Ульяна Черкасова
Золотые земли. Сокол и Ворон
Я пел о богах и пел о героях,
О звоне клинков и кровавых битвах;
Покуда сокол мой был со мною,
Мне клёкот его заменял молитвы.
«Королевна», Мельница
© Черкасова У., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Пролог
Великий лес 526 г. от Золотого Рассвета
Великий лес молчал. Он требовал жертвы.
Кто-то уже пытался пересечь границу. На плите лежал зарезанный петух, жужжали мухи, застыла кровь на холодном камне. Лес не принял жертву, не пропустил путника дальше каменной домовины. Следы на примятой траве вели обратно, прочь от владений Нави.
У Чернавы не было с собой ничего, но кровь чародея всегда была слаще мёда для навьих духов.
В руке дрожал короткий нож – острый что игла.
Шумели кроны деревьев в вышине, и где-то над головой коротко пропела кукушка, вдруг замолкла, и вместе с ней весь лес замер в ожидании.
Наконец Чернава решилась, провела лезвием по смуглой коже, и горячая кровь потекла, зашептала голосом древних сил, запела, зашипела, коснувшись камня.
А лес всё молчал. Наблюдал, изучал. Он пробовал на вкус её кровь, познавал её душу, разум, её прошлое и будущее.
Чернава не замечала этого. Она выросла вдали от земель Нави. Она не понимала, о чём пел ветер в вышине, она не слышала, как звала вода в ручье, она не знала, как попросить духов о защите. Прежде она никого ни о чём не просила. Прежде она не признавала никакой другой силы, кроме своей.
Но пришли Охотники, уничтожили её дом, семью, друзей, и вот Чернава стоит у границы Великого леса, отдавая свою кровь, обещая свою верность и чужую жизнь, если потребуется. Больше у неё ничего не осталось.
В ожидании Великий лес молчал.
Словно сумрак в вечерний час к границе подбирались шорохи и шёпоты. Кто-то скрывался среди тёмных деревьев. Еле слышными были его шаги, и Чернава не сразу заметила, что за ней следят, а лишь тогда, когда ей это позволили.
Меж еловых ветвей мелькнуло девичье лицо и тут же исчезло, только зелёная лапа ели качнулась, подтверждая, что увиденное не показалось.
– Стой! – Чернава сорвалась с места, но не нашла никого за деревьями.
Раздался треск. Звуки разлетелись в разные стороны. Тишина разбилась, лес ожил и заголосил.
Незнакомка мелькала то слева среди сосен, то справа в зарослях кустарника, и Чернава бросалась каждый раз за ней в погоню и каждый раз никого не находила.
Дыхание сбилось, руки покрылись царапинами, нож выпал и потерялся безвозвратно в траве.
В хороводе заплясали сосны. Закружилась голова.
– Сюда, – позвал лес.
Чернава оглянулась, побежала на зов, споткнулась о корягу и упала. Она не успела подняться. Нечто навалилось сверху, вцепилось в плечи, вдавило в землю. И зарычало утробно. Дыхание его смердело гнилой плотью и прелой листвой.
В оцепенении, точно во сне, Чернава неожиданно ясно разглядела росу на траве, пожелтевшие еловые иголки и зелёный мягкий мох. Время замедлилось, утонуло в трясине. Страх сковал тело, помутился разум, а когда пальцы всё же начали вить заклятие, нечто надавило на спину, прильнуло к самому уху и громко выдохнуло. Ледяная дрожь пробежала по телу.
Чернава не смела пошевелиться и только слушала громкое дыхание и чувствовала, как острые когти больно впивались в плечи.
– Дитя-а-а, – прошипело существо по-змеиному. – Ж-живое дитя.
Где-то в вершинах елей загудел ветер, всполошив птиц, они заголосили испуганно, а ветер полетел дальше, разнося весть:
– Ди-и-итя-а-а… Ди-и-итя-а-а…
Духи Нави почуяли новую жизнь, что зародилась в Чернаве.
Она попробовала вырваться, но ещё сильнее впились в кожу когти.
– Не убеж-ж-жишь…
Чародейка вскрикнула, порыв ветра сорвался с пальцев, подкинул её. Чудище сорвалось со спины, отлетело в сторону. Чернава вскочила на ноги, обернулась и увидела перед собой девушку, бледную, как погребальный саван. Она была простоволоса и нага, прижималась грязным телом к земле и всем своим видом походила на дикого зверя, что готовился к прыжку.
