bannerbannerbanner
Возлюбленная

Томас Харди (Гарди)
Возлюбленная

Полная версия

Глава 6
Предложение руки и сердца

Едва рассвело, мисс Бенком и мистер Пирстон покинули постоялый двор и отправились на станцию, которая только что открылась в ожидании ранних пассажиров. По совету Джоселина, чтобы успокоить родителей и предотвратить преследование, Марсия (наконец-то ему стало известно ее имя) отправила отцу записку, где сообщила, что собирается в Лондон, к тетушке. Путешественники вместе пришли в зал ожидания, попрощались, отдельно купили билеты, и Джоселин забрал из камеры хранения свой багаж.

На платформе они встретились снова, и в глазах обоих вспыхнул свет, с телеграфной точностью вопрошавший: «Мы оба едем в Лондон, так почему бы не занять одно купе?»

Так они и поступили.

Марсия устроилась в углу, спиной к движению, а Джоселин сел напротив. Проводник заглянул, принял их за пару и больше никого в купе не посадил. В дороге разговаривали на самые нейтральные, обычные темы. О чем думает попутчица, Джоселин не знал, однако на каждой промежуточной станции со страхом ожидал вторжения нового пассажира, а уже на полпути к городу недавнее предположение превратилось в уверенность: Возлюбленная снова обрела телесное воплощение и наполнила собой каждую линию, каждый изгиб женственной фигуры.

Приближение лондонского вокзала напоминало наступление судного дня. Разве можно оставить изнеженную красавицу в суете и суматохе столичных улиц? Она, казалось, не представляла, что делать в таком шуме и толчее. Джоселин спросил, где живет тетушка.

– В Бейсуотере, – лаконично ответила мисс Бенком.

Он нанял экипаж и предложил подвезти ее до нужного дома, который оказался неподалеку от его собственного жилища. При всем желании Джоселин не мог понять, сознает ли спутница его чувства, однако она согласилась и поднялась в кабриолет.

– Мы – давние друзья, – заметил он по дороге.

– Верно, – ответила она серьезно, без улыбки.

– И в то же время, дорогая Джульетта, семьи наши издавна враждуют.

– Да. Как вы меня назвали?

– Джульеттой.

Она рассмеялась почти гордо и пробормотала:

– Ваш отец – враг моего отца, а мой отец – мой враг. Так что вы – мой друг.

Взгляды встретились.

– Возлюбленная королева! – воскликнул Пирстон. – Может быть, вместо того чтобы ехать к тетушке, выйдете за меня замуж?

Мисс Бенком густо покраснела, причем румянец скорее выразил гнев, чем какое-то иное чувство. Во всяком случае, леди разволновалась, но ничего не ответила, и Джоселин испугался, что задел ее чувство собственного достоинства. Что, если случайная спутница всего лишь использовала услужливого джентльмена в качестве удобного средства достижения цели?

И все же рискнул продолжить:

– Тогда отец больше никогда не сможет вами командовать! В конце концов, шаг не настолько поспешен, как кажется. Вам известно обо мне все: история семьи, род занятий, перспективы, а мне известно все о вас. Хотя сейчас вы целиком и полностью принадлежите Лондону, семьи наши столетиями соседствовали на острове.

– А вы когда-нибудь станете членом Королевской академии художеств? – справившись с волнением, лукаво спросила мисс Бенком.

– Надеюсь. Точнее, непременно добьюсь успеха, если вы станете моей женой.

Спутница смерила его долгим взглядом.

– Только подумайте, как легко разрешатся все ваши трудности, – продолжал убеждать Джоселин. – Никаких тетушек, никаких ссор с рассерженным отцом.

Судя по всему, аргумент оказался решающим. Мисс Бенком позволила ее обнять и сдержанно уточнила:

– Сколько времени потребуется, чтобы пожениться?

