bannerbannerbanner
Пастушья корона

Терри Пратчетт
Пастушья корона

Полная версия

Глава 4. В добрый путь – и добро пожаловать

Спустить утром тело матушки Ветровоск по узкой винтовой лестнице в тесном домике оказалось делом нелёгким, и от того, что нянюшка спешно осушила кувшин сидра, легче оно не стало. Но они каким-то образом сумели сделать это, не уронив свою ношу.

Когда они бережно уложили тело в ивовую корзину, Тиффани отправилась в сарай за тачкой и лопатами, а нянюшка тем временем немного отдышалась. Вместе они погрузили корзину в тачку, пристроив лопаты по обе стороны от неё.

Тиффани взялась за ручки, чтобы катить тачку.

– Ты и твоя ватага останутся здесь, Явор, – сказала она Фиглю, когда он и его воины появились из многочисленных укрытий и выстроились перед ней. – Это дело карговское. Вам нельзя мне помогать.

Явор Заядло, шаркая, переступил с ноги на ногу.

– Но ты ж нашая карга, и Джинни ж… – начал он.

– Явор Заядло. – Тиффани взглядом пригвоздила его к месту. – Ты памятуешь всекаргу? Неужто ты хочешь, чтобы её тень являлась вам и… до скончания века указывала, что вам делать?

Фигли хором застонали в ужасе, Туп Вулли так и вовсе разрыдался и попятился.

– Тогда зарубите себе на носу: с этим делом мы, карги, должны сами управиться. – Тиффани повернулась к нянюшке Ягг: – Куда мы пойдём, нянюшка?

– Эсме отметила место в лесу, Тифф. То, где она хотела уйти в землю. Идём, я покажу, – ответила та.

Лес начинался сразу за садом матушки Ветровоск, но Тиффани пошла вслед за нянюшкой в самую глубину чащи, где в землю была воткнута палка, перевязанная красной лентой. Путь показался ей очень долгим. Нянюшка подала Тиффани лопату, и они взялись за работу. Утренний воздух дышал холодом. Копать землю – нелёгкая работа, но матушка выбрала место с умом, почва здесь была мягкой и рыхлой.

Наконец дело было сделано – большей частью, надо сказать, усилиями Тиффани. Нянюшка, мокрая как мышь (по её собственному выражению), тяжело оперлась на лопату и сделала большой глоток из своей фляжки, Тиффани подкатила тачку поближе. Вдвоём они мягко опустили ивовую корзину с телом в яму, отступили на шаг и минуту просто молчали.

Не говоря ни слова, обе они торжественно поклонились могиле матушки, а потом снова взялись за лопаты, чтобы засыпать яму. Шурх-шарк, шурх-шарк – падали комья земли на ивовую корзину с телом, и вот уже на месте ямы вырос холмик, скрыв под собой тело матушки. Тиффани стояла и смотрела, как крупинки почвы осыпаются вниз, пока последняя частичка не замерла на своём месте.

Пока они выравнивали холмик лопатами, нянюшка рассказала Тиффани, что матушка не хотела, чтобы над ней была гробница или склеп и уж точно не хотела никаких надгробий.

– Камень всё-таки нужен, – возразила Тиффани. – Сами знаете – барсуки, мыши и прочие звери что угодно разроют. И пусть это всего лишь кости, а не сама матушка, мне бы вот не хотелось, чтобы кто-то раскопал тело до…

– До конца времён? – подсказала матушка. – Послушай, Тифф, Эсме велела сказать тебе так: если хочешь увидеть Эсмеральду Ветровоск, просто оглянись вокруг. Она здесь. Мы, ведьмы, недолго оплакиваем усопших. С нас довольно и радостных воспоминаний. Вот что нужно хранить и беречь.

Тиффани вдруг захлестнули воспоминания о матушке Болен. Бабушка Тиффани не была ведьмой – хотя матушка Ветровоск с большим интересом о ней расспрашивала, – но, когда она умерла, её старую пастушью кибитку сожгли, а тело положили в глубокую, аж шесть футов глубиной, яму, вырубленную в меловом теле холма. Потом яму зарыли, а сверху положили дёрн, который перед этим аккуратно сняли, и вскоре уже ничто не напоминало о могиле, кроме четырёх вросших в землю железных колёс кибитки. Но место это с тех пор стало священным, оно хранило память. И не только для Тиффани. Всякий пастух, проходя мимо, непременно поднимал глаза к небу и вспоминал матушку Болен. Матушку, которая ходила по холмам тёмными ночами, и свет её фонаря выписывал причудливые зигзаги. Матушку, одобрительный кивок которой в этих краях ценили дороже золота.

