Тим Волков
Мракоборец. Кровь химеры
Глава 4
Метель кончилась также внезапно, как и началась. Задремавший Корке вдруг понял, что не слышит привычного заунывного воя и всё вокруг объяла покойная тишина. Даже стало страшно – не умер ли он, замерзнув в своем убежище? Подскочил и тут же повалился вниз. После долгого сидения ноги совсем затекли и теперь стали как соломенные. Боль тысячью жал прошлась до самых бедер. Старик сморщился, едва сдержав стон, начал растирать мышцы.
«Это даже хорошо, – подумал он. – Болит – значит еще живой, помучаюсь немного на этом свете. Только мёртвые ни на что не жалуются».
В ожидании конца метели ему приснился сон: его аул, и вновь он стоит напротив всех, уже связанный, с кляпом во рту и ничего не может поделать, только смотрит на людей и слушает, что они говорят.
– Это из-за тебя на наши земли обрушился Песочный Шай-Нтан и выжег все добротные пастбища. Это из-за тебя на наш аул пришлись все несчастья, бандиты и мародеры, утащившие половину скота и убившие наших мужей. Это из-за тебя на наши земли пришла Долгая Зима и джут.
– Так ведь он и есть джут!
– А ну бей его! В морду ему!
– Джут! Джут!
– Джут!
Корке протер лицо снегом, сгоняя дурной сон. Боль в ногах отпустила, значит можно идти дальше.
Выбраться из убежища с первого раза не получилась – много снега намело. Пришлось долго откапываться. Но когда он вылез из укрытия как медведь из своей берлоги, лицо приятно обдало теплотой. Спокойная погода продержится до вечера – понял старик. А потом… уж лучше ему добраться до зимовья, иначе никакие ухищрения и прятки в сугробы не помогут.
Старик прочитал знаки. Он умел их видеть и расшифровывать с раннего детства – отец научил, и эти знаки – поведение птиц, вид и высота плывущих облаков, колыхание верхушек деревьев, шепот ветра, – четко говорили об одном – вечером в мир явятся «ледяные змеи». Корке едва слышно выругался. До Волчьей Гривы десять часов пути, можно не успеть до заката. Да даже если и сложилось бы все иначе, и не ожидалось бы «ледяных змей», быть в ночном лесу одному, без хорошего оружия – последнее дело. Волки, будь они не ладны, нынче голодные и злые как никогда. Разорвут на части за считанные мгновения.
Надо поспешить. Есть тропы – старик знал их, – по которым можно срезать путь. Там небезопасно, но рискнуть стоит.
О «ледяных змеях» Корке узнал пару лет назад. Путники с других аулов рассказывали о загадочных и жутких явлениях, происходящих зимой в их селениях. Говорили о злых духах, похожих по своей форме на змей, приходящих после заката с холодами. Призраки не нападали на людей, и даже не двигались, просто расстилались по дороге словно аспиды, вылезшие погреться на солнце. Они и вид-то имели едва заметный, полупрозрачный, похожий на кусок подтаявшего льда. Но стоило прикоснуться к ним, как их яд мгновенно проникал в тело жертвы и умерщвлял, не оставляя даже шанса на спасение.
Корке едва ли поверил в эти россказни захмелевших путников, если бы и сам однажды в одной из вылазок в город не увидел полупрозрачный трепыхающийся у дороги тонкий шнурок. Впереди идущая лошадь, едва задев его, тут же вздыбилась и упала. Потом уже, когда животное умерло, Корке обнаружил, что та часть тела, которая прошла сквозь «ледяную змею», промерзла до самой кости.
Пробираться сквозь снежные заносы было тяжело, но Корке, несмотря на усталость и боль в ноге, шел вперед, не забывая поглядывать по сторонам – не видать ли вдали волков или еще каких неприятностей? Волков не было. Степь, до самого горизонта, пустовала. И даже ветер затих. Не хороший знак. Если нет в степи ветра, пусть самого слабого поветрия – жди беды. Это древний знак, знакомый каждому степняку. Сама природа предупреждает об опасности – затевается что-то недоброе.
