Тереза Тур
Империя Тигвердов. Невеста для бастарда
Глава 7
Мой сын сказал бы, что это «подстава». Рэм бы, наверное, улыбнулся краешком губ и отметил, что я должна была бы это предвидеть. Сама я могла лишь обзывать себя дурой.
Милорд Верд ненавидел «подслащенное мясо» – как он выразился. При этом он с какой-то детской укоризной посмотрел на меня. Я понимала, что по большому счету не виновата. Но было тоже как-то обидно.
«Ну, погоди, – подумала я, мысленно обращаясь к поварихе. – Зараза!»
А в слух произнесла:
– Милорд, во избежание подобных недоразумений давайте составим…
Хотела сказать «пакт о ненападении», но осеклась. Скорее всего, женщины в этом мире так не говорят.
– Прошу вас, пойдемте в библиотеку, – поднялся он.
И я, сжимая в руках записную книжку и карандаш, отправилась за ним.
– А вы серьезно подходите к своим обязанностям, – рассмеялся он, внимательно посмотрев на меня.
– Я привыкла выполнять свои обещания, – хмуро ответила я.
Непонятно в этой ситуации было то, что сам вельможа не так уж и рассердился – скорее опечалился. Я, между прочим, злилась на нашу повариху и ситуацию в целом гораздо больше, чем он.
– Присаживайтесь. – Он кивнул на кресло возле камина, опустившись в соседнее. – Что вы хотели спросить?
Я осталась стоять перед ним, наблюдая, как он вертит широкое кольцо на указательном пальце левой руки. На кольце черными бриллиантами удивительно изящно был выложен грифон, распластавший крылья: как я уже знала, это был герб правящего дома Тигвердов. Только слева, уже алыми камнями, была проведена алая полоса – должно быть, знак того, что владелец этого герба незаконнорожденный.
– Миледи… Госпожа Лиззард…
Я поняла, что залюбовалась на длинные пальцы, что вертели кольцо, и потеряла всякую связь с реальностью. Мне стало неловко. Щеки полыхнули.
– И все же присядьте, – мягко сказал милорд Верд. – Я настаиваю.
Кивнула. Села. И проговорила, хорошо еще не запинаясь:
– Что вы не выносите из еды? Кроме овсянки – это я уже поняла. И мяса со сладким соусом.
– Пожалуй, что и все.
– Что вы любите?
– Из еды? – насмешливо поинтересовался он.
Я с укоризной на него посмотрела.
– Печености всякие, – смущенно признался он. – Пирожки, блины, булочки… Как мама и бабушка готовили. Обедневшие дворяне, знаете ли… Денег на прислугу особо нет. Ничего нет, кроме гордости. Может быть, меня эта ваша фраза и зацепила в парке. Какое-то время я себя ощущал так же.
И у него как-то получилось легко, беспечно улыбнуться. Хмурые, словно специально сложенные для того, чтобы показывать недовольство, черты лица разгладились, и он стал потрясающе красив. Надо же…
– Хорошее время было. Знаете, это были, пожалуй, единственные люди, которые меня любили. Просто так, просто потому, что я был на свете… даже, наверное, вопреки всему, что я принес в их жизнь. – И мне показалось, что милорд забыл о моем присутствии.
Он задумался, глядя на огонь. Потом сказал:
– Хотя нет – есть еще старые солдаты. С которыми я прошел все кампании.
– Как господин Джон Адерли? – не могла не спросить я.
– Да. Мы служили с ним вместе. Я могу попросить вас быть с ним помягче?
Кивнула:
– Разумеется, милорд.
Мне хотелось спросить, как там устроились Пауль и Рэм, но я как-то не решалась. Все-таки я служащая…
– Вроде бы вашим сыновьям понравилось, – вдруг сказал милорд Верд. Угадал мой вопрос, наверное. – Приняли их, во всяком случае, неплохо. Теперь все зависит от них.
– Что вы имеете в виду? В академии может быть опасно?
– Нет. Мы очень внимательно следим за кадетами и стараемся предусмотреть все.
Я достаточно скептически фыркнула.
– Вы знаете, кстати, для чего была создана Имперская военная академия для отпрысков самых знатных родов? – спросил у меня хозяин поместья.
– Для чего же?
