bannerbannerbanner
Кривотопь. Перевёртыш

Уильям Риттер
Кривотопь. Перевёртыш

Полная версия

Глава 3

Прошло двенадцать лет, одиннадцать месяцев и двадцать восемь дней с тех пор, как один ребёнок Энни Бёртон превратился в двух детей. К этому времени она сама узнала то, что могли бы рассказать ей, молодой матери, более опытные родители: безобразия свойственны и гоблинской породе, и просто растущим детям примерно в равной мере. Это затягивало решение вопроса на гораздо более длительное время, чем она ожидала.

Энни Бёртон была не из тех женщин, кого может выбить из колеи небольшая превратность судьбы. Судьба же, похоже, восприняла это как вызов. Прошло двенадцать лет, одиннадцать месяцев и двадцать один день с тех пор, как Энни Бёртон стала вдовой.

Некоторые сплетники в городе считали, что она не столько вдова, сколько брошенная жена: Джозеф Бёртон в тот вечер точно ушёл с работы живым и просто не вернулся домой. Но Энни отказывалась верить, что её муж оставил бы её одну с двумя кричащими, лягающимися, хватающимися за всё, растущими мальчишками по какой-либо менее существенной причине, чем собственная кончина. Энни знала, что она вдова. То, как она говорила об этом: с выдвинутой вперёд челюстью и напряжённо прищуренными глазами, – заставляло горожан надеяться, ради блага её же мужа, что она права.

Энни вытерла пот со лба и потянула обеими руками. Длинный упрямый куст терновника, за который она держалась, наконец поддался и вырвался из земли с корнем. Она с удовлетворением, глубоко вздохнула и дёрнула, выпутывая зловредные ветки из просветов между досками в заднем заборе. Когда они с Джозефом только переехали в этот маленький домик, кустарник рос прямо до задней двери. Дюйм за дюймом из года в год она расчищала от него пространство. Когда мальчики подросли, то начали помогать ей, рубя заросли, словно сражались с драконом, сплошь усеянным шипами. Всем вместе им удавалось удерживать кустарник под контролем. Сейчас Энни стояла посреди сада, который они вырастили там, где когда-то господствовало это неукротимое растение. Этот кусок земли достался нелегко, и теперь она уже не позволит этой колючей твари снова захватить его.

Энни отбросила побеждённый куст на кучу других таких же. Когда она выпустила его, тонкий колючий кончик качнулся в её сторону и поцарапал щеку своими крошечными шипами.

– Это действительно было необходимо? – поинтересовалась женщина.

Словно в ответ с лужайки перед домом послышались голоса. Энни узнала их задолго до того, как они приблизились достаточно, чтобы можно было разобрать слова. Вытирая руки о передник, она ещё раз осмотрела сад, перед тем как туда ввалились мальчишки, и мысленно приготовилась к неизбежным пригоршням головастиков, разбитым коленкам (это всегда случалось с ними одновременно) или, что ещё хуже, потокам сообщений, что какой-то сосед, наверное, скоро придёт сюда, обвиняя их в диких вещах, в которых близнецы ну совершенно, абсолютно, никаким боком не были виноваты.

– …тогда надо вернуться, – говорил один из мальчишек, приближаясь.

– Это ужасная идея, – отвечал другой.

– Что за ужасная идея? – спросила Энни, когда мальчишки вывернули из-за угла.

– Привет, мам! – сказал Коул немного громче, чем нужно.

– Сад выглядит отлично, мама, – добавил Тинн. – Тебе нужна помощь?

– Я хочу знать, что это за ужасная идея.

Близнецы посмотрели друг на друга.

– Картошка, – сказал Коул.

– Праща, – сказал Тинн одновременно с ним.

– Праща для картошки, – подытожил Коул. – Ужасная идея.

Тинн кивнул.

– Разбрасываться хорошими овощами.

Энни вздохнула.

– И именно поэтому я утром выгнала вас обоих из сада. И чем вы занимались?

– Просто играли на нашем дереве у ручья, – ответил Коул.