Корке насторожился, как мог ускорил шаг, но идти по заметенному насту было тяжело. Не мудрено, что через некоторое время он, тяжело дыша, едва не теряя сознание, повалился от усталости в снег.
«Не загоняй себя, старик, – подумал старик, жуя снег. – Убежать от себя все равно не получится».
– От себя? Я не бегу от себя! – вдруг произнес он вслух. И рассмеялся тяжелым надрывным смехом. – Дожил – разговариваю сам с собой!
От себя. От себя, Корке. Ты бежишь от себя. Ты знал, что все так обернется. Знал, но боялся признаться в этом сам себе. Зачем народу немощный старый вожак, когда есть молодой, пышущий жаром и силой? За ним пойдут, пусть хоть на край бездны, и дальше. А за тобой уже нет, даже если этот путь единственный к спасению. Так устроены люди. Им нужна уверенность. А у тебя её нет. Растерял всю со смертью Агилы.
Корке схватил горсть снега и остервенело начал размазывать его по лицу и голове.
«Нет! Прочь мысли! Гнать взашей! Иначе пропаду! Надо идти вперед, не думая ни о чем. Позволить себе жить прошлым, все равно что прыгнуть в трясину – засосет и не заметишь. А нужна дорога, твердая и без ям. Неважно куда она приведет – конечной точки все равно нет. Важна сама дорога, если по ней приятно идти – значит это дорога твоего сердца».
Прежде чем исчезнуть, внутренний голос задал вопрос, который копьем пронзил Корке насквозь: та дорога, по которой ты сейчас идешь, является ли дорогой сердца?
Корке беззвучно заплакал. Воспоминания, так старательно забытые, припрятанные на самую дальнюю полку, вдруг с новой силой обрушились на него, царапаясь и раздирая едва зажившие раны.
За секунду до роковых последствий Корке понял ошибку, которую так беспечно допустил, но было уже слишком поздно.
Стрела вошла в плечо.
Старик дернулся, упал в снег. Попытался отползти, но от пронзительной нестерпимой боли в глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.
Вновь свистнула стрела, но прошла мимо, со звоном вонзившись в ледяную глыбу.
«Держись!» – приказ он себе, с силой загоняя в легкие воздух. «Держись и не дергайся! В лежащего сложнее попасть. Да и к тому же меня закрывает сугроб»
Так он и сделал, притаился в снегу, с трудом заставил каменные мышцы расслабиться.
Стало чуток легче. Если лежать и не шевелиться, то вроде даже и боли нет, только ощущается как что-то теплое по плечу расползается и быстро остывает на холоде. Кровь.
Свистнула третья стрела, но ушла поверху.
«Вот тебе и поворот! Совсем ты, старик, одряхлел и мозг у тебя как простокваша стал! Не уследил охотника! Ошибка юнца. Какой позор! Какой позор! Не даром тебя погнали с аула!»
Плечо опять начало жечь, словно тысячи пчел вдруг разом ужалили его в одну точку. Вот ведь угораздило! Чуток левее – и можно читать поминальную молитву. А так есть шанс выкарабкаться. Только вот кровь надо остановить. Запах крови для многих здесь является сигналом выйти из спячки на охоту. А он слишком желанная добыча – ранен, но еще живой, мясо парное, не стылое, от такого обеда тепло долго в теле остается. Лакомый кусок.
«Старый я уже, какое там мясо? Жилы одни, да кости, не угрызёшь», – не весело подумал Корке и, скрипя зубами от боли, зажал ладонью рану. Стрела мешалась. Поэтому он решил обломать её. Едва не воя, перехватил удобнее стрежень и резким движением сломал. В глазах потемнело, а изо рта невольно вылетел стон.