– Чтобы забрать подростков из семей и воспитать их в духе преданности императору и Империи. Плюс чтобы ослабить влияние родственников. И особенно матерей.
– Чем же Империи так матери не угодили? – резануло меня по сердцу его фразой.
– Мужчина должен быть мужчиной. Уметь принимать решение и нести за него ответственность. А матерям, уж простите меня, свойственна гиперопека. А потом они удивляются, что вырос не сын, а размазня.
– Как часто мне можно будет видеть моих мальчиков?
– Вот видите, вы говорите «моих мальчиков». А они и не ваши – они сами по себе. И не мальчики уже – взрослые. И доказали это тем, что встали на вашу защиту, когда увидели во мне угрозу. Это-то меня и подкупило. И не расстраивайтесь так. Вы как раз вполне здравомыслящая особа.
– Спасибо, – получилось иронически.
– Но вы не согласны со мной?
– В том отношении, что сыновей необходимо забирать от их матерей, чтобы те их не испортили?
– Вы как-то неправильно видите ситуацию, – обиженно сказал он. – Я считал, что Его Величество поручил мне важное и необходимое дело – пусть даже и трудное. А вы так говорите, словно я изверг какой-то…
– Простите, я просто переживаю.
– Вам все равно рано или поздно придется привыкнуть, что у вас разные жизни, – тихо сказал он. – И это не значит, что сыновья вас забудут или будут любить меньше. Просто жизнь… Она такая. Она разведет…
– Спасибо вам…
– Если у них не будет замечаний по учебе или по поведению, я смогу привозить их на выходные. Так делают все – и я не буду выглядеть исключением.
– Могу я просить рассказать вас о своем распорядке дня? – решила я поменять тему разговора.
– Просыпаюсь я рано. Завтракаю в семь утра. В восемь удаляюсь на работу. Как правило, приезжаю на обед в два… Ужинаю – когда возвращаюсь. Обычно – поздно.
– Что вы предпочитаете на обед? Чтобы не получилось, как с этим соусом, «самым популярным в сезоне», – не удержавшись, передразнила я повариху.
Милорд, кажется, все понял и улыбнулся. Что-то во мне его веселило:
– Вы не замечали, что у нас, в Империи, принято вести себя так, как полагается по статусу? Иной раз – слишком?
– Что вы имеете в виду? – аккуратно спросила я. А то я знаю, как положено вести себя в Империи.
– У меня есть статус. Я вельможа, приближенный к короне. Доверенное лицо. – Он скривился. – Следовательно, я должен есть продукты определенного перечня, устраивать свою жизнь по определенным правилам, выбирать только определенных женщин и демонстрировать лишь определенные чувства и эмоции.
– Какие именно?
– Безразличие пополам с презрением, пожалуй. Еще в моде – скука. Ее, как и бледность лица, принято демонстрировать.
– А слуги? Почему у вас с ними проблемы? Я, честно говоря, думала, что если у человека определенная репутация, то ему покоряются. И боятся его разгневать…
– Меня тяжело разгневать подобными мелочами. Я, как правило, не обращаю на них внимания. Мне попросту некогда задумываться о том, что мне подали на обед или на ужин. Если уж я нашел время его проглотить. Наш разговор с вами при первой встрече… Это был какой-то непонятный мне самому душевный порыв. Надо отметить, мне совершенно не свойственный.
Он поднялся, отошел к столику, заставленному графинами, бутылками, бокалами и рюмками разных мастей.
– Хотите выпить? – поинтересовался он, наливая себе что-то мутноватое в маленькую рюмочку.
– К вопросу о том, что принято, а что – нет… – Я пыталась понять для себя, не выдам ли я непонимание местных обычаев и традиций…
– Ничего предосудительного – глоток чего-нибудь вкусного. У вас ведь тоже был тяжелый день?
– Не без этого. – Я поднялась и пошла к нему.
– Глоток вишневой наливки? Вина не держу – не люблю я его. А слабее наливки ничего нет.
– Хорошо. Так что вы предпочитаете есть на обед? – вернулась я к теме разговора.
– Без разницы, – упрямо сказал он.
«Слышала я такое уже. Просто мясо – пока хватит».
– Есть суп, который вы не любите?
