Тимур Дмитричев
Курьезы холодной войны. Записки дипломата
Небезопасные приключения в Колумбии
Рейс самолёта теперь давно исчезнувшей американской компании Брэнифф, на который я пересел в Панама-Сити, шёл из Лос-Анджелеса в Лиму с последующей посадкой в Боготе. Основную часть его пассажиров составляла большая группа американцев в тропических шлемах, рубашках и шортах, которые, как выяснилось, летели охотиться в джунглях Колумбии на притоках могучей Амазонки. Моими соседями оказались руководитель одного из крупнейших перуанских профсоюзов и его помощник, которые возвращались в Лиму с конференции в Панаме. В ходе завязавшегося разговора в ответ на их расспросы я рассказал им о себе, а они говорили о своей работе, о положении в Перу, о рабочем и профсоюзном движении, о своих семьях и делах. Сначала они не могли поверить, что я из Советского Союза. Потом, осознав, что я говорю серьёзно, они признались, что это их первая встреча с человеком из СССР – страны, перед которой они испытывали настоящее благоговение в связи с тем, что она для них олицетворяла государство рабочих и крестьян. Ввиду одного этого факта они сразу же зачислили меня в число своих друзей, подробно расспрашивали о нашей жизни и профсоюзах, а узнав, что после Колумбии я собирался приехать в Перу, обещали меня непременно встретить и во всём посодействовать. Мы расстались с ними в Боготе как старые друзья.
Итак, я прибыл в Колумбию… Эта крупная по территории страна (она в два раза больше Франции) в северо-западной части Южной Америки унаследовала своё название в честь великого Колумба в 1819 году от более крупного региона, в который она входила. Её карибское побережье было открыто и впервые обследовано тем же замечательным рыцарем джунглей Васко Бальбоа, который первым из европейцев увидел Тихий океан, преодолев трудный Панамский перешеек. Вплоть до освобождения от Испании и ещё некоторое время спустя, когда освободитель этой части континента Симон Боливар пытался объединить возникшие на месте бывшей Новой Гранады автономные регионы, судьба этой страны была тесно переплетена с будущими Венесуэлой и Эквадором…
В 1535 году Педро де Луго – аделантадо города Санта-Марта, основанного на северном побережье сегодняшней Колумбии всего за десять лет до этого, принял решение отправить в глубь континента экспедицию для обнаружения истоков могучей южноамериканской реки Магдалены, впадавшей в Карибское море недалеко от вверенного ему нового поселения. Главой экспедиции он назначил своего талантливого сотрудника Хименеса де Кесада, который весной 1536 года отправляется вверх вдоль болотистых берегов Магдалены с отрядом в количестве свыше 800 человек. В январе следующего года, преодолев огромное расстояние через тропические джунгли, постоянные нападения со стороны воинственных индейцев, мучительные болезни, голод и отроги Анд, Кесада наконец вывел своих людей на широкую и благодатную горную долину, населённую племенем чибча.
Согласно подсчётам, племя чибча тогда состояло примерно из одного миллиона индейцев. К этому времени у отважного конкистадора осталось измученных переходом 167 человек и 59 лошадей! После нескольких вооруженных схваток и одной решающей битвы между пришельцами и местными жителями вождь чибча Зипа покинул свою столицу и исчез навсегда из поля зрения испанцев. На месте этой столицы у подножия гор, где начиналась широкая плодородная долина, которую чибча называли «богота», что на их языке означало «большие угодья», Кесада основал в 1538 году новый город, который он назвал Санта-Фэ, в память о том полевом лагере, откуда испанские короли Изабелла и Фердинанд вели свою победоносную войну против Гранады – последнего мусульманского владения на полуострове в 1491—1492 годах. Таким образом, новый город обрёл название Санта-Фэ-де-Богота (ныне Богота).