По хрусту снега Корке понял, что охотник поменял позицию, затаился у дальнего холма. Будет терпеливо выжидать, когда жертва либо выйдет сама из своего укрытия, либо истечет кровью и умрет. Молод значит еще, не опытен. Не стал добивать наверняка, выбрал не самую лучшую тактику. Значит есть немного времени обдумать дальнейшие действия.
Корке умыл взмокшее лицо снегом, сделал глубокий вдох и перевернулся на живот. Боль пронзила руку, но старик, стиснув зубы, не проронил ни звука. Не шуметь. Оставить ложные метки, а самому уходить, на сколько хватит сил.
А на сколько их хватит? – возник резонный вопрос. В лучшем случае, если охотник его не заметит, удастся пройти до тех дальних торосов. Потом придется преодолевать их, а это, учитывая его раненую руку, будет весьма проблематично.
«А может, воспользоваться «хватом»?» – проскользнула вдруг шальная мысль.
«Нет! Ты же обещал людям и самому себе, что никогда не будешь использовать свой дар и свое проклятье. Или забыл, что случается, когда ты используешь его?»
Нет, он не забыл. Помнил, слишком хорошо все помнил, словно вчерашний день. Помнил испуганное лицо Баура, все испачканное в крови, помнил ободранные черные руки Сатха, помнил истошные крики Укарта. И помнил прежде всего глаза Агилы, смотрящие будто бы сквозь него, в небо, и остывающие. Помнил он и свою беспомощность, и злость на самого себя, что никак не может помочь своей жене. Он все помнил, слишком хорошо помнил. А так хотел забыть.
Со стороны Козьей Сопки раздался женский крик.
Корке встрепенулся, едва не подскочил на ноги. Но пронзающая плечо боль быстра привела его мысли в порядок. Старик ткнулся лицом в снег, глухо застонал. Что? Женский крик? Ты в своем уме? Откуда тут…
Крик повторился, уже отчетливей. Уже можно было различить отдельные слова. «Помогите» – было одним из них.
Здесь нет сел, на лиги вокруг – мертвое белое безмолвие. И лишь охотники, чей промысел охотиться на зверье, изредка заглядывают сюда. Но женщины.... не может этого быть.
– Помогите! Помогите!
Корке вновь дернулся, интуитивно, не отдавая себе даже отчета в этом.
«Стой!» – завопил в голове голос разума. – «Это галлюцинация. Еще одна ловушка».
Ловушка? Но чья? Охотника? Это что же получается, охотник – девушка? Верится с трудом.
Корке скривился, сплюнул густую слюну в снег. Кого же это там черти принесли?
«Беги!» – вновь ожил разум. – «Со всех ног беги. А девушка, что тебе с нее? Ты не охотник, человечиной не промышляешь, да и насчет остального поздновато уже».
А с ней что же станет? Пропадет ведь!
«Да и шут с ней! Тебе-то что с того? Сама ошиблась, пусть теперь и расплачивается сполна».
– Помогите!
Корке приподнялся на колени, отдышался, пережидая пока спадет первая волна боли.
«Как ты собрался ее спасать? Ведь даже оружия нет…»
Старик стиснул зубы, тряхнул головой, отбрасывая все мысли прочь. Они теперь ни к чему, могут только помещать. Выбор сделан – иди и действуй, думать будешь потом, когда все исполнишь.
Шаг. Два быстрых выдоха. Глубокий вдох. Еще шаг. Вдох. Выдох. Все, боли нет, она ушла на второй план. Потом она вернется с утроенной силой, но это будет потом. Теперь важно только одно. Шаг. Два быстрых выдоха. Вдох.
Корке точнее определил откуда доносится крик, учел место, где сидел охотник, выбрал оптимальный маршрут. В два прыжка добрался до точки откуда доносились крики о помощи. Уже в последний момент обратил внимание на путанные следы, ведущие с той стороны, где укрывался стреляющий.
– Меня потерял? – игриво спросил женский голос из-за спины. Корке хотел ответить, но приставленное к самому горлу лезвие меча к беседе не располагало. – А я вот тебя долго искала.