Лесавка.
Зашевелились кусты, и на глаза Чернаве показалась вторая лесавка, одетая в порванную рубаху. Шла она, сгорбившись, припадала на руки, скалилась, обнажая острые зубы.
– Дитя, – вторила она остальным. – Ж-живое дитя.
Пальцы уже вили новое заклятие. Незаметно, осторожно Чернава попробовала коснуться разума лесавок, одурманить, подчинить их, но мёртвым девам оказались не страшны чары, которые убивали живых, и она отступила. Медленно, не зная даже, в какую сторону бежать, она начала пятиться назад, когда за спиной раздался шум.
Чернава обернулась, и мир вокруг побледнел. Она рухнула на землю как подкошенная. Видения менялись одно за другим, наслаивались, путались. Образы смешались. Стоял перед ней человек в звериных шкурах? Или медведь на задних лапах? Или вовсе высокое дерево колыхалось на ветру, и не было в помине человека? Чернава зажмурилась от боли, взгляд прожигал её. Горели ярко золотые глаза, пронзали насквозь, и голос гулкий, как ветер, и скрипучий, как стон старых деревьев, спросил:
– Чего ты хочешь, чародейка?
Чернава с трудом разлепила губы и произнесла едва слышно:
– Силы и убежища. Разреши мне спрятаться в твоём лесу, мне больше некуда идти.
– Чем ты заплатишь, чародейка?
Чернава промолчала, а лесавки закружили вокруг:
– Дитя, ж-живое дитя…
Руки сами потянулись к плоскому животу. Это была ещё не жизнь, только искра, но духи леса почуяли её, узнали. Сказания не лгали, всё до последнего слова оказалось правдой. И всё случилось так, как задумала Чернава.
– Я заплачу любую цену, но хочу получить кое-что взамен. Сделку, Хозяин, заключи со мной сделку, – проговорила она, и голос вдруг сорвался от отчаяния.
Лес недолго думал.
– Оставайся, – разрешил Хозяин. – Покуда не родится дитя, оставайся.
Часть первая
Пёрышко Сокола
Глава 1
От панского дома
по травам, долинам
едет панич в шапке
с пером соколиным.
«Голубок», Карл Яромир Эрбен[1]
Ратиславия, Златоборск 543 г. от Золотого Рассвета, месяц червень
– Во-о-ор!
В кибитке завизжала старуха.
Милош чуть не выронил ларец, споткнулся и задел ногой охранную сеть чар, она вспыхнула ярко, коротко, и ногу пронзила молния.
– Ку-урва…
Дальше он не смог бежать, прошёл всего несколько шагов, волоча непослушную ногу. Проклятие прошло глубоко до самой кости. В глазах почернело.
Чары. Кто в фарадальском лагере мог наложить защитные чары на кибитку?
– Стой, вор!
Милош замер на месте. Вряд ли старуха хотела просто поговорить, но и бояться её вряд ли стоило. Медленно, осторожно он обернулся. Фарадалка стояла на ступеньках кибитки. Лицо её перекосило от бешенства.
– Верни ларец, – просипела она.
Неужели старуха и вправду надеялась его остановить?
– Ещё чего. Вы первые нас обокрали.
– Чтоб тебя!
Она выбросила скрюченную руку перед собой. Милош едва успел сообразить.
В него полетела молния.
Он отпрыгнул в сторону, упал на землю и подкатился под ближайшую кибитку.
Старуха закричала на фарадальском. Лагерь загудел как потревоженный улей. Со всех сторон послышались голоса, а старуха всё вопила, созывая народ.
Прижимая к груди ларец, Милош прополз в сторону. Старуха была ведьмой! Он мог догадаться. Он должен был догадаться, но совсем потерял голову от вина. Да если бы не вино, он вообще не полез бы грабить фарадалов!
Ежи был прав: Милош совсем ошалевший. Зачем он полез? Зачем?
Послышался топот. Стоило поспешить.
Вылез он с другой стороны кибитки. Там было безлюдно, но остальной лагерь уже проснулся. Милош ясно услышал голоса неподалёку.
Некоторое время он ковылял, как дряхлый старик, но с каждым шагом нога слушалась всё лучше, ступала твёрже, и наконец Милош смог побежать и бросился прочь из фарадальского лагеря. Каждый раз, когда он касался ступнёй земли, в ногу отдавало режущей болью, но страх оказался сильнее, он гнал его вперёд.