– Нет. – Он страдальчески посмотрел на меня – и налил себе еще рюмку.
– Вы едите рыбу и грибы?
– Да.
– Допускаются ли приправы и зелень?
– Какую-то приправу я не люблю, – признался он.
– Какую? – сделала стойку я.
– Не помню. Но я от нее чихаю.
Я залпом, наплевав на приличия, выпила наливку. Крепко, но вкусно. Сладко.
– Тяжелый случай, – пробормотала я.
– Вы что-то сказали?
– Теперь по поводу ужина…
– Я вас обязательно познакомлю с милордом Милфордом, – широко улыбнулся мой хозяин.
Поймав мой удивленный взгляд, он добавил:
– Это начальник имперской контрразведки, мой друг. Что-то мне подсказывает, что вы ему понравитесь.
«Красота! Только с контрразведкой мне не хватало познакомиться…» – подумала я. И продолжила:
– Сколько перемен блюд должно быть на ужине?
– Слушайте, может, еще по наливке и поговорим о чем-нибудь другом? А то я себя ощущаю как на допросе.
– Тогда мне понадобится больше времени, чтобы понять, чем вас кормить. Так сказать, опытным путем составить меню. А вам придется потерпеть.
– Договорились, – безропотно согласился вельможа со зловещей репутацией. – Только я должен предупредить, что у меня обедают по вторникам мои дипломники.
– Сколько человек?
– Шестеро, включая меня.
– Замечательно, – опечалилась я. – Сегодня какой день недели?
– Четверг.
– Время есть.
– Не переживайте. И еще одно. В моем кабинете слуги должны убираться лишь в вашем присутствии. Не то чтобы там лежало на виду что-то секретное. Просто – порядок такой.
– По поводу порядков… Могу я брать из библиотеки книги, чтобы читать их у себя?
– Можно, – пожал он плечами. – Только там практически нет развлекательной литературы.
– Я заметила. Труды по истории, военному делу. Мемуары. Исследовательские работы.
– Надо же, – улыбнулся он, – у вас такой восторг в глазах. Интересно…
– Пожалуй, мне пора, – аккуратно поставила я бокал на столик.
– Кстати говоря, вы не спросили о самом главном.
– О чем же?
– Где брать деньги на хозяйство.
Глава 8
Не знаю, как бы меня разместили, будь я гостьей милорда – до гостевых спален мы не добрались вчера, – но и меня, экономку, разместили роскошно. Две небольшие, но уютные комнатки. Одна – проходная – выполняла роль гостиной, другая была спальней. К ней примыкали ванная комната и гардеробная. Мда… Я со своими несколькими платьями робко заняла краешек. Подумала. И гордо водрузила на одну из полок волшебный саквояж.
Спала я плохо, каждый час просыпаясь и поглядывая на часы. Все боялась проспать и не явиться на кухню в шесть утра. Надо же было проверить, собирается ли милейшая Каталина выполнить мое распоряжение или нет.
И все равно звонок будильника стал для меня неожиданностью. Я поднялась, умылась – удобства в доме с канализацией и водопроводом несказанно радовали. Нацепила сбрую – по-другому именовать местное нижнее белье у меня не получалось. Несильно зашнуровала корсет – он был достаточно мягкий, и шнуровка находилась спереди, – натянула чулки. Тяжело вздохнула, надевая панталоны – с кружавчиками, по колено. Платье-ночнушку очередного светлого цвета. С рукавчиками-фонариками. Фух, аж запыхалась.
Что забыла? Ах да. Волосы… Волосы приходилось на ночь завивать на специальные тряпочки – папильотки. Взбрызгиваем льняным отваром и закручиваем. А что делать – должна же я выглядеть как бе-е-едная овечка…
Посмотрела на себя в зеркало повнимательнее. Если забыть, насколько неудобна вся эта одежда, смотрелась я премило. Эдакая беззащитная, очаровательная и томная. Правильные черты лица, красивые губы. Серо-голубые глаза сверкают. Волосы нового янтарного оттенка радуют. Только платье подкачало. Или я в нем – не понять. Вздохнула. Ладно, хватит любоваться – все равно я дама не первой молодости, тридцать четыре все-таки… Так что вперед к свершениям.