«Вот ведь попался как пацан! И ведь говорил же сам себе – ловушка! Глупости нет твоей предела, старик»
Корке шумно сглотнул, стараясь не напороться на лезвие, осторожно спросил:
– Кто ты?
– Я та, кто убьёт тебя. Считай смерть твоя.
– Почему ты хочешь убить меня?
– А сам как думаешь?
«Совсем еще молодая, – подумал старик, вслушиваясь в голос незнакомки. – Лет тринадцать, наверное. Ловко она меня подловила. Сначала с лука подбила, потом выманила в засаду».
– Не буду гадать, – устало ответил старик. – Если есть за что, то говори.
– Скажу, – ледяным голосом ответила девочка. – Но сначала повернись. Хочу видеть твои глаза, когда буду отрубать тебе голову.
Старик осторожно повернулся. Не пряча взгляда, разглядел стоящую перед ним. И вправду совсем юная особа. Милое еще детское личико с огромными сапфировыми глазами, срезанное слева длинной спадающей челкой черных как смоль волос. Одежда с чужого плеча, аккуратно подшитая и подогнанная под нужный размер. На шее толстый длинный шарф, похожий на удава, обернутого в пять колец.
Девочка в свою очередь тоже оглядела старика колючим пытливым взором, особо пристально всматриваясь в лицо.
– Назови себя, – скомандовала она, продолжая держать меч у самого горла старика.
«А заточено знатно, – отметил про себя Корке, отклоняясь назад. – Опытный мастер заточку делал».
– Меня зовут Корке, – ответил старик. – А тебя?
Девочка не ответила, продолжая пристально изучать свою жертву.
– Может все-таки скажешь зачем хочешь убить меня? Коль не убила сразу, значит есть что сказать. Так ведь?
Девочка прищурила глаза, словно над чем-то размышляя. Чеканя слова, произнесла:
– Тринадцать лет назад, село Дэбуриан. Тебе это о чем-то говорит?
Старик кивнул:
– Да, говорит. В то время наш аул вел войну с жителями этого села. Мы ее выиграли.
– Вы убили почти всех жителей! – прошипела девочка.
– Не мы первыми начали эту бойню. Мы лишь защищали свои земли, на которые они посягнули.
– Это уже не имеет значения, – ни один мускул не дрогнул на ее лице, вся она словно мраморная статуя недвижимо стояла на ветру. – В той битве ты надругался над одной женщиной. Над моей матерью. В результате на свет появилась я. Мать так и не смогла оправиться от позора и сошла с ума.
Девочка перехватила меч двумя руками, как палач занесла над головой старика чтобы сделать роковой удар.
– Корке, ты, смердящий пес, я пришла совершить месть, о которой мечтала всю свою жизнь. Молись, ибо это твой последний день.
Глава 5
Что-то происходило в сумраке его безвременья, на самой периферии восприятия. Какое-то движение неведомых теней, разглядеть которые не было никакой возможности. Да он и не пытался. Просто ощущал их присутствие и молчал, не в силах что-либо сказать, парализованный, придавленный циклопическим массивом ужаса.
Тени издавали звуки. Говорили с ним. Так ему казалось. И в этом неразборчивом гомоне было какое-то одобрительное согласие, звериное, кровожадное, какое возникает всегда среди толпы, где-то в самом её центре, когда казнят разбойников или насмерть дерутся бойцы в круге арены. Бесформенная серая масса – трепыхающийся клубок чего-то отвратительного, пугающего, наводящего первобытный страх, – пронеслась над головой и растворилась в небытие. Темная громада неба, усеянная ярко светящимися точками, с оглушительным грохотом разорвалась, приводя его в сознание.
Ардус открыл глаза.
Боль начала приливать сразу, пульсирующими обжигающими волнами. Заломило руку, потом обручем сдавило голову. Скрутило живот, Ардус едва успел повернуться на бок, как его в спазме вырвало. Тело бил озноб, то ли от страха, то ли от холода.