Очень любопытным является тот факт, что в то самое время, когда Кесада со своим отрядом пробивался к долине Боготы вдоль русла Магдалены, к этой же цели продвигались две другие экспедиции, совершенно не зная о намерениях друг друга или о Кесаде. Одну из них вёл из далёкого Кито в Эквадоре один из сподвижников Писарро – Себастьян де Белалкасар. Другую возглавлял немец Николаус Федерманн по велению гильдии коммерсантов Аугсбурга, которым удалось получить концессию на создание колонии от императора Карла V в уплату его долгов. Федерманн двигался к Боготе по одному из притоков многоводного и мощного Ориноко из Венесуэлы. Белалкасар достиг Боготы в 1538 м, а Федерманн добрался до неё всего лишь в 1539 году. Перед лицом других претендентов Кесада отстоял свои права первооткрывателя и был впоследствии произведён императором в рыцари…
Выходя из самолёта на аэродроме Боготы, я оказался в шумной и громкой толпе американских охотников, которых при входе в здание терминала встречали их попечители из местной туристической компании. Когда мы вошли в зал со стеклянными будками паспортного контроля, я заметил, что только в одной из них находился пограничник, а другие были пустыми. Мне пришлось встать в хвост опередившей меня толпы американцев, но их очень быстро пропустили. Было очень странно теперь видеть вокруг себя совершенно пустой зал прибытия. Я подумал, что на моём рейсе, видимо, кроме меня и охотников из США, сюда никто не прилетел, а других рейсов в это время, очевидно, просто не было.
Я подошёл к окошку пограничника и подал ему свой паспорт ООН, открыв его на странице с колумбийской визой, чтобы ему не пришлось её разыскивать среди многих других, имевшихся в паспорте. По всей вероятности, моему пограничнику подобных паспортов раньше видеть не приходилось, так как он стал его рассматривать с нескрываемым любопытством. Изучив мой документ, он извинился и вышел из будки во внутренние помещения. Минут через 5—7 он вернулся в сопровождении ещё одного сотрудника и выложил передо мной несколько анкет, сказав, что мне нужно их заполнить, а затем снова подойти к его окошку.
Вернувшись в зал, я нашёл маленький столик со стулом и сел за заполнение анкет. Я закончил одну из них, в которой нужно было среди прочего указывать гражданство, место постоянного проживания и работы и т.д. Принимаясь за вторую, где нужно было сообщать о цели поездки, сроках нахождения в стране, местах посещения, адреса гостиниц, маршруты перемещения и транспорт, а также другие сведения о моём пребывании, я вновь оглядел большой зал прибытия и ещё больше удивился его полной пустоте. Помимо отсутствия пассажиров бросалось в глаза и отсутствие каких-либо работников аэропорта. Я был совершенно один в этом странно безмолвном и безлюдном помещении.
Работа по заполнению второй и, как оказалось, последней анкеты (остальные были просто дубликаты) уже была почти закончена, когда передо мной появились два колумбийца в штатской одежде. Поздоровавшись со мной, но не представляясь, они запросто сели боком на противоположные углы моего стола за отсутствием стульев и спросили, всё ли мне ясно в отношении форм. Я ответил, что я их практически подготовил, и тогда один из незнакомцев взял мою первую анкету и стал её просматривать. Через минуту была закончена и вторая, которую забрал тот же самый человек, который изучал первую, а второй начал со мной вполне корректно беседовать.
Он расспрашивал меня фактически по тем же самым вопросам, которые были в анкетах с некоторым уточнением деталей. «Итак, можно сказать, что Вы приехали к нам как турист». – подытожил ведший беседу. Услышав от меня подтверждение его вывода, он в несколько преувеличенной дружески заботливой манере стал меня отговаривать от моей затеи. По его словам, а это мне было давно самому известно, в стране уже много лет шла гражданская война, и путешествовать по ней за пределами крупных городов, где правительство не контролировало ситуацию, было просто опасно. Ко всему этому, как он пояснил далее, прибавился ещё один очень важный фактор: в связи с определёнными неожиданными событиями в Боготе с утра сегодняшнего дня введено осадное положение, все улицы центра города перекрыты войсками, проходить через них нельзя, а находиться на других улицах города можно только до наступления темноты.