И это место в лесу, поняла Тиффани, станет таким же. Святой землёй. И день выдался хороший, если только может быть хороший день, чтобы умереть, или хороший день, чтобы навек уйти в землю.

Птицы уже пели высоко в кронах, ветер шуршал листвой в подлеске, лес наполняли звуки, в которых песни тех, кто ещё жив, сливались с душами ушедших. Лесной реквием.

Весь лес пел для матушки Ветровоск.

На глазах у Тиффани к могиле тихо подошёл лис, поклонился и отбежал в сторону, потому что объявилась дикая свинья со своим выводком. Пришёл барсук и остался, даже не взглянув на тех, кто пришёл раньше. Один за другим, к изумлению Тиффани, звери приходили к могиле и садились рядом, словно домашние питомцы.

«Где сейчас матушка Ветровоск? – подумала Тиффани. – Неужели часть её по-прежнему с нами?»

Что-то коснулось её плеча, и Тиффани подскочила от неожиданности, но это был просто упавший с дерева лист. И тогда в глубине её души прозвучал ответ на вопрос: «Где сейчас матушка?»

Ответ был: «Здесь – повсюду вокруг».

К удивлению Тиффани, нянюшка Ягг тихо всхлипнула. Потом отпила из фляжки и вытерла глаза.

– Поплакать иногда помогает, – сказала нянюшка. – Нет ничего плохого в том, чтоб всплакнуть о тех, кого любишь. Порой я вспоминаю кого-нибудь из своих мужей и тоже проливаю слезинку-другую. Воспоминания надо беречь, как сокровища, но нечего из-за них с ума сходить.

– А сколько всего у вас было мужей, нянюшка? – спросила Тиффани.

Нянюшка Ягг задумалась – похоже, погрузилась в подсчёты.

– Ну, моих-то собственных трое, – сказала она наконец, – а прочих мне и не сосчитать – пальцев не хватит.

Она уже улыбалась – возможно, вспоминала кого-то из особенно дорогих ей мужей. А когда вернулась из прошлого, то снова стала собой – улыбчивой неунывающей нянюшкой Ягг.

– Пойдём, Тифф, – сказала она. – Пора возвращаться в твой домик. Я всегда говорила: хорошие поминки сами собой не сделаются.


Пока они шли обратно через лес, Тиффани задала вопрос, который давно не давал ей покоя:

– И что будет дальше, как вы думаете?

Нянюшка посмотрела на неё:

– В каком это смысле?

– Ну, матушка, конечно, не была главной ведьмой… вот только почти все думали, что была…

– Главных ведьм не бывает, Тифф, уж это-то ты должна знать.

– Да, но… теперь, когда матушки больше нет, этой главной не главной ведьмой станете вы?

– Я? – Нянюшка расхохоталась. – Не-ет, милая, я неплохую жизнь прожила, ребятишек кучу вырастила, мужчин немало было, повеселилась от души, да и как ведьма много чему научилась. Но у меня никогда и мысли не было, чтобы занять место Эсме. Никогда.

– А кто тогда его займёт? Кто-то же должен!

Нянюшка Ягг посерьёзнела:

– Матушка никогда не говорила: я, мол, лучше всех. Она просто жила себе и работала так, чтоб люди сами это почувствовали. Помяни моё слово, скоро все самые уважаемые ведьмы соберутся, чтобы обсудить, кто теперь будет вместо неё, но я-то знаю, кого она бы назвала, да я и сама сказала бы то же самое. – Она остановилась и на минуту перестала улыбаться. – Тебя, Тифф. Эсме оставила тебе свой дом. Но не только его. Тебе придётся занять её место, иначе его попробует занять другая, не такая умелая.

– Но… я не могу! И среди ведьм не бывает главных, вы же сами это только что сказали, нянюшка!

– Да, – кивнула та. – И у тебя нет выбора, кроме как стать лучшей, разрази тебя гром, главной ведьмой, которой у нас нет. И нечего на меня так коситься, Тиффани Болен. Ты не старалась заслужить это, но ты заслужила, а коли не веришь мне, поверь Эсме Ветровоск. Она сказала мне, что ты – единственная ведьма, кому по силам продолжить её дело. Это было в ту ночь, когда ты бежала с зайчихой.

– Мне она ничего такого не говорила, – призналась Тиффани. Она вдруг почувствовала себя совсем маленькой девочкой.