Больше никто не спал, никто не прятался.
Из кибиток выглядывали люди. Мужчины и женщины, молодые и старые. Почти каждый держал в руке оружие. Фарадалы всегда были готовы к драке.
Загорелись огни. Его заметили.
Краем глаза Милош увидел синюю вспышку. Он действовал не раздумывая – тело само приняло решение, – пригнулся чуть ли не до земли. И в следующий миг над головой пролетела молния, ударила в кибитку впереди.
Снова старуха? Он обернулся и увидел здорового мужика с топором. Сколько в фарадальском лагере чародеев?
– Чтоб Навь тебя поглотила, – выдохнул Милош.
Он нырнул в темноту и наконец выбрался из лагеря.
Милош восемнадцать лет не видел других чародеев, кроме учителя, и в эту ночь на него напали сразу двое. Из груди вырвался смешок, и он не понял, над чем засмеялся. От огней и шума закружилась голова.
Осторожно он выглянул из кустов. Милош огляделся, пытаясь сообразить, где оказался и в какой стороне находилась дорога. Из загоревшейся кибитки выбежала женщина, вытолкала детей и стала кидать им вещи, спасая от пожара. Дети голосили, рыдая от страха.
Из темноты, будто с неба, мигал ночными огнями Златоборск. Дорога от Восточных ворот города вела к тракту, там Милош договорился встретиться с Ежи.
Снова перевернулось сердце в груди. Кожей и кровью он почуял, как к нему устремилась смерть. Милош взмахнул рукой, выставил щит. Воздух задрожал, отразил удар. Молния отскочила, попав в другую кибитку, и та вспыхнула в одно мгновение. Наружу с воплем выпрыгнул мужчина, одежда его занялась огнём, и фарадал закрутился по земле, пытаясь сбить пламя.
Милош сорвался с места. Одной рукой он прижимал к груди деревянный ларец, а второй безостановочно плёл заклятие, надеясь сбить преследователей со следа.
Он уже не чувствовал боли в ноге, будто и не было сети проклятия. Выбежал прочь из лагеря, нырнул к избам в посаде, сворачивая с главной улицы, и, петляя, добрался до безлюдной дороги, ведущей из Златоборска к восточному бору.
Оглушённый собственным дыханием, он бежал, задыхался. В боку кололо, но Милош не мог остановиться. Позади шумел фарадальский лагерь, пахло дымом. Вдруг в столице ударил колокол. Пронзительный звон его разнёсся над посадом и полями вокруг, догнал Милоша на дороге и пролетел дальше. И ему вторили десятки других колоколов по всему Златоборску. Город проснулся, встревоженный пожаром под своими стенами.
Грохот подгонял Милоша вперёд. Он должен был уйти с дороги, укрыться за деревьями. Но когда до бора осталось всего ничего, топот коней разорвал тишину.
По дороге мчались два всадника. Милош побежал со всех ног, ещё отчаяннее, ещё быстрее, но всё равно не успел достичь деревьев. Хлёсткий удар сбил его с ног. Копыта лошади, разрывая землю, отбили дробь совсем рядом с головой.
Всадник ловко спешился, подскочил к нему и только нагнулся, чтобы схватить Милоша за шиворот, как он перевернулся на спину, вцепился рукой фарадалу в лицо. Тот завопил, упал на спину и заревел в ужасе. На лице багровел ожог от ладони, глаза обуглились, рассыпались золой. Ослепший, он закрутился на месте, завопил, проклиная и моля.
Но оставался ещё второй. В прыжке он соскочил с лошади и в мгновение оказался рядом. Его хлыст ударил по груди Милоша, вырвав пронзительный крик. Фарадал вновь замахнулся, но не успел ударить. Милош соединил пальцы, развёл в стороны руки, будто держа невидимую нить. Он бросил её на фарадала, тот обмер, с застывшим в воздухе хлыстом, и камнем грохнулся на землю. Ужом он закрутился, захрипел, пытаясь стянуть удавку.
У Милоша с трудом получилось встать на ноги, ещё сложнее получилось пойти. Ларец лежал на земле рядом с фарадалом. Он всё пытался стянуть невидимую петлю с шеи, лицо его посинело, ноги били по земле. Другой, что был с обожжённым лицом, пытался подняться. Эти двое вряд ли были чародеями, иначе смогли бы разорвать заклятие.
Милош отвернулся, поднял ларец, перехватил покрепче и направился в сторону бора.
Страх погони прошёл, и боль в ноге стала сильнее прежнего.
От использованных заклятий закружилась голова. Через несколько шагов Милош упал у корней дерева и долго пролежал, уткнувшись лицом в землю. Он дышал тяжело, лёгкие его горели, словно сожжённые изнутри. Колдовать, используя только собственные силы, всегда выходило непросто.
Он не сразу расслышал знакомый голос:
– Милош?
– Я, – выдавил он тяжело.
Ежи подошёл ближе, оглянулся пугливо на фарадалов. Один из них больше не шевелился. Другой смог сесть на коня, обхватил руками его шею, но, кажется, лежал без чувств.
– Ты в порядке? – спросил Ежи.
– Вроде. Ты всё взял?
– Да, – слуга помог ему подняться, подставил плечо и дальше почти потащил на себе. Милош едва передвигал ногами, но шёл упрямо дальше, прижимая к груди ларец.
– Пойдём подальше отсюда.
– А эти? – Ежи оглянулся на фарадалов.
– Эти всё. Если поспешим, то остальные не догонят.
Они удалились в глубь бора, опасаясь погони. Было темно, и Милошу пришлось достать из сумы хрусталь. Тот загорелся в его руке холодным синеватым светом, освещая путь. Сил хрусталь забирал совсем немного, но после всех заклятий и это давалось нелегко.
Ежи нёс их сумы и придерживал самого Милоша.
– Мы в беде, – проговорил он тревожно. – Я же просил тебя не лезть к фарадалам. Нельзя с ними связываться. Они же разбойники, их даже в Рдзению не пускают.
– Они сами не суются в Рдзению, – прохрипел Милош. – Они чародеи.
– Чародеи? – Ежи застыл на месте, уставился на него во все глаза. Свет хрусталя сделал его лицо мертвенно-бледным. – Чародеи? – повторил он изумлённо. – Нам конец. Они убьют нас. Убьют.
Милош не знал, как его успокоить. Он и правда не ожидал, что всё выйдет настолько неудачно. Все знали, что фарадалы нечестные люди. Если они проходили мимо деревни, то в стадах селян пропадала скотина, если появлялись в городе, то купцы теряли товар и деньги. Фарадалы обманывали легковерных и обкрадывали невнимательных. Но чтобы они были чародеями? Если бы Милош знал, то вряд ли осмелился ограбить их старейшину. Но вечером, когда они гуляли в лагере вместе с остальными горожанами, он не заметил в лагере колдунов.
И поплатился за свою невнимательность. Ногу сводило от каждого шага.
Когда они ушли достаточно далеко от дороги, Милош наконец решился остановиться на отдых. Он сел прямо на голую землю.
– Будешь пить? – услужливо предложил Ежи.
Милош не слушал его. Он скинул сапог с левой ноги, закатал штанину и посветил на кожу хрусталём.
– Что такое? – Ежи присел рядом, присматриваясь.
Проклятие железом отдавало на языке. Милош чувствовал его в жилах и костях. Пока он шёл, то представлял, как всю ногу покрыли язвы, но на коже осталось только небольшое чёрное пятно.
– Мне удивительнейшим образом повезло, – хмуро сказал он.
– Что это?
– Фарадальское проклятие.
– И в чём же тебе повезло?
– Я не умер на месте. А мог бы.
– Ты же сможешь его снять? – с надеждой спросил Ежи.
Милош ответил не сразу. Пальцы его крепко сжимали хрусталь, а ногу сводила судорога. Он прикусил губу, чтобы не застонать.
– Не уверен. Не знаю.
Ежи вздохнул тяжело, сел рядом прямо на землю.
– А я говорил, говорил, – ворчливо начал он. – Не стоило соваться в Златоборск, а уж тем более в фарадальский лагерь. Они же известные разбойники…
– Они украли у тебя кошель. Я должен был отомстить, – Милош нашёл в суме с вещами платок и обвязал чёрное пятно на ноге.
– Ты просто хотел получить это их фарадальское чудо, – возразил Ежи. – Какой же ты беспечный болван.
– А ты зануда, – лениво огрызнулся Милош. Спорить не хотелось. Да и были вещи поважнее.
Оба посмотрели на ларец, стоявший на земле.
– И что там?
– Не знаю, не успел посмотреть, – признался Милош. Он прищурился и даже сквозь деревянный ларец увидел яркий колдовской огонь.
– Надеюсь, что-нибудь стоящее, иначе совсем обидно.
Ещё вечером, когда они пришли к фарадальскому табору, у Милоша и в мыслях не было грабить вольных детей. Вместе с Ежи они жадно разглядывали кибитки и их хозяев в разноцветных одеждах – всё было для них в новинку. Ни Милош, ни Ежи прежде ни разу не видели фарадалов, в Совин и Рдзению их не пускали Охотники. Но даже в Совине рассказывали, что все фарадалы славные танцоры и певцы, а ещё убийцы и колдуны.
Милош не замышлял зла. Он весь вечер провёл с молоденькими девушками, такими смуглыми, лёгкими, гибкими, что голова шла кругом от их прелести. Фарадалки оголяли плечи и в танце высоко задирали юбки. Ничего не укрывалось от глаз. Милош опьянел от их красоты и от вина. Голова его кружилась, а сердце пело. А потом появился Ежи и, чуть не плача, пожаловался, что его кошель срезали где-то в толпе. С пальцев Милоша тоже пропало одно из колец. Слава Создателю, изумрудную серьгу из уха фарадалки вытащить не смогли.
Затихло гулянье в лагере, и народ начал расходиться. Милош и Ежи тоже ушли, почти вернулись на постоялый двор, но Милош не мог успокоиться. Его обвели жалкие бродяги, безродные и бездомные. Обвели, как последнего дурака. Хмель распалил его ярость, заглушил разум. И он решил вернуться, проверить старые сказки, будто каждый фарадальский табор хранил некое сокровище невероятной чародейской силы. Милош убедил себя, что это чудо могло оказаться ценнее, чем источник Великого леса. Мало он верил, что затея его увенчается успехом, скорее хотел проучить вольных детей. Но ларец с фарадальским чудом существовал на самом деле. Милош ощущал его силу, видел, как в темноте расплавленным золотом горели чары.
– Откроем? – предложил Ежи, поглядывая на деревянный ларец и придвигаясь ближе.
Милош молча кивнул. Неожиданно для самого себя он разволновался, протягивая руки к ларцу, осторожно приподнял крышку, и ночную тишину взорвал оглушительный шум. Десятки, сотни голосов закричали, запели, из ларца ударил яркий свет, будто внутри горел костёр. Птицы сорвались с деревьев. Ночь пронзило солнце.
Милош захлопнул крышку, и тьма снова накрыла бор. Но птицы продолжили кричать пронзительно, кружа над деревьями.
Если фарадалы были рядом, то не могли их не услышать.
– Создатель! Что это такое было? – воскликнул Ежи.
– Потом разберёмся. Идём, быстрее, идём, – велел Милош и сам рывком поднялся.
Ногу снова свело от боли, и он зашипел, сдерживая крик.
Ежи подхватил с земли их сумы, закинул в свой мешок ларец и быстро пошёл следом.
– Фарадалы убьют нас из-за этой штуки. Точно убьют.
– Тише, – прошипел Милош, но ночной лес и без того был полон криков.
В одном Ежи был прав: фарадалы не оставят их в покое. Что бы они ни нашли, это было ценно. Может, почти так же ценно, как тайны, что хранил Великий лес.
Ратиславия, Златоборск
Солнце пробило сумрак на горизонте, и стало видно, что над деревьями поднимался дым. Сердце сжалось. Вячко пришпорил коня.
– Поторопимся, – выкрикнул он через плечо.
Топот копыт разнёсся по бору. Дюжина всадников пронеслась по дороге в тени деревьев и вырвалась на тракт. Оттуда было видно всю столицу. Златоборск возвышался над посадом, отливал в этот час золотом и медью. От нижнего его вала, там, где уже закончились дома горожан, шёл дым. Горел лагерь.
– Фарадалы, – Стрела выдохнул, криво улыбаясь. – Главное, что не город.
– От одной искры и столица может вспыхнуть, – мрачно произнёс Деян.
Вячко натянул поводья.
Даже от тракта он мог разглядеть княжьих людей, что тушили пожар, помогали фарадалам оттащить в стороны ещё целые кибитки, разгоняли людей подальше от огня. Дым шёл чёрно-серый, рваный. Пламя затухало.
– Надеюсь, князь хотя бы после этого запретит им останавливаться так близко к городам, – сказал Стрела.
Вячко был с ним согласен, но промолчал. На перекрёстке он задержался. Ему показалось, что в лагере он заметил Горяя. Как бы сильно Вячко ни тянуло домой, стоило самому разузнать о пожаре. Князь бы это оценил.
– Поезжайте одни, – велел он дружинникам. – Я сначала загляну в лагерь.
Стрела скривился.
– Да на что там смотреть? На этих конокрадов?
– Поезжай, – устало повторил Вячко. Он сам с трудом держался в седле.
Остальные товарищи махнули ему рукой, распрощались и направили коней по дороге к воротам. Стрела остался.
– Куда ты без меня?
Лагерь почти целиком был разрушен огнём. Кто-то погиб. Фарадалы выли над мёртвыми и над утерянным добром с одинаковым горем. Они заламывали руки, ругали дружинников и холопов, которые помогали тушить пожар, и рыдали так громко, что хотелось заткнуть уши.
Между сгоревшими кибитками прохаживался худощавый мужчина в дорогом кафтане, теребил короткую светлую бороду, касался земли то тут, то там, бормотал что-то себе под нос. Фарадалы наблюдали за ним с неодобрением. Вячко услышал, как одна старуха обругала его последними словами, но Горяй только отмахнулся от неё как от назойливой мухи, и тогда старуха попыталась ударить его клюкой.
– Отойди от княжеского целителя, – велел Вячко.
Он направил коня между ними так, чтобы оградить Горяя от фарадалки. Старуха стрельнула на него злыми чёрными глазами, плюнула под ноги и развернулась. Стрела проводил её взглядом, полным досады.
– Я смотрю, фарадалы очень хотят отдохнуть в порубе. Совсем страх потеряли.
– Она не знает, кто я.
– Ты человек князя, а этого уже достаточно, чтобы уважать тебя.
Вячко не стал спорить. Будь он в дурном настроении, так тоже взъелся бы на старуху, может, даже пригрозил ей, но от усталости хотелось только поскорее закончить с делами и вернуться домой.
– Да озарит Создатель твой путь, княжич, – приветствовал его Горяй.
– Да не опалит он тебя, – ответил Вячко. – Что ты здесь делаешь?
Горяй огляделся, не желая, чтобы чужие уши его услышали, и подошёл ближе. Вячко спешился.
– Незадолго до рассвета у фарадалов начался пожар. Дозорные всё видели со стены. Они клянутся, что повсюду летали молнии и огонь. Говорят, что это были чародеи, якобы они подрались между собой.
– Чтоб их леший побрал, – Вячко провёл рукой по кудрям, собираясь с мыслями. Сонливость растаяла вместе с утренним туманом. – Если пойдут разговоры про чародеев в столице, то беды не миновать. Ты что скажешь? Они здесь были?
– Я чувствую следы заклятий, – вид Горяя был озабоченным. – Многие из них чародеи, да-да, – взгляд его помутнел. – Но раньше они были тихи. Вольные дети осторожны, когда дело касается заклятий. Дело не в них.
– А в ком?
Горяй пожал плечами.
– В ком-то? М-м-м? – Он посмотрел поверх плеча Вячко куда-то в сторону, зрачки его расширились.
Разговаривать с ним стало бесполезно. Вячко давно уяснил, что когда Горяй начинал бормотать что-то тихо, а глаза его становились мечтательными и пустыми, то стоило оставить его в покое. Чародей князя всегда был странным человеком, может, оттого что разум его пострадал от чар, а может, потому, что он потерял всю семью много зим назад.
– Увидимся, Горяй. Спасибо тебе.
Чародей его уже не слушал. Он присел на корточки и коснулся пальцами земли, замер, прислушался, точно следы на дороге о чём-то ему шептали.
Вячко и Стрела повели коней за поводья дальше по лагерю.
– Если пойдут слухи о чародеях под стенами Златоборска, Орден потребует пропустить Охотников в Ратиславию, – рассудил княжич. – Им нельзя здесь оставаться. Эй, добрый человек, – он остановил первого, кто им повстречался. – Кто ваша телепта?
Старейшина табора нашлась на ступенях своей кибитки посреди лагеря. Она сидела, раскуривая трубку, и, кажется, единственная во всём лагере оставалась спокойна, только чёрные глаза её горели словно два уголька. Враждебно и мрачно она оглядела Вячко с головы до ног.
– Ты кто такой?
– Вячеслав, сын Великого князя Мстислава. А ты?
– Люди кличут меня старой Годявир, – ответила телепта. – Я думала, княжьи сыновья богаче одеваются, – хмыкнула она. – Что тебе нужно, княжий сын?
– Мне нужен мир. Ты знаешь законы этой земли, – он говорил спокойно и устало, почти не задетый неприкрытой враждебностью. – В Ратиславии запрещено чародейство.
– Раз запрещено, то почему твой князь держит при себе чародея? Я увидела в нём силу.
Вячко вздохнул, собираясь с мыслями. От запаха гари и человеческих стонов разболелась голова.
– Ты знаешь, как всё непросто на этом свете, Годявир. Если мы не прогоним вас за колдовство, то скоро сюда придут Охотники, и тогда ты и твои люди будете гореть в своих кибитках заживо. Ни ты, ни я этого не желаем.
Годявир молчала, посасывая трубку. Медленно она вдохнула и выпустила изо рта вонючий дым.
– Мы не можем уйти сейчас. Мой табор всегда приходит к Златоборску незадолго до ночи Купалы и уходит перед первыми осенинами к Приморску.
– Тогда уходи к Приморску сейчас, – пожал плечами Вячко.
– Сейчас никому туда нельзя, я видела в рисунке крови на воде знаки, – Годявир потрясла трубкой. – Тревожные знаки. Нельзя на восток, нельзя на юг. Никому нельзя.
– Там Охотники тебя не найдут.
– Что мне до Охотников? – хмыкнула Годявир, её седые волосы растрепались, на тёмном лице стало ещё больше морщин, когда она нахмурилась.
Вячко посмотрел на неё с недовольством и некоторым любопытством, но промолчал, только покачал головой.
– Куда хочешь, лишь бы подальше от столицы, – предупредил он.
Кажется, телепта сама уже поняла, что бесполезно было упрямиться и спорить с княжичем.
– Сколько дней ты нам дашь? – спросила она.
– Три, думаю, хватит.
Вячко уже собрался сесть на коня, но задержался.
– Скажи, кто устроил пожар ночью? Один из ваших?
– Если бы из наших, так я бы лично выдрала ему сердце, – Годявир плюнула со злостью. – Рдзенец. Танцевал с нашими девушками, пил наше пиво и вино, пел наши песни, а ночью прокрался, как мышь в амбар, и обокрал нас.
– Что он украл?
– Кое-что ценное, – неохотно ответила Годявир. – Но не для тебя, ты не фарадал.
Больше телепта не хотела ничего говорить, и Вячко решил, что узнал достаточно. Они со Стрелой сели на коней.
Дорога вела вверх от посада к городу. Кони пронеслись, как на крыльях, ветер ударил в лицо всадникам, растрепал кудри княжича. Столица уже пробуждалась, и люди наводняли улицы. Молодая лоточница заметила всадников.
– Эй, красавцы, купите хлеб! Горячий хлеб!
Они не остановились, и голос её утонул в щебете городских торговцев.
– Горячий хлеб!
– Кожаные поршни за три медяка! За три медяка кожаные поршни!
– Мазь от вшей! Мазь от вшей!
Кони несли их мимо чужих дворов и площадей до самого княжеского двора. Навстречу выбежали конюх с холопами.
После шумных улиц двор показался разительно тихим. Тянуло хлебом и жареным мясом из кухонной избы. Пел петух на заднем дворе, да мальчишки-холопы негромко переговаривались между собой.
Вячко спешился, обтёр пыльное лицо ладонью и вдруг улыбнулся, заметив движение в приоткрытом окне. Неосознанно он поправил рубаху и пояс, взмахнул головой, откидывая рыжие пряди со лба. Девушка в окне уже скрылась.
– Вячеслав, наконец-то! – воскликнул с крыльца Горыня.
Княжич приветственно махнул воеводе рукой и отдал поводья коня подбежавшему мальчишке-конюху. Тот не совладал с любопытством и спросил:
– Что, разбойников ловили?
– Ловили, – устало произнёс Вячко.
Юркий Стрела тут же оказался рядом и добавил:
– Ловить-то ловили, да тати пошли что тараканы.
– Рыжие? – Мальчишка склонил голову набок, видимо, припомнив историю о рыжем одноглазом разбойнике, что жил на вершине древнего дуба и метко плевался желудями прямо в темечко проезжавшим всадникам, отчего те падали замертво на землю. И у каждого разбойник вырывал левый глаз, пытаясь найти замену своему.
– Да нет, не рыжие, – хохотнул Стрела. – Убегают быстро словно тараканы. Только нас завидят и все в разные стороны, поди лови.
Вячко покачал головой:
– Да ты, смотрю, совсем не устал. Может, обратно в дозор?
Дружинник поморщился:
– Княжич, не щадишь совсем. С меня три пота сошло от усердия, после такого седмицу лежмя лежать буду.
– Ну-ну, вечером увидимся тогда.
– Вячеслав! – нетерпеливо прикрикнули с крыльца.
– Эк разбушевался, – хмыкнул Вячко. – Давай, малец, пойду. Хочешь истории послушать, так расспроси Стрелу. Он всегда горазд языком потрепать.
Горыня дожидался на крыльце. Несмотря на то что несколько седмиц он не видел племянника, радостным воевода не выглядел.
– Не докричишься тебя. Оглох? – ворчливо спросил он.
Вячко хотел ответить в шутку, укорить дядьку за холодное приветствие, но вдруг подумал, что только серьёзное дело могло сделать его столь мрачным с раннего утра.
– Что стряслось?
– Князь ждёт. Я уже хотел послать за тобой, – он всё же обнял Вячеслава, и тот вновь почувствовал себя малым ребёнком в огромных медвежьих объятиях своего дядьки. Горыня был выше и сильнее любого в дружине. Не зря говорили, что род он вёл от славного богатыря Яромира, который поборол крылатого змея, разорвав его пасть голыми руками.
В сенях было темно, слуги ещё не успели распахнуть ставни, и вдруг свет мелькнул вдалеке. Вячко пригляделся. Добрава открыла окно на другом конце длинных сеней. Солнце вырвало из сумрака её глаза, улыбку, заиграло в камнях на височных кольцах. Девушка показалась ненастоящей, словно сотканной из звёздной пыли. Княжич застыл, заглядевшись на неё.
– Пошли, – поторопил сердито Горыня, схватил Вячко за предплечье и потянул наверх по лестнице.
Они поднялись на самый верх в терем. Стены там были украшены искусной резьбой и пахло сладко деревом и смолой. В тепле, укрывшись от ветра и утренней прохлады, Вячко снова почувствовал усталость. Он зевнул широко, прикрывая рот. Дядька бросил на него мрачный взгляд.
– Ты завязывай с этой девкой, – проговорил он.
Вячеслав остановился.
– Не говори о ней так.
– Я бы говорил иначе, да тебе пора уже позабыть про молодецкие шалости. Умер посадник в Новисаде, Великий князь может отправить тебя на его место. А если прогневаешь его, тебе останется какой-нибудь Лисецк.
– И что с того?
– Жена тебе нужна хорошая, боярского роду. Если повезёт, то посватаешься к дочке ярла Ульрика.
Вячко нахмурился:
– Я сам незнатного роду, отец может разрешить мне…
– Ты княжич, – оборвал его Горыня. – А княжичи не женятся на дворовых девках. В полюбовницы берут, но не в жёны.
– Она вольная. А в услужении ходит, потому что я попросил Мирославу её взять, чтобы училась всякому…
Что бы он ни сказал, дядька бы его не услышал. Это был старый спор, и они повторяли слова, сказанные уже не раз.
– Безродная девка тебе не ровня.
– Отец же признал меня законным сыном…
Горыня оглянулся на гридней у двери в княжеские палаты.
– Другие сейчас времена, Вячеслав, – сказал он тише. – И Ратиславии нужна дружба северян. Так что лучше сейчас скажи всё Добраве, чтобы потом меньше бабьих слёз было. Она молодая, ладная, хорошего жениха себе найдёт. Ты, опять же, можешь ей в благодарность богатое приданое дать…
– Замолчи, – вырвалось раньше, чем Вячко успел подумать. – Не желаю больше слышать подобных разговоров.
Горыня только покачал головой:
– Твой отец таким же был по молодости. И где теперь твоя мать?
Распахнулась дверь в княжеский чертог, и оттуда вышел Горяй. Пока Вячко тратил время на телепту и сказки для конюших мальчишек, чародей успел посетить князя. Горяй прошёл мимо, кажется, вовсе их не заметив. От любого другого это стоило воспринимать как оскорбление, но чародей часто не видел ничего дальше собственного носа.