Сообщение об осадном положении явилось для меня неожиданностью. «Посмотрите на этот зал, – продолжал мой собеседник. – Вы же видите, что здесь никого нет. Сегодня других самолётов принимать или отправлять аэропорт больше не будет. Ваш был последний рейс. Вы можете остановиться и переждать до открытия аэропорта в гостинице прямо недалеко от терминала. В город мы вам выходить не рекомендуем», – закончил он и вопросительно посмотрел на меня в ожидании ответа. Для собственного уточнения сложившегося положения я переспросил: «Скажите, пожалуйста, с вашей стороны это только рекомендация, но, как я понимаю, не запрет, не так ли?» Мои собеседники посмотрели друг на друга и почти одновременно подтвердили, что это их рекомендация на моё усмотрение. «Ну что же, в таком случае хочу вас поблагодарить за внимание ко мне, но поскольку я всё равно должен выходить из здания терминала, я пойду сначала получу мой чемодан, а потом подумаю и решу». Мы все трое подошли к пропускной будке, я сразу получил штамп прибытия в паспорте, и мы попрощались.
Я вышел к карусели получения багажа и увидел стоявший около неё в полном одиночестве свой чемодан. В этом помещении, кроме меня, тоже никого больше не было. На выходе в зал встречающих около уже закрытой двери возник сотрудник таможни, который, не спрашивая декларации, распахнул её передо мной и, пропустив меня, снова закрыл её. Сначала мне надо было найти отделение банка для обмена пока небольшой суммы долларов на местную валюту, которая мне понадобилась бы в любом случае, а потом я рассчитывал зайти в кафе и за чашкой вкусного местного кофе обдумать дальнейшие действия. Валютный киоск я обнаружил довольно быстро, но он оказался закрытым. Во всём широком коридоре к выходу на улицу не было ни одного человека, у которого можно было бы спросить, где ещё можно было бы поменять деньги. Отсутствие людей в таком обычно суетливом месте, как аэропорт, создавало ощущение нереальности всего происходящего.
Оказавшись на улице, я увидел прямо перед собой группу американских охотников, заканчивавших посадку в свой отдельный автобус, и я решил узнать у них, едут ли они в Боготу. Они объяснили, что едут куда-то на юг, но не в столицу. Попрощавшись, я направился к входу в зал отъезда, где надеялся найти киоск обмена денег и кафе. Все многочисленные прилавки регистрации пассажиров разных компаний пустовали. Удивительно странно было видеть всё это безлюдье, наводившее на мысль, что будто какая-то сверхъестественная сила вынесла отсюда всех людей, оставив предметы и вещи в полной сохранности.
Пройдя ещё немного вперёд, я встретил шедших мне навстречу двух сотрудников аэропорта и спросил у них, где можно было бы там обменять доллары и выпить чашку кофе. Они объяснили, что из-за осадного положения, введённого в Боготе, аэропорт был практически закрыт, но одно кафе оставалось открытым для дежурного персонала, где официант может мне обменять небольшую сумму и где я мог попить кофе. Следуя их объяснению, я нашёл дежурное кафе, в котором мне удалось поменять деньги и получить чашку очень ароматного, но страшно крепкого кофе. Поскольку я здесь оказался единственным клиентом и официант был не занят, я поинтересовался у него обстановкой в городе и возможностью выполнить мои туристические планы.
