Тремя месяцами ранее
– Аня, пойми. Ты одна из лучших сотрудников!
– Тогда почему?
– Да потому что, А‑ня! Ну ты же сама понимаешь, что происходит сейчас. Мы не можем заменить европейские средства: отечественные не вытягивают по качеству! Рано или поздно мы с этим справимся, но сейчас надо потерпеть. Вре-мен-но! Мы не можем поднять цены: не удержим клиентскую базу. Тем более в связи с кризисом наши старые клиенты только и делают, что выпрашивают скидки. У меня каждый день переговоры! Выслушиваю жалобы и – да, иду на уступки, иначе мы просто потеряем «Фею». – Директор изо всех сил дернул узел галстука. – Съезди куда-нибудь, – продолжил он уже мягче, – отдохни.
– Не могу. Ипотека, – огрызнулась, понимая, что шеф прав и ничего не изменить.
– Выплачивать премии, как раньше, просто не могу! Ты заслуживаешь, как никто, да я и выплатил тебе больше всех!
Я кивнула. Премии, которая «больше, чем у всех», едва хватит раздать долги. И дело не в том, что отчаянно на море хочется (хотя хочется, конечно). А в том, что приезжает тетя.
– Я понимаю, Андрей Яковлевич. Понимаю. Я пойду?
– Иди, Анечка. Иди. Отдохни хорошенько!
Так я ушла в отпуск. Вынужденный. С печалью в сердце и синяками под глазами. Рабочий день с девяти до девяти, увы, не красит. Зато квартира. В Москве. Детям останется! Когда-то же они у меня будут.
Дети.
Мама умерла два года назад. С тех пор это началось. То есть оно было и раньше – мучило, вызывало чувство стыда и приносило массу мелких проблем. Что именно? Моя… проблема. Особенность характера. Яблоко раздора с мамой, а именно то, что я с самого раннего детства ненавижу уборку!
В недрах моей захламленной квартиры бесследно пропадали документы. Я два раза восстанавливала медицинский полис, три – паспорт и один раз лишилась премии, потеряв подписанный контракт «Феи» с очень крупной фирмой. Единственное, что уцелело, – ипотечный договор. Надо только вспомнить, куда я его засунула.
Кажется, он был в красной папке. Или в синей?
Вот только не думайте, что я не пыталась бороться! Пыталась. Ну честное слово, пыталась! От и до проштудировала сайты, где опытом делятся друг с другом такие же, как я, и…
И поняла, что ничего не выйдет. После совета заменить домашние тапочки на шнурованные ботинки, чтобы воспитывать в себе силу воли, каждый раз их завязывая, я не выдержала – пошла в клуб (сунув ножки в лакированные туфли без шнурков, прошу заметить!). Мы с девчонками пили-то немного, но так хохотали над моим «отчетом о форуме фей чистоты», что нас, наверное, запомнили надолго.
Подружки хохотали вместе со мной, а только у них в гостях я была. Стыдно. Но сделать с собой я все равно ничего не могу. И не из-за смерти мамы, хотя психолог, к которому я обращалась, наступив на горло собственной песне (ну не люблю я психологов!), считает, что это не так.
Я всегда была поросенок. Мама пыталась меня переделать – мы ругались до тех пор, пока я не уехала.
Потом мы съехались с Борькой, но уже через месяц расстались. Он, правда, бросил меня не из-за хлама в съемной квартире, а из-за Ленки. Ленка потом сказала Аське, Аська – Таньке, а Танька, напившись, выложила мне все… Типа все-таки из-за того, что я страшная грязнуля. Но теперь-то какая разница?
И надо ж такому случиться, чтобы я работала в клининговой компании под названием «Фея чистоты». Скажете, так не бывает? А как же «сапожник без сапог»? А? И потом я ж менеджер, а не уборщица! И еще. Если кто думает, что достаточно вызвать к себе специалистов, тот сильно ошибается. Сотрудники клининговой компании моют полы, окна, диван могут отчистить, ковры. Вот только чтобы их вызвать, квартиру нужно убрать – а в этом-то и есть проблема!
В первый день отпуска я лениво бродила по квартире с огромным мусорным мешком и выкидывала, выкидывала, выкидывала.
Обнаружила в подгоревшей кастрюльке новую цивилизацию. Это когда меня посетила дурная мысль сварить курицу? Неделю назад? Две?