Посмотрела на часы – обнаружила, что прособиралась полчаса, значит, если мне на кухне надо появляться в шесть, минут в пятнадцать седьмого, вставать надо на двадцать минут по- раньше.
– Доброе утро, Каталина, – бодро поприветствовала я повариху, что скривилась при моем появлении слишком уж демонстративно. – Что вы приготовили на завтрак милорду?
– Овсянку, – гордо отвечала она.
Я пожала плечами, открыла один из шкафов, куда еще с вечера сложила все, чтобы по-быстрому напечь блинов. Осталось только достать молока из холодного – так назывался специальный шкаф, куда слуги складывали продукты, чтобы те не портились.
Больше всего я переживала за незнакомую сковородку – кто его знает, как себя поведет тесто, будет ли переворачиваться. Но все обошлось. Один румяный блинчик, потом второй…
Я мурлыкала под нос песенку, не обращая внимания на опешившую Каталину – у нее, видимо, случился разрыв шаблона. Я так поняла, что готовить дворянкам, за которую меня и принимали, – нельзя. Хотя, если я правильно поняла вчерашние рассуждения одного страдающего нестандартностью милорда, не так нельзя, как не принято. А статусу надо соответствовать.
Когда через двадцать минут подошла Оливия, чтобы нести еду – на стол она накрыла, – у меня уже все было готово. А холодное отварное мясо, ветчину и несколько сортов сыра к блинам я нарезала еще с вечера.
– Каталина, – обратилась я к поварихе. – Послушайте меня внимательно. Я не буду скандалить и кому-то что-то доказывать. Я вас уволю – и дело с концом.
– Милорду отказалось помогать агентство в поисках персонала. Еще летом, – злобно ответила она. – Меня и последнюю экономку он нашел по рекомендации графини Олмри. Так что я не думаю…
– При необходимости я договорюсь с агентством, можете мне поверить. И мне проще готовить самой, чем ждать каких-то проблем от вас.
– Не боитесь руки испортить?
– Нет, – улыбнулась я. – Вот чего-чего, а этого я не боюсь.
– А что на это ваш любовник скажет?
– У меня нет любовника, во-первых. И если бы люди занимались своими делами, а не лезли бы в чужие – всем было бы жить легче. Это во-вторых. Вы это уяснили?
– Да, госпожа Лиззард.
– Я расписала порядок завтраков для милорда. Там оладьи, блины, сырники, булочки и прочие вкусности. Кстати, от какой приправы он чихает?
– От гвоздики.
– Выбросьте ее всю.
Она независимо пожала плечами.
– Что на обед?
– Тыквенный суп-пюре, рыба под кисло-сладким…
– Стоп. Сладкие соусы вы больше не готовите.
– Он же лорд, – возмутилась Каталина. – Не какой-нибудь ремесленник или торговец. Ему положено…
– …кушать то, что ему нравится. А наша с вами работа – это организовать. Соус к рыбе сделайте несладкий.
Построив кухарку, уточнив, что надо заказать в деревне, я обошла дом. «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои»[2], – вспомнилось мне старое, доброе, школьное.
Все было в порядке. Все трудились на ниве феодализма – или что там у них, надо бы разобраться… Все во вверенном мне хозяйстве было в порядке. И я пошла в близлежащую деревню знакомиться с ее жителями.
Места действительно были потрясающей красоты и какой-то неожиданной умиротворенности. Пронизанная светом дубовая роща, в центре которой на пригорке находился дом. Листья чуть начинали менять окраску с зелени на медь. Неширокая ухоженная дорога, которая вела в мир: в деревню, примыкающие к ней здания академии и дальше – в столицу. Я спускалась с пригорка и уже видела деревенские дома – добротные, серого камня, с изгородями из высокого колючего кустарника багряного цвета, как меня окликнули:
– Госпожа! Я могу к вам обратиться?
Ко мне, сняв картуз, подходил мальчик лет девяти-десяти. Светленький, щупленький. Бедно, но чисто одетый.
– Добрый день, – ответила я ему. – Ты житель этой деревни?
– Да, госпожа. А вы из поместья?
– Совершенно верно. Я новая экономка милорда Верда. Меня зовут госпожа Лиззард.
– Я хотел просить вас о милости, госпожа…
– Слушаю тебя.
– Мне очень нужна работа. Прежняя экономка разрешала разбирать покупки, носить ее корзинку, когда она бывала на рынке. А еще она нанимала маму на поденную работу в доме. Вы можете у старосты спросить, я правду говорю.
– Так ты меня специально поджидал, чтобы предложить свои услуги?
Он склонил голову.
– Как тебя зовут?
– Вилли, госпожа.
– Хорошо, Вилли. Я согласна взять тебя на работу. Мне как раз нужен быстрый, ловкий и ответственный мальчик, который будет выполнять мои поручения.
Его лицо расплылось в такой искренней и счастливой улыбке, что мне стало неловко – я же просто наняла себе маленького помощника…
– Пойдем, Вилли, ты сегодня назначаешься моим проводником. Я тут человек новый. Мне надо знать, кто чем торгует, у кого что покупать. А кого нанимать в поместье для грандиозной уборки.
Мальчишка оказался смышленый и опытный. Кроме того, ехидный и точный в определениях. И очень наблюдательный. Я узнала, у кого свежее мясо, кто обвешивает, у кого стоит покупать цыплят, а у кого – нет. Кто как работает – это касалось женщин, которых время от времени нанимали в поместье. Он свел меня с молочницей. «Лучшее молоко, моя госпожа, клянусь всеми стихиями!» Я сразу и договорилась о ежедневных поставках в поместье.
Поймала себя на том, что иду, возвращаясь в поместье, и улыбаюсь. Все-таки все хорошо устроилось, а сегодня уже пятница – и я увижу мальчишек. Вилли шел чуть позади и тащил огромную корзинку с моими покупками. Вроде брала всего по чуть-чуть, а получилось, как всегда.
Когда мы подошли к дому, к специальному боковому входу для покупок и слуг, ко мне подбежала встревоженная Оливия:
– Госпожа Лиззард! Вас к себе милорд Верд требуют. Задержались даже после обеда. А вас все нет и нет.
– Где он? – спросила я, снимая шляпку.
– В кабинете. Только… еще перчатки снять положено.
Я кивнула, на ходу стаскивая неудобные узкие перчатки.
Что случилось?
Хорошее настроение, навеянное прогулкой и общением с неугомонным Вилли, исчезло, осталась только тревога.
– Оливия, там со мной молодой человек, Вилли. Последите, чтобы его покормили, – и пусть меня дождется.
– Слушаюсь, госпожа Лиззард.
Она забрала у меня перчатки на пороге господского кабинета, в котором я еще не была. Я постучала.
– Да, – раздался недовольный голос милорда.
– Прошу прощения за то, что заставила вас ждать – меня не было в доме.
– Я так и понял. Вы были в деревне.
– Да, милорд Верд. Хотела спросить, я могу нанять мальчика для поручений?
– Это неугомонного Вилли? – неожиданно искренне улыбнулся он.
– Именно так.
– На здоровье. Назначьте ему содержание побольше – у него отца нет, он в семье единственный кормилец, как я понимаю.
И он замолчал, поглядывая на меня, словно и не зная, как изложить мне новости, ради которых он стал меня дожидаться.
– Что с сыновьями? – Сердце ухнуло куда-то, а затылок заледенел.
– Они не приедут сегодня домой.
– Что случилось?
– Может, вы присядете?
Я посмотрела на него зло. Увидев мой гнев, он как-то недоверчиво хмыкнул, не привык, наверное, чтобы на него так смотрели.
– На самом деле ничего страшного не произошло. И не произойдет. Просто у них сегодня на закате состоится дуэль – и после этого все участники, как вы понимаете, будут торжественно препровождены в карцер.
– Как дуэль? Как карцер? – уже бежала я.
– Куда вы? – раздался окрик мне в спину.
– Я забираю своих сыновей, и мы уезжаем, – отрезала я. – Немедленно.
– Никуда вы не поедете. И молодые люди останутся там, где они есть. – Лед в его голосе обжигал.
Я дернула дверь на себя. Она не открывалась.
– Прекратите истерику, сядьте и послушайте меня внимательно, – раздался приказ.
Поскольку я не собиралась его слушать, я упорно дергала ручку двери.