Он сказал, что центр города был действительно окружён войсками, так как там в тот день должна происходить встреча президентов андийской группы стран, в связи с чем вооружённые партизаны угрожали её сорвать своими боевыми действиями. Однако, по его словам, он, будучи рано утром около моей гостиницы «Интерконтиненталь», где у меня ещё из Нью-Йорка был снят номер, видел, что она была за два квартала до начала линии войск и что поэтому к ней можно было подъехать по окружной, минуя отсечённый армией центр. Насколько ему было известно, пока в Боготе всё было спокойно. Он считал, что до отеля можно вполне добраться, там переночевать, а завтра после завершения президентской встречи осадное положение могут и отменить. Слова официанта мне показались вполне убедительными, и я решил направиться в Боготу.
Переложив из чемодана в авиасумку некоторые вещи, которые мне могли понадобиться, я оставил его в камере хранения-автомате и налегке вышел из здания терминала искать транспорт в столицу. Вся площадь перед терминалом была пуста, за исключением трех автобусов и разгружавшего около здания какие-то коробки небольшого фургона. Я направился к автобусам и узнал, что два из них едут не в Боготу, а третий был на дежурстве для нужд аэропорта и ехать пока никуда не собирался. На мой вопрос, как можно было бы добраться до Боготы, мне было сказано, что в той ситуации можно было рассчитывать только на появление какой-нибудь служебной машины.
Тогда мне пришла мысль переговорить с водителем фургона, и я пошёл к нему. Сначала водителя не было, но вскоре он пришёл за очередной коробкой и после некоторых колебаний согласился на мою просьбу за сносную плату в долларах. Его нужно было ещё подождать минут 15 для завершения разгрузки. Когда водитель появился из двери склада, отнеся туда последнюю коробку, с ним оказались женщина с двумя детьми и какой-то мужчина, которых он назвал своими родственниками, ожидавшими его для поездки в город. В фургоне было только одно переднее сиденье, но сзади было несколько пустых коробок, среди которых водитель рассадил детей и мужчину, а меня устроил вместе с женщиной рядом с собой. Протерев совершенно грязное ветровое стекло, через которое дорогу можно было только угадывать, водитель повёз нас в Боготу.
Неказистая асфальтовая дорога, напоминавшая мне наше тогдашнее шоссе в Шереметьево, шла в отдалённом окружении ощутимо громадных величественных Анд. В особой красоте этого несколько фантастического горного пейзажа было немало таинственного и мистического. По дороге в Боготу машины попадались совсем редко. Несмотря на присутствие нескольких встретившихся нам патрулей, нас ни разу не остановили. Мы подъезжали к первым кварталам домов города, когда водитель объявил мне, что на углу первой же улицы мне придётся сойти, так как он уже успел заметить маячившую впереди цепочку солдат, перекрывавшую проезд. Когда мы остановились, я попросил его объяснить, как пройти от того места к гостинице «Интерконтиненталь». С помощью имевшейся у меня туристской карты города мы разобрались с маршрутом и распрощались. До гостиницы идти пешком нужно было около часа.
Вскинув на плечо красную авиасумку с крупными белыми буквами TWA (очередной подарок Зилотти), я резвым шагом направился к тротуару первой начинавшейся здесь улицы Боготы. Метрах в 20 впереди меня стояла редкая цепочка солдат, протянувшаяся поперёк безлюдной улицы. Я решил с независимым видом пройти между ними дальше, стараясь на них не смотреть. К моему большому удивлению, они меня не остановили, и я смело продолжал шагать вперёд. Через несколько кварталов возникла ещё одна такая же вытянутая неровной ниткой группа солдат, и я снова смело прошёл между ними, не будучи остановлен. Такая же ситуация повторилась ещё раза три до того, как я вышел на довольно большую площадь, где сходилось несколько улиц. В этом месте мне нужно было уточнить, куда идти дальше, и я с картой в руках стал разглядывать на столбах их названия. Определив дальнейший маршрут к гостинице, я сменил направление, прошёл беспрепятственно новый кордон солдат и через несколько кварталов оказался на ещё одной площади, где снова надо было уточнить дальнейший путь.