Давно стемнело. Вдали, у самого горизонта, громыхало и сверкали молнии. Здесь же, в низине, дождя еще не было, но уже четко ощущался предгрозовой запах. Подул холодный ветер, принося с собой звуки ночи. Волки. Они находились неподалеку. Запах крови привлек зверье. И теперь оставалось только делом времени – найти по четкому следу добычу, выяснить не угрожает ли опасность и всласть вкусить знатного ужина, устроить пиршество.
Ардус с трудом встал. Стараясь не смотреть на два трупа, лежащих неподалеку, подошёл к лошади. Она нервничала, рыла копытом землю, фыркала, тоже чуя волков. Парень похлопал её по крупу, пытаясь успокоить.
– Тише, тише, – прошептал он не своим голосом. Во рту все пересохло, а губы потрескались, от чего каждое слово давалось неприятной болью.
Надо немедленно убираться из этих гиблых мест. Иначе и ему суждено будет сгинуть тут. От зверья в таком состоянии ему не отбиться. Но если гнать без оглядки, то шанс на спасение есть.
Ардус попытался вскочить на лошадь, но быстро понял, что из этой затеи не выйдет ничего толкового. Сил не оставалось. Поэтому он просто завалился в обоз, взял узды и припустил кобылу. Та резво помчала вперед, по кривой дороге. Телегу затрясло так, что из дыры, оставленной оружием головореза, полетел почтовый мешок.
– Давай! Давай, родимая! – шептал Ардус, уже и не понимая, чего он больше боится – волоков или убитых им людей. Перед глазами еще отчетливо стояла картина удивлённого лица толстяка, из шеи которого хлещет кровь. Бледная маска начала растворяться и сквозь нее проступало другая – худое изможденное лицо старика. Куцый смотрел на Ардуса тяжелым не переносимым взглядом и превращался в череп. Наваждение не проходило, и парень начал подумывать о том, что сошел с ума.
Как же он в таком виде явится в Академию? Если у него заподозрят безумие, то непременно сдадут в лечебницу. А об учебе можно будет забыть раз и навсегда. У сумасшедших одна дорога – мозговое иссечение и отправка на стирочные работы – других им после такой процедуры уже доверять нельзя.
Ардус со всей силы тряхнул головой, словно пытаясь вышвырнуть оттуда дурные мысли. Начал молиться, от волнения через раз забывая и путая слова.
На каждом ухабе обоз подбрасывало. Услышав совсем близко, за спиной, голодный скулящий вой волков, парент поддал лошаденке еще. В ночи, освещаемой лишь только блеклой луной, было не разобрать дороги. Но вскоре и луна скрылась за черную дождевую тучу и в мире воцарился мрак.
Ударил раскатистый гром, и в тот же миг стеной пошел холодный дождь. Он бил в парусину телеги, сквозь огромный прорез проникал внутрь, словно пытаясь добраться до парнишки, схватить его и утащить во мрак. Ардус какое-то время укрывался от дождя, кутаясь в одежды, но понял, что это бесполезно и сдался, уже не прячась от хлестких тяжелых капель.
Вода стекала по лицу, ручейками облизывала потное измученное тело. И от этого холода становилось легче. Ардус глубоко вздохнул, чувствуя, как мысли успокаиваться, начинают приходить в порядок. Разум остыл, погасив раскалившиеся эмоции. Парень выглянул наружу, подставляя лицо дождю. Да, так действительно лучше. И никакого самобичевания, и угрызения. Ни в чем не виноват. Поступил так, как и положено. Самозащита. А бандиту наказание за его грехи.
Вновь невольно всплыл в памяти лик старика, но парень с силой тряхнул головой, выкрикнул в черное небо что-то нечленораздельное и мираж исчез.
С каждым мгновением повозка уходила прочь от того места, где случилось то, о чем парень раньше не мог помыслить даже в самых дурных снах. Ночь надежно прятала своих покойников, скрывая страшную тайну. А Ардус мчал вперед, как ему казалось туда, где он начнет все с чистого листа, заново. Но не понимал одного – он все глубже погружался во мрак, с каждым шагов все дальше сбиваясь с пути.