«Пусть мама услышит, пусть мама приде-от…» – запел телефон.
Два года прошло, а я каждый раз вздрагиваю: тетка звонит с маминого телефона. Сколько раз давала себе обещание сменить эту музыку, но…
Не могу. Так же, как не могу вещи каждый раз класть на место!
– Черт…
– Бах! Дзинь! – Кастрюлька выскочила из рук и покатилась по полу, устроив новой цивилизации настоящее землетрясение.
– Да? – буркнула я в трубку, без сил садясь на пол рядом с мусорным пакетом.
Я люблю тетю. Очень. Но терпеть не могу, когда она строит из себя мою маму, а в последнее время родственница только этим и занимается. Наверное, из-за чувства вины. Того самого чувства вины, которое испытывают все родственники, потерявшие близкого человека, вне зависимости от того, виноваты они в чем-то или нет.
– Аня? Я завтра приеду. Погуляем по Москве, и я тебе хоть полы помою.
– Просто погуляем по Москве, – проворчала я. – Уборка – это моя забота, – вздохнула, заглянув в кастрюлю.
– Ты и уборка – взаимоисключающие понятия. Твоя мама…
– Я помню, что говорила мама, теть Валь… Не сейчас – ладно?
– Аня… Анечка, что-то случилось?
– Случилось. Меня в отпуск отправили.
– Так это же хорошо! Я всего на пару дней, а тебе надо расслабиться и заняться наконец личной жизнью. Тебе уже двадцать шесть, а…
Ну началось! Вторая любимая тема после моей грязной, немытой квартиры – это, конечно, моя неустроенная личная жизнь. Двадцать шесть, мама так хотела внуков, да так и не дождалась, а она, тетя Валя, матери моей старше почти на десять лет, и тоже ведь внуков не дождется, и бла-бла-бла.
Слезы как-то сами собой полились. Капали в кастрюльку на покрытые пушком плесени остатки сгоревшей курицы. Сколько раз я представляла себе, что иду на могилу к маме не одна? Веду за руку девочку. Или мальчика? А может, двоих? Я верила, что мама их увидит и обрадуется, вот только не могу же я выйти замуж только ради того, чтоб были дети? Да и ни к чему это в наше-то время. Просто я хочу детей от любимого человека. Искренне мною любимого – и не важно, будем мы жить «долго и счастливо» или он от меня, замарашки, сбежит на следующий же день.
– Ладно, прости, – выдохнула тетя, правильно поняв мое красноречивое гробовое молчание.
– Собирайся: на поезд опоздаешь, – посоветовала я, вытерев слезы.
Ну все, Аня. Соберись! Кастрюлю – в раковину, пустить воду, пусть отмокает. Снять шторы, сунуть в стиральную машинку. Уберусь, намою все и повешу новые – синие, те, что недавно купила по скидке. Шторы! Вот черт… Их чтобы повесить, стремянка же нужна.
И тут в дверь позвонили.
– Фариде! – бросилась я на шею бегемоту в ярко-бирюзовой спецовке (во всю спину – фея с крылышками и пылесосом).
Тетушка Фариде (как мы ласково звали всем коллективом нашу уборщицу) была ни много ни мало кандидат наук в своем солнечном Таджикистане.
– Аня, можно оставлю, да? – Фариде бросила усталый взгляд на стремянку. – Мне ехать к брату сегодня.
– Конечно! Очень кстати – я тут как раз решила все намыть и шторы новые повесить.
Фариде с опаской заглянула в квартиру, всем своим видом намекая, что до финального штриха, а именно новых штор, по-видимому, еще далеко.
Меня это разозлило. Почему все лезут не в свое дело? Почему все, кому не лень, пытаются меня чему-то научить? Почему просто не оставить меня в покое?!
– Помочь? – Миндалевидные черные глаза заглянули… в самое сердце.
Только у южных людей бывает такой взгляд.
Мне бы расплакаться. Обнять Фариде, попросить остаться, помочь, но я уже была на взводе. Все раздражало, хотелось остаться одной. Одной! Посреди моего личного, любимого свинарника.
– Нет, спасибо! До свидания!
Я втащила стремянку в коридор и захлопнула дверь – прямо перед носом Фариде. Некрасиво получилось. В конце концов, она ни в чем не виновата.