Моё многократное успешное преодоление солдатских кордонов вселило в меня растущую уверенность, что остававшуюся часть пути до гостиницы мне удастся пройти так же свободно. Поскольку около меня прохожих не было, хотя изредка они стали попадаться, и одна карта не помогала, я решил подойти к ближайшей цепочке солдат и попросить их сориентировать меня в направлении гостиницы. Подойдя к следующему кордону, я так и сделал. Двое солдат объяснили, что мне оставалось идти уже недалеко, и показали, как пройти.
После пары кварталов нужно было делать поворот, за которым я увидел небольшую группу солдат с автоматами, которые были направлены в сторону стены большого здания, где с поднятыми вверх руками стояло 6—8 человек в гражданской одежде. Пройдя мимо них, я заметил, что каждого выходившего из подъезда дома человека солдаты тут же грубо останавливали, обыскивали и затем ставили к стене с поднятыми вверх руками. Мне хотелось поскорее уйти из этого неприятного места и, дойдя до угла здания, я решил перейти на другую сторону улицы и направился туда через очередной перекрывавший её кордон.
Но здесь меня неожиданно остановили и попросили предъявить документы. Доставая свой паспорт ООН, я сказал, что иду в гостиницу «Интерконтиненталь» и даже попросил обратившегося ко мне солдата подтвердить, правильно ли я иду. Вокруг нас тут же выросла толпа солдат и нескольких не задержанных или освобождённых после проверки прохожих. Солдат взял мой паспорт и начал его листать. Я заметил, что он держит паспорт вверх ногами, и подумал, что мне попался неграмотный, которых среди колумбийцев из бедных слоёв было немало. Дойдя до фотографии, солдат перевернул документ и стал в неё вглядываться. На виду собравшейся толпы он стал спрашивать, откуда я, зачем приехал в Колумбию, куда направляюсь и почему расхаживаю по улицам в это время. Я спокойно отвечал на его вопросы, но одновременно слышал повторяющиеся комментарии в толпе, что поймали террориста.
Выслушав мои объяснения и ответы на его дополнительные вопросы, солдат кивнул головой своим сослуживцам, которые освободили нас от окружавшей толпы и вместе с ним, взяв меня под руки, пошли назад к зданию, где стояли автоматчики. Пока мы шли, я пытался протестовать, говоря, что я сотрудник Секретариата ООН, что это ошибка, что у меня есть официальная виза правительства Колумбии, что они должны разобраться, и что для этого нужно пригласить офицера. Но они меня не слушали. Когда мы оказались около автоматчиков, солдат с моим паспортом попросил меня поднять руки вверх, на что я ответил решительным отказом, настаивая при этом вызвать к нам офицера. После моего отказа поднять руки и пока я высказывался по поводу присутствия офицера, двое солдат в одно мгновение обыскали меня со спины. Однако никто почему-то не догадался обследовать мою сумку. Я снова высказал свой протест, настаивая на приходе их командира и глядя вокруг в надежде увидеть офицерскую форму.
Солдат с моим паспортом стоял в нерешительности, стуча им об руку, видимо, размышляя, что со мной делать. Потом он снова кивнул головой стоявшим рядом со мной солдатам, которые подхватили меня под руки и потащили к стенке, около которой с поднятыми вверх руками стояло ещё 5—6 человек под наведёнными в их сторону автоматами. Солдаты оставили меня вместе с другими у стены и отошли на несколько шагов, вероятно, с намерением не дать мне уйти оттуда, но больше поднимать руки не заставляли. Повернувшись лицом к улице, я снова стал требовать офицера. Через минуту солдат с моим паспортом направился к углу здания и скрылся за поворотом. Тогда я обратился с той же просьбой к оставшимся рядом со мной солдатам, которые ответили мне, что их товарищ пошёл искать командира и сейчас вернётся.
