствие у Лилит обеих ног.

* * *

Описание Копья сохранила «История» Лиутпранда Кремонского (закончена в 961 году):

С библейских времен утекло немало времени. Сорок пять монархов владели Копьем – библейские и вполне реальные личности. И с каждым из владельцев связаны легенды и реальные истории: царь Соломон, царь Саул, Иисус Навин, Ирод Великий, Цезарь; затем оно оказалось у Кассиуса.

От Кассиуса (канонизирован как «Лонгин-копейщик») Копье Судьбы попало к Иосифу Аримафейскому, который вместе со Святым Граалем вывез его в Бретань, передав эти реликвии «Королю-рыболову».

Затем Копье «всплыло» во времена Константина Великого, который заложил Константинополь (согласно легенде, именно удар копья послужил сигналом к тому, где возводить крепостные стены этого славного города). Константин Великий приказал вделать в наконечник гвоздь, один из тех, что был вбит в тело Иисуса.

Следующий владелец Копья – Диоклетиан, потом – король вестготов Одокара, правитель готов Алларих (414—507 годы), который взял Рим и сокрушил Западную римскую империю, чуть позднее – Теодосий, Теодорих (который остановил воинственного и, казалось, непобедимого вождя гуннов Аттилу), Юстиниан.

Затем – Копье у Хлодвига (Мерoвинги) и переходит к Карлу Великому (ему подарил бесценную реликвию патриарх Иерусалимский; по другим данным, он получил от римского папы в качестве священной инсигнии «победную ромфею» /копье императора Константина/). Карл считал, что во многом благодаря Копью Судьбы он выиграл более пятидесяти сражений.

Известно несколько копий Копья Судьбы:

Одно хранится в Ватикане, второе – Кракове (без вставки в виде гвоздя), еще одно – в Париже (сюда его привез в XIII веке Людовик Святой, тот самый, что громил еретиков – катаров-альбигойцев, организовав крестовый поход против собственного народа).

Самое известное Копье – то, что хранится в Вене, в Хофбургском музее: его происхождение датировано III веком.

Реальная – «задокументированная» – история Копья Лонгина начинается 14 июня 1098 года в Антиохии. События описал летописец и каноник Раймунд Агильский. Одному из участников Крестового похода, простолюдину Петру Бартоломею несколько раз являлся святой Андрей и указывал место, где было зарыто Копьe Судьбы. Он также требовал, чтобы об этом было сообщено непосредственно Раймунду, графу Тулузскому. Самое интересное, что место, где было зарыто копье, оказалось достаточно неожиданным – в соборе Святого Петра. Считается, что с помощью копья был взят почти что неприступный Иерусалим и еще многие иные сильно укрепленные города «неверных».

По не совсем понятным причинам крестоносцы начали сомневаться в святости копья. И тогда Петру Бартоломею во сне вновь пришел ангел Господень и предложил показать неверующим силу Копья. Был разведен большой костер, и Петр прошел через него, держа в складках одежды «Копье Лонгина», и вышел цел и невредим. Это происходило накануне пятницы (то есть Страстной, в апреле 1099 года, при осаде Арки). Свидетелей было несколько тысяч. Опять-таки по непонятным причинам сразу же после костра на него кинулась толпа. Если бы не четыре рыцаря, попытавшихся защитить его, то Петра разорвали бы на куски непосредственно на месте. В любом случае ему нанесли несколько тяжелых ран, от которых он через пару дней скончался (Trackers. su. Копье судьбы. Часть 1.[11]).

Этот, хофбургский, экземпляр связывают с именами и других, также широко известных в мировой истории императоров:

Побывало Копье Судьбы и в руках Фридриха Барбаросса, от него перешло к Генриху I (Адольф Гитлер отсчитывал историю «тысячелетнего Рейха» от правления Генриха I. Гитлер не раз отмечал: «Копье – перст судьбы». (См., также: Власть магических культов в нацистской Германии. М., 1992.)) «Птицелову», от него к Оттону I, затем – к Оттону III, после – к Сигизмунду I. (Император Священной Римской империи, издал указ, согласно которому Копье никогда не должно было покидать границы империи).

Генрих I (король Саксонии) держал копье во время битвы с венграми при Унтрусте. Сын Генриха I, владелец Копья, разбил монгольские орды под Лехом.

Еще при Сигизмунде было определено место хранения Копья Судьбы – собор Святой Екатерины в Нюрнберге, однако при Габсбургах перевезено в Вену.

До ХХ века оно лишь однажды покидало венское хранилище, его пытался присвоить Бонапарт Наполеон, но оно у него пропало самым таинственным образом. После окончательного разгрома Наполеона в 1815 года Копье вновь заняло свое почетное место в Хофбурге, упокоившись на красном бархате.

* * *

Хофбургский дворец – прекраснейший архитектурный памятник. Вот что найдем мы в любом из путеводителей по австрийской столице:

Главный вход в Хофбург находится на площади Михаэлерплац: огромные ворота, построенные в 1889 году по планам еще XVIII века. Они имеют зеленые (подобно мусульманским) купола, четыре скульптурные группы с одним и тем же «накачанным» Геркулесом, разящим своих многочисленных врагов, и справа и слева – еще два фонтана – «Австрия, покоряющая море» и, соответственно, «Австрия, покоряющая сушу». Правда, к моменту сооружения фонтанов покорение и того и другого было настоящей фантазией, поскольку огромная австро-венгерская империя потеряла свои прекрасные венецианские владения и с позором проиграла тяжелейшую австро-прусскую войну.

  Электронная версия: http://www.trackers.su/viewarticle.html
Рейтинг@Mail.ru