– Госпожа Лиззард! – новый окрик. – Прекратите сейчас же. Я почему-то считал вас спокойным уравновешенным человеком – только потому и предупредил. А вы… – Он взял меня за плечи, развернул к себе. – Да вы дрожите вся, – в голосе теперь слышалось удивление – и мне нестерпимо захотелось его чем-нибудь стукнуть. – Успокойтесь. Им ничего не грозит. Сядьте.
Милорд Верд усадил меня на стул и уставился темными-темными, практически черными глазами.
– Налить вам выпить?
Я покачала головой. Что еще ожидать от мужчины, когда тот хочет успокоить?
– Разве что нечто мутное и явно крепкое, что вы пили вчера, – вырвалось у меня.
– Что? – вот тут опешил он. – Вы претендуете на мой гномий самогон, который мне привозят лично и контрабандой?
Признавая поражение, я подняла руки вверх:
– Простите, нервы. Так что случилось?
Глава 9
Мне все-таки удалось удивить милорда Верда.
– Никогда не видел настолько упрямую женщину! – рычал милорд Верд в конце нашего разговора, но мне удалось главное: мне разрешили наблюдать за дуэлью.
Для себя я решила, что если почувствую хоть какую-то угрозу для Рэма или Пауля, то немедленно прекращу весь этот цирк, и мы, активировав артефакт перехода, просто-напросто исчезнем.
– Еще раз вам повторяю, ничего непредсказуемого или экстраординарного не происходит. Представьте себе, молодые люди всегда, во все времена, выясняли – кто первый, кто самый сильный… На мой взгляд, мастер Рэм и мастер Пауль поступили вполне достойно, соответственно ситуации. Им сказали о том, что они ублюдки из рода ублюдков, – и мастер Рэм немедленно кинул перчатку в лицо юному маркизу Борнмуту. Мастер Пауль тут же поддержал брата, заявив, что выступит в роли секунданта. Должен отметить, что я всецело на их стороне – они ведь с братом записаны как мои дальние родственники – следовательно, оскорбление нанесено и мне.
– Я вот чего не понимаю… Если администрация в курсе конфликта, если вы и остальные преподаватели все знаете, то почему?..
– Не остановим?
– Да. Ведь кто-нибудь может пострадать.
– Может, – согласился милорд. – Но если мы будем все время вмешиваться – как мы воспитаем молодых мужчин? Приученных отвечать за свои слова – а юный маркиз, безусловно, заслуживает трепки.
– А какой урок должны извлечь мои дети?
– Если хочешь, чтобы к тебе и к твоей семье относились с уважением и пиететом, надо быть сильным.
– Сильным, сильным, сильным… Вы заметили, что все время повторяете это слово? Может, надо быть умным и уметь избегать конфликтов?
– Ну, во-первых, сила ума не отменяет…
– В нашей местности любят говорить: «Сила есть – ума не надо», – проворчала я.
– Никогда не слышал, – удивленно посмотрел он на меня, и я прикусила язык – нашла, кому русские народные поговорки цитировать!
– А во-вторых? – постаралась я отвлечь милорда Верда.
– Во-вторых, всегда надо уметь защитить то, что тебе дорого. К сожалению, наш мир не совершенен, и это может сделать только сильный. Причем я имею в виду не только силу тела. Но и силу духа. Кстати, вы умеете ездить верхом?
– Нет. – Я удивленно посмотрела на милорда Верда, не понимая, откуда такой переход с темы на тему.
– Экипаж будет весьма и весьма приметен. А мне бы не хотелось афишировать свой интерес и свое присутствие. Сударыня, нам придется пойти на серьезное нарушение приличий.
Честно говоря, я подумала, что он иронизирует. Посмотрела прямо ему в глаза: нет – серьезен. И прямо-таки огорчен мыслью об этикете. Что же мне придется сделать?
– Милорд, я всецело доверяюсь вам. – Постаралась, чтобы и мой тон не нарушал патетичность момента.
– Мне придется посадить вас в седло перед собой.
– Хорошо, – кивнула я.
Мы договорились, что я буду его ждать за воротами поместья – там неподалеку от них среди дубов лежал огромный камень – практически кусок скалы, – заросший мхом. Вот около него мне и приказали быть в восемь вечера.