После 2—3-х минут ожидания на углу дома вместе с солдатом появился толстый офицер в каске и с таким количеством орденов и медалей на груди, что можно было подумать, будто он героически прошёл через массу крупных боевых сражений. Офицер, глядя на меня от угла дома, слушал объяснения солдата, который затем передал ему мой паспорт. Я стал делать знаки офицеру с просьбой подойти, но, просмотрев мой документ, он вернул его солдату и что-то ему сказал. Солдат тут же направился ко мне, а я пошёл навстречу ему, и охранявшая меня двойка двинулась вместе со мной. Офицер остался наблюдать за нами со своего места. Подойдя ко мне, солдат извинился за моё задержание, передал мне паспорт и сказал, что я могу двигаться дальше.
Принимая паспорт, я попросил показать, как мне пройти в мою гостиницу, но солдаты сказали, что они из провинции и города не знают. Тогда я обратился с той же просьбой к новой образовавшейся вокруг нас толпе, однако, может быть из-за страха связываться со мной, никто на мою просьбу не откликался. Я уже собрался идти дальше, когда из толпы вышел мальчик лет 9—10 и сказал, что моя гостиница совсем рядом, и что он меня туда проводит. Подойдя ко мне, мальчик взял меня за руку, и через расступавшиеся перед нами кучки собравшихся здесь пешеходов и кордоны солдат мы с ним пошли прямо по осевой нашей улицы. Все находившиеся на улице солдаты, скопившиеся здесь пешеходы и многие жители соседних домов, смотревшие из открытых окон, наблюдали за нашим необычным шествием.
Моя гостиница находилась от места моего задержания всего в четырёх кварталах. За полицейским барьером, который отгораживал её от нашей улицы, собралось человек 15—20 любопытных, ждавших нашего прихода. Среди них оказалась часть работников «Интерконтиненталя», в том числе его главный управляющий, который, увидев во мне иностранца, тут же подошёл ко мне осведомиться, иду ли я в его гостиницу. Услышав подтверждение, он с энтузиазмом схватил у меня с плеча мою сумку и в сопровождении других служащих быстро увлёк меня внутрь здания вместе с мальчиком. Здесь я щедро наградил моего сопровождающего долларами за его услугу, и он с радостью помчался на улицу.
Управляющий гостиницей подошёл со мной к прилавку регистрации и сам стал заниматься моим оформлением. Пока я заполнял карточку прибывшего, мой хозяин извинялся за постигшую меня неприятность и рекомендовал в тот день на улицу больше не выходить, так как в городе ожидались беспорядки. Просмотрев мою заполненную карточку, управляющий буквально просиял, узнав, что я советский, и обрадовано распорядился предоставить мне лучший имевшийся номер без дополнительной приплаты.
В ожидании подготовки номера он повёл меня к расположенному там же бару и угостил меня виски, расспрашивая про СССР, мою работу и мои туристские планы в Колумбии. Я оказался первым советским не только в его гостинице, но, по всей видимости, и в самой стране за почти 20 лет отсутствия каких-либо отношений между нашими государствами. Номер уже давно был приготовлен, но управляющий отелем всё не хотел меня отпускать. Потом он спохватился, что слишком задержал меня после дальней дороги и выпавших на меня неприятностей, взял мою сумку и ключ и сам поехал наверх показывать мой номер. Мы с ним расстались как добрые знакомые.
Приняв душ и немного отдохнув, я решил спуститься на ужин в ресторан при гостинице. Слух о том, что в отеле остановился русский из Москвы, обошёл всех его сотрудников, и, проходя по помещениям гостиницы, я ловил на себе их любопытные доброжелательные взгляды. Главный ресторан со столиками в тот день был закрыт, но ужин давали за стойкой бара, где я выбрал себе удобное место, так как других клиентов пока не было. Заказав себе блюдо, я стал изучать карту Боготы, которая после моего утреннего похода мне теперь стала более понятной, что облегчило ориентацию в расположении памятников, старых церквей, музеев и других достопримечательностей, намеченных для моего посещения.
Я ещё не успел получить свой ужин, как у меня появился возбуждённый сосед, который, сразу же заказав себе на английском джин с тоником и бифштекс, начал с возмущением рассказывать мне перипетии его сегодняшнего дня, связанные с проверками документов, задержаниями, объездами и прочими неурядицами, выпавших на него по дороге в Боготу и гостиницу. Судя по акценту, я решил, что он англичанин (он потом это подтвердил), и про себя подумал, что я оказался не один иностранец, кто попал сегодня в неприятное положение. Мой собеседник приехал в Боготу из провинции, где он работал уже почти два года на предприятии своей английской фирмы, чтобы завтра утром встретить своего коллегу из Лондона. Ему явно очень не нравилось здесь работать, в первую очередь из-за непрекращающихся беспорядков, вызываемых действиями партизан-повстанцев и неспособностью правительства контролировать положение.
За нашим растянувшимся ужином и новыми порциями джина с тоником он рассказывал о событиях в Колумбии, приводя случаи похищений, ограблений, избиений и прочих страстей, жертвами которых были его коллеги по работе и знакомые. Он с нетерпением ожидал завершения своего контракта, чтобы поскорее уехать из этой бестолковой и опасной, как он считал, страны. Англичанин был настолько занят рассказом о своих собственных проблемах, что обо мне спросил только, кто я, откуда и зачем приехал и сколько времени собирался быть в Колумбии. Мы разошлись довольно поздно и попрощались, так как он завтра же после встречи коллеги из Лондона вместе с ним снова уезжал на своё предприятие.
Поднявшись в номер, я сразу лёг спать, но буквально через несколько минут раздались сначала одиночные выстрелы, а потом и автоматные очереди. Я встал и осторожно выглянул в окно, но на нашей улице не было ни машин, ни людей. Я заснул, но на протяжении ночи несколько раз слышал выстрелы, правда, они звучали в стороне от нашего отеля.
Утро следующего дня было очень солнечным и неожиданно прохладным. В окно я увидел, что полицейское заграждение на нашей улице начали разбирать солдаты, а их кордонов уже не было, хотя на углах улиц стояли патрули. Я с надеждой подумал, что осадное положение отменили, и, спустившись вниз на завтрак, тут же купил местную крупную газету. Аншлаг громко объявлял о принятии вчера на встрече президентов «Декларации Боготы», провозглашавшей новую эпоху сотрудничества между андийскими странами в разных областях, в том числе и в сфере борьбы с «коммунистическими повстанцами». Были сообщения об арестах, проверках, перестрелках и прочих беспорядках, но, по утверждению газеты, партизанам не удалось сорвать встречу в верхах благодаря прекрасному обеспечению безопасности в городе со стороны армии и полиции. Осадное положение отменялось, что открывало путь моим туристским маршрутам.
Сразу же после завтрака, взяв свой фотоаппарат, я отправился пешком по городу на центральную площадь, где находился прекрасный старый католический собор в стиле классического барокко и президентский дворец с усиленной охраной в окружении ряда правительственных зданий. Потом я добрался до дома-музея Симона Боливара, где с волнением осматривал его жилище, личные вещи и документы, рассказывавшие о жизни и деятельности этой необыкновенной исторической личности —освободителя целой группы стран Южной Америки от Испании – во время его пребывания в Колумбии и о его последующей драматической кончине на её карибском побережье в 1830 году. Следующий день начался с подъёма на фуникулёре на самую высокую гору в окрестностях Боготы, откуда открывается фантастическая панорама всего города и той огромной долины, в лоне которой он так уютно расположился. Остальное время я провёл в хождениях по музеям и улицам города.
Вернувшись к вечеру в гостиницу, я поинтересовался у портье возможностью совершить поездку из Боготы в район Сирпаркира, где находился самый глубокий в мире подземный собор, построенный в бывших соляных шахтах. Портье сообщил мне, что туда лучше всего съездить организованной экскурсией, так как Сирпаркира находилась в зоне партизан, и одному там появляться просто опасно. Небольшие экскурсии в это место, по его словам, проводились не так часто и только тогда, когда набирается хотя бы 5—6 туристов. В ответ на мою просьбу он связался с турфирмой, где ему сообщили, что у них всего пока было вместе со мной 2 кандидата на поездку и что, если к завтрашнему утру наберётся ещё 2—3 желающих, то в тот же день после завтрака микроавтобус заедет за мной в гостиницу.
Мне повезло, и уже перед завтраком портье обрадовал меня сообщением, что экскурсия состоится, и что к 9.30 я должен быть в вестибюле в полной готовности к поездке. С небольшим опозданием меня подобрал повидавший немало трудных дорог микроавтобус «фольксваген». Там было три пассажира: один университетский профессор из Коста-Рики и мать с взрослым сыном из города Талса в штате Оклахома на юго-западе США. Мы все быстро познакомились. Я, как русский из Москвы, хотя и работавший в Нью-Йорке, вызвал у моих спутников и водителя невероятное удивление, так как никому из них с русскими встречаться не приходилось. Как и в других подобных случаях, теперь мне снова пришлось отвечать на множество вопросов об СССР, об ООН (они и о ней почти ничего не знали) и о себе. Мы не преминули обсудить события третьего дня, которые мои спутники не застали, приехав в Боготу на два дня позже.
Когда мы вышли на шоссе в направлении Сирпаркиры, перед нами возник солдатский дорожный патруль. Наш водитель объяснил солдатам, кого он везёт и куда едет. Документов у нас не спрашивали, но внутрь автобуса заглянули, видимо, убедиться, что там никто не прячется. Продолжая путь после проверки, водитель пояснил нам, что мы въезжаем в зону действия партизан и что патрули нас могут останавливать ещё несколько раз. Он заверил, что большую часть нашего пути контролируют войска правительства, но что дальше хозяйничают повстанцы, которые, как правило, туристов не трогают.
Мои спутники о повстанцах в зоне нашего путешествия ничего не знали и, услышав сообщение водителя, начали с волнением обсуждать, что делать в случае их появления. Полусерёзно-полушутя условились, что если нас остановят повстанцы, то, как советский, с ними объясняться буду я, а в случае проблем с правительственными патрулями разговаривать будут они. Патрули нас останавливали действительно ещё несколько раз, но их проверки ограничивались простым осмотром нашего транспорта и вопросами водителя, который интересовался, не было ли недавно каких-либо вылазок повстанцев в зоне патрулирования.
До места назначения мы доехали без встреч с партизанами, пообедав по пути в местном ресторанчике маленькой живописной деревушки. В подземный собор нужно было въезжать, как в обычную шахту, на вагонетках у самого подножия очень высокой горы. В конце узкого и довольно длинного тоннеля посетители вдруг оказываются в огромном и чрезвычайно высоком зале, который сужающимся конусом гигантского размера уходит к самой вершине горы, откуда маленькой светлой точкой показывается небо.
Устройство и убранство части зала у одной из стен этого помещения напоминало многократно увеличенный неф обычного собора, но в значительно более скромном варианте. Здесь не было, да из-за отсутствия окон, не могло быть, привычных в католических церквах нарядных витражей и розеток, которые так оживляют и украшают их интерьер. В помещениях царил удивительно чистый и приятный воздух, уютно горели десятки свечей, но основной свет обеспечивало электричество. Прихожан не было, и лишь бесшумно возникавшие несколько монахинь свидетельствовали о присутствии здесь человека. В этом гигантском подземном соборе, который был построен после выработки шахты по инициативе трудившихся здесь шахтёров, устраивались, как правило, крупные торжественные религиозные церемонии, собиравшие большое число прихожан из широкой округи и других местностей. Это действительно уникальное и восхитительное сооружение оставляет сильнейшее впечатление.