– Ну, ещё б она тебе сказала, – усмехнулась нянюшка. – Это было бы не в характере Эсме, сама знаешь. Фыркнуть этак вот и пробурчать: «Неплохо, девочка» – вот и всё, что она могла. Она предпочитала, чтоб человек сам свою силу почувствовал, а твоя сила – это что-то, уж ты мне поверь.

– Но, нянюшка, вы же старше меня, опытнее, и знаете вы куда больше, чем я!

– И кое-что из того, что знаю, я б не прочь забыть, – сказала нянюшка.

– Мне слишком мало лет… – простонала Тиффани. – Да если бы я не стала ведьмой, я бы сейчас ещё о мальчиках думала!

Няншка Ягг прямо-таки напрыгнула на неё:

– Ничего тебе лет не мало! Годы тут вообще ни при чём. Матушка Ветровоск говорила мне, что это тебе, не кому-нибудь, придётся заботиться о будущем. А то, что ты молода, означает, что будущего у тебя ещё много. Уж всяко побольше, чем у меня, – добавила она.

– Но так ведь не принято! – сказала Тиффани. – Это должна быть одна из старших ведьм. По-другому не бывает!

И тут её Задний Ум вдруг вмешался и подкинул коварный вопрос: «А почему, собственно? Почему обязательно всё должно быть так, как было заведено раньше? Почему не изменить порядок вещей?» И что-то в глубине души Тиффани затрепетало, принимая вызов.

– Ха! – фыркнула нянюшка. – Ты танцевала с зайчихой, чтобы спасти жизни друзей, милая. Помнишь, ты тогда настолько… разозлилась, что подобрала кусок кремня с земли и раздавила его в кулаке, и он протёк у тебя между пальцев как вода? Все старшие ведьмы видели это и сняли перед тобой шляпы. Перед тобой! Шляпы! – И она тяжело потопала к дому, бросив напоследок: – И не забывай, Эй выбрала тебя. Это к тебе она заявилась, когда Эсме нас оставила.

Эй была тут как тут: сидела на пеньке и прихорашивалась. Тиффани задумалась. Крепко задумалась…


Когда они подходили к домику, возле козьего сарая как раз пытался приземлиться взъерошенный, но очень большой волшебник на метле.

 

– Молодец, что прилетел, Наверн! – крикнула ему нянюшка через сад.

Волшебник оправил мантию, опасливо миновал грядки с травами и приветствовал ведьм, приподняв шляпу. Тиффани ехидно отметила про себя, что шляпа была снабжена завязками, чтобы с головы не сдуло.

– Знакомься, Тифф, это Наверн Чудакулли, аркканцлер Незримого Университета.

Тиффани до этого видела всего одного-двух волшебников, и те предпочитали полагаться на мантию, посох и шляпу в надежде, что им не придётся прибегать к настоящей магии. На первый взгляд Чудакулли был именно таким волшебником: борода, длинный посох с набалдашником, остроконечная шляпа… Погодите-ка, а что это торчит, притороченное к тулье? Арбалет? Ведьмовские привычки заставили Тиффани присмотреться к гостю внимательнее. Но Чудакулли вовсе не замечал её. Тиффани с изумлением поняла, что он плачет.

– Это правда, нянюшка? Она в самом деле умерла? – спросил он.

Нянюшка дала ему носовой платок и, пока волшебник трубно высмаркивался, шепнула Тиффани:

– Они с Эсме были, ну, знаешь, вроде как друзьями, по молодости-то. – И нянюшка многозначительно подмигнула.

Аркканцлер явно был убит горем. Нянюшка вручила ему свою фляжку:

– Моё знаменитое целебное зелье, твоё сиятельство. Принимать лучше одним глотком. Очень хорошо помогает от тоски-печали, поверь. Лично я, когда мне становится малость не по себе, хлещу его почём зря. Исключительно в лечебных целях, разумеется.

Аркканцлер сделал пару глотков, потом приподнял фляжку, словно произносил тост.

– За Эсме Ветровоск и будущие, которых уже не будет! – произнёс он сдавленным от горя голосом. – Если бы мы всё могли начать сначала! – Он снял шляпу, отвинтил кончик тульи и достал оттуда маленькую бутылку бренди и стаканчик. – Это тебе, госпожа Ягг, – пробасил он. – А теперь можно мне повидать её?

– Мы уже уложили её в землю там, где она сама хотела, – ответила нянюшка. – Знаешь же, как оно. Эсме не любила всяких церемоний. – Она посмотрела на волшебника и добавила: – Мне жаль, что так вышло, Наверн, но мы покажем тебе, где это. Тиффани, проводишь нас?