И на кой черт я купила такое количество квадратных метров? Шестнадцать – кухня, столько же – комната, а ведь еще лоджия и коридор.
Уже глубокой ночью я поняла, что ничего не выходит. Разбирая документы, нашла старые фотографии и зависла. Пока предавалась воспоминаниям о прошедшей любви, вода залила всю кухню! Я ж кастрюльку в раковину поставила, плесень забила слив, и… В общем, пока возилась, в комнате так и не убралась. Зато пол на кухне чистый.
Спать не хотелось, и я решила все же повесить шторы. Пошатываясь, потащилась в прихожую за стремянкой.
– Фея чистоты, – взмолилась я, забираясь под потолок. – Если ты существуешь, скажи, пожалуйста: за что? За что ты так меня ненавидишь, а?
Три месяца спустя
Это было последнее, о чем я тогда подумала, потому что… Потому что я упала. Упала со стремянки и, видимо, ударилась головой, потому что, очнувшись, увидела перед собой фею! Самую… настоящую. В искрящемся платье и с огромными крыльями, от которых при каждом движении во все стороны разлеталась волшебная пыльца.
И теперь эта самая фея стояла рядом со мной в поезде, делая вид, словно это я в чем-то перед ней виновата!
– Разрешите. – Крылья, раздраженно жужжа, заполнили все пространство купе.
Она была… прекрасна. Фарфоровое личико, разноцветные пряди в густых, пышных волосах, точеная, окутанная сияющей тканью фигурка и… крылья. Прозрачные, припудренные золотой пыльцой. Интересно, это та самая пыльца, с которой летал Питер Пэн?
Нежные розовые лепестки на шляпке источали настоящий аромат живых цветов! В чашечках поблескивали, переливаясь, капельки росы, словно крошечные брильянты – магия, не иначе. Из-под платья слегка выглядывали лакированные туфельки, а движения красавицы были настолько легки и изящны, что…
Что хотелось провалиться сквозь землю, дьявол меня забери!
Забыв обо всем, я застыла словно зачарованная. А ведь кроме чувства неполноценности меня должна бы переполнять ненависть, если вспомнить, что сие прекрасное создание – причина всех моих бед!
Сколько раз я пыталась объяснить, что именно она, фея, выдернула меня в этот мир?! Никто не хотел слушать, а Уилл – тот и вовсе заявил, что все это мне просто померещилось! Друг, называется.
Потом он, правда, признался, что верит, но очень не советует где-либо об этом упоминать. Вот почему ни в одном документе фея не фигурировала. Прошло время, и мне самой стало казаться, что… Приснилось. Почудилось. Я ведь упала. Головой ударилась.
Но нет. Вот она, сидит рядом, жужжит крыльями! Зараза… Как будто имеет право злиться. Словно это я, а не она, вместо того чтобы помочь, уничтожила чью-то жизнь!
– Вы ведете себя неприлично, – пропел хрустальный колокольчик. – Не надо меня так пристально рассматривать!
Я молча показала браслет – тонкая цепочка в полумраке купе вспыхнула ядовито-зеленым.
– Надзор и работа горничной, – объявила я, надеясь воззвать к совести (если, конечно, у фей есть совесть).
«Динь-динь» издевательски расхохоталась, и меня просто затрясло от гнева! Сомнений в том, что именно эта крылатая гадина была у меня в квартире в тот самый злополучный день, не осталось никаких.
– Может, это хоть чему-то вас научит! – заявили мне, устраиваясь у окошка.
Фея аккуратно расправила складки легкой ткани, пристально следя за тем, чтобы не помять крылья. Сумочка устроилась рядом на столике.
Я с ненавистью посмотрела на аккуратный небольшой саквояж с пряжками и ручкой. Наверняка там все лежит в строгом порядке – пудреница, зеркальце, гребешок и накрахмаленный до хруста белоснежный платочек с вышитыми золотом инициалами.
Мисс Совершенство хотелось прибить, как назойливую осеннюю муху! Вскочив, я пребольно стукнулась ногой о столик. Зашипела, потирая ушибленное место, удивляясь, какие опасные звуки способна издавать в порыве злости. Будто клубок змей совсем рядом.