Энни взглянула на Тинна, приподняв одну бровь.

– Да-да. У ручья. Мы уже собирались возвращаться. Я… – Взгляд Тинна метнулся в сторону Коула и вернулся обратно к матери. – Я забыл свою кепку.

– И вы клянётесь, что сегодня вы даже близко не подходили к мельнице? – спросила Энни с нажимом. – И в шахту не спускались?

– Да, мам, клянёмся, – заявили мальчишки хором.

Энни подозрительно посмотрела на Тинна, потом на Коула.

– Вы обещаете хорошо себя вести?

Мальчишки разом заулыбались и закивали.

Энни Бёртон сделала глубокий вздох как мать, слишком хорошо знающая своих детей и всё же любящая их.

– Жду вас назад до захода солнца, – сказала она, хотя последнее слово уже звучало в спины убегавших мальчишек.

– Спасибо, мам! – хором ответили они, обернувшись.

– И не смейте ходить в сад Старого Джима! – крикнула Энни вдогонку. – Я не хочу больше слышать о том, что вы двое опять туда забирались. Вы знаете, что может сделать этот человек.

– Никогда! – честно закричал в ответ Коул, бегом поворачивая за угол дома.

– Мы знаем правила, – закричал Тинн, бежавший на шаг позади своего брата.

Через десять минут мальчишки завернули к саду Старого Джима. Вдоль дорожки росли старые, кривые, заскорузлые деревья.

– Это действительно ужасная идея, – прошептал Тинн.

– Угу. Надо было подумать об этом до того, как ты оставил свою кепку на этой дурацкой яблоне, – ответил Коул.

– Но я же не нарочно! – простонал Тинн. – Старый Джим почти поймал меня. Я еле успел вовремя слезть. Расцарапал всю ногу.

– На дереве расцарапал? А я свою – на заборе.

Они остановились, чтобы задрать штанины и сравнить царапины. Сколько близнецы себя помнили, они не только выглядели одинаково, но даже всегда умудрялись получать одинаковые ранения. Если один из них вдруг порежется, зацепившись за гвоздь, другой обязательно заработает царапину от кошачьих когтей или разбитого стекла.

– Это ты виноват, – проворчал Тинн, отворачивая назад штанину.

– Ну да, конечно. Это твоя кепка, – возразил Коул. – Если мы не проберёмся туда и не вернём её, Старый Джим найдёт её и всё расскажет маме. Если ты не хочешь проблем из-за того, что мы туда залезали, нам надо опять туда залезть.

– Ты такой тупица.

– Ага. И у этого тупицы есть кепка.

– Мог бы хоть притвориться, что это тебя не так сильно радует.

Коул только ухмыльнулся и зашагал быстрее.

Они сделали последний поворот и резко остановились.

Впереди, всего в ста футах от них, сам Старый Джим склонился над упавшей частью своего старого забора. Близнецы нырнули за ближайшее дерево.

– У меня есть идея, – прошептал Коул.

– Только не это, – ужаснулся Тинн.

– Да ладно. Он ещё нас не заметил, – начал уговаривать брата Коул.

– Нет, – возразил Тинн.

– Давай сделаем как в последний День благодарения, – предложил Коул, и глаза его заблестели. Он выглянул из-за ствола дерева.

– В последний День благодарения нам запретили выходить из дому на целую неделю, – прошипел Тинн. – И у меня до сих пор на башмаках следы домашнего клюквенного соуса.

– Хорошо. Тогда не совсем так, как в прошлый День благодарения. Он не смотрит – давай!

Коул перебежал через дорожку и укрылся за другим деревом, ещё на двадцать футов ближе к саду Старого Джима.

Тинн нервно сглотнул. Он выглянул из-за дерева и поглядел на дорожку. Старый Джим всё ещё смотрел в другую сторону, копаясь в старом деревянном ящике. Тинн почувствовал, как у него привычно начинает крутить живот. Он посмотрел на Коула. Он почти чувствовал энергию, которая бурлила в его брате и вырывалась наружу. Коул пригнул голову. Если бы он был кошкой, его хвост дёргался бы сейчас из стороны в сторону. Он с воодушевлением показал Тинну большой палец, и тому потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться: это бы ещё больше раззадорило брата. Коул всегда осуществлял задуманное, а если Коул что-то делал, то это делал и Тинн.