– Можно сделать это уже завтра. Сегодня в полдень отправлюсь в коллегию юристов гражданского права, и к завтрашнему утру лицензия будет готова.

– И тогда не потребуется ехать к тетушке! Стану свободной, независимой, взрослой женщиной! Сейчас меня ругают и воспитывают, как шестилетнего ребенка. Если все действительно так легко, как вы говорите, то, пожалуй, стану вашей женой.

Они остановили экипаж и устроили военный совет. Пирстон снимал квартиру со студией в районе Кампден-Хилл, однако везти туда мисс Бенком до свадьбы было крайне нежелательно, поэтому решили отправиться в отель.

Отдав приказ вознице, изменили направление и поехали на Стрэнд, а вскоре устроились в одной из почтенных гостиниц Ковент-Гардена – района, в то время облюбованного состоятельными гостями с юго-запада Англии. Там Джоселин оставил невесту и отправился по делам в восточную часть Лондона.

В три часа, уладив вызванные внезапным событием необходимые формальности, мистер Пирстон медленным шагом направился обратно. В душе царила растерянность, а движение приносило облегчение. Время от времени поглядывая на витрины магазинов, он импульсивно остановил двухколесный экипаж и направил возницу в сады Меллсток. Приехав туда, позвонил в дверь одной из студий, и уже через минуту оказался лицом к лицу с молодым человеком своего возраста в свободной блузе и с огромной грязной палитрой на большом пальце левой руки.

– Пирстон! А я-то думал, что ты еще в деревне. Входи. Страшно рад тебя видеть. Я вот сижу в городе: заканчиваю картину для одного американца, который хочет увезти ее с собой.

Вслед за другом Пирстон прошел в мастерскую, где возле окна склонилась над рукоделием хорошенькая молодая женщина, но по знаку художника бесшумно удалилась.

– По выражению лица вижу, что хочешь поговорить, а это лучше сделать без свидетелей. Неприятности? Что будешь пить?

– О, совсем не важно, что именно, главное – чтобы это был алкоголь. Сомерс, ты непременно должен меня выслушать, потому что мне действительно есть что сказать.

Пирстон опустился в кресло, а Сомерс вернулся к работе. Когда слуга принес бренди, чтобы успокоить нервы, содовую, чтобы нейтрализовать вредное действие бренди, и молоко, чтобы ликвидировать слабительный эффект содовой, Джоселин начал рассказ, обращаясь скорее к готической каминной полке, готическим часам и готическому ковру, чем к самому Сомерсу, который стоял у мольберта за спиной товарища.

– Прежде чем расскажу о том, что произошло, – заговорил Пирстон, – хочу объяснить, что я за человек.

– О господи! Я давным-давно тебя знаю!

– Нет, не знаешь. Обычно об этом не любят говорить, но я по ночам лежу без сна и думаю.

– Бедняга! – с сочувствием отозвался Сомерс, понимая, что друг действительно всерьез встревожен.

– Живу под странным проклятием или наваждением. Захвачен, сбит с толку, озадачен и очарован всесильным существом – точнее, божеством. Иными словами, как сказал бы поэт и как я сам воплотил бы в мраморе, Афродитой… но я забыл предупредить: грядущий рассказ призван служить не жалобным плачем, а защитой, своего рода apologia pro vita mea[2].

– Так-то лучше. Начинай!

Глава 7
Исповедь другу

– Знаю, что ты, Сомерс, не принадлежишь к числу тех старомодных упрямцев, что верят в давний предрассудок: якобы возлюбленная обычно (или даже всегда) долгое время сохраняет одну и ту же телесную оболочку в зависимости от желания человека. Если же ошибаюсь и ты по-прежнему придерживаешься древнего заблуждения, то история моя покажется тебе весьма странной.

– Кажется, ты говоришь о возлюбленных некоторых мужчин, а не всех подряд.

– Хорошо. Если настаиваешь, ограничимся одним мужчиной – тем, который сидит перед тобой. В тех местах, откуда я родом, людям свойственна особая мечтательность. Возможно, этим объясняются все наши причуды. Возлюбленная данного человека обладала многими воплощениями – чрезмерным их количеством, не поддающимся подробному описанию. Каждая форма, или реализация, служила лишь временным убежищем, куда она входила, где обитала сравнительно недолго и откуда потом удалялась, в худшем случае оставив субстанцию неживой! Во всем процессе нет спиритической нелепости. Это простой факт, изложенный в ясной, недвусмысленной форме, которой обычная публика боится. Но достаточно о принципах.

– Понятно. Продолжай.

– Так вот. Первое воплощение идеала произошло, когда мне исполнилось, насколько помню, девять лет. Физическим посредником стала голубоглазая девочка лет восьми – одна из одиннадцати детей в семье, с льняными локонами до плеч, безуспешно пытавшимися виться и висевшими в причудливом беспорядке. Этот недостаток серьезно меня расстроил и, насколько могу судить, послужил главной причиной переселения образа. Не могу точно вспомнить, когда именно произошло опустошение, однако знаю, что после того, как в жаркий полдень поцеловал подружку на садовой скамейке под большим полосатым зонтом, который мы раскрыли, чтобы спрятаться от прохожих, не догадываясь, что яркий зонт привлекает намного больше внимания, чем наши скромные персоны.

Вскоре отец девочки увез семью с острова, и я решил, что Возлюбленная удалилась навсегда (должен признаться, что в то время пребывал в невинном состоянии Адама, созерцающего первый закат). Но этого не случилось. Да, Лаура действительно уехала навсегда, но моя Возлюбленная сохранила место географического пребывания.

В течение нескольких месяцев после того, как я перестал оплакивать разлуку с Лаурой, любовь не возвращалась, а потом явилась внезапно, неожиданно, в непредвиденной ситуации. Я стоял на краю тротуара возле начальной школы в Бадмуте и смотрел через дорогу на море, когда по улице проехал верхом джентльмен средних лет, а рядом с ним – молодая леди, тоже в седле. Неожиданно она повернулась и – то ли потому, что я смотрел с откровенным восхищением, то ли потому, что мечтательно улыбался, – улыбнулась. А проехав несколько шагов, снова обернулась, еще раз.

 

Событие мгновенно воспламенило душу. Я сразу понял, что произошло: Возлюбленная вернулась. Вторая сущность, в которую ей заблагорассудилось воплотиться, оказалась взрослой молодой дамой со смуглой кожей и более темными, чем у первой избранницы, волосами. Волосы выглядели каштановыми и были собраны в пышный узел на затылке; глаза при солнечном свете казались карими. Конечно, прелесть черт не поддавалась мгновенному взгляду, и все-таки я желал созерцать восхитительный образ, а потому, под каким-то придуманным предлогом торопливо попрощавшись с товарищами, поспешил по набережной в ту сторону, куда направились всадники. Однако они пустили лошадей галопом и скрылись из виду. В глубокой печали я свернул в одну из боковых улиц и вдруг с восторгом увидел ту же пару, скачущую мне навстречу. Покраснев до корней волос, остановился и героически в упор посмотрел на свою героиню. Она опять улыбнулась, но – увы! – нежные щеки Возлюбленной не пылали страстью.

Пирстон умолк и, глубоко переживая описанную сцену, сделал несколько глотков бренди. Сомерс оставил рассказ друга без комментария, и Джоселин продолжил:

– Остаток дня я бродил по улицам в напрасной надежде на встречу, а при первой же возможности спросил одного из стоявших рядом мальчиков, не знает ли он всадников.

– Конечно, знаю, – ответил тот. – Это полковник Тарж с дочерью Элси.

– Сколько, по-твоему, лет молодой леди? – задал я волнующий вопрос.

– Точно не знаю, но кажется, девятнадцать. Послезавтра она выходит замуж за капитана Поупа из пятьсот первого полка и сразу отправляется с ним в Индию.

Известие причинило мне столь глубокие страдания, что в сумерках я убежал в глубь гавани, решив немедленно покончить с собой. Останавливали лишь жуткие рассказы о том, что крабы с удовольствием, не спеша обгладывают лица утопленников. Воображаемая картина вызывала отвращение. Должен заметить, что замужество Возлюбленной меня не особенно огорчило. Сердце разбил скорее предстоящий отъезд и невозможность новых встреч. Да, больше я ни разу не видел ее.

Уже познав, что отсутствие телесной сущности идеального образа не подразумевало отсутствия вольного духа, я все же с трудом верил, что в данном случае Возлюбленная сможет вернуться ко мне в каком-то новом образе.

Тем не менее грандиозное событие произошло – правда, спустя изрядное количество времени, после того как я пережил неуклюжий подростковый возраст, когда мальчики всей душой презирают девочек. Лет в семнадцать я как-то в задумчивости сидел в кондитерской за чашкой чая, когда в заведение вошла женщина с девочкой. Некоторое время мы с интересом смотрели друг на друга. Девочка явно пыталась привлечь мое внимание, и, наконец, я заметил:

– Какая милая малышка.

Леди кивнула и что-то тихо сказала.

– У нее такие же красивые мягкие глаза, как у мамы, – добавил я.

– Вы так думаете? – спросила леди, словно не услышала того, что я хотел ей сказать – про ее глаза.

– Да, необыкновенно хороши, – подтвердил я, стараясь придать взгляду взрослую глубину.

После этого беседа продолжилась вполне свободно. Леди поведала, что муж отправился в морское путешествие на яхте, а я выразил сожаление, что не взял с собой ее. Затем она призналась в положении покинутой молодой жены, и впоследствии я встретил ее на улице без ребенка. Леди сказала, что идет на причал встречать мужа, но не знает дороги.

Я предложил проводить, и она согласилась. Не стану вдаваться в подробности, но потом я встречался с ней еще несколько раз и вскоре обнаружил, что возлюбленная (чье местонахождение надолго утратило конкретность) наконец-то обрела материальный облик, хотя я так и не смог понять, почему она выбрала мучительную ситуацию с недоступной матроной, когда вокруг существовало множество иных возможностей.

Роман закончился вполне невинно: леди уехала из города вместе с мужем и ребенком. Кажется, наше знакомство она сочла легким флиртом, хотя для меня это был вовсе не флирт!

* * *

– Зачем рассказывать продолжение мучительной истории? После этого Возлюбленная являлась все чаще и чаще, так что трудно передать подробности многочисленных воплощений. В течение двух-трех последующих лет она материализовалась девять раз. Четырежды маскировалась под брюнетку, дважды представала яркой блондинкой, а еще дважды или трижды оказывалась не темной и не светлой. Иногда она вселялась в высокую статную особу, но чаще предпочитала миниатюрные воздушные создания. Я же до такой степени привык к постоянным перемещениям, что относился к ним равнодушно и пассивно: беседовал с Возлюбленной, целовал ее, писал ей письма, желал в каждом из обликов. Так продолжалось вплоть до позапрошлого месяца, когда впервые возникли серьезные сомнения. Возлюбленная то ли воплотилась, то ли не воплотилась в Эвис Каро – юную девушку, которую я знал с детства. В результате раздумий пришло решение, что она обошла Эвис Каро стороной, потому что я по сей день глубоко уважаю эту достойную особу.

Далее Пирстон кратко изложил историю возобновления знакомства с Эвис, закончившуюся помолвкой, которую сам внезапно разорвал после случайной встречи с женщиной, в которую Возлюбленная, несомненно, вселилась, причем на его собственных глазах, – с молодой леди по имени Марсия Бенком; описал внезапно возникшее намерение немедленно жениться и попросил Сомерса решить, следует ли заключать брак в подобных обстоятельствах – будь то с данной леди или с какой-то другой.

– Разумеется, нет, – ответил Сомерс. – Хотя, если уж тебе приспичило жениться, то только на малышке Эвис Каро. Впрочем, и на ней не стоит. Ты ничем не отличаешься от других: все мы так же непостоянны, – только, может, не так чувствительны, как ты.

– Вряд слово «непостоянны» здесь подходит. Непостоянство означает усталость от того, что остается неизменным. А я сохраняю верность неуловимому существу, которое никогда не смогу получить, если не сделаю этого сейчас же, немедленно. И должен признаться, что частая смена сущностей вовсе не приносит мне удовольствия и не представляет собой распутной игры по моей инициативе. Наблюдать, как на твоих глазах еще недавно безупречное, божественное существо утрачивает возвышенность, становится обычным, превращается из пламени в пепел, из сияющей жизненности в останки, больно любому мужчине. Я же всякий раз испытывал глубокие мучения. Каждая печальная опустевшая форма сохраняется точно так же, как покинутое прекрасной птицей и обреченное на холод и забвение гнездо. Глядя в лицо в надежде увидеть ту, что видел еще недавно, но не находя ее, я чувствую себя поистине несчастным.

– Тебе нельзя жениться, – повторил Сомерс.

– Возможно, действительно нельзя! Но ведь в таком случае бедная Марсия окажется скомпрометированной! Разве я не прав, говоря, что несу на себе проклятие? К счастью, до сих пор никто, кроме меня, не страдал по этой причине. Зная, чего ждать, я редко отваживался на близкое знакомство с женщиной, опасаясь преждевременно утратить дорогой образ, который со временем все равно покидал физическую оболочку.

Вскоре Пирстон ушел. В подобных делах советы друзей мало значат, и он поспешил вернуться к мисс Бенком.

За время его отсутствия невеста заметно изменилась. Волнение заставило опуститься ближе к земле и слегка распрямило высокомерный изгиб губ.

– Как долго тебя не было! – воскликнула Марсия с нетерпением и обидой.

– Не переживай, дорогая, – ответил Джоселин. – Все в порядке. Сможем пожениться через несколько дней.

– Разве не завтра?

– Завтра не получится. Мы еще не прожили в Лондоне достаточного количества времени.

– А как об этом узнали в юридической коллегии?

– Видишь ли… я забыл, что необходимо назвать место жительства – постоянное или временное, – и признался, что мы только что приехали.

– Ах как обидно! Но ничего не поделаешь. Полагаю, мне следовало хорошо подумать раньше и не принимать ошибочного решения!

Глава 8
Как вспышка молнии…

Они прожили в отеле еще несколько дней, постоянно ощущая на себе любопытные взгляды горничных и время от времени испытывая якобы случайные набеги официантов. Во время прогулок – преимущественно по дальним улицам, чтобы не встретить знакомых – Марсия больше молчала, а красивое волевое лицо то и дело приобретало мрачное выражение.

– Манекен! – шутливо заметил Джоселин в один из таких моментов.

– Меня раздражает, что из-за твоего промаха в юридической коллегии лицензию не дали сразу! Мне стыдно жить с тобой вот так!

– Но, дорогая, мы же собираемся пожениться!

– Да, конечно, – пробормотала Марсия и снова погрузилась в задумчивость, а после долгого молчания продолжила: – Какое внезапное решение! Хотелось бы получить согласие на брак от отца и матери… Раз все равно придется ждать еще пару дней, может, я успею отправить им письмо и получить ответ? Да, надо написать.

Пирстон выразил сомнение по поводу разумности этого поступка, отчего ее желание лишь обострилось, и возникла размолвка.

– Даже если придется отложить свадьбу, выходить замуж без согласия родителей не стану! – наконец упрямо воскликнула Марсия.

– Что же, дорогая, очень хорошо: пиши, – миролюбиво пожал плечами Джоселин.

Вернувшись в гостиницу, она села за стол, однако через некоторое время, в отчаянии отбросив перо, воскликнула:

– Нет, не могу! Гордость не позволяет. Может быть, ты напишешь за меня, Джоселин?

– Я? Не понимаю, с какой стати, тем более что вообще считаю твое решение по меньшей мере необдуманным.

– Но ведь ты не ссорился с моим отцом!

– Нет, не ссорился, но наши семьи давно враждуют, поэтому мое письмо покажется мистеру Бенкому в лучшем случае странным. Давай сначала поженимся, и тогда я сообщу твоим родителям о свершившемся факте. Но никак не раньше.

– В таком случае, наверное, все-таки придется написать мне. Ты не знаешь моего отца. Он смог бы простить мне любое замужество без его ведома, но твою семью считает настолько недостойной и так презирает торговое соперничество, что до смерти не простит, если я тайно выйду замуж за Пирстона. Поначалу я об этом как-то не подумала.

Столь бестактное замечание оставило в душе Джоселина крайне неприятный, болезненный след. Несмотря на устойчивое и независимое положение в артистическом мире, он хранил преданность старику отцу: тот многие годы упорно противостоял натиску бесцеремонного Бенкома и щедро поддерживал сына во время обучения в лучших художественных школах, – поэтому попросил невесту впредь не характеризовать его семью как недостойную, и она молча вернулась к письму, обозначив обратный адрес того почтового отделения, в котором их не смогли бы найти – во всяком случае, пока.

Ответа не последовало, однако зловещим признаком послужила молчаливая пересылка на данный адрес корреспонденции, пришедшей в замок Сильвания на имя Марсии во время ее отсутствия. Она принялась открывать одно послание за другим. Просматривая последнее, вдруг воскликнула: «Боже мой!» – и рассмеялась.

– Что-то забавное? – поинтересовался Пирстон.

Марсия принялась читать письмо вслух. Оно пришло от преданного поклонника – молодого джентльмена с острова Джерси, и сообщало, что тот намерен скоро явиться и готов потребовать от возлюбленной исполнения данного ранее обещания выйти за него замуж.

Сообщение одновременно рассмешило и озадачило.

– И что же мне делать? – лукаво поинтересовалась Марсия.

– Что делать? Но, дорогая, мне кажется, ответ очевиден. Как можно скорее напиши бедняге, что на днях выходишь замуж.

Марсия последовала совету, а Джоселин помог построить фразы как можно тактичнее. Ее послание заканчивалось так:

«Прости, но я совсем забыла о своем обещании! Глубоко сожалею, но это правда. Во всем призналась будущему мужу, и сейчас, когда пишу эти строки, он смотрит через плечо».

Прочитав последнюю фразу, Джоселин заметил:

– Это можно было и не писать: лишний удар в израненное сердце.

– Удар? Нет, дорогой. С какой стати он собирается явиться сюда и навязать мне свое присутствие? Джоселин, ты должен гордиться тем, что вообще упомянула о тебе в письме. Не далее как вчера ты назвал меня тщеславной за то, что призналась в наличии и других претендентов на мою руку. А сейчас сам видишь, что они действительно существуют.

– Не хочу об этом слышать! – мрачно возразил Пирстон. – Мне подобные рассуждения крайне неприятны, а ты так легко все это говоришь.

– Ну, – обиженно надулась Марсия, – я виновата вдвое меньше твоего!

– Что ты имеешь ввиду?

– Я обманула по забывчивости, а ты сознательно!

– Ах да, конечно! Можешь использовать Эвис Каро в качестве оружия. Только не раздражай меня упоминанием о ней и не заставляй жалеть о принятом решении.

Марсия покраснела и промолчала.

Следующим утром пришел ответ на письмо с просьбой к родителям благословить их на брак, однако, к изумлению Марсии, отец занял совсем не ту позицию, какой она ожидала. То ли дочь скомпрометировала себя в его глазах, то ли для уроженца острова, где царили патриархальные взгляды на семью, вопрос будущего не стоял так остро, как вопрос настоящего, но мистер Бенком решительно не одобрял союз с ненавистным Пирстоном и не только не давал согласия на брак, но и отказывался продолжать разговор вплоть до личной встречи. Если в голове сохранилась хотя бы частица здравого смысла, а венчание еще не состоялось, то дочь должна немедленно вернуться домой, откуда ее явно выманили обманом. Только тогда отец постарается как-нибудь вызволить свою Марсию из отчаянных обстоятельств. В ином случае и пальцем не шевельнет.

 

Пирстон не сдержал сарказма по поводу открытого пренебрежения Бенкома им самим и его семьей, и Марсия обиделась.

– Если в этой ситуации кто-то заслуживает насмешки, то только я! – воскликнула она горячо. – Начинаю понимать, что поступила глупо, убежав из отцовского дома по такой мелочной причине: подумаешь, получила выговор за расточительство.

– Но ведь я предлагал тебе вернуться!

– Да, но весьма своеобразно и совсем не тем тоном, каким следовало. Кроме того, ты презрительно отзывался о моем отце – поставил под сомнение его честность как торговца камнем.

– А как я мог говорить иначе, зная, что…

– Что ты имеешь против него? – перебила Марсия.

– Все знают, что в свое время Бенком сделал целью жизни разорение моего отца. А тон, которым он отзывается в письме обо мне, подтверждает, что враждебность никуда не исчезла.

– Чтобы скряга Пирстон разорился из-за такого щедрого человека, как мой отец! Все это грубая ложь, выдумки твоей семьи!

В глазах Марсии сверкнуло презрение, а лицо вспыхнуло гневом. Жаль только, что прямолинейная жесткость черт безжалостно уничтожила женственную прелесть.

– Право, дорогая, ты непростительно искажаешь события! Как каждый житель острова, я готов подробно изложить тактику захвата, использованную твоим отцом. Он одну за другой разорял и присваивал чужие каменоломни, и моему отцу с огромным трудом удалось удержаться на плаву. Смягчающих фактов просто не существует. Отношения родителей – ужасный изъян предстоящего брака, и мы только начинаем это осознавать. Не представляю, каким образом нам удастся преодолеть столь серьезное препятствие.

– Не думаю, что вообще преодолеем! – решительно возразила Марсия.

– Возможно. Возможно, окончательно не преодолеем, – согласился Джоселин, созерцая великолепную картину первозданной ненависти, представленную классическим лицом и темными глазами Юноны.

– Если не попросишь прощения за свое поведение!

Пирстон не понял, чем именно провинился перед своей чересчур властной леди, и отказался извиняться за то, чего не делал.

Марсия вышла из комнаты, а спустя некоторое время вернулась и горько заключила:

– Ты обвинил меня в чрезмерной вспыльчивости. Но на все есть свои причины, и, возможно, ты напрасно бросил Эвис ради меня. Вместо того чтобы жениться на Розалинде, Ромео убегает с Джульеттой. Веронским любовникам повезло умереть вовремя. Вскоре враждебность двух кланов привела бы к глубокому разладу. Джульетта вернулась бы в свою семью, а Ромео – в свою. Противостояние поссорило бы их точно так же, как поссорило нас.

Пирстон усмехнулся, однако вскоре выяснилось, что Марсия говорила вполне серьезно. За чаем она заявила, что, поскольку Джоселин отказывается просить прощения, подумав, она решила все-таки переехать к тетушке – во всяком случае, до тех пор, пока отец не согласится на брак. Пирстон в той же степени ужаснулся ее решимости, в какой удивился независимости поведения в обстоятельствах, в которых женщины, как правило, ведут себя иначе, однако чинить препятствий не стал. После прощального поцелуя – странно холодного по сравнению с недавним пылом – Ромео из семейства торговцев камнем Монтекки вышел из отеля, чтобы избежать даже видимости попытки удержать свою Джульетту из враждебного рода Капулетти. А когда вернулся, ее уже не было.