Спустя несколько секунд я поняла, что звук не имеет ко мне, существу вполне миролюбивому (если, конечно, не доводить до крайности), никакого отношения. Звук шел от попутчицы – вернее, от ее крыльев. Они шуршали, сама же фея шептала что-то нечленораздельное, пристально всматриваясь в мое лицо. Я вдруг поняла, что не могу пошевелиться. Стало холодно – окно купе покрылось инеем.
– Грязный, невоспитанный поросенок! Ха-ха-ха…
– Рано радуетесь! – Я сжала кулаки, и тут из-под диванчика, куда я, устраиваясь, ногой затолкала свой дешевый саквояж, выскочил Букля:
– Госпожа фея! Пощадите! Не слушайте ее, о великодушная и всесильная! Хрю-у‑у‑ук… Умоляю!
Кудлатые ушки подрагивали, вторя недовольно трепещущим крыльям. Эти двое уставились друг на друга, наблюдая, как кружится в воздухе сверкающая пыльца.
– Хм-м‑м… Скажите на милость. Откуда у этого… бездарного недоразумения фамильяр? Бенджамин Ульрих Клементий Лаврентий Ясновидящий, если не ошибаюсь?
– К вашим услугам, о всесильная. – Букля низко, изящно поклонился, локонами судейского парика смахивая пыль с туфелек этой… гадюки!
– Пошел прочь! – Пальчики звонко щелкнули, и малыш, жалобно взвизгнув, кубарем полетел под диван.
– Хрюк.
– Букля! – закричала я, усилием воли скидывая оцепенение.
Сердце едва не выпрыгнуло. Ну держись, «Динь-динь» проклятая. Не знаю, есть ли у меня магия, но этот кудрявый минипиг – мой друг, и я не позволю его обижать!
– Тебе это с рук не сойдет, поняла? Букля! Букля, малыш… Ты где? Тебе больно? Скажи хоть что-нибудь.
Я полезла под диван, выставив красотке на обозрение пятую точку. Если феи считают подобное поведение неуважением – так ей и надо! Я чистить туфельки этой мерзавке не собираюсь. Она у меня еще получит, вот только Буклю найду.
– Да как ты смеешь мне угрожать? Ты…
– Еще как смею! – Схватив Буклю и прижав к себе, я развернулась и…
Дышать! Что со мной? Мне нечем дышать! В горле – хрюкающее бульканье, нос тянет, как будто…
Поднесла дрожащие руки к лицу. Нащупала что-то круглое, мокрое. Пятачок! Почти одновременно к этим странным, пугающим ощущениям добавился нестерпимый зуд в…
– Нет! – прошептала в отчаянии, нащупав упругий хвостик крючком, торчащий из юбки.
Ткань порвалась.
Я завертелась волчком, пытаясь увидеть, что там, но ничего не получалось.
Фея рассмеялась, но вместо хрустального перезвона тысячи колокольчиков из горла красотки вырвалось… кабанье хрюканье. Зажав рот ладонями, сказочное создание в ужасе уставилось на меня.
– Дамы? У вас все в порядке? – Раздался осторожный стук в дверь.
Проводник, почувствовав неладное, решил вмешаться, однако открывать купе не спешил – мало ли что, от этих фей всего можно ожидать.
– Поскольку мы теперь практически родственники, – осторожно заметил Букля, придя в себя, – позвольте заметить, что, хотя вы обе выглядите совершенно очаровательно, проводник может вызвать магическую полицию.
– Хрю! – согласно кивнула фея и выразительно посмотрела на меня.
А я что? Я вообще колдовать не умею.
– Откройте! – забарабанили в дверь. – Мне необходимо убедиться, что с вами все в порядке. В противном случае я буду вынужден вызвать полицию!
– Энн, – тоном строгого учителя проговорил Букля, – не тупи, отменяй заклятие. Бери пример с госпожи феи!
И действительно – крылышки «Динь-динь» успокаивающе трепетали, окутывая золотой пылью наше маленькое купе. Нос защипало.
– А… А… Апчхи!
– Энн, быстрее!
– Я открываю!
Заскрипел замок двери купе.
Дверь в купе резко распахнулась, и меня тут же ослепила вспышка.
Щелк! Щелк! Пуф-ф‑ф…
– Вы обе едете к милорду Харди. В Дан-Лане ходят чудовищные слухи, никто не вернулся из проклятого поместья. Вам не страшно?
Щелк! Щелк!
Сердце ушло в пятки! Я отвернулась, закрыв лицо руками и почувствовав пальцами… нос! Мой любимый носик!
В отличие от девяноста девяти процентов женщин моего мира любого возраста, лично я никогда не сетовала на собственную внешность. Нос, губы, фигура – меня все устраивало, и, судя по ощущениям, все это вернулось в прежнее состояние.
Какое счастье!
Быстро окинув взглядом купе, обнаружила, что, несмотря на наглое вторжение журналиста с алчным взглядом и бегающими крысиными глазками, все остальное – в полном порядке. Возмущенная фея смотрит на парня так, будто еще мгновение, и она превратит его в крысу. Что ж, он знал, на что шел.
Букли не было, значит, успел спрятаться в саквояж. Молодец, хороший минипиг! Я выпрямила спину, стараясь подыграть, понимая, что хрюканье феи могло и не исчезнуть так же легко и внезапно, как мой свиной пятачок.
Полные искреннего негодования, возмущенные взоры двух приличных барышень в сторону двери прекрасно дополнял мой уверенный, очень недовольный голос:
– Простите, молодой человек… Могу я поинтересоваться, в чем, собственно, дело? Вы врываетесь к двум дамам.
В проем заглянул перепуганный проводник.
– Мои извинения… Странные звуки. Я был вынужден.
– Вы были вынуждены прислать журналиста? Были вынуждены позволить ему делать снимки? – Лед в голосе не хуже магии фей заставил покрыться инеем окна, а несчастного проводника – позеленеть от страха.
Какая же я все-таки молодец! Бесстрашная. Артистичная. Только убираться не люблю.
Фея со скучающим видом отвернулась к окну, всем своим видом давая понять, что грандиозного скандала избежать не получится.
– Куда смотрит полиция? – Я решительно поднялась.
Зря. Зуд чуть выше пятой точки не прошел, ткань предательски треснула – стало быть, не все последствия устранены. Я посмотрела на фею, сделав страшные глаза, мол: «Выручай!»
Как бы я ее ни ненавидела, но… стрекоза свое дело знала – журналиста кубарем вышвырнуло из купе, а из его старинного фотоаппарата (все-таки чертовски красивая штука!) с жалобным свистом повалила золотая пыльца.
– Не-е‑ет! Нет. Нет. Нет! Храни королеву феи – за что?
Фея зевнула, изящно прикрыв рот ладошкой в полупрозрачной нежно-сиреневой перчатке в тон изящному наряду. Купе наполнилось ароматом цветов, что почему-то напугало несчастного проводника до полусмерти.
– Дамы, умоляю! Чай и сладости за наш счет! Только… не губите. Я немедленно высажу этого наглого господина на следующей же станции!
Я постаралась сесть на место. Аккуратно, не поворачиваясь к проводнику спиной. Выглядело странно, но… Вполне объяснимо. Барышни путешествуют одни. Приличные барышни, смею заметить. И тут к ним в купе врывается… мужчина! С камерой. Да я вообще уже должна быть в глубоком обмороке.
– А вы не боитесь оставаться наедине с той, что может вас уничтожить? – журналист не сдавался: да, снимки исчезли, но остался блокнот, который он и сжимал, словно шпагу перед боем. – Или чудовище Харди пугает настолько, что…
– При всем уважении к небезызвестному лорду Харди, – насмешливо протянула я, глядя этому назойливому, упрямому журналюге прямо в глаза, – я бы ставила на нее, – кивнула на крылатую соседку.
И что ей не понравилось-то? Я ж ей комплимент сделала! Стоило так… возмущенно хрюкать?
Мгновение мы все трое в ужасе смотрели друг на друга. Проводник ушел распорядиться насчет еды и напитков, что должны были помочь нам забыть инцидент, – уже хорошо. Плохо, что журналист слышал хрюканье прелестного создания и теперь строчил в своем блокнотике, высунув от старания язык.
– Хм-м‑м… А ты не так глупа, как кажешься, – пропел хрустальный колокольчик.
Золотая пыльца закружилась, окутывая журналиста, и… крыса, высунув нос из-под исписанных карандашом, рассыпанных по всему купе листов, пробежала по гофре камеры и скрылась. Несколько секунд спустя мы услышали женский визг. Топот ног проводника и обещания бесплатного ужина. Похоже, наш вагон сегодня за еду платить не будет.
Я с облегчением откинулась на спинку уютного диванчика, но тут же подпрыгнула, взвизгнув от боли. Мой хвостик никуда не делся.
– Хрюк! – поддразнила фея.
– На себя посмотри, – огрызнулась я и застыла. – В чем дело? Ты же только что разговаривала!
– Сейчас объясню, – хрюкнул Букля, вылезая из саквояжа. – Судя по магическому фону, что я наблюдал, пока здесь развивались нешуточные страсти, все дело в том, что ты, Энн, сделала фее комплимент.
– А мое лицо? Оно в норме, а вот хвост…
– Хрюк!
– Замолчи!
– Энн, нет! – Минипиг выглядел словно строгий учитель с расшалившимся классом. – Что ты наделала? Полюбуйся на себя!
Я посмотрела в отражение окна и едва не расплакалась. Свиной пятак. И все из-за этой.
– Дамы! – Раздался требовательный стук.
Дверь дернули как раз в тот самый момент, когда мне на лицо золотой пылью опустилась плотная вуалетка.
Что ж, и на том спасибо.
– Что тут происходит? – В купе просунулся знакомый, похожий на яйцо, шлем.
Ну вот… Полиция. Интересно, они арестуют эту… крылатую? За то, что превращает журналистов в крыс (ну ладно, допустим, он как раз заслужил), а ни в чем не повинных девушек в… Но хватит об этом, пора действовать.
– Нам также было бы интересно узнать, – всхлипнула я, картинно потянувшись платочком под вуаль шляпки (столько раз видела такой момент в кино – всегда хотелось повторить!). – К нам ворвался какой-то… грубиян! Говорил непростительные вещи. У него была камера!
Констебль потупился.
– И где он?
– Кто?
– Грубиян.
– И… и… исчез! Умоляю, найдите его! Найдите и избавьте нас от этого кошмара. Да хранят феи королеву. – Я стала рыться в саквояже, пытаясь дрожащими пальчиками найти пузырек с нюхательной солью.
Никакой соли в саквояже, конечно же, не было. Там был Букля – тихо притаился на самом дне. Но констебль этого не знал. Сейчас он извинится и уйдет. Дожидаться, пока дама примется приводить себя в порядок, неприлично.
Страж порядка, однако, не собирался покидать наше многострадальное купе. Он стоял чуть наклонившись вперед и… Было похоже, что думал, хоть это и не вязалось с историями о Шерлоке Холмсе.
– Могу я попросить уважаемую фею прокомментировать? – выдал яйцеголовый.
Черт… Черт! Черт! Только этого не хватало.
– Все в порядке, – прозвенел колокольчик.
Крылышки загудели, констебля окутало золотым облаком.
– Конечно, – улыбнулся тот светло и счастливо. – Все в порядке! Все в порядке. Все в полном порядке!
И ушел.
От облегчения я забыла, как дышать. Откинула вуаль, полюбовалась на собственное отражение и с удовольствием обнаружила, что сидеть стало значительно легче – хвост исчез, а к фее вновь вернулся голос.
– Я полагаю… – Букля вновь было высунул из моего саквояжа любопытный пятачок, но к нам опять постучали.
– Это когда-нибудь прекратится? Сколько можно нас беспокоить? – Колокольчик звенел мелодично, но рассерженно.
– Поверьте, это ради вашей же безопасности! Я должен знать, что произошло.
– Простите, это моя вина. Уронила сумочку. – Я улыбнулась проводнику, водрузив тяжелый саквояж на колени.
– Хрю… – послышалось из сумки.
– Вот! Я же говорил! Я знал! Слышите? Хрюканье!
– То есть вы утверждаете, что я… – Фея встала, в вагоне поднялся настоящий золотой вихрь, – я хрюкала?!
– Никак нет, госпожа фея! Нет, нет, что вы… Феи да хранят Витту Мудрую, простите! Простите меня. Может, желаете чего? Я… я сию секунду, ваше магичество, только…
– Принесите стаканчик лавандового мороженого, – бросила красавица, жеманно пожав плечиками. – Мне необходимо остыть.
– Да, да! Сейчас… Сию секунду!
– А мне – шоколадного, если можно, – не удержалась я, вдруг почувствовав, что страсть как хочется мороженого!
– Хрю! – послышалось из сумки, да так громко, что проводник едва не упал от неожиданности.
Пришлось фее постараться. Вновь заплясала, заискрилась пыльца, и теперь уже у проводника появилась та самая блаженная улыбка, что была у констебля.
– Три стаканчика, – повторял он, удаляясь, пританцовывая, по коридору. – Лавандовое, шоколадное и клубничное! Хрю-хрю!
– Как у вас получилось меня заколдовать? – Ярко-зеленые глаза сощурились.
Какая же она все-таки красивая! Одно слово – фея. Аккуратные ушки чуть заострены, как у эльфа, кожа мерцает и искрится.
– Не знаю, – честно призналась я, погладив Буклю по… по буклям. Такой вот каламбур получается, уж простите.
– А расколдовали? Как?
– Не знаю.
– И откуда вы взялись на мою голову? – вздохнула фея.
Принесли мороженое. Три стаканчика: лавандовое, шоколадное и клубничное. Клубничное – для Букли. Какое-то время все трое молча наслаждались лакомством, и каждый, наверное, думал о своем.
Я – о том, что есть шоколадное мороженое лучше всего под стук колес мчащего в неизвестность поезда.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Поезд мчался вперед. Мимо гор, рек, лесов и полей. Мимо крошечных игрушечных замков, чьи башенки виднелись вдалеке, мимо простых, но добротных и ухоженных домов сельских жителей. Один раз я даже увидела фею! Совсем юную – пролетая мимо, она даже помахала нам с Буклей рукой, но, наткнувшись на высокомерный взгляд нашей соседки, тут же исчезла.
Моя соседка больше не хрюкала. Хвост тоже исчез, правда, осталась дырка в юбке на том самом месте. Я спросила, нельзя ли как-то решить и эту проблему с помощью волшебства, но мне так и не ответили. Вообще разговор не клеился. Та, что притащила меня в этот псевдовикторианский мир, вела себя так, будто это не она, а я все испортила! Благоухая цветами, крылатая леди морщила носик, стоило ей скользнуть взглядом по обычной девушке и свинье с ушами, напоминающими судейский парик. Возможно, она права и мы с Буклей не самое подходящее общество для утонченного существа, но…
Но дитя эфира могло бы и не показывать этого столь явно!
Хамка. Так вести себя просто неприлично.
– Пф-ф‑ф…
Белый дым затуманил окна: поезд встал.
– Остановка – двадцать минут! Желающие прогуляться?
В дверь постучали, и наш проводник, дождавшись разрешения, с опаской сунул голову в купе.
– Дамы, все в порядке? Можно выйти, подышать свежим воздухом, выгулять домашних питомцев.
В моем саквояже одобрительно хрюкнули, напугав до икоты несчастного проводника, и без того измученного нашим присутствием.
– Спасибо, – улыбнулась я, чувствуя себя неловко.
Проводник ушел. Фея даже головы в его сторону не повернула. Ну конечно! Ей поди нет никакого дела до презренных бескрылых.
В саквояже послышался шорох, и вдруг оттуда вылетело что-то продолговатое, с виду похожее на футляр для очков, прямо мне в руки!
– Проветриться не желаете? – Букля высунул розовый пятачок, застежки открылись, словно чудище щелкнуло зубами. – Пойдем. Покурим.
– Что?
– Пройдемся по перрону. Ну что непонятного? Поговорить надо.
– Да, но…
Я завела руку за спину, намекая на свою маленькую пикантную проблему, а именно дырку от хвоста.
– Ах это! Ну… Мы, конечно, не феи, – Букля нарочно произнес эти слова так, чтобы их расслышала наша неслучайная попутчица, – но кое-что можем.
Маленькие поросячьи глазки сверкнули, подмигнув, и от кудрявого уха моего фамильяра (поросенок настаивал, что он – мой фамильяр, и никак иначе) отделился золотой волосок. Покрутился возле лица, извиваясь, а после принялся зашивать дырку в юбке! Пара мгновений, и все было готово.
– Незаметно? – покрутилась я перед Буклей.
– Ни капельки! Это ж магия. Идем – попыхтишь трубочкой, мне с тобой кое-какими соображениями поделиться надо.
Пожав плечами, я схватила саквояж и выскочила из поезда. Честно говоря, хотелось на свежий воздух, подальше от презрительных взглядов феи. И только мы вышли, я поняла, о чем говорил Букля. Дамы, прогуливаясь по перрону… курили трубки. Их доставали из узких аккуратных шкатулок – точно такая же была у меня в руках. Но самое удивительное – дым от трубок шел разноцветный: алый, голубой, фиолетовый и зеленый. У каждой дамы – свой, и это было… красиво. Пахло вовсе не табаком, скорее леденцами и шоколадом.
– Чудеса! Букля, что это? Они же не феи?
– Конечно, нет! Феи не курят, Энн. Как подобная глупость могла прийти тебе в голову?
– Но курить приличным дамам… Я ни разу не видела подобного на улицах Дан-Лана.
– Еще бы! – Букля взвизгнул от возмущения. – Курить принято только в дороге, во время путешествий. Цвет дыма трубки говорит о статусе – так понятно, кто именно по своему положению может подойти и заговорить с той или иной дамой. Запах дыма – сигнал, готова ли дама к дорожному роману.
Минипиг втянул в себя воздух и оглушительно чихнул.
– Безобразие… Пойдем-ка. Отойдем от этих… дам подальше. Закуривай!
Я слушала о местных нравах с открытым ртом. Потом открыла шкатулку. Достала трубку. Погладила отполированное дерево. Уже знакомый волосок, отделившись от поросенка, подлетел к трубке, вспыхнул, и от нее тонкой струйкой потянулся вверх… черный, словно уголь, дым. Я попробовала затянуться. Осторожно, так как никогда не курила. Ощущений никаких – лишь легкий привкус хвои. Дама, что стояла рядом, схватила за руку белокурую девчушку в шляпке с розовой лентой и отошла подальше, бросив на меня испуганный взгляд. Через несколько минут мы с Буклей остались одни, народ как-то разбежался.
– Отлично! – хрюкнул мой друг и тут же перешел к делу. – Я по поводу нашей новой знакомой.
– Феи?
– Именно! Ничего странного не заметила?
– Ну… Она откуда-то знает твое имя.
– Ерунда, имена фамильяров записаны у фей на носовом платке.
– Но она…
– Что? Не доставала платок? Ловкость рук, детка, ты этого просто не заметила! Феи – лучшие карманники Дан-Лана. Они лишь с виду пахнут цветочками, запомни!
– Букля, а ты… Не преувеличиваешь?
– Ты мне не доверяешь?
– Собственно, у меня нет выбора.
– Хм-м… А ты не так глупа, как кажешься. Это ты верно подметила: кроме как на меня, положиться тебе, бедняжке, не на кого, а потому слушай внимательно. Фея ведет себя странно.
– Это неудивительно. Она – фея!
– Она ведет себя странно для феи.
– Например?
Вокруг пылало розовым небо, вечерний воздух пах лесом – красота, да и только. Рядом – ни души, пассажиры поезда оживленно болтали на другом конце перрона и лишь изредка поглядывали в нашу сторону. Поглядывали они как-то испуганно, и мне это показалось странным. С другой стороны, можно было не стесняясь болтать с минипигом, возмущенно хрюкающим из саквояжа, не привлекая внимания общественности.
– Первое – она позволила тебе себя заколдовать. Феи – мастера магической защиты, это… это просто невозможно! Второе – она сделала вид, что якобы не может расколдовать тебя! Феям снять собственные чары проще простого – пальцами щелкнуть! И это в худшем случае, чаще достаточно просто пожелать. Понимаешь, о чем я?
– Если честно, не совсем.
– За нос она нас с тобой водит! А зачем? А?
– Ну… не знаю.
– В сговоре она с тем чудовищем, к которому мы едем, вот что!
– А что, если она… ну, не очень опытная? Мне кажется, она сама не ожидала, что так все получится.
– Ты мне на такое даже не намекай. Фея-неумеха – самое страшное, что может с нами произойти. Это ж ходячее бедствие! Ну и фантазии у тебя.
– Поезд скоро отправится! Пассажиров просим занять свои места!
Звон колокольчика, и люди стали возвращаться в вагоны. Мы с Буклей также поспешили вернуться. От меня шарахались, словно от прокаженной. Странно. Что ж такое-то?
– Букля? – шепотом позвала я поросенка, приоткрыв саквояж.
– Хрю?
– А черный дым трубки… Он что означает?
– Черный Дым – поселение каторжников. Туда отправляют особо опасных – тех, с кем не справились в тюрьмах.