Двигаясь как можно тише, он вышел из-за дерева.

Старый Джим повернулся.

– Кто здесь? – спросил фермер, выпрямляясь.

– Да это я, – откликнулся Тинн, стараясь идти как можно беспечнее. Он споткнулся и нервно засмеялся. Ладони его уже вспотели. Как он обычно двигает руками при ходьбе? Точно не так, как сейчас.

– Кто «я»? – сердито переспросил старик.

Боковым зрением Тинн увидел, как Коул улыбнулся ему, прежде чем исчезнуть за кустом.

– Это Тинн, сэр, Бёртон, сын Энни Бёртон. Просто гуляю. Хм, как поживаете, сэр?

Глаза Старого Джима сощурились.

– А где твой брат?

– Он… дома, – соврал Тинн.

– Хм. Вы двое не разлей вода. – Старый Джим оглядел дорожку. Тинн был уверен, что его взгляд задержался у куста, где прятался Коул.

– Он испугался, – выпалил Тинн. – Он испугался и убежал домой.

Кустистые брови Джима приподнялись, и он снова повернулся к Тинну.

– Да? Испугался чего?

– Э… того, что мы увидели, когда недавно играли у Дикой Чащи, – нашёлся Тинн и тут же понял, что выбрал правильный путь. Подбородок фермера выдвинулся вперёд, он вскинул голову. Никто в городе не знал больше историй о том, что скрывалось в Дикой Чаще, чем Старый Джим.

– Да? Ну и что вы там такого увидели?

Тинн подошёл поближе, чтобы взгляд Старого Джима был направлен на него и оказался подальше от Коула.

– Э-э-э, хм, я точно не знаю, сэр. Что-то… высокое!

Слова вдруг застряли у него в горле, когда Коул на цыпочках перешёл лужайку всего в десяти футах за спиной Старого Джима.

– Высокое?

– Высокое. Да, сэр, высокое. С, хм, глазами. Коул сильно испугался. Он прямо паникует, когда видит что-то такое. Он такой трусишка. Как маленький ребёнок.

Коул из-за спины Старого Джима показал Тинну язык и молча перемахнул через забор. Тинн попытался не провожать Коула взглядом, а тот тем временем проскользнул за ближайшее дерево в саду.

– А ты не испугался? – удивился старик.

– А? – растерялся Тинн. – Нет. То есть… мне не страшно. Уверен, там ничего и не было. Я не боюсь леса.

 

– А стоило бы.

Глаза Старого Джима сверлили Тинна до тех пор, пока тот не почувствовал себя неуютно.

– Ты когда-нибудь заходил в этот лес?

– Конечно, – кивнул Тинн, нервно улыбаясь. – Много раз. Мама разрешает нам собирать лавровый лист у старого моста.

– Я не говорю об опушке, парень. Я имею в виду настоящий лес. Там живут создания, о которых ты не узнаешь из школьных учебников. Ты когда-нибудь доходил до Кривотопи?

Тинн покачал головой. Поверх плеча Джима ему был виден Коул, взбиравшийся на яблоню. Мальчик сглотнул и снова покачал головой.

– Кривотопь – это такое болотистое место, правильно?

Надо было продолжать говорить, чтобы он не переключал внимание.

– Кривотопь – это тебе не обычное болото, парень, – возразил Старый Джим. – Она схватит тебя, перевернёт, затащит вниз. И это не всё. Топь разделяет Дикую Чащу надвое. Уже на этой стороне полно всяких неприятностей, но чем дальше, тем хуже. Если тебе удастся перебраться через Кривотопь, лес станет ещё гуще. Деревья растут ближе друг к другу. Дровосеки, которые раньше тащили срубленные деревья через эти места, назвали ту часть Глубоким Мраком. Если даже им удавалось найти дорогу на ту сторону топи, они предпочитали не брать деревья из Глубокого Мрака. Эта древесина проклята. Этот лес меняет людей. Человек не возвращается из Глубокого Мрака таким, каким ушёл туда.

Глаза старика снова впились в Тинна.

– А вы были когда-нибудь в Глубоком Мраке, сэр? – Голос Тинна опустился до шёпота.

Ледяной взгляд Старого Джима застыл, а его губы сложились в усмешку.

– В самом сердце Дикой Чащи, за Кривотопью, в самой густой части Глубокого Мрака, говорят, есть гнездо, свитое из колючих лиан, таких твёрдых и острых, что они хватают каждого, кто имеет глупость попасться им в лапы. Даже свет не проходит через эти заросли.

Тинн толком даже не заметил, как Коул перелез на ветку яблони позади Джима. Забытая кепка Тинна висела в нескольких дюймах от пальцев Коула.

– Так вот, – заключил Старый Джим, захлопывая свой ящик с инструментами, – в следующий раз, когда твой брат решит, что он испугался из-за того, что кто-то смотрит из этого леса, и побежит домой, ты поступишь мудро, если побежишь вместе с ним.

Взгляд Тинна переместился со старика на Коула, который внезапно свесился с ветки на всеобщее обозрение с зажатой в кулаке кепкой. Он победно заулыбался и замахал Тинну кепкой так, что едва не выронил её. Несколько секунд он раскачивался как сумасшедший, но потом снова схватился за ветку обеими руками.

Старый Джим втянул носом воздух и сплюнул, а потом начал поворачиваться назад, в сторону сада. Коул замер на том месте, где висел.

– Подождите! – вскрикнул Тинн.

Старый Джим остановился и приподнял кустистую бровь.

– Как, хм, как вы думаете, что это было? – спросил Тинн. – Как вы думаете, что это смотрело на нас из леса?

– Хм, – Джим глубокомысленно вздохнул, – всякие упыри и прочая нечисть водятся в этих лесах. Люди поговаривают, что, когда основатели приехали в Эндсборо, они привезли с собой духов из старой страны.

– Духи из старой страны – звучит не так уж плохо.

– У основателей были причины уйти из старой страны, парень. Так или иначе, но было бы намного хуже, если бы на тебя из Дикой Чащи смотрела королева.

Тинн содрогнулся. Он терпеть не мог эти истории. Королева Глубокого Мрака. Мать Монстров. Ведьма Дикой Чащи.

– Некоторые говорят, что она ест потерявшихся детей, – продолжал Джим. – Другие утверждают, что она превращает их в диких животных. Некоторые верят, что она может сама превратиться в дикое животное, когда захочет, а её накидка становится шкурой огромного зверя. Другие считают, что много лет назад она посадила непроходимые заросли или что ползучие лианы – это её ужасные пальцы, которые пытаются схватить мальчиков и девочек, слишком далеко забредающих в её лес.

Ветка дерева треснула, как ружейный выстрел, и Тинн подпрыгнул. Сердце его колотилось. Он перестал следить за Коулом и теперь нигде его не видел.

Старый Джим нахмурился, повернулся и направился в сад. Тинн открыл и закрыл рот, но ничего не мог придумать, чтобы задержать фермера. Мучительно, шаг за шагом Старый Джим приблизился к дереву. Потом обошёл вокруг, затем в другую сторону.

– Проклятые олени, – выругался он. – Только сегодня утром повалили забор. Видно, они опять пытаются полакомиться моими яблоками.

Тинн выдохнул.

– Привет! – раздался голос из-за его спины.

Тинн снова подпрыгнул, второй раз. Коул со смехом бежал к ним по дорожке.

– Коул, я – ты…

– Я только что пришёл. – Коул подмигнул. – Из дома.

– Верно. Да! Ведь ты был дома.

– Я принёс тебе твою кепку, тупица. Нам надо бежать.

– Верно. Ну да. Тогда желаю вам хорошего дня, сэр. И мне жаль насчёт… оленей.

Старый Джим что-то проворчал и покачал головой, глядя на убегавших мальчишек.

Глава 4

– Ты почти попался, – заметил Тинн, толкнув брата в плечо. – Мы почти попались!

Коул рассмеялся.

– Только так и интересно – чтобы почти попасться.

– Нет, куда интереснее вообще не попадаться. И куда как не так страшно. Мне как-то не по себе от Старика Джима.

Пока они шли по краю леса, Тинн не мог отвести глаз от опушки.

– И как это тебе удаётся всё время испытывать судьбу?

– Не знаю. – Коул поддел башмаком комок земли. – Просто самому себе здорово доказывать, что ты можешь. Как будто ты особенный. А ты никогда не чувствовал, что внутри тебя что-то сидит, и ты просто хочешь… – Коул не договорил. – Ну, ты знаешь.

Какое-то время они шли молча.

Тинн знал. Все знали. Они знали, но при этом не знали. Мальчики выросли в окружении разговоров про фейри и фантастических созданий – и лучше всего им была известна история о них самих, о том, что пряталось в одном из них. Иногда Тинн мог поклясться, что он чувствовал, как это самое что-то покалывало прямо у него под кожей. Иногда Коул был уверен, что оно гудело в его руках и ногах. Оба они гадали, кто из них был тем самым. Оба они переживали.

– Иногда я просто хочу быть особенным, – произнёс Коул внезапно. – Я хочу быть героем, как Геркулес, совершавший все эти подвиги, о которых нам надо было читать на уроках миссис Сильвы. Я просто хочу доказать, что могу совершить – ну, не знаю – что-то большое и страшное.

– Геркулес тоже был одним из двух близнецов, – вспомнил Тинн. – У него был брат по имени Изоскелес, кажется. Нет, Ификл.

– Мне кажется, я эту часть не читал, – ответил Коул. – А его брат тоже отправлялся на всякие классные приключения – убивать чудовищ и всякое такое?

– Хм… не думаю, – признался Тинн. – Может быть. Он не был полубогом, как Геркулес. Я думаю, он был просто человеком.

Перед ними показался ручей, и Коул начал на ходу подбирать гальку. Тинн тоже наклонился, чтобы поднять несколько камушков.

– Как думаешь, ему хотелось? – спросил Тинн.

– Кому чего хотелось? – не понял Коул, выбирая куски коры из груды камней.

– Брату. Как думаешь, ему хотелось убивать чудовищ и всё такое?

– Конечно, хотелось. Почему же не хотелось? – удивился Коул.

– Ну, я имею в виду: Геркулесу не хотелось всё это делать, так ведь? Он не хотел бороться со львами, убивать амазонок или выгребать какашки из старой конюшни. Он это делал, чтобы искупить вину за очень плохие поступки в прошлом. Он просто мечтал вернуться домой. Не думаю, что ему вообще хотелось быть героем. Скорее всего, он просто не хотел быть чудовищем.

Какое-то время они прислушивались к звуку собственных шагов на пыльной дорожке.

– Геркулес не выгребал какашки, – сказал Коул.

– Выгребал. Это был один из подвигов.

– Мерзко, – рассмеялся Коул.

– Сам ты мерзкий.

Они подошли к мосту, и Коул кивнул.

– Готов?

Тинн перебрал камушки на ладони.

– Три… два… один…

Они подбросили все камушки высоко в воздух и стали смотреть, как они падают в ручей с приятным звуком: плип-плип-плип-пити-плюх-плип-плуп. Коул перегнулся через ограждение, чтобы посмотреть на муть, поднявшуюся со дна под поверхностью воды.

– Может быть, Геркулесу больше понравилось бы совершать свои подвиги, если бы он мог взять с собой брата, – предположил Коул.

Тинн не ответил. Он смотрел на лес. В тот самый миг, когда они бросили камушки, он что-то заметил. Там, в тени деревьев на краю леса, сквозь просвет между листьями широкого куста, на них смотрела пара глаз. Куст зашевелился, а потом замер. Тинн сглотнул. Ему захотелось домой.

Глава 5

Торопливо пробираясь между деревьями, Кулл вертел в руках маленький квадратик пергамента. Он уже столько раз складывал и разворачивал его, что тот стал мягким по краям.

Он оказался не таким тяжёлым, каким должен был быть. Всего лишь бумага и чернила – но то, что там было написано, уже давно тяготило его, словно кусок свинца в груди. Сколько ночей он смотрел на этот листок бумаги, примостив подбородок на сжатый кулак и макая перо в чернильницу! Сколько книг и свитков он собрал, пока писал: гоблинские сказания, человеческие истории и даже несколько преданий фейри – их стопки, груды, кучи высились вокруг него! Голова Кулла всё ещё болела от учения. Гоблин всегда считал себя способным справиться с любыми проблемами, но предпочитал такие, которые можно решить обычным способом: силой, воровством или бегством. Но эта проблема была другого рода. Для неё требовались слова!

Кулл остановился под деревом, обвитым лианами, и глубоко вздохнул. Вокруг него жужжали мошки, и прямо за кустами журчал ручей. Он почти дошёл до человечьей деревни, когда впереди послышались голоса. Кулл знал эти голоса лучше, чем свой собственный. Как можно тише он подполз к краю опушки.

Одной рукой он осторожно раздвинул листья и выглянул между ними. Мальчики стояли на мосту. Он не мог разобрать их слова из-за шума воды, но вся ситуация была хорошо знакома. Он наблюдал за близнецами из кустов в течение всей их жизни.

Через несколько минут они уйдут с моста и отправятся дальше по извилистой тропинке, мимо толстого дуба. Они всегда останавливались у большого дуба по пути домой. Они называли его своим деревом для лазания. Рука Кулла, в которой он держал записку, вспотела. Дерево – вот где он оставит послание.

Внезапно мальчики разом бросили пригоршни гальки в воздух, и Кулл вздрогнул. Скоро они пойдут дальше. Он отпустил листья, чтобы они вернулись на прежнее место, и бросился бегом через лес так быстро, как только позволяли его гоблинские ноги. Он должен был оказаться у этого дерева раньше них.

Слова. Кулл учил человеческие слова многие месяцы. Другого выхода не было. Дети игнорировали все записки, написанные по-гоблински, которые он многие годы оставлял для них.

Однажды, когда мальчикам было семь лет, он набрался смелости и вырезал целое послание на их подоконнике – ясное как божий день. Мальчики водили пальцами по его аккуратной гоблинской надписи и громко рассуждали, что, скорее всего, это кошка оказалась на улице и расцарапала когтями доску, пытаясь залезть внутрь через окно. Если бы только Куллу было позволено выйти за опушку и поговорить с детьми напрямую! Но он был связан клятвой на крови, и, хотя правила он мог нарушать сколько угодно, отменить её не представлялось возможным.

Человечий английский язык был достаточно прост. Каждый гоблин знает, как торговаться на всех семи священных коммерческих языках, ещё до достижения возраста, когда разрешается играть в азартные игры. Но писать – это другое. Писать трудно. Но мальчики должны узнать то, что знал он. Они должны поверить ему. Куллу было нужно, чтобы они поверили ему.

И в конце концов он написал послание по-человечьи, используя слова, которыми пользовались люди. Это были хорошие слова, он точно знал. Он взял их из книг и выучил наизусть, как писать их этим странным, округлым человечьим алфавитом.

Он нацарапал их пером на жёстком пергаменте, беззвучно шевеля губами и медленно выводя каждую букву. «Когда-то, давным-давно…»

Эти слова звучали значительно.

* * *

– Думаешь, это действительно была ведьма? – спросил Коул. – Думаешь, Королева Глубокого Мрака смотрит на нас?

Он перекинул ногу на первую ветку узловатого дерева для лазания, подтянулся и сел.

– Нет, – ответил Тинн. Он жалел, что рассказал брату о том, что видел в лесу, или о том, что он думал, что видел. Он слишком долго слушал Старого Джима. – Наверно, ничего там не было.

Мальчик обхватил руками ветку и вскарабкался наверх, оказавшись рядом с Коулом.

 

– Думаешь, она существует? – спросил тот. – То есть, если даже ты её не видел, думаю, она всё-таки где-то там есть, верно? Столько людей рассказывали о ней. Это значит, что она, наверно, существует, так ведь?

– Не знаю. Не думаю. Если бы я был ведьмой, мог творить чудеса, летать на метле и всё такое, я бы не тратил время на то, чтобы красть детей, уничтожать посевы и всякие прочие вещи.

– Я знаю нескольких человек, которых превратил бы в лягушек, – признался Коул.

– Эй, а это что такое? – Тинн показал на небольшое дупло в середине дерева. Из него торчал кусок бумаги цвета коричневой пыли. Мальчик почти принял его за лист дерева.

– Ещё один? – Коул выдернул его. Уже почти год прошёл с тех пор, как последний кусок пергамента очутился на дереве, весь покрытый маленькими чернильными царапинками. Мальчики провели всю вторую половину дня, представляя, что это был секретный код и что они – на самом деле шпионы, способные разгадать его. Когда они показали пергамент матери, та решила, что это просто чья-то использованная промокательная бумага.

– Ух ты, – выдохнул Коул, – на ней наши имена.

Тинн пробежал взглядом по пыльной дороге, потом по теням в лесу. Больше никого не было видно. Только Коул, он сам и сучковатое дерево для лазания.

И записка.

Коул развернул её.

– Как думаешь, кто её оставил? – прошептал он.

– Что в ней написано? – Тинн перегнулся через плечо брата и всмотрелся в неровный почерк.


«Однажды, давным-давно, был ребёнок, который гоблины пришли украсть, и однажды, давным-давно, был ребёнок, которого гоблины оставили…»

* * *

Сердце Кулла колотилось. Поверх широких листьев раскидистого папоротника он смотрел, как близнецы развернули его записку. Забывшись, он стал произносить вслух слова, которые они читали.


Однажды, давным-давно, был ребёнок, который гоблины пришли украсть, и однажды, давным-давно, был ребёнок, которого гоблины оставили. Однажды, давным-давно, был дурак, который думал, что он знает больше всех, и однажды, давным-давно, были дети, которым нужно было узнать больше.

Во-первых, маленький человек – это был я. Я попытался похитить тебя, продать тебя фейри и сожалею об этом. Хотя, надо признать: тебе бы там очень понравилось, это решило бы множество проблем и на самом деле это была отличная идея – если бы только мне не помешали.

В-следующих, маленький перевёртыш, ты должен вернуться в орду. Гоблин не должен так долго жить без своего рода и племени. Удивляюсь, что ты до сих пор не зачах и не умер, – но, если не вернёшься как можно скорее, ты точно умрёшь. Мы все умрём – каждое создание в Дикой Чаще.

Наша последняя надежда – на церемонию при следующей Луне Над Завесой. Если ты не воссоединишься с ордой до этого времени, будет слишком поздно. Магия в Дикой Чаще умрёт. Орда умрёт. Ты умрёшь. Много смертей.

Завтра с первыми лучами солнца отправляйся по гоблинской тропе к орде, что рядом с Полой Скалой. Иди быстро. Не мешкай. Не отклоняйся от дороги. Может быть, возьми немного еды. Ни при каких обстоятельствах не бери с собой людей, которых ты не хотел бы увидеть мёртвыми.


Прячась в тени, Кулл глубоко вздохнул. Мальчики вертели бумажку в руках и бросали друг на друга серьёзные взгляды. Он отошёл глубже в тень и прислонился к дереву. Дело сделано. Наконец они знали то, что знал он. Вернее… они знали достаточно из того, что знал он.

Его перевёртыш придёт.

Рейтинг@Mail.ru