К утру дождь закончился. Лошадь, измотанная за ночь, остановилась возле деревца пощипать травы и отдохнуть. Ардус не стал клять кобылу, задремал и сам, мертвецки устав. Проспал до самого обеда и проснулся лишь из-за того, что захотел есть. От голода в тугой узел стянуло живот. Все, что было, отошло на второй план, оставляя место только одному инстинкту – утолить голод.
Ардус нашел среди перемешавшихся и растрепанных сумок свою, достал оттуда кусок хлеба, за время дождя вымокшего, превратившегося в раскисший кусок теста, и тут же его съел под довольное урчание желудка.
Хлеба оказалось мало и наесться им не получилось. Пришлось искать еду среди сумок почтальона. Но ничего кроме писем, бумаг и поношенных вещей там не обнаружилось. Разминая затекшие конечности, парень спрыгнул с обоза, осмотрелся. Местность была ему не знакома. Сплошная равнина, да небольшие островки деревьев. Ни намека на город или деревушку. Но судя по наезженной широкой дороге не такое уж и покинутое место. Если ехать и дальше по тракту, то непременно должен повстречаться перевалочный пункт или почтовая станция. А там можно и поесть, и спросить, где он находиться, и уточнить дорогу на Амальтар.
– Главное, чтобы этот населенный пункт не оказался подобием Заррии, – вслух сказал Ардус и рассмеялся, громко, звонко, откинув голову назад. Лошадь с некоторым недоверием посмотрела на странного человека и вновь продолжила щипать траву.
А он все смеялся и никак не мог остановится. По щекам покатились слезы, а живот заболел, не в силах выдержать такое испытание. Не помня себя, задыхаясь, парень гоготал и лишь цокот копыт вдалеке заставил его с трудом успокоиться.
Поднимая клубы пыли, вдали одиноко ехал наездник.
Внутри словно все оборвалось. Спина покрылась холодным потом. Ардус вдруг понял, что на почтальона по своему виду он совсем не похож, и объяснить наличие обоза правдоподобно навряд ли получится. Попробовать скрыться? Не успеет, путник уже совсем близко. Остается только молится что всадник не из рыцарской охраны. Иначе придется вернуться в родные края, но отнюдь не в отчий дом. На шахты. До скончания века.
–Твердости твоей вере! – издали крикнул всадник на высоком, еще иначе называемом королевским, слогом и поднял руку в приветствии.
В голове проскользнула – только на одно очень короткое мгновение, – а не решить ли возникающую проблему так же, как и…
Нет!
Ардуса передернуло от жутких воспоминаний. Боже, что же это с ним происходит?! Нет никакой проблемы! Просто путник, повстречавшийся на пути. Что он может ему сделать?
Незнакомец был высокого роста, слегка сутуловат. Под плотным капюшоном, скрывающий лицом, угадывался лишь острый тонкий нос и выступающие заостренные скулы. Незнакомец держался уверенно, но надменности в жестах и движениях не чувствовалось, напротив, все своим видом он выказывал уважение и такт.
Путник вновь поприветствовал его королевским слогом:
– Твердости твоей вере!
Опомнившись, Ардус торопливо ответил:
– И тебе. И пусть у нас с тобой будет один король.
– Истинно так.
Путник кивнул. Парень кивнул в ответ. Полагаемый для такого случая обряд был соблюден, но что делать дальше, кажется, не знал никто из них двоих. Возникла неловкая пауза.
– Меня зовут Ардусом.
Путник спрыгнул с лошади, протянул жилистую загорелую ладонь.
– Кливент.
Они пожали друг другу руки.
– Помощь нужна? – спросил назвавшийся Кливентом, переходя на простой слог.
Ардус растерялся.
– Помощь?