– Я возьму вас, если вы будете спокойны, – сказал мне напоследок милорд Верд. – Если я увижу хоть какие-то признаки истерики, нервического припадка и чего-нибудь дамского, я выдам вам нюхательные соли и оставлю дома.
Ну что на это скажешь? Я коротко поклонилась и вышла. На этот раз дверь сразу распахнулась.
До восьми вечера я всячески пыталась себя занять – чтобы действительно не скатиться в истерику. Терять самообладание сейчас было нельзя. Я взяла книгу расходов – и стала составлять списки покупок на следующую неделю. Потом сходила к Каталине и обсудила меню. От меня, наверное, шла такая энергетика, что ни подколок, ни возражений я не услышала. Запланировала генеральную уборку на понедельник, отправила Вилли сообщить поденщицам, что мы их ждем. Определилась, кто сколько получает в неделю. Подумала, как хорошо, что милорд Верд без моих просьб решил платить Вилли – очень хотелось помочь мальчику.
И хотя от выматывающего тиканья в голове я не избавилась, да это было бы и невозможно, в руках я себя держала.
Я прибежала к камню рано – сил ждать уже не было. Понарезала круги вокруг деревьев. Еще раз запретила себе думать о плохом. Напряженно застыла, вслушиваясь, когда же раздастся стук копыт.
– Вы забыли шляпку и перчатки, – поприветствовал меня милорд Верд, подъехавший со стороны, противоположной от дома. – Постарайтесь впредь так не делать.
– Хорошо. – Не говорить же ему, что головных уборов я даже нашей питерской зимой не ношу.
Он возвышался надо мной. Его конь нетерпеливо перебирал ногами, поглядывая с истинно аристократическим высокомерием на букашку в моем лице, что возникла на его пути.
– Не отправлю вас домой только лишь потому, что намерен накинуть на нас личину невидимости. Я думаю, вы согласитесь, что никому не стоит знать о том, что мы с вами ездили наблюдать за ходом дуэли.
Я лишь кивнула – говорить не хотелось. Да и боялась, что голос будет дрожать. Господи, как же я боялась! Милорд Верд изучающее меня разглядывал.
– Все-таки зря я все это затеял. Надо было попросту промолчать, – сказал он, как мне показалось, себе самому.
– Пожалуйста. Поедемте. Я обещаю не вмешиваться. Но оставить меня в поместье – это жестоко.
Тяжелый вздох. Потом слова:
– Подойдите ко мне. Слева. Это право. Слева – это с другой стороны. Хорошо. Вставайте на кончик сапога и протягивайте мне обе руки. Не бойтесь.
Ощущая себя неуклюжей собакой на заборе, я утрамбовалась перед ним. Мы тронулись. Шагом, потом быстрее. Высоко-то ка-а-ак!!!!
– Расслабьтесь, – послышалась команда. – Вы так нервничаете, что Гром тоже дергается.
Я побоялась сказать, что мне нестерпимо страшно, – понимала, что милорд попросту ссадит меня с коня и велит идти домой. Поэтому я выдохнула – и заставила себя расслабиться. По крайней мере, попыталась.
– Ваши сыновья держатся в седле намного лучше. – Теперь в голосе звучала явная насмешка.
– Они занимались, – пробормотала я.
– А вы – нет?
– Не думала, что мне это пригодится.
– Зато завтрак вы мне организовали просто изумительный, – теперь в голосе послышались бархатные нотки. – Свершилось то, о чем я так долго мечтал.
– Я вот все равно не пойму, милорд…
– Что именно, госпожа Лиззард?
– Вы же командовали солдатами. Армиями. Теперь учениками и преподавателями…
– И вас интересует, почему я позволил прислуге сесть мне на голову?
– Именно.
– Вам известно, что делают с солдатом или офицером, не выполнившим приказ?
– В военное или в мирное время? – не могла не уточнить я.
Надо мной раздался довольный хмык.
– Значит – известно… От гауптвахты – до казни… В зависимости от ситуации. Это там, где мне все понятно. А дома, я могу или гневаться – но повод нелепый, – или уволить всех… И тогда искать еще кого-то. Экономок, кстати, за год я сменил семерых.
– А что так?
– Все никак не мог объяснить, что обо мне нельзя сплетничать. Особенно с посторонними. И не надо сливать информацию обо мне в газеты. Тем более явно выдуманную. И не стоит устраиваться на работу, чтобы получить допуск в мой дом и попытаться пристроить свою девственную титулованную родственницу в мои жены…
– Серьезно? – рассмеялась я.
– Этим как раз пыталась заниматься предпоследняя экономка.
Я уже хохотала в голос.
– Вот вам смешно, а если бы у меня была хоть мало-мальски приличная репутация, эта история ее бы уничтожила.
– А я всегда считала, что вопросами репутации больше озабочены дамы.
– Не без этого, но, согласитесь, когда все тебя обсуждают и хмыкают у тебя за спиной – в лицо мне это делать никто не рискует… – приятного мало.
– Согласна… Противно.
– Хотя, если вспомнить о моем происхождении, я, наверное, должен был уже привыкнуть.
– Наверное, все равно хочется, чтобы люди оставили тебя в покое.
– Именно так.
– А что с вашей последней экономкой? Та, которая собрала вещи в тот день, когда мы познакомились?
– Сдала информацию в газеты о… подробностях моей личной жизни.
Я так поняла, что его лирические отношения с некой графиней стали достоянием народа…
– А кто был до этих двух? Последних.
– Летом… Девочка, молоденькая совсем. Из всех самая приличная была. Забыл ее имя. Вера? Ника… Вероника ее звали.
– Как? – Собственное имя резануло сердце плохим предчувствием.
– Стойте, вас что, зовут так же? – удивился он. – А я сперва и не обратил внимания.
Я хмыкнула тихонько, отмечая замечательное свойство милорда – крайнее невнимание к окружающим его людям.
– Есть такое, – словно прочитав мои мысли, пророкотал вельможа. – Я плохо запоминаю все, что не относится к службе. Вот военные операции. Или обучение кадетов…
– Или дороги, которые находятся под вашим личным контролем, – вставила я.
– И дороги тоже… – в голосе за спиной послышалась усмешка. – А все мелочи вокруг… Я запоминаю плохо.
– Так что случилось с вашей летней экономкой? – спросила я. – Той, что была самой приличной?
– Да… Я же о ней заговорил. Госпожа Вероника попросту исчезла – ушла, не сказав никому ничего. Правда, я накануне разгневался на нее… Думаю, она испугалась этого и ушла.
– Вы настолько страшны в гневе?
– Да, – отрезал он холодно. И я поняла, что тема и серьезная, и ему лично очень-очень неприятная.
– Простите, – сочла за благо сказать я, про себя подумав, что надо бы выяснить причину его гнева, чтобы не оказаться в подобной ситуации.
– Ничего. Мы, кстати, уже прибыли.
Разговор заставил забыть меня о способе передвижения и о собственном страхе.
– Так. Давайте мне руки – скрепите их над головой, – я вас ссажу. Так же в обратном порядке. Вот так, хорошо.
Я почувствовала под ногами твердую землю – и обрадовалась. Потом поняла, как сильно болит пятая точка. С трудом удержала от того, чтобы со стоном облегчения не растереть ее, плюнув на приличия и присутствие вельможи.
Прошла вперед. Так! Идти ровно! Обнаружила большую поляну в окружении деревьев – за ней были величественные башни серого замка. Академия. Вблизи она смотрелась совсем по-другому.
Милорд уже спешился. И, кивнув, проговорил:
– На этой поляне кадеты решают вопросы чести. Так… теперь пора и мне становиться невидимым. И Грома замаскировать.
Несколько пассов руками – и вороного красавца коня не видно. Потом исчезает и милорд Верд.
Мне кажется, что время течет медленно-медленно, каждая минута застывает, чтобы посмотреть на то, насколько близко я подойду к сумасшествию.
– Тише. – Теплые мужские руки обняли меня за плечи. Я не видела милорда Верда, но чувствовала его за спиной. – Не дрожите. Честью клянусь, с вашими сыновьями ничего не случится. Кто-то кого-то поцарапает – и все. Они же сражаются до первой крови. Потом мы с вами вернемся домой. Я налью вам своего гномьего самогона. Пол чайной ложечки на стакан… Мы поужинаем. Или вы ели уже? Нет? Что-то эти бездельники задерживаются. Может, решили отменить все?