И вот самый уважаемый волшебник в мире почтительно последовал за нянюшкой и Тиффани через лес к последнему пристанищу самой важной в мире ведьмы. На деревьях вокруг небольшой поляны вовсю распевали птицы. Нянюшка и Тиффани остались ждать в стороне, чтобы волшебник мог побыть один у могилы.

Он вздохнул:

– Благодарю, госпожа Ягг, госпожа Болен.

Потом он повернулся к Тиффани и впервые посмотрел на неё внимательно:

– Дорогая, в память об Эсмеральде Ветровоск обещаю тебе, что всегда приду на помощь, если ты позовёшь. Я как-никак самый уважаемый волшебник в мире, а это что-нибудь да значит.

Он помолчал, потом добавил:

– Я слышал о тебе.

Тиффани ахнула, а аркканцлер продолжал:

– Но пусть это тебя не удивляет. Тебе следует знать, что мы, волшебники, присматриваем за делами ведьм. Мы знаем, когда в магии происходят возмущения, когда что-то… случается. Поэтому я слышал про кремень. Это правда? – Вопрос прозвучал грубовато и резко. Аркканцлер явно не привык ходить вокруг да около, а всегда пёр напрямик и иногда – поперёк.

– Да, – сказала Тиффани. – Всё правда.

– Надо же, – покачал головой Чудакулли. – Теперь я не сомневаюсь, что тебя ждёт, скажем так, весьма разношёрстное будущее. Я вижу в тебе признаки великой силы – а я повидал людей могущественных, таких могущественных, что им не требовалось даже проявлять свою силу. Твоя сила ещё совсем молода, и всё же я вижу, что ты далеко пойдёшь, и в изумлении жду твоих будущих свершений. – На лице его снова проступило горе, и он добавил: – А сейчас, дамы, не могли бы вы оставить меня наедине с моими чувствами? Уверен, я сам найду дорогу к домику.

Позже аркканцлер вернулся, оседлал метлу и полетел куда-то в сторону Анк-Морпорка. Метла его рыскала и покачивалась, когда он на прощанье помахал ведьмам, пролетая над лесом.

Нянюшка улыбнулась:

– Он же волшебник! Он может быть трезвым, когда ему надо, а если уж не смог, то сумеет справиться с метлой, несмотря на стаканчик-другой бренди. В конце концов, во что он может врезаться на такой-то высоте!


День разгорался, и всё больше и больше людей приходили к дому, чтобы отдать последние почести. Новости распространялись быстро, и чуть ли не все окрестные жители спешили с подношениями матушке Ветровоск. Ведьме, которая всегда помогала им, пусть даже они её никогда не любили. Эсме Ветровоск никому не пыталась понравиться. Она лишь делала то, что кто-то должен был сделать. Она приходила помочь в любое время дня и ночи, когда бы её ни позвали (а порой и когда не звали, что бывало весьма неудобно). И пока она жила по соседству, им было как-то… спокойнее. Они чувствовали себя в безопасности. И вот теперь они несли ветчину и сыр, молоко и соленья, варенье и пиво, хлеб и фрукты…

Потом со всех сторон к домику стали слетаться ведьмы, а ведьмы ничто так не уважают, как возможность немного перекусить задаром – Тиффани застукала одну старуху за попыткой спрятать в панталонах целую курицу. И когда в дом потянулись ведьмы, деревенские жители стали расходиться. Как бы чего не вышло, когда вокруг так много ведьм. Лучше уж не рисковать. Кому ж хочется, чтобы его превратили в лягушку – кто тогда будет урожай убирать, а? Один за другим они извинялись, ссылаясь на неотложные дела, и тихонько уходили, причём те, кто успел приложиться к знаменитым коктейлям нянюшки Ягг, – не слишком твёрдой походкой.

Никто из ведьм не получал приглашения, но Тиффани казалось, их притянуло к дому непреодолимой силой, как и аркканцлера. Даже госпожа Увёртка объявилась. Она прибыла в экипаже, запряжённом парой лошадей с чёрными плюмажами, на её руках звенели браслеты и талисманы – словно ударная секция оркестра в полном составе громыхала с обрыва, – а на её шляпе сияли серебряные звёзды. За собой она волокла мужа. Тиффани оставалось только пожалеть его.

– Приветствую вас, сёстры, и да оберегут руны сию знаменательную встречу! – провозгласила госпожа Увёртка достаточно громко, чтобы её услышали оставшиеся деревенские.

Она любила во всеуслышание объявлять о своём ведьмовском ремесле. Тиффани она адресовала долгий взгляд, чем вывела из себя нянюшку.

Нянюшка поклонилась госпоже Увёртке настолько символически, насколько это вообще возможно, после чего повернулась к Тиффани и воскликнула:

– Эй, Тифф, смотри, это Агнесса Нитт! Здоро́во, Агнесса!

Агнесса, талия которой явственно выдавала тот же подход к питанию, что и у кельды Нак-мак-Фиглей, выпалила, задыхаясь:

– Мы ездили с гастролями с «Много шума из всего» Шестпила и как раз были в Щеботане, когда я узнала! Я спешила, как могла.

Тиффани никогда прежде не встречалась с Агнессой, но ей хватило одного взгляда на её задумчивое лицо и добрую улыбку, чтобы понять: они поладят. Тут на поляну неловко опустилось очередное помело, послышалось знакомое «эмм…», и сердце Тиффани встрепенулось от радости.

– Эмм, Тиффани, я услышала, что ты здесь. Хочешь, помогу делать бутерброды? – предложила Петулия, помахивая здоровенным окороком.

Петулия была замужем за владельцем большой свинофермы и славилась как лучшая ускучивательница свиней[23] во всех горах. А ещё она была лучшей подругой Тиффани.

– Поплина тоже здесь, и, эмм, Люси Уорбек, – добавила Петулия.

Она всегда начинала «эммкать» в обществе других ведьм. А вот ускучивая свиней, она не «эммкала» вовсе, и это многое говорит о Петулии и свиньях.

Тиффани и внуки нянюшки Ягг уже расставили на поляне несколько самодельных столиков. В конце концов, все ведь знают, зачем на самом деле нужны поминки, а большинство людей просто любит поесть и выпить, был бы повод. Играла музыка, но её едва ли не заглушал божественный голос Агнессы. Она пела «Плач Коломбины», и чарующая мелодия плыла над крышей домика и среди деревьев.

– Этот голос и из деревьев слезу выжмет, – шепнула нянюшка.

А потом были танцы, которым, без сомнения, сильно поспособствовали напитки от нянюшки Ягг. Нянюшка могла заставить любую компанию пуститься в пляс и запеть. Тиффани считала, что это особый дар. Нянюшка Ягг и кладбище бы в пляске закружила, если б захотела.

– Нечего тут строить кислые мины по Эсме Ветровоск, – объявила она. – Матушка умерла в своей постели, тихо и спокойно, всем на зависть. Ведьмы знают, что каждому отведён свой срок, и если срок этот был долгим, да к тому же ведьма успела изменить мир к лучшему, чем не повод порадоваться. Всё остальное – просто небольшая уборка. А теперь давайте-ка спляшем! Танцы заставляют мир вертеться. А если сперва принять капельку моего домашнего ликёра, то он завертится ещё быстрее.

Нак-мак-Фигли, устроившиеся на ветвях деревца, которое росло прямо на крыше домика, – Явор Заядло, Туп Вулли, Громазд Йан и гоннагл Ой-как-мал Билли Мордаст – были полностью с ней согласны, однако оставили танцы на потом. Они старались не попадаться на глаза, так что лишь одна-две самые наблюдательные ведьмы заметили маленьких синих человечков. Но теперь пиксты спустились в кладовку, где Тиффани уже приступила к тому, что, по мнению старших ведьм, полагается делать младшим: к уборке. Снаружи старшие ведьмы начали потихоньку сбиваться в группки, чтобы обсудить, кому должен отойти удел матушки Ветровоск, и Тиффани воспользовалась предлогом улизнуть. За работой у неё будет время подумать и решить, что сказать.

Тут в кладовке раздались пронзительно-высокие звуки визжали – Ой-как-мал Билли Мордаст негромко заиграл плач по Всекарге. Остальные Фигли отправились на вылазку по столам в поисках объедков, которые проглядели ведьмы.

– Беднявая матушка, я х’рошо её знавал, – заявил Громазд Йан, отхлёбывая из бутылки крепкое пойло нянюшкиного изготовления.

– Ничего ты её не знал, – резко сказала в ответ Тиффани. – Одна лишь матушка Ветровоск по-настоящему знала матушку Ветровоск.

Она была на взводе – день и так выдался нелёгким, да и совещание снаружи не прибавляло спокойствия.

– Ха-ха! – засмеялся Туп Вулли. – Слышь, Явор, в энтот рядь влип-то не я. Я-то грил, что карга в горестях и в нервиях, агась?

– Я те щаз сам залеплю по рылу, ежли не затыкнешься! – прорычал Громазд Йан.

Еды и выпивки Фиглям уже досталось, с танцами они решили подождать, но, может, самое время устроить небольшую потасовку? Громазд Йан сжал кулаки, однако тут в кладовку вошли подруги Тиффани, и пикстам пришлось спешно прятаться.

– Думаю, они выберут тебя, Тифф, – сказала Поплина, ткнув Тиффани пальцем в спину. – Нянюшка Ягг только что во всеуслышание заявила, что дом должен перейти тебе, и спросила, куда ты пропала. Так что ты лучше иди.

– Давай, Тиффани, – поддержала её Петулия. – Все ведь знают, что думала о тебе, эмм, матушка Ветровоск.

Подталкивая и волоча за руку, подруги вытащили Тиффани из кладовки, но у задней двери она приостановилась. Ей не хотелось делать последний шаг. Не хотелось заявлять свои права. Для неё дом по-прежнему оставался матушкиным домом. Хотя острый недостаток матушки уже чувствовался в нём, словно огромная дыра расползалась в воздухе. Тиффани опустила глаза: Эй вилась под ногами, выгибая спину, и тёрлась маленькой мордочкой о её башмак.

Снаружи возле дома некоторые ведьмы внимательно слушали нянюшку Ягг, которая как раз говорила:

– Так вот, Эсме ясно сказала нам, кто продолжит её дело. – Она повернулась и поманила Тиффани ближе. – Жаль, я не застала, – продолжала она, – как нянюшка Грапс посвятила Эсме Ветровоск в ведьмы. Мы привыкли думать, что ведьма должна быть похожей на ту, что привела её в ремесло. Но каждой из нас приходится искать свой путь. Матушка Ветровоск всегда была настоящей ведьмой на собственный лад, а вовсе не повторяла нянюшку Грапс. И ещё вот какая штука. Каждая из нас, думаю, способна говорить сама за себя. Но всякие там аркканцлеры, патриции и даже гномьи Королевы-под-Горой любят, чтобы была какая-то одна ведьма, которая может говорить вроде как официально за всех ведьм, сколько их есть. И я готова поспорить, что такой ведьмой они считали Эсме. Так что и нам не помешало бы её послушать. А она самолично сказала мне, которая из нас должна занять её место. И даже написала на вот этой самой картонке! – Нянюшка помахала в воздухе запиской, которую матушка Ветровоск оставила на сундуке у кровати.

Очевидно, кто-то из ведьм выдвинул предложение, чтобы удел отошёл госпоже Увёртке – или, точнее, госпожа Увёртка выдвинула свою ученицу в качестве наследницы дома. Нянюшка сердито посмотрела на неё и вдруг резко перестала быть той ведьмой-хохотушкой, какой её знали многие.

 

– Летиция Увёртка – та просто делает блестящие штучки-дрючки для своих ведьмочек! – веско сказала она.

Госпожа Увёртка надменно фыркнула, но нянюшка будто и не слышала.

– Другое дело – Тиффани Болен. Да, сёстры, Тиффани Болен. Мы все видели, на что она способна. Это вам не блестящие талисманчики, это вам не книжки! Она умеет быть ведьмой до мозга костей и делать своё дело в темноте, где только плач и стоны! Она умеет быть по-настоящему. Эсме Ветровоск понимала в этом, каждой своей косточкой понимала. И Тиффани Болен понимает, так что удел – её!

Тиффани ахнула – все ведьмы повернулись к ней, по рядам побежал шепоток. Она нерешительно шагнула вперёд.

И тут раздалось отчётливое «Мяу!», и шепотки как отрезало. Эй вышла вперёд вместе с Тиффани. Воздух вдруг наполнился жужжанием – это явились пчёлы. Они вылетели из матушкиных ульев и окружили Тиффани ореолом, собрались над её головой жужжащей короной. Тиффани встала на пороге и протянула руки. И пчёлы опустились на них, приглашая её в дом.

И вот, в тот день – страшный день, когда прощались с лучшей ведьмой, какую знал мир, – споры наконец остались позади. И в глазах всего мира Тиффани стала ведьмой, к которой надо прислушиваться, за которой надо идти.


23Ускучивание свиней помогает обойтись без лишнего визга. Специалист вроде Петулии может заговаривать зубы свинье до тех пор, пока та просто не умрёт со скуки.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru