Томас Мьюр
Затянутое Королевство: Правитель всех земель
Глава 4. Совсем не Лавгут
Тридцать второй день пятого месяца.
Длань Короля
Никто из пятёрки изгнанников, следуя за Дарианом Норсом, вслушиваясь в его болтовню, понятия не имел, что на самом деле они идут не вперёд, а поднимаются в тронный зал замка. То есть как это: идут вперёд, но поднимаются? Даже из уст ведуньи это утверждение прозвучало бы странно.
Гордость Мауторна, возведённая во времена поклонения Граате-Корру, в буквальном смысле могла искажать пространство. Происходящее в Тёмном Вестнике не поддавалось законам мира людей. Дороги, ведущие наверх, на самом деле вели вниз. Те пути, кои опускались глубоко под землю, вели только вперёд, а те, что раззадоривали хрупкое чувство горизонта прямо по курсу, служили лестницами в небеса. Приближённым короля приходилось заучивать, где какая комната и куда необходимо повернуть, чтобы оказаться там, где тебя ждут. Званых гостей всегда сопровождали, а у врагов государства не было шанса захватить владения Кэрниссиуса, ибо секреты Тёмного Вестника не покидали его стен. И никто из мауторнцев не знал, от чего обитель короны так утроена, однако энергия, которой она питала своего монарха, позволяла ему бороться с любыми недугами. В стенах замка законный правитель не мог заболеть, а яд вовсе не действовал на него.
Некоторые подшучивали, якобы, Тёмный Вестник так красив изнутри, что всё плохое просто не могло ужиться в его стенах. И вправду, взять хотя бы тронный зал. Его расписные потолки с координатами и очертаниями небесных тел служили картой звёздного неба, своей глубиной способной заворожить кого угодно, а мраморные полы, словно зеркала отражавшие лица просителей и созвездия у них над головами, намекали на то, что человек и бескрайние просторы за пределами Драо неразделимы.
Главной же, как выражались слуги, достопримечательностью был чёрный трон. На нём в окружении верных соратников восседал Кэрниссиус Алаут Безоружный – чистокровный представитель новых гинов. Его золотистые прямые волосы едва прикрывали уши, сочетаясь с утончённым контуром лица. Красота властителя с глазами цвета фиалок отдавала лёгкой женственностью. Он был высок ростом и худощав, всегда сидел прямо, но своей осанкой не навязывал превосходства.
То был совсем не Лавгут…
К такому выводу пришли участники Длани Короля, когда впервые увидели Кэрниссиуса. Если властитель Халлендора, одетый в королевские доспехи, благоухал твёрдостью намерения, то Безоружный предпочитал мягкость во всех её проявлениях. Он был облачён в мужское чёрное платье с длинными рукавами, что укрывали своим шёлком кончики пальцев, не позволяя окружающим узреть руки короля. То же правило касалось и ног. Прилегая к талии, платье немного расширялось у колен и уходило вниз, до самого пола. Люди редко опускали туда взгляд, ибо корона на голове властителя горного края, выкованная на манер обода из чистого золота, захватывала всеобщее внимание пестрившими на ней тремя крупными аметистами. Один такой мог бы обеспечить человеку безбедную старость.
И нет… Кэрниссиуса при всём желании не могли спутать со светской дамой. Он был мужчиной до мозга костей, но куда более утончённым и нежным в чертах лица, манерах и вкусах.
Когда Равус и компания вошли в тронный зал, всё благодаря советнику Норсу, к концу подходила так называемая процедура отбора невесты. Ни для кого не секрет, что Алаут был не женат и для укрепления власти ему требовались супруга-королева и наследники трона.
Пока родственники претенденток томились у входа, а григоры, расставленные по периметру, следили за каждым их шагом, король по своему обыкновению восседал на троне под защитой двух воинов расы ильгала. Польдаар сходу приметил сородичей – двух крепких истуканов с копьями и щитами. Ему было приятно осознавать, что он в кои-то веки не единственный рыбень, однако они даже бровью не повели, когда Джуно появился из-за угла. Каменный строй этой парочки мог сотрясти разве что сам король, но тот полностью отдался диалогу с Алисией Нар’Дом – претенденткой в жены из Халлендора. За её спиной своей очереди ждали ещё две девушки. Они внимательно слушали разговор короля с Алисией и делали выводы, учась на ошибках соперницы.
– Вмиг все братья – враги, и куда не беги… Блеск клинка отразится жемчужный, – тихо проговаривал Кэрниссиус так, чтобы его не услышали. – В пепелище зари утопаю в крови; Я – Кэрниссиус, и я Безоружный.
Казалось, монарх витал в облаках, нашёптывая самому себе строки неизвестного толка. Он вовремя выправился, отметив наряд девушки холодным гласом:
– Мне по вкусу ваше фиалковое платье.
Никогда в его речах не прослеживалось ни намёка на сильные эмоции. Безоружный являл собой пример абсолютного хладнокровия.
– Спасибо, Ваше Величество!
Девушка во всей мере проявила радость от похвалы. Она сделала реверанс, не отводя взгляда от объекта своего обожания.
– Я специально выбрала его. Я знала, что оно вам понравится. Ведь оно сочетается с вашими глазами.
– Расскажите о себе поподробнее, Алисия. Я вас внимательно слушаю.
– Вот так у нас тут всё проходит, – между тем советник разжёвывал детали для Длани Короля.
Вместе с Норсом пятеро устроились слева от входа, укрылись за могучими спинами охраны, чтобы лишний раз не отвлекать Кэрниссиуса.
– Знаете, я много раз говорил королю, что сходу примечу его женщину, когда она здесь появится. Мне будет достаточно одного её взгляда, и я уже буду представлять пышную свадьбу. По своему опыту могу сказать, что госпожа Нар’Дом обречена на провал.
– Почему? Она же всё нормально сказала…
– Она, господин Вал’Гавсми, решила за короля, что ему должно понравится. Фиалковое платье? Не смешите меня, пожалуйста. Каждый месяц появляется девушка в таком же, и ничего не меняется.
– Но достопочтенный король сказал, что оно пришлось ему по вкусу, разве не так? – не выдержав тяжести любопытства, Уэйн включился в разговор между Равусом и советником.
Последний с радостью всё объяснил:
– А вот здесь не ошибитесь, господин Айнроус. Если наш король сказал, что ему что-то пришлось по вкусу во время отбора невест, значит, всё совершенно наоборот.
– И как тогда понимать такого короля? Идти методом от противного?
– Не совсем. Вот если бы наш святейший монарх сказал «Я в восхищении» или «Вы сразили меня наповал», был бы уже совсем другой разговор. Давайте послушаем, что скажет дева Нар’Дом?
– Да, Уэйн, давай послушаем, а все вопросы потом, – упросила Альвия, коей тоже было любопытно, что же будет дальше.
Ей Непрощённый отказать не мог, и потому в рядах изгнанников наступила тишина.
– Сангерхъем – замечательный город, но… – рассказ претендентки шёл полным ходом. – Но он не идёт ни в какое сравнение с Мортриммом. Едва я ступила на ваши земли, как почувствовала с ними некое родство! Мне стало так хорошо, я буквально порхаю! Я не говорила вам, но я художница и теперь я хочу написать картину – изобразить красоты столицы и её обширные…
– Можете не продолжать.
Слово короля стало точкой в бурном повествовании.
– Я услышал достаточно. Эту заранее подготовленную историю я прерывал не раз и не два.
Тотчас члены семьи Нар’Дом закопошились на задних рядах. Их перешёптывания можно было услышать на другом конце зала и повторить точь-в-точь, не ошибившись ни в одном слоге. Но не Кэрниссиус видел своим долгом прекратить разговоры.
За него выступили стражи ильгала:
– Тишина! Сейчас слово принадлежит королю и только королю!
– Спасибо, Лотрок, – отблагодарил Безоружный, не оборачиваясь к нему. – «Девушка из далёких краёв ощутила родство с моими землями». Когда-то я чуть не купился на этот трюк, но это было очень давно. Дева Нар’Дом, вы бесспорно хороши собой, обучены манерам, и я уверен, вы будете замечательной супругой. Но, увы, не мне. Ваш рассказ пуст для меня, ваши слова не способны пробиться к моему сердцу, а ваши глаза… Я не вижу в них свою судьбу.
– Но как же так… Я ведь.
– Не стоит.
Король поднялся, и сердца трёх претенденток, включая Алисию, ушли в пятки.
– Я сказал, что вы обучены манерам. Не делайте из меня человека поспешных выводов. Засим у нас всё. Две леди, не успевшие пройти отбор, могут прийти ко мне завтра. Время приёма закончилось. Благодарю за оказанную честь.
Это был долгий день. До Алисии король успел принять четырёх потенциальных невест. И так происходило почти каждую неделю. Снова и снова. Одни и те же слова. Бесконечная череда отказов и разочарований. Точно боги смеялись над Кэрниссиусом, посылая ему плевел вместо зёрен. Однако сегодняшнее мучение закончилось, и пятеро изгнанников зашевелились. Ожидание не показалось им слишком долгим. Они увидели, как в сопровождении стражей-ильгала Алаут проследовал к выходу из тронного зала и широким жестом руки позвал Длань Короля Халлендора вслед за собой. Он понял, с кем имеет дело, без лишних объяснений. Очевидно, Лавгут Орнийский ответил на его красное письмо и в поддержку выслал проверенных кровавым боем воинов, на которых Безоружный мог без сомнения положиться.
Так, оказавшись среди хитросплетений дорог Тёмного Вестника, Равус и остальные старались не отставать от короля, шествовавшего впереди. Его спину прикрывали верные стражи, по правую руку занудствовал советник, напоминая Кэрниссиусу о некоем «празднестве ковки», а прямо по курсу у перехода к лестничному спуску ждали трое улыбчивых слуг. Один из них держал на руках свежеиспечённый хлеб.
Завидев своего короля, она пал на колени, поднял дар над головой и склонил её.
– О, Ваше Святейшее Величество! Хлеб только из печи! Желаете ли отведать?! Вам отломить кусочек?!
– Нет нужды приклонять колени, Вассо из дома Киарант, – ответил Безоружный. – Поднимайся же и отдышись. Ваша семья славно потрудилась в этом сезоне. Я горжусь вами. Можно мне, пожалуйста, вот этот хрустящий краюшек? Он так аппетитно выглядит, я в нетерпении.
Добрые слова из его уст, и снова никаких эмоций. Слуги исполнили просьбу короля – осторожно положили кусочек хлеба ему прямо в рот. Как ребёнку.
Изгнанники наблюдали за этим действом со стороны и даже без объяснений советника поняли, почему Кэрниссиус сам не отломил желанный кусок. Он никогда не брал предметы из рук, не разделял ни с кем дружеского рукопожатия и был скуп на прикосновения к чему-либо. И дело не в брезгливости или беспомощности вкупе с абсолютной неприспособленностью к жизни. Видят боги, на свете бывали и такие короли. Причину, по которой возникло это особое положение, знали все жители четырёх королевств – правитель Мауторна был проклят.
Ещё в раннем детстве он стал жертвой могущественной ведуньи, позавидовавшей его красоте и богатству. Будучи в немилости короны, утратив высокий статус после обвинения в государственной измене, она решила отомстить и отняла у законного наследника трона самое дорогое – радость прикосновения. Можно сказать, Кэрниссиус лишился своих ладоней.
Если он принимал из чужих рук любой подарок, человеку становилось худо. Щедрый даритель либо оказывался в кровати с тяжёлой болезнью, либо начинал медленно гнить изнутри, начиная от кончиков пальцев. Если же король имел смелость или глупость прикоснуться к коже женщины или мужчины, то оставлял на ней страшные ожоги; а если брал пищу руками, та высыхала за считанные секунды – превращалась в пыль.
Однако в стенах Тёмного Вестника то не было проблемой. Слуги кормили своего святейшего властителя, покуда тот сидел за столом, положив руки на колени – его одежды защищали непродолжительные заговоры придворных чаровниц. Когда дело доходило до затяжных походов, военных предприятий или визитов в соседние города, эти преданные носительницы волшбы применяли свои особые знания для того, чтобы король не исхудал от голода. Они накладывали заговоры на его пищу и тем самым защищали её от разложения в руках Кэрниссиуса. И всё бы ничего, но еда под действом симмулякрии теряла свои вкусовые качества, становилась пресной, похожей на бумагу. Причина, по которой чаровницы не могли зачаровать буквально всё вокруг короля, поражала данной ей простой – волшба всегда имела неприятные побочные эффекты. Например, одежда расходилась на лоскуты спустя неделю.
Любой человек, неся на своих плечах столь тяжкий груз, давно сдался бы, однако, по мнению самого правителя горного края, то была самая безобидная часть проклятия. Худшим наказанием для себя Безоружный считал причину, по которой получил громкое прозвище. Он не мог взять в руки оружие, не пролив кровь. Отважься умелый кузнец выковать меч для короля, неминуемо стал бы первой и последней жертвой своего творения. Если клинок, булава, секира или копьё оказывались в руках Кэрниссиуса, невидимая сила сразу вела их против человека, которому они, по мнению проклятия, принадлежали. Как будто недуг Алаунта обладал сознанием и руководствовался логикой – убивал и кузнецов, и воинов. Как только оружие выполняло возложенную на него задачу, оно вмиг превращалось в пыль.
Забавно, что всё описанное не могло отпугнуть массы претенденток в жёны с разных краёв света. Они были готовы на любые лишения ради богатства. Как говорится, совместная жизнь не значит совместное ложе. Сам король никогда не стеснялся шутить на эту тему в свойственной ему хладнокровной манере.
Испробовав хлеб и поблагодарив слуг, он покинул замок вместе с сопровождающими. На этом знания Длани Короля об Алаунте Безоружном, увы, исчерпали данные им лимиты. Никто, даже начитанный Уэйн, понятия не имел, куда Кэрниссиус держал путь и чему хотел уделить драгоценное внимание. Местные жители громко приветствовали его на улице, желали доброго дня и мало-помалу собирались за ним хвостом, чтобы в качестве зрителей поучаствовать в грядущем действе. Они знали, что король шёл в главную кузницу, располагавшуюся недалеко от Тёмного Вестника, подле его «большого пальца».
Там каждый день в поте лица трудился лучший кузнец горного края по имени Тодеус Сантиунт, двоюродный брат великой Ионессы Сантиунт Первой8. Этим днём он заканчивал изготовление меча для своего единственного сына – военачальника армии Мауторна по имени Гастиус – высокого воина, облачённого в доспех григора Учения Стойких. Чтобы не мешать отцу работать, младший Сантиунт стоял у стены, облокотившись на неё спиной. Его внешности мог бы позавидовать сам король, знай он, каково испытывать оное чувство. Улыбкой, подобной лучам летнего солнца, Гастиус озарял молодых девиц, пришедших полюбоваться на маститого воителя. Длинными волосами, чёрными, как дно морское, он взмахивал всякий раз, когда ему казалось, что восторженные оханья стихали больше чем на минуту, а карими глазами, хитрыми как у лисицы, смущал помощницу отца Исму, которая годилась ему в матери, но тем не менее не отказалась бы позабавиться с григором.
То и дело вылавливая эти неловкие переглядки, бедолаге Тодеусу оставалось разве что мириться с ними и подёргивать себя за длинную бороду, дабы не упасть в обморок от смуты. Женщины просто обожали его сына. Настоящий красавец, старый гин, лучший друг Кэрниссиуса и самый умелый воин всего горного королевства.
Он готовился принять дар из рук своего прародителя:
– Этот клинок станет твоим продолжением, мой сын, – объявил Тодеус Сантиунт, закончив заточку. – Но сперва наш святейший монарх должен благословить его сталь. Прошу, мой властитель…Я преклоняю колени пред тобой.
Тем временем персты Длани Короля расположились у входа в кузню и наблюдали за незнакомым им обрядом со стороны. Они увидели, как Безоружный наклонился над мечом, самозабвенно закрыл глаза и начал шептать молитву, покуда отпрыск Сантиунта, из-за которого всё и затевалось, строил глазки дамочкам. Разумеется, посыпались вопросы.
Их источником стал сын Тавгура:
– Тагок совсем ничего не понимать. Что происходить? Кто таков этот григор и почему тут собраться так много женщина? Два десяток, а то и три десяток. И что за меч кузнец передавать? Тагок в полный замешательство.
– Не ты один, – пробурчала Альвия. – Советник Норс, будьте добры, объясните нам, что происходит.
– С превеликим удовольствием. Этого статного воина, коего вы имеете честь лицезреть, зовут сэр Гастиус Сантиунт Великолепный. Он военачальник нашего святейшего монарха и величайший воин Мауторна. Гастиус одержал множество громких побед и одолел сотни врагов государства. Как и у любого воина, у него есть свои особые привычки. Вернее, только одна… После каждого полномасштабного сражения он отдаёт свой, как он выражается, «использованный» меч и получает совершенно новый, выкованный из озарённой мортриммской стали9.
– А что случается со старым мечом? – поинтересовался Польдаар раньше всех.
– Хороший вопрос, господин Джуно. Отец Гастиуса переплавляет его, чтобы экономить материалы. Обычно при переплавке железа и подобных ему материалов… как бы сказать? Я не очень хорошо в этом разбираюсь. Но, в общем, они становятся хрупкими и непригодными, но благодаря волшбе отставной чаровницы Исмы, помощницы Тодеуса, металл остаётся крепким, словно его никогда не использовали. Да, не спорю, процесс странный, но Тодеус во всём доверяется нашему королю, а Кэрниссиус, как и сам Гастиус, считает, что новый меч, не обагрённый кровью, принесёт удачу военачальнику в бою.
«Удатю военотяльнику в бою…» – мысленно передразнивал Равус.
Надутый, как после трёх долек лимона, он стоял за спинами соратников, скрестив руки на груди, и думал о семейке Сантиунт:
«Быть богам впроголодь, меня сейчас вывернет наизнанку! Ну что за сраный павлин? Вы только поглядите на него! И это григор? Вот это? Скорее, какой-нибудь любитель ковыряться у себя в заднице, а не щит короны. Тлеть! Мерзко находиться с ним в одном помещении! Новый меч после каждой битвы! ЧТО ЭТО ВООБЩЕ?! Он жеманный? Девчонкой уродился? Хотя нет… Так больше думать нельзя. У нас есть Альвия, и она ему зад в два счёта надерёт! Я не могу поверить, что думаю об этом, но в Сангерхъеме было лучше! Тут король в платье, а скоморох у него вместо военачальника! Мать его гнать, почему никто не смотрит на его отца?! Ему же стыдно! Он меч еле держит!
– Пойду проветрюсь… – Избранный Кузней не выдержал и шагнул к выходу.
– Тебе нехорошо?
Кто ещё, кроме Уэйна, мог задать ему этот вопрос?
– Нет. Просто надо проветриться.
– Ничего, если я пойду с тобой? Мне тоже, эм… нужно проветриться. Тут душновато.
И Вал’Гавсми не стал упираться.
Протиснувшись меж зеваками, двое покинули кузницу и завернули в первый попавшийся закуток. Никого не было рядом. Все столпились в одном месте, и Равус с Уэйном могли спокойно перевести дух. Облокотившись на колени руками, выдохнув напряжение и собравшись с мыслями, он вдруг посмотрели друг другу в глаза и одновременно произнесли:
– Вот ведь павлин!
Даже интонации совпадали. Избранный Кузней не ожидал подобного расклада, отчего улыбка вмиг украсила его лицо.
– Ты думаешь о нём то же, что и я? Серьёзно?
– А что я ещё должен думать? Когда вы с Польдааром подшучиваете надо мной, мол, мне нравится Альвия, я и то не чувствую себе настолько смущённым. Сантиунт Великолепный совсем не соответствует моему представлению о воине.
– Да ладно?
Смурной Равус вообще перестал быть похожим на самого себя. Его брови поднялись так высоко, что он почувствовал боль во лбу.
– Я уверен, про этого Гастиуса сложили немало песен. Не ты ли говорил, что это чуть ли не самое важное?
– Говорил. Не спорю. Но взгляни, как он ведёт себя на публике. Поставь мы перед ним зеркало, он бы развоплотился на месте от удовольствия. Я не хочу прозвучать как грубиян, ни в коем случае… И я более чем уверен, что Сантиунт Великолепный сможет убедить нас в своей исключительности, ибо король не избрал бы его своим военачальником за красивые глаза. Однако…
– Однако что? – подначивал Вал’Гавсми.
– Однако первое впечатление не из приятных. Уфф… Что-то меня совсем понесло. Знаешь… А ведь мы сейчас поступаем неправильно. Говорить о человеке у него за спиной очень некрасиво. И теперь мне стыдно. Я ещё слишком молод и плохо разбираюсь в людях. Вдобавок, не в моём положении выдавать громкие суждения. Принц должен видеть только хорошее в людях.
– Тогда зачем ты мне всё это сказал, пацан?
– Мне показалось, ты чувствуешь то же самое… Вот я и захотел поделиться. Я захотел лишний раз поговорить с тобой хоть о чём-то. Извини, если я…
– Тлеть!
И тут смурной Равус вернулся.
– Пацан, вот зачем ты извиняешься? Во имя чего?! Ты не обидел меня, не оскорбил… Вообще ничего не сделал! Зачем ты постоянно строишь из себя этого добряка?
– Я не строю… Я просто такой, какой я есть.
– Ну, раз уж ты такой, какой ты есть, я тебе вот что скажу. Я вижу, что ты пытаешься сделать. Когда ты спасал нас от Тулиса, ты до последнего оттягивал неизбежное. Давал ему шанс, чтобы он одумался и сделал шаг назад. Задел неплохой, но учти: если перестараешься, не сносить тебе головы. Иногда первое впечатление самое правильное, и я очень надеюсь… О-о-очень надеюсь! Что ты прознаешь, когда им нужно будет воспользоваться. Нутро мне подсказывает, этот павлин точно не стоит твоих стараний и надежд. Он будет павлином и дальше, и дальше, и дальше.
– Вполне возможно, – ответил Непрощённый, слегка отстранившись от напирающего Вал’Гавсми. – Я тебя понял. Тем не менее я рад, что первое впечатление о тебе оказалось ошибочным.
Эти слова сбили Избранного Кузней столку. Он было хотел ткнуть указательным пальцем в нос Айнроуса в качестве закрепления урока от старшего, но так растерялся, что напрочь позабыл ход мысли.
Лишь одна фраза застыла у него в голове:
«А ведь я должен то же самое сказать и про него…»
– Ладно… Мать твою гнать, пошли. Посмотрим, что там в кузнице. Может, представление уже закончилось.
– Веди, Равус. Я прямо за тобой.
Они вернулись и к своему счастью осознали, что церемония близилась к завершению. Военачальник Кэрниссиуса произносил громкую речь, подняв новый клинок над головой, а король беседовал с советником Норсом, обсуждая государственные дела. Воздыхательницы Сантиунта охали, себя не помня, а Польдаар, Альвия и Тагок боролись с бурлящими эмоциями. У каждого были свои методы сопротивления.
Джуно размышлял над серьёзнейшим вопросом: а можно ли задушить себя самого голыми руками? Надменная улыбка Гастиуса действовала ему на нервы, он боролся с чуждым стыдом и молил богов о карающей молнии, что могла закончить страдания Объявленного менсиса или испепелить сына кузнеца.
Альвия еле сдерживала раскатистый смех, волной рвущийся наружу, и старалась думать о печальнейших моментах своей жизни. Таким образом она уравновешивала чаши весов, но румянец на её щеках с потрохами выдавал чаровницу перед всеми. Она пожалела, что не надела любимую маску на этот раз.
Но больше всех отличался Тагок. Высоченный магнир принял многозначительный вид и, скрестив руки на груди, буквально спал с открытыми глазами. Да… он просто уснул, и никто мысли не допустил, что сын Тавгура проводил время с максимальной пользой. Ему даже приснился сон. Здоровяк бегал по полю пшеницы, наслаждался прохладным ветерком и красотами природы. При этом физиономия Тагока, сына Тавгура в мире реальном оставалось весьма суровой, полностью сосредоточенной на церемонии.
Только когда Сантиунт Великолепный смолк и принял аплодисменты от поклонниц, комичная троица пришла в себя. У них за спинами стояли деловитые Равус с Уэйном.
– Ну, как оно? – спросил последний.
– Я хочу умереть, – первым ответил Польдаар.
Взгляды принца и менсиса встретились. В них читались треволнения боли, ибо неуютность и смута поглощали их целиком.
– Я безмерно благодарен вам всем, что вы сегодня пришли, – тут вновь прозвучал голос Гастиуса, звонкий, как у городского глашатая. – Всегда приятно видеть знакомые лица. Однако у меня и у нашего святейшего монарха есть неотложные дела. Нам необходимо обсудить их в кругу совета. Поэтому я ещё раз говорю вам спасибо, приглашаю каждого завтра на большое застолье в моём доме и обещаю вам песни, вкусные блюда от нашего повара и приятное времяпрепровождение.
Военачальник опустил новый меч в ножны, подав сигнал братьям по оружию.
– Расходитесь! Представление окончено!
Верные стражи Кэрниссиуса басом разогнали зевак. Всего через несколько минут в кузнице не осталось не единого постороннего. Народ Мауторна был до такой степени верен своему правителю, что никто не стал задавать лишних вопросов. Все и так знали про человека с меткой дезертира и про отпрыска Салливана Айнроуса.
Это Длани Короля безумно нравилось.
– Ваше Величество, – первым заговорил Равус, от чего у бедняги Польдаара засвербело в животе. Он приготовился к худшему, к типичной наглости в лучших традициях Избранного Кузней во всём его отталкивающем величие. Однако Вал’Гавсми смог удивить.
– Я и мои соратники прибыли по зову Красного письма. Мы понимаем всю серьёзность вопроса и готовы приложить максимум усилий, чтобы оправдать ваше дражайшее доверие и исполнить подвиг Мауторна. Меня зовут Равус Вал’Гавсми, я бывший григор Учения Яростных и ваш верный слуга.
Призвав Таа̀р-Итѝр, он торжественно поставил его перед собой лезвием вниз, встал на одно колено и опустил голову. Реакции сопартийцев не заставили себя ждать. Уэйн улыбался во весь рот, Альвия повторила вслед за Избранным Кузней, а сын Тавгура зажмурился изо всех сил, ибо был абсолютно уверен, что до сих пор спит. Но самая интересная молчаливая оценка действий лидера отряда принадлежала его другу Польдаару.
До чего же он хотел, чтобы все слышали его мысли:
«Ах ты ж скотина… АХ ТЫ Ж СВОЛОЧИНА! Почему никто не видит, что он лыбится?! Он специально это сделал, чтобы меня позлить! Новый монарх, новый я! Только сейчас я понял… Он опять хочет ободрать меня на деньги. Как тогда… Когда мы с ним убили змея Лотце. Он всё строил из себя доброго малого, а потом сказал, что я проиграл спор. Но никакого спора не было, а я зачем-то тогда отдал ему монету! На этот раз не отдам! Не дождётся!
– Встань же, Вал’Гавсми, – молвил Безоружный, поравнявшись с ним. – Я ценю твой жест, но не стоит утруждаться. Скорее, я обязан пасть ниц перед вами, ведь вы Длань Короля Лавгута – моё спасение. Я знаю ваши имена и ваши прегрешения. Знаю, какова ваша цель, и убеждён, что она благородна. В наших краях, пусть и действуют стародавние ограничения для изгнанников, никто тем не менее не посмеет оскорбить ваше достоинство из-за меток на ваших телах.
– Прошу простить меня, король Кэрниссиус.
Вперёд вышел Непрощённый и сделал низкий поклон.
– Вы сказали, наша цель благородна. Слухи не лгут? Это правда, что вы выступаете против бездумной церемонии изгнания и проводите отбор преступников?
– Чистая правда, – монарх ответил быстро, не раздумывая. – При моём правлении количество новых изгнанников сократилось втрое. Метка – слишком серьёзное наказание, чтобы наносить её каждому провинившемуся. Здесь не Войтшир и не Тсандер. Не только я придерживаюсь оного мнения. Дариан, Гастиус и его отец Тодеус, с коими вам повезло познакомиться сегодня, согласны со мной.
Трое кивнули, встав возле Алаунта. Они были членами его совета.
– Метка волшбы – это реликт, от которого со временем следует избавиться всем четырём королевствам гинов. Вы пятеро должны знать, что моя благосклонность осветила ваш путь задолго до вашего прибытия, однако я не могу подписать бумаги об исполнении прямо сейчас, ибо моему дому требуется помощь. Над нами, мауторнцами, нависла серьёзная угроза.
– Мы готовы, – поспешил Равус и отозвал свой Пожиратель Слёз. – Расскажите, что нам делать. Кому отрезать голову?
– Приятно наблюдать ваш энтузиазм, Вал’Гавсми. Вы не теряете времени зря, идёте напролом, ничего не боитесь. Это черты характера истинного григора Учения Яростных. Я предлагаю зайти в дом и обсудить всё там. Ты не возражаешь, Тодеус? Окажешь нам честь?
– Разумеется, Ваше Святейшее Величество. Если сегодня заседание пройдёт у меня, может, мне приказать накрыть стол?
– О, да. Путники наверняка устали с дороги. Их животы требуют яств.
– А что до вас, мой король? Приказать вам что-нибудь приготовить?
– Можешь не утруждаться. Если я вдруг захочу перекусить, буду то же самое, что и все остальные.
Дом мастера металла не казался идеальным местом для переговоров – так подумали воины Длани Короля, когда покинули кузницу. Но, увидев чертоги Сантиунта-старшего изнутри, осмотревшись по сторонам, они поняли, что Кэрниссиус не раз и не два проводил переговоры в доме Тодеуса. Его стены были крепки и не пропускали звуки наружу, а в зале располагался длинный стол, похожий на тот, за которым сидели Лавгут со свитой Халлендора. И если Тагок, Альвия и Польдаар не уловили оное сходство, то начитанный Уэйн и Равус, видавший картины с изображением совета Сангерхъема, вмиг признали общие мотивы и принципы.
Во второй раз за день они подумали об одном и том же:
«Как будто списывали с совета Халлендора…»
Первой за стол села Фло’Грат и наконец сняла опостылевший капюшон. От братьев по оружию, пожелавших осмотреть весь дом, она узнала, что между королём, его советником и Равусом завязался тайный разговор на втором этаже. Зная переменчивый характер Избранного Кузней, чаровнице оставалось только молиться, чтобы тот не испортил отношения с Кэрниссиусом в первый же день. Ведь только Джуно достоверно знал, какую игру затеял его друг, и понимал, что спектакль продлится достаточно долго.
– Ничего, если я тут посижу? – напоследок спросила Альвия у Польдаара, отпуская его с остальными.
– Если хочешь сиди, дорогая, отдохни. За время плаванья ты слишком много раз применяла волшбу.
– Ну, раз пять только для Уэйна, чтобы он не умер от морской болезни, – с улыбкой ответила она.
– Вот поэтому сиди тут и отдыхай, а Тагок, я и Айнроус разведаем обстановку. Благо хозяин не против.
Ильгала бросил взгляд в сторону дверного проёма и за спинами охранников увидел там здоровяка и принца, с выпученными глазами изучающих каждую стену.
– Ну, давай, я пошёл. Любопытство съедает. Никогда не видел такой красивый дом.
– Хорошо, иди.
Она ещё немного осмотрелась по сторонам. Умилилась мягким креслам с широкими подлокотниками, цветастым обоям с узорами в форме кругов и деревянным полкам, забитым книгами, где пыль не нашёл бы даже самый дотошный зануда. Дом кузнеца был наиуютнейшим местом. Альвия не смогла удержаться и выкрикнула парочку тёплых фраз, дабы хозяин её услышал и у него поднялось настроение.
– У вас прекрасный дом! Очень уютный!
– Спасибо, достопочтенная чаровница!
Крик кузнеца было слышно с кухни – там он беседовал с поваром.
– Я сам его построил! Я умею ковать не только орудия смерти, но и домашний уют!
– Прекрасно сказано, отец!
Растолкав знакомых ему стражей ильгала у входа в комнату, за стол пожаловал Гастиус, облачённый в полный доспех. Даже на время обычной беседы военачальник не желал расставаться с григорским обмундированием. Он сел рядом с Альвией, положил перед собой свой шлем и решил скрасить ожидание разговором, пока все остальные не соберутся за столом.