– Ну да. Твоя повозка совсем плохо выглядит, – он кивнул в сторону телеги. – Видимо, ты куда-то сильно спешил, раз гнал её по такой ужасной дороге. Ямы и колдобины окончательно превратили её в рухлядь. И пары лиг не проедет – развалится. Вот и трещина глубокая на передней оси имеется. Нет, не доедет, точно тебе говорю.
– Да, действительно, спешил, – нервозно хохотнул Ардус, но быстро одернул себя, взяв в руки. – Я в Академию путь держу.
– Не в Академию Истиной Веры случайно ли? – заинтересованно спросил путник.
– В неё самую. Поступать намерен.
– Так значит, как говорят странствующие менестрели, наши дороги слились в одну. Я тоже туда путь держу. Не поверишь – тоже поступать!
Кливент откинул капюшон, обнажая худое с мертвенной мраморной бледностью лицо, угловатое словно вырезанное наспех из камня. И лишь живые подвижные с голубоватым отливом глаза выдавали в нем живого человека.
– А повозку я у одного старика купил, – спешно добавил Ардус, заметив, что новый знакомый как-то подозрительно пялиться на обоз. – Хлам подсунул. Радует только, что не дорого за нее отдал. Не жалко будет оставить.
– Это правильно, – кивнул Кливент. – Верхом быстрее будет, телега ни к чему тебе. Ты же не почтальон.
Ардус нервозно хохотнул. Внутри всё скрутило в тугой узел, холодный и тяжелый.
– А проходимцев нынче много развелось, – продолжал путник.
Будь у Ардуса сейчас нож в руке, за свои дальнейшие действия он бы не ручался. Но оружия, хвала Святым, у него не было и поэтому он лишь молча кивнул, судорожно сглотнув.
«Не похож на солдата королевской стражи», – отметил про себя Ардус, украдкой осматривая одежду путника. Может, действительно говорит правду насчет поступления в Академию? В этом ведь нет ничего удивительного. Одет не бедно – добротные сапоги из сыромятой кожи, серый с отливом плащ по последней моде, широкий черный пояс, украшенный, кажется, медью. Такому парню по статусу и финансовым возможностям вполне логично учится в одном из трех старших школ – Академии Истинной Веры, Академии Военного Дела или Академии Горного Дела. Никакой опасности.
«Надо взять себя в руки и успокоится, иначе точно доведу себя до помешательства».
Стало чуть спокойнее. Ардус облегченно вздохнул, подумав, что слишком накрутил себя. Произнес:
– И вправду, оставлю телегу здесь, ни к чему мне она.
– Это правильно, дружище, – вновь кивнул Кливент, так буднично и естественно, словно они были знакомы уже множество лет. – Пойдем верхом, налегке, так быстрее будет.
Ардус, смутившийся от такой беспардонности путника, с которым познакомился только что, только и смог ответить:
– Пойдем.
Соорудив из плотной парусины обоза подобие седла, набив между двух слоев ткани побольше тряпья и бумаги, найденной в багаже Куцего, Ардус водрузил подушку на спину лошади. Со второй попытки оседлал животное, едва усидев на плохо закрепленной самодельной конструкции.
Смотря, как Ардус вертит поясницей, пытаясь удержать равновесие, Кливент весело хохотал, похлопывая себя по коленям.
– Ну ты даешь, братец!
Ардус тоже рассмеялся в ответ, оправдывающимся тоном произнес:
– Поэтому и телегу купил – плохо владею конным искусством.
– Да какое к черту искусство! – утирая слезы сказал Кливент. – Обхватил кобылу ногами, наподдал и – вперед! А вот задницей ты вертишь – вот это, пожалуй, можно назвать искусством! Так в красных трактирах даже барышни не танцуют как ты извиваешься! Им поучиться бы у тебя надо! Ха-ха!
Они оба громко весело рассмеялись.
– Гони! – свистнул Кливент, наконец успокоившись. – Гони, ее ретивую! – и пришпорил коня. Лошадь встрепенулась, дернулась, поднимая клубы пыли и со всех ног помчала вперед.
Ардус последовал за ним.