* * *

Между чересчур поспешно обрученными женихом и невестой завязалась переписка, выдержанная в тоне серьезного обсуждения неловкой ситуации семейной вражды. Свою недавнюю любовь они видели такой, какой она была: слишком поспешной, слишком опрометчивой, слишком внезапной, как вспышка молнии…

Теперь оба смотрели на недавнее чувство с таким спокойствием, холодностью и мудростью, что о воссоединении даже мечтать не приходилось.

Конец дискуссии положило последнее письмо Марсии, отправленное не откуда-нибудь, а из недавно покинутого отцовского замка на острове, в котором сообщалось, что мистер Бенком внезапно появился в доме тетушки и уговорил дочь вернуться вместе с ним. Марсия честно поведала обо всех обстоятельствах бегства и тех мелких случайностях, которые его вызвали. Отец сумел убедить ее в том, что и она сама поняла в результате разногласий: о браке нельзя даже думать, во всяком случае пока. Любая неловкость и даже скандал лучше поспешного союза в результате случайной быстротечной страсти и пожизненного принесения себя в жертву ситуации, которую невозможно изменить.

Пирстон ясно увидел, что мистер Бенком повел себя как истинный островитянин, все приобретения которого лишь прикрывают традиционные понятия о браке. Торговец камнем не стал прибегать к общепринятому в подобных случаях средству лечения опрометчивости дочери, а предпочел дождаться последствий.

Мистер Пирстон же считал, что, успокоившись и осознав свое истинное положение, Марсия все-таки вернется к нему, несмотря на семейные разногласия. Общественного повода против такого поступка не существовало. По условиям рождения пара вполне совпадала. И хотя семья Марсии достигла большего благополучия, отчего могло возникнуть впечатление, что преимущества союза принадлежат одной стороне, Пирстон был подающим надежды, способным прославиться скульптором. Таким образом, брак не мог считаться недостойным женщине, не имевшей особых возможностей, помимо солидного наследства, поэтому, хотя и глубоко разочарованный, Джоселин все-таки считал необходимым оставаться в доступности по своему лондонскому адресу до тех пор, пока существовал хотя бы малейший шанс появления Марсии или письма с призывом присоединиться к ней, чтобы вместе отправиться к алтарю.

И все же ночами он то и дело слышал насмешливые голоса и саркастическое завывание ветра по поводу краткого неудачного романа, а долгими скучными бесцветными днями сидел в комнате и наблюдал печальный исход Возлюбленной из той физической оболочки, которую лелеял в последнее время, вплоть до полного исчезновения. Точного момента окончательного удаления Пирстон не смог бы назвать, однако, думая о Марсии, уже не находил в облике милых черт и не слышал в речи дорогих интонаций. Знакомство, хотя и бурное, оказалось слишком коротким для глубоких чувств. А вскоре пришло время, когда из надежных источников Пирстон получил два важных для себя известия. Первым стал брак Эвис Каро с кузеном. Второе состояло в том, что семейство Марсии отправилось в кругосветное путешествие, включавшее визит к родственнику мистера Бенкома – банкиру из Сан-Франциско. Отойдя от дел, торговец камнем слегка заскучал и, почувствовав, что путешествие благотворно повлияет на здоровье, решил ни в чем себе не отказывать. Пирстон пришел к выводу, что у Марсии не обнаружилось никаких нежелательных последствий вспышки страсти, и она отправилась в путешествие вместе с родителями. Больше всего его потрясло истинное, хотя и завуалированное, значение предпринятого турне: упрямое противостояние мистера Бенкома браку дочери с представителем ненавистного клана.

2Рассказ о моей жизни (лат.).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru