Ульяна Громова
Жестокие игры
– А что ты хотела? – невинно похлопала я ресницами, не понимая, с чего такое негодование.
– Ну ты что совсем, что ли?! – всплеснула она руками. – Сама же утром сказала, что тебе новая работа нужна! Иди к ректору, им вроде лаборантка требуется на кафедру!
Ника схватила меня за руку и потянула назад в здание университета. Вот когда она все успевает?
– А как я буду работать в то же время, когда учусь? – Я уперлась ногами, как капризный ребенок. Такая работа мне вообще не подходила.
– Ой, забей! Ну снимут тебя с пар – наверстаешь! – убеждала она меня.
– А зарплата какая? – я шла и все равно сомневалась.
– Откуда я знаю? Сама спросишь! Зато можно еще подработку найти после занятий!
А вот это уже аргумент.
***
Алинка со мной осторожничала. Сверлила взглядом, думая, что не вижу этого, иногда казалось, что она препарирует меня, как ту несчастную лягушку. Искренне улыбалась, только когда я сыпал комплиментами или говорил о себе. А я сегодня говорил о себе возмутительно много.
– …Если хочешь, можем съездить к отцу вместе, – предложил после душераздирающей истории о том, как мать сбежала от нас, когда узнала, что он болен шизофренией.
– А это не опасно? – выражение ее глаз спорило с тоном голоса – девушка хотела убедиться в правдивости моей легенды, но не очень-то хотела делать это лично.
Я молча взял ее за руку и потащил из кинотеатра, наплевав на скорое начало сеанса. На ходу вытащил сотовый и позвонил в частную клинику:
– Вадим Юрьич, можно приехать сегодня? Через час-полтора, как пробки позволят, – уточнил я и повел Алинку к своей машине.
– Виталь, может, в другой раз? – все же засомневалась она.
Но я, властный негодяй, пропустил ее протесты мимо глаз, ушей и прочих органов чувств, изо всех сил воодушевленно улыбаясь, «счастливый», что она «прониклась» к моей горькой судьбе.
Правда, когда дверцы машины за нами захлопнулись, девчонка тут же перелезла ко мне на колени и впилась в губы грязным поцелуем, обшарила рот языком и прикусила нижнюю губу. Опять.
– Алин… может, тогда вернемся в кинотеатр? – предложил я, капитулируя.
Девчонка совсем недвусмысленно терлась промежностью о мой пах и расстегивала пуговицы на блузке, медленно оголяя большие груди. Я закатил глаза, запрокинул голову и резко ткнулся в ее буфера лицом, вызвав у нее веселый смех. Отодвинул сиденье подальше от руля.
Вдуть ей сейчас как следует – фиаско. А королева хочет аж не может. Только желания у нас не совпадают, а что член стоит – вообще не ее заслуга. Это Маринка из головы не выходит, чтоб ее приподняло и на член мой опустило! Глаза ее испуганно распахнутые, и как зажмурилась, что слезы выступили большие, прозрачные, соленые – я помнил. Нашел кого запугивать, кретина кусок… Она и так на пути не попадалась, с чего наехал на нее вообще?! Дебил, мать твою!
Алинка застонала. Всю жизнь думал, что горячий темперамент южных цыпочек достается только их мужьям, а до свадьбы они ни грамма в рот, ни сантиметра в жопу. А тут бери посреди бела дня – сама раздевается.
Повернулась королева, попку оттопырила, юбчонку на талию завернула… На улице едва ли плюс десять по шкале Цельсия, а тут чулки и стринги…
Член уже штаны рвал, но опять королевские потуги мимо – это он на тут же возникшие перед глазами малиновые трусики Маринки вызверился. Черт… Выдрать пилотку Алинки или не выдрать?
Не выдрать – я к такому повороту не готов, презервативы не купил. И вообще не стоит. На нее не стоит.
– Вит? – обернулась Алинка, бровь вздернула.
А я, как идиот, на ее задницу вытаращился, а видел совсем другую.
– Прошу пардону, крошка, залип, – обезоруживающе улыбнулся и схватился пальцами за половинки королевской попы. – Иди-ка ко мне… – прошептал на ухо, притянув к себе девушку и хватая губами ее сережку.
Так и хотелось рвануть, чтобы смылась с моих колен, и нестись к дому Маринки, убедиться, что она дома, делает уроки. Если поедет снова в сауну – ноги сломаю, будет на домашнем обучении сидеть, дурочка малолетняя!
– А ты знаешь, как обращаться с девушками, – промурлыкала Алина.
Да я еще ничего и не делал…
Алина нажала кнопку, сиденье под нами опустилось. Не, так не прокатит. Сегодня мой выход.
Обхватив её за талию, неловко подмял под себя и вытащил груди из кружевного лифчика. Малиновые соски топорщились, и этот цвет снова напомнил о Маринке. Собрал губами ореол и засосал так, что Алинка вскинулась и выгнулась подо мной от боли. А я обещал, правда, вслух не произносил. Сейчас орать будешь, крошка, я тебе устрою небо в алмазах.
– Повернись! – скомандовал грубо, обещая, что сказки кончились, пора творить добро по-взрослому.
Алинка наигранно закатила глазки, но перевернулась и сразу принялась тереться о мой торчок задницей. Я сдвинул тонкую ластовицу ее стрингов, обхватил локтем горло, запрокидывая голову королевны, провел пальцами другой руки по ее губам, нажимая и заставляя открыть рот, сунул в него два, чтобы облизала, а сам долбил ее стиснутым штанами членом между ног, как в голову ужаленный.
Машина раскачивалась весьма однозначно, Алинка отвечала своим представлениям о том, что мне нравится, громко постанывая и подмахивая упругими дольками. Только ни хрена она не угадала. Я подсунул под нее слюнявые пальцы и закрутил клитор между ними, не давая вздохнуть: больно, горячо, быстро, безжалостно. А ей нравилось, текла, как испорченный кран, моя ладонь уже вся намокла от ее соков. Чуть придушил королеву голожопую, все так же бесконтактно трахая, аж искры из глаз сыпались. Зажмурился, пытаясь прогнать образ Маринки, скользнул в трепетавшую щель девушки подо мной двумя пальцами и затрахал ее грубо, бугром ладони нажимая на клитор и растирая его до ровного места. Алинка выгнулась вся, как струна натянулась, замерла, даже не дыша, закатила глаза, раскрыв рот, тряслась, только сиськи болтались от моих безжалостных быстрых движений, и вдруг стиснула пальцы влагалищем и чуть ли не ультразвуком заорала нечленораздельные не то междометия, не то маты, не то их комбинацию.
По салону разлился запах секса, когда я вытащил из Алинки пальцы и вытер о ее стринги и задранную юбку, пока поправлял их на ней. Сейчас выставлю эту трахнутую особу и полечу к Маринке.
Локоть затек, я поднялся, подождал, пока Алинка справится с одеждой и пересядет на другое сиденье, поднял свое. Проглотил крутившийся на языке вопрос «Чего еще желает Ваше Величество?», выключил обогрев – и так было жарко, – приоткрыл оба окна, впуская осенний воздух, чтобы продуть салон от запаха похоти, и достал из бардачка новую пачку сигарет. Закурил, откинулся на спинку сиденья, нацепил на лицо довольную ухмылку и закрыл глаза, наслаждаясь первой глубокой затяжкой.
– Кайф, Алинка. Просто улет. Но мне все-таки надо к отцу, раз уже договорился. Поедешь со мной?
Ответ знал, на него и рассчитывал.
– Нет, я домой, – промурлыкала она и руку на мой пах положила.
А там колом все и пульсирует. Ее лицо вытянулось.
– В другой раз, – убрал ее ладошку. Ну да, я старался, чтобы все у нее внутри горело еще долго, будто драли ее три члена с шипами. Ей наверняка больше всего на свете сейчас хотелось сесть в прохладную воду. Но такое чувство, что опустили в ледяную меня, когда она вернула руку на пах и начала расстегивать ремень. – Если хочешь…
Я подавился затяжкой. Закашлялся так, что думал – легкие выхаркну, из машины выскочил, ртом воздух хватал, за горло держась. Еле дышать нормально смог. Привалился к машине, приходя в себя. Член завял, Алинка отвяла. Сигарета одиноко дымилась на асфальте.
Через пару минут королева, уже застегнутая под воротничок и в шубке автоледи, вышла, аккуратно прикрыла дверцу и обошла машину. Похлопала меня по щеке, чисто как холопа, чмокнула воздух возле моих губ уже накрашенными своими и шагом от бедра направилась к своей белой ламбе.
Уф-ф…
Теперь к Маринке. Узнаю, что в сауне – выволоку за волосы, сниму штаны, нашлепаю по голому заду… и зацелую его до синих засосов…
Да что ж это такое-то?!
Глава 3. Надо было черничное брать
Вечерние пробки бесили. Пока добрался до Маринкиного дома, матом трахнул всех лузеров на дороге, скурил полпачки сигарет и отбил руки о руль. Боялся, что девчонка успеет свинтить на смену в сауну. От этой мысли яйца поджимались как в ожидании неизбежного пинка. Сверну шею, не приведи бог ей туда сунуться. Так будет лучше, чем однажды ее распишут на троих-четверых-пятерых ни хрена не в хорошей прогрессии.
Пока доехал, нервы взвинтил так, что дрожали руки, машину припарковал прямо у подъезда, подпер, как будто этим мог перекрыть ей ход. С чего бы ей меня спрашивать – даже не думал. Сказал, не пойдет – точка. Надеюсь, повелительное наклонение она не хочет от меня прочувствовать. А я могу. Особенно сегодня. Прям дико чешется нагнуть и отпороть.
Блядь… Что за мысли?!
Выкурил сигарету, сидя в машине, чтобы немного успокоиться. Надо бросать. Или на безникотиновые переходить. Выполз из-за руля и подошел к кухонному окну – свет горел, за шторкой я видел чью-то тень, но Маринка это или нет? Потоптался под окном и вернулся в машину да так и застыл – девчонка шла через дорогу из того парка, где я отбивал ее у трех полудурков. Бедра стройные под юбочкой соблазнительно очерчивались при каждом шаге, грудь небольшая под шелковым шарфиком дерзко вздрагивала – аж слюни потекли. Подошла к машине – не подойти к подъезду, только если обтереть грязь с крыла машины. Возмущенно вскинула взгляд на водителя – на меня то есть – и застыла. Я залип, пока смотрел ее эмоции – она вспыхнула снова, в глазах возмущение, узнавание, удивление… Завел машину, сдал назад на метр, наклонился и дверцу с пассажирской стороны открыл:
– Садись!
– Отвали! – фыркнула она и в подъезд пошла. – Придурок!
Сам знаю.
Меня как накрыло – она сейчас за железной дверью забаррикадируется, никакими клещами ее оттуда не достану. Выскочил из машины и рявкнул:
– А ну в машину села! Быстро!
Марина аж на месте подпрыгнула, обернулась, глазищи опять с чайные блюдца. Напряглась вся, но вернулась, села, спина прямая, руки на колени положила.
Нагнулся, лицо к лицу, глаза в глаза…
…губы в губы… пил ее дыхание, не давая ему раствориться в воздухе, и надышаться ее сладким дерзким запахом не мог…
Тряхнул головой, наконец, нащупав ручку дверцы. Захлопнул и выпрямился. Она, кажется, даже выдохнула расслабленно. Я зачем-то снова завел машину, обогрев пожарче врубил – Маринку постоянно согреть хочется, взять ее, мелкую, в плед укутать и на коленках держать в руках, чтобы разомлела от тепла, поддалась… и на кровать ее положить, зацеловать, чтобы горела вся, как её щеки, пылала, как костёр, и согреться в ней, раствориться, забыться…
Блядь! Блядь! Блядь!
Я схватился за сигарету нервно, сунул аж две в зубы, чертыхнулся, одну в окно швырнул, вторая прилипла и следом полетела. Выматерился и дал газу, машину с места сорвал с визгом покрышек, чуть на дорогу, что в десяти метрах, кузнечиком не выпрыгнул. На девчонку не смотрел – всю душу вымотала! Сейчас лупить по стене возле ее лица хотелось сто раз кряду. Или двести. Дал круг вокруг парка. Потом второй. Как бешеный заяц, убегал от себя и от нее, держа рядом. Она молчала, а я на третьем круге ларек с мороженым увидел. Остановился, два ведерка взял: с джемом из малины – для меня, зеленое яблоко – для нее. Попросил у продавщицы две ложки пластиковые и вернулся за руль. Закатился опять в ее двор, сунул ей в руки банку килограммовую:
– Ешь!
Она взяла робко, открыла осторожно, царапнула по краешку порцию с горошину, языком слизнула, ложку между губ сунула и сжала… Я это все взглядом проводил, и член чуть трусы не порвал.
Вцепился в свое ведро, черпанул от души.
– Ты мороженое поесть приехал? – осмелела она.
– Угу, – буркнул я, набивая рот порцией с обилием джема.
А сам мысленно уже раздел ее и языком в этом малиновом джеме ее сосочки облизал, весь животик вымазал и ниже сползал, так лизнуть ее бугорок хотел, пройтись языком по складочкам, вычистить их от влаги возбуждения как следует…
– Можно у тебя попробовать? – услышал.
Чуть ложку не проглотил.
– Ч-чего?
Повернулся к ней, аж дыхание потерял. Она уже джем в моем ведре на ложку собрала и мороженное отколупывала, а я смотрел на такое близкое, склоненное над моими ногами, лицо, и мысли такие непристойные в голову лезли: ведерко отодвинуть, член вытащить и дать ей попробовать. Пока представлял, она полную ложку наковыряла и поднялась, на меня смотрит и в рот розовый шарик сует. Сглотнули вместе.
Надо было черничное брать.
– У тебя вкуснее, – сообщила она и подтек джема с ложки языком слизала.
Меня как спицей насквозь прошило. Сунул ей в руки свое ведро и ложку, снова машину завел, выкатился на дорогу и, как возбужденный кот, которому скипидар под хвост плеснули, помчался в город.
Он уже огнями расписался, светился весь, пробки рассосались. Куда ехал – сам не знал, просто хотел, чтобы Маринка рядом была, мысли в порядок привести, от развязных фантазий отвлечься. Музыку включил. Тепло, уютно стало. Поговорить захотелось.
– Что ты в сауне делала? – спросил я и повернулся к девчонке, краем глаза за полосой следя. Разглядывал ее лицо, в полумраке салона машины такое красивое.
– Работала, – пожала она плечами.
– Когда теперь на смену? – зло спросил, чувствуя, что закипаю снова.
– Я ушла оттуда.
Даже яйцам легче стало. Пот со лба утер – когда только вспотел так? Сделал обогрев поменьше.
– Ты ешь-ешь, – заулыбался, как придурок, – пока все не съешь, домой не повезу.
– Два кило мороженого?! – засмеялась она. Весело так, непринужденно. Я невольно залюбовался ей. Правда красивая. И смех у нее красивый. И сиськи сто процентов тоже красивые. – Я ж с ангиной свалюсь!
– Зато под ногами не будешь путаться.
Блядь! Я это вслух ляпнул?!
Чуть чуб себе не выдернул от досады на самого себя. Хотя… к лучшему. Мотало меня как перекати-поле – то к ней, то от нее, сам не знал, чего хотел и добивался.
Она насупилась вся, помолчала и выдала:
– Ты как пришел в универ, так меня и не замечал, мог бы и дальше не замечать, я тебе на глаза не лезла, – с обидой такой, констатация факта.
Отвернулась к окну, напряглась вся.
– Мороженое ешь, сказал! – гаркнул, дебила кусок, потому что растерялся – как не видел-то ее? – Блядь, Марин, ешь, а? Вот правда, молчи лучше, потому что… – мне надо подумать.
– А то что? Свою Верхову натравишь, чтобы меня титьками задавила?
Ух ты! Ревнует?!
– А ниче у нее сиськи, да? – нахально улыбнулся я и склонился к Маринке, положил голову на узкое плечо. Получил в ухо, когда дернула им, а потом отмахивался одной рукой, смеясь и держа руль, потому что девчонка лупила меня по голове и по чему придется. – Воу! Воу! Полегче! Сейчас врежемся! – я закрутил руль резко влево-вправо, бросая машину из стороны в сторону, следя по зеркалам за другими тачками.
– Чего ты вообще приперся?! – выкрикнула она и перестала меня дубасить. – Чего тебе надо от меня?!
– Трахнуть тебя хочу, – признался и, положив руку на пах, сделал пару пошлых движений поясницей. Член стойко держал осанку. – Решил мороженым соблазнить. Ты соблазнилась?
– Да пошел ты! – заорала она во всю глотку.
Открыла окно и выкинула оба ведра прям на Кутузовском проспекте.
– Тогда какого хера ты в сауну работать поперлась?! А?! Другой работы не нашла?! Ждала, пока тебя там растрахают во все щели?! Этого хотела?! – Я орал так, что слюни летели, чувствовал, как лицо покраснело от напряжения. Орал как сумасшедший, как сорвавшийся с цепи маньяк. – Давай снимай штаны, насажу на хуй так, что… – подавился словами, когда на нее взгляд кинул.
Скрутилась вся, будто я бил ее наотмашь со всей дури, руки к груди прижала, аж ноги подобрала, в угол забилась и плакала. А я дышал тяжело, будто марафон на всей скорости пробежал, воздуха не хватало, под сердцем кололо от того, как молотило оно, разбивая ребра в хлам. Скатился в первую попавшуюся подворотню, ремни отстегнул и на руки девчонку перетянул, к себе прижал и лицо принялся целовать, слезы пил, текшие по лицу, то в губы впивался, то глаза целовал, то щеки… Руки сами потянулись под пальтишко и рубашку. Согреть всего лишь хотел, успокоить и самому успокоиться, да только дымящийся член – плохой утешитель, его так от запаха и близости к нему тела девчоночьего долгожеланного прошило, что мозг навылет просто – ладонью грудь Маринкину упругую накрыл и…
…прилетела такая жгучая пощечина, что будто в Кассиопею слетал – так звезды из глаз вылетели и сложились. Отрезвило мгновенно.
Маринка с коленей моих назад на свое сиденье утекла, как песок между пальцев, одежду поправила, пристегнулась и отвернулась. И молча сидела.
Я сигарету достал, вышел, затянулся. Постоял на улице немного, подождал, пока лицо гореть хоть немного перестанет. Ни одной мысли в голове. Полный штиль. Словно ударом все мозги мне вышибла. Хихикнул, как придурок, от мысли, что, может, первый контакт с инопланетянами мой мозг установит и вернется уже прокаченным, чтобы такую дурь впредь не творил. Вернулся за руль, пристегнулся, завел тачку и к девчонке повернулся. За руку хотел взять – выдернула.
– Прости, Марин.
Вывел машину из подворотни и повез девчонку домой, не спеша, наслаждаясь моментами, пока она рядом. Расслабленный, откинувшись на спинку, положив локоть на руль, вторую руку опустил на свое бедро. Вполоборота к девчонке, открытый. Бей, пинай, ругай – заслужил. А она молчала. В окно боковое смотрела, обняла себя, к дверце привалилась, чтоб от меня отодвинуться по максималке.
Сволочь я. Но пусть лучше держится от меня подальше – целее будет.
А чего сам-то приперся к ней тогда?
***
Не знаю, как не выскочило стекло, а следом за ним и Виталя – так я хлопнула дверцей машины. Вот придурок! Да застрелись он – плевать я на него хотела! Сначала в сауне трахается с Верховой, нападает на меня в универе, потом припирается с мороженым, лезет с поцелуями и… и… Руки бы ему пообломать!
Я тоже хороша – расквасилась вся, разомлела. Развесила слюни и уши! А ему только и надо было мне в трусы залезть! Ну что я за дура такая?! Вбила себе в голову этого Грома! Ну ладно тогда, когда была еще школьницей с заигравшимися гормонами, но сейчас-то что? Сама себе придумала какую-то любовь, а на самом деле все просто – тело повзрослело, а ни о ком другом я никогда и не думала. И парня у меня никогда не было. Вот и зациклилась на Витальке!
А как зациклилась, так и расциклюсь. Все! Решено! Завтра же соглашусь сходить в кино с одногруппником Антошкой. И на студенческий вечер после конкурса «Мисс Университет» пойду с ним, хотя вообще туда не собиралась! И платье для этого случая куплю такое, что этот Гром еще слюни на меня пускать будет, а Верхова от зависти сдохнет! Корова с титьками пятого размера и короной набекрень! Ненавижу!
Домой зашла взвинченная, швырнула сумку в комнату, проходя мимо нее, и сразу направилась в кухню, откуда слышны были голоса дикторов московского канала, который принадлежит семье Верховой, мать ее, Алинки! и причитания бабушки.
– …ой-ой-ой, деточка совсем молоденькая, что в городе творится-то… – первое, что я услышала, когда вошла.
– Что произошло?
Я побренчала кастрюлями в поисках еды, налила борща полную тарелку, плюхнула ложку жирной сметаны и накрошила сверху свежей зелени. Нашла дольку лимона и присланную родителями смесь кавказских специй. Устроилась за столом и уставилась в экран телевизора, так и не дождавшись от бабушки ответа. Только сунула ложку в рот, как показали накрытое черным полотном лежащее на асфальте тело, а чуть поодаль еще что-то под тряпкой, из-под которой виднелись… покрытые кровью длинные светлые волосы…
– Это голова… что ли? – в шоке спросила я, с трудом проглотив суп.
– Ох, Мариночка, уже не первый труп с оторванной головой. Взрывом, говорят, отрывает. Ох, этот прогресс! Зачем он нужен только?! Так изощренно убивают!
– И что, не могут найти, кто это делает?
– Полиция от комментариев отказывается, люди пикеты устраивают, самосуд чинить собираются…
Бабушка пересказывала новости и совсем запутала меня, маньяк это убивает или организованная банда, и я окончательно перехотела есть. Отодвинула тарелку и тоже таращилась на экран. И правда, оказывается, уже не первый пикет, наезды на полицию нешуточные, а они как в рот воды набрали. И эта Верхова, корова с дойками, тут как тут! Ну как же на папочкином канале с горячей новостью не засветиться?! Я с неприязнью смотрела, как возмущалась Алинка в микрофон, разумеется, именно ей подсунутый журналисткой. Активистка хренова! Первая красавица универа.
Как теперь развидеть то, как она сосала член Виталькин? У-у-у, сука! Бесит! Шлюха! А он?! Он тоже хорош! А сегодня приперся – «трахнуть тебя хочу»! Вот урод! Как я могла в такого влюбиться? Нет, я точно придумала себе это чувство, мне просто показалось! Все, больше никаких ожиданий его в коридорах, охов и вздохов, томных взглядов вслед и уж точно никакой ревности к элитной корове! Пусть ее этот наглый бык приходует и вымя мнет! Ненавижу! Обоих! Да застрелитесь оба! Сама бы обоим головы поотрывала!..
…Суп я все-таки доела. Так разозлилась, что все эти дикие и ужасные новости, казавшиеся такими нереальными, просто отошли на очень дальний план. Мне нужно было готовиться к сессии – раз, к конкурсу «Мисс Университет» – два, морально настроиться на поход в кино с Антоном – три. Вообще некогда думать о коровах, коронах, Виталях и их хотелках.
Зашла в свою комнату, включила настольную лампу и села позаниматься. Только время зря потеряла, пока по городу каталась с этим придурком! Уже бы все сделала.
Нет, вот точно – теперь все!
Я взялась за учебник по экономике, открыла сайты онлайн-магазинов брендовой одежды и нашла в соцсети страничку Антошки – схватилась за все дела сразу, не в силах сконцентрировать ни на одном. Потому что вот так сразу выбросить из мыслей Виталю я оказалась бессильна – привыкла думать о нем. И ревность эта еще душила, хоть я и старалась не поддаваться ей. И все равно так плохо на душе было, так обидно, так себя жалко, что чуть губы не откусила, пока зубами их терзала, чтобы в голос не разреветься.
Бросила все, разделась, схватила пижаму и теплые носки – у меня всегда холодные ноги, и я из-за этого плохо сплю – и пошла в ванную.
Вспомнила, что у бабушки есть початая бутылка армянского коньяка на случай вирусной инфекции. А чем Виталька не вирус?! Пошла в кухню, смешала себе коктейль с «Пепси», залезла в наполненную пенной водой ванну, сделала глоток из бокала, чувствуя, как согреваюсь снаружи и изнутри, взяла телефон, чтобы написать Антону, что согласна – пусть берет билеты уже на завтра, пока я не нашла вторую работу, и увидела входящее сообщение:
«Спокойной ночи, Марина. Прости за то, что испортил тебе вечер».
***
Ну елки зеленые!..
