© В. Дмитриева, составление, 2009
© А. Кузнецова, иллюстрации, 2009
© ООО «Издательство «Сова», 2009
Каждое время года по-своему прекрасно. Зимой можно кататься на санках, лыжах, коньках, играть в снежки и лепить снеговика. А чудесный, волшебный праздник Новый год? Сверкающая огнями ёлка, сюрпризы и подарки, яркие карнавалы, встреча с Дедом Морозом и Снегурочкой…
Приход весны мы начинаем чувствовать, как только появляется первый ласковый и тёплый солнечный лучик. Смотрим, как тает снег, как набухают на деревьях почки, а затем из них пробиваются первые нежные листочки. Природа как будто пробуждается от долгого сна. И мы с нетерпением ждём: когда же, наконец, наступит яркое, весёлое лето? Тогда можно будет купаться, загорать, ходить в лес за грибами и ягодами.
Осень не кажется таким уж весёлым временем года. Лето закончилось, то и дело льёт дождь, скоро снова наступят холода… Грустить не надо! Осень тоже дарит нам много чудесных дней. Разве не приятно собирать опавшие разноцветные листья и составлять из них красивые, яркие букеты? А когда за окном идёт дождь, можно уютно устроиться и читать сказки. Или их сочинять. А. Пушкин, например, любил осень больше других времён года. Для него осень была настоящим источником вдохновения, творческих открытий.
Многие сотни лет люди сочиняли песни и стихи, рассказы и сказки, в которых описывали разные времена года. Это были и неграмотные крестьяне, и знатные люди, настоящие писатели и поэты.
Каждая пора замечательна по-своему. Но больше всего придумано сказок о зиме, о том, что происходит в холодном заснеженном лесу или в тёплом доме с заиндевевшим окошком. Возможно, это связано с тем волшебным, сказочным настроением, которое приходит к людям в новогодние и рождественские дни. Или потому, что когда-то зима считалась у крестьян временем отдыха: старый урожай уже собран, а новые посадки ещё делать рано. Почему бы не посидеть в тесном кругу родных и друзей и не посочинять сказки? А раз уж за окошком идёт снег и свирепствует стужа, то и сказка получается «зимней». Кроме того зима приносит множество испытаний, в которых проявляются самые разные качества сказочных героев. Сразу становится ясно, кто добрый, а кто злой, кто трудолюбивый, а кто лентяй и лежебока.
Стихов, загадок, песенок, закличек, сказок о зиме и лете, о весне и осени придумано множество. Их любят и взрослые, и дети, потому что с ними становится весело и тепло даже в самое холодное время года.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетётся рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж отморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно.
(Отрывок из романа «Евгений Онегин»)
Мороз и солнце; день чудесный!
Ещё ты дремлешь, друг прелестный —
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры,
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела —
А нынче… погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Вся комната янтарным блеском
Озарена. Весёлым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких
Одинокий бег.
Кот поёт, глаза прищуря;
Мальчик дремлет на ковре.
На дворе играет буря,
Ветер свищет на дворе.
«Полно тут тебе валяться, ―
Спрячь игрушки да вставай!
Подойди ко мне прощаться,
Да и спать себе ступай».
Мальчик встал, а кот глазами
Проводил и все поёт;
В окна снег валит клоками,
Буря свищет у ворот.
Мама! Глянь-ка из окошка —
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело ―
Видно, есть мороз.
Не колючий, светло-синий,
По ветвям развешен иней —
Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
Все убрал кусты.
Уж теперь не будет спору:
За салазки да и в гору
Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
«Ну, скорей гулять!»
Скрип шагов вдоль улиц белых,
Огоньки вдали;
На стенах оледенелых
Блещут хрустали.
От ресниц нависнул в очи
Серебристый пух,
Тишина холодной ночи
Занимает дух.
Ветер спит, и всё немеет,
Только бы уснуть;
Ясный воздух сам робеет
На мороз дохнуть.
Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит берёза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
Поёт зима – аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далёкую
Седые облака.
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с рёвом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится всё сильней.
И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мёрзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная,
Красавица весна.
Светло-пушистая
Снежинка белая,
Какая чистая,
Какая смелая!
Дорогой бурною
Легко проносится,
Не в высь лазурную,
На землю просится.
Лазурь чудесную
Она покинула,
Себя в безвестную
Страну низринула.
В лучах блистающих
Скользит, умелая,
Средь хлопьев тающих
Сохранно-белая.
Под ветром веющим
Дрожит, взметается,
На нём, лелеющем,
Светло качается.
Его качелями
Она утешена,
С его метелями
Крутится бешено.
Но вот кончается
Дорога дальняя,
Земли касается
Звезда кристальная.
Лежит пушистая
Снежинка смелая.
Какая чистая,
Какая белая!
Где сладкий шёпот
Моих лесов?
Потоков ропот,
Цветы лугов?
Деревья голы;
Ковёр зимы
Покрыл холмы,
Луга и долы.
Под ледяной
Своей корой
Ручей немеет;
Всё цепенеет,
Лишь ветер злой,
Бушуя, воет
И небо кроет
Седою мглой.
Чародейкою Зимою
Околдован, лес стоит,
И под снежной бахромою,
Неподвижною, немою,
Чудной жизнью он блестит.
И стоит он, околдован,
Не мертвец и не живой —
Сном волшебным очарован,
Весь опутан, весь окован
Лёгкой цепью пуховой…
Солнце зимнее ли мечет
На него свой луч косой —
В нём ничто не затрепещет,
Он весь вспыхнет и заблещет
Ослепительной красой.
Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег…
Бегают, смеются,
Лепят снежный дом,
Звонко раздаются
Голоса кругом…
В снежном доме будет
Резвая игра…
Пальчики застудят, —
По домам пора!
Завтра выпьют чаю,
Глянут из окна —
Ан уж дом растаял,
На дворе – весна!
Снежок порхает, кру́жится,
На улице бело.
И превратились лужицы
В холодное стекло.
Где летом пели зяблики,
Сегодня – посмотри! —
Как розовые яблоки,
На ветках снегири.
Снежок изрезан лыжами,
Как мел, скрипуч и сух,
И ловит кошка рыжая
Весёлых белых мух.
– Для кого поёшь, пурга,
В серебристые рога?
– Для малюток-медвежат,
Что в берлоге крепко спят.
Баю-баю-баиньки,
Купим сыну валенки,
Наденем на ноженьки,
Пустим по дороженьке.
Будет наш сынок ходить,
Новы валенки носить!
Ай люлень да люлень,
На дворе пригожий день!
Вот к портному мы пойдём,
Вове шубку сошьём.
Из остаточков
Сошьём шапочку.
Из обрезочков
Сошьём кепочку.
Будет Вовочка ходить,
Будет шубоньку носить,
Будет дровки пилить,
Будет дровки колоть,
Будет в печку носить,
Будет печку топить!
Запорошила дорожки,
Разукрасила окошки,
Радость детям подарила
И на санках прокатила.
(Зима)
На дворе горой, а в избе водой.
(Лёд)
Пухом землю замело —
За окном белым-бело.
Эти белые пушинки
Не годятся для перинки.
(Снег)
Осенью рождаюсь, весной умираю,
Зимой землю согреваю.
(Снег)
Одеяло белое
Не руками сделано —
Не ткалось и не кроилось,
С неба на землю свалилось.
(Снег)
Что за звёздочка такая
На жакете, на платке,
Вся сквозная, вырезная,
А сожмёшь – вода в руке?
(Снежинка)
Старик у ворот
Тепло уволок,
Сам не бежит,
А стоять не велит.
(Мороз)
Он слетает белой стаей
И сверкает на лету.
Он звездой прохладной тает
На ладони и во рту.
(Снег)
Растёт она вниз головою,
Не летом растёт, а зимою.
Но солнце её припечёт —
Заплачет она и умрёт.
(Сосулька)
На дворе горой, а в избе водой.
(Лёд)
Покружилась звёздочка
В воздухе немножко,
Села и растаяла
На моей ладошке.
(Снежинка)
Бел как мел,
С неба прилетел.
Зиму пролежал —
В землю убежал.
(Снег)
Без досок, без топоров
Через реку мост готов.
Мост как синее стекло:
Скользко, весело, светло.
(Лёд)
Белая морковка
Вниз головой растёт.
(Сосулька)
Рыбам жить зимой тепло:
Крыша – толстое стекло.
(Лёд)
Кто только зимой растёт?
(Сугроб)
Лежал, лежал,
А весной в реку убежал.
(Снег)
Какой это мастер на стены нанёс
И листья, и травы, и заросли роз?
(Мороз)
Белый, а не сахар,
Мягкий, а не вата,
Без ног, а идёт.
(Снег)
Живало-бывало, жил дед да с другой женой. У деда была дочка, и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой жить: перевернёшься – бита и недовернёшься – бита. А родная дочь что ни сделает – за всё гладят по головке: умница. Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела – ещё до свету… Ничем старухе не угодишь – всё не так, всё худо. Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится – не скоро уймётся. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.
– Вези, вези её, старик, – говорит мужу, – куда хочешь, чтобы мои глаза её не видали! Вези её в лес, на трескучий мороз.
Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:
– Садись, мила дочь, в сани.
Повёз бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал. Девушка сидит под елью, дрожит, озноб её пробирает. Вдруг слышит – невдалеке Морозко по ёлкам потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху её спрашивает:
– Тепло ли тебе, девица?
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощёлкивает:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Она чуть дух переводит:
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко ещё ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защёлкал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
– Ой, тепло, голубчик Морозушко!
Тут Морозко сжалился над девицей, окутал её теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами. А мачеха по ней уже поминки справляет, печёт блины и кричит мужу:
– Ступай, старик, вези свою дочь хоронить!
Поехал старик в лес, доезжает до того места – под большою елью сидит его дочь, весёлая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около – короб с богатыми подарками. Старик обрадовался, положил всё добро в сани, посадил дочь, повёз домой. А дома старуха печёт блинцы, а собачка под столом:
– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
Старуха бросит ей блин:
– Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»
Собака съест блин и опять:
– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
Старуха блины ей кидала и била её, собачка – всё своё… Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идёт падчерица – в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжёлый. Старуха глянула – и руки врозь…
– Запрягай, старик, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
Старик посадил старухину дочь в сани, повёз её в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал. Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает, на старухину дочь поглядывает:
– Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
– Ой, студёно! Не скрипи, не трещи, Морозко…
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощёлкивать.
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Ой, руки-ноги отмёрзли! Уйди, Морозко…
Ещё ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защёлкал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.
Чуть свет старуха посылает мужа:
– Запрягай скорее, старик, поезжай за дочерью, привези её в злате-серебре…
Старик уехал. А собачка под столом:
– Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
Старуха кинула ей пирог:
– Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате, серебре везут…»
А собачка – всё своё:
– Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мёртвая. Заголосила старуха, да поздно.
(В обработке А. Толстого)
Идёт из деревни бык, а навстречу ему – баран. «Куда идёшь?» – спрашивает барана бык. «Иду искать лето», – отвечает тот. «Пошли вместе», – говорит бык.
И пошли они вместе. Идут вдвоём, а навстречу им – свинья. «Куда идёте, братцы?» – спрашивает их свинья. «Идём от зимы к лету», – отвечают те. «И я с вами пойду», – просится свинья.
И пошли они дальше. Идут, а навстречу им – гусь. «Куда, гусь, идёшь?» – спрашивают они. «От зимы к лету», – отвечает гусь. «Пойдём вместе», – говорит бык.
И пошли они вчетвером. Шли, шли и встретили петуха. «Куда, петух, идёшь?» – спрашивает гусь: «От зимы иду к лету», – отвечает петух. «Пошли вместе», – позвал бык.
Идут они и разговаривают между собой: «Приходит зима, наступают морозы: куда деваться?» Бык и говорит: «Надо хату ставить!» А баран говорит: «У меня хорошая шуба, видишь, какая шерсть, я и так зиму перезимую!» А свинья говорит: «Я глубоко в землю зарываюсь; зароюсь в землю и так зиму перезимую!» А гусь с петухом говорят: «У нас по два крыла: взлетим на ель, одним крылом постелемся, другим накроемся и так зиму перезимуем».
И разошлись кто куда. Бык остался один и начал ставить хату. Ставил, ставил и поставил. Настала суровая зима: лютые морозы, снегопады и метели. Приходит баран к хате быка и говорит: «Пусти, брат, согреться!» Бык отвечает: «У тебя хорошая шуба, видишь, какая шерсть, ты и так зиму перезимуешь!» Баран говорит: «Ежели не пустишь согреться, я разгонюсь и рогами дверь твою в щепки разобью, и тебе будет холодно!» Бык думает: «Что делать? Ведь он меня заморозит». И пустил бык барана в свою хату, и стали они жить вдвоём.
Приходит свинья: «Пусти, братец…» Бык и говорит: «Ты глубоко в землю зарываешься; заройся в землю и так зиму перезимуешь!» Свинья говорит: «Ежели не пустишь, я вырою весь фундамент твоей хаты, и тебе будет холодно!» Бык думает: «Что делать? Ведь она же меня заморозит!» Пустил и свинью. Стали жить втроём.
Приходят и гусь с петухом: «Пусти, братец…» Бык говорит: «У вас ведь по два крыла; взлетите на ель, одним крылом постелитесь, другим накроетесь и так зиму перезимуете!» Тогда гусь и говорит: «Ежели не пустишь, я из стен своим клювом выдергаю мох, и тебе будет холодно!» А петух кричит: «Ежели не пустишь, я влезу на потолок и с потолка своими когтями сгребу землю, и тебе будет холодно!» Подумал, подумал бык и пустил их в хату.
Петух согрелся и начал песни напевать. Бежала лиса по лесу и услыхала. Подбежала к окну, смотрит в окно и видит, что у быка есть петух, гусь, свинья и баран. Побежала лиса к волку и медведю; прибежала и говорит: «Знаешь что, куманёк, и ты, дядя Михаил Потапыч? Идёмте к быку! У быка есть петух, гусь, свинья и баран. Я схвачу гуся и петуха, а вы – свинью и барана».
И пошли. Подходят к дверям, лиса говорит: «А ну-ка, Михаил Потапыч, отворяй дверь!» Медведь открыл дверь, и лиса вскочила в хату. А бык как прижмёт её рогами к стене, а баран давай рогами по бокам осаживать! И до тех пор осаживал, пока из её дух вон. Потом вскочил в хату волк. Бык волка тоже прижал к стене, а баран рогами его до тех пор тёр, пока душа не выкатилась колесом. Медведь тоже было бросился в хату, но они так принялись за него, что он чуть жив выбрался…
А бык с друзьями и до сих пор живут в своей хате. Живут, поживают и добра наживают.
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий – дурачок Емеля.
Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
– Сходи, Емеля, за водой!
А он им с печки:
– Неохота…
– Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут!
– Ну ладно!
Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял вёдра да топор и пошёл на речку. Прорубил лёд, зачерпнул вёдра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку:
– Вот уха будет сладка!
Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
– Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь.
А Емеля смеётся:
– На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка.
Щука взмолилась опять:
– Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
– Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
Щука его спрашивает:
– Емеля, Емеля, скажи – чего ты сейчас хочешь?
– Хочу, чтобы вёдра сами пошли домой и вода бы не расплескалась…
Щука ему говорит:
– Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью»
Емеля и говорит:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – ступайте, вёдра, сами домой…
Только сказал – вёдра сами и пошли в гору.
Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошёл за вёдрами.
Идут вёдра по деревне, народ дивится, а Емеля идёт сзади, посмеивается…
Зашли вёдра в избу и сами встали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему:
– Емеля, что ты лежишь? Пошёл бы дров нарубил.
– Неохота…
– Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в избу ступайте и в печь кладитесь…
Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут.
Много ли, мало ли времени прошло – невестки опять говорят:
– Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби!
А он им с печки:
– Да вы-то на что?
– Как мы на что?.. Разве наше дело в лес за дровами ездить?
– Мне неохота…
– Ну, не будет тебе подарков.
Делать нечего. Слез Емеля с печи, обулся, оделся. Взял верёвку и топор, вышел на двор и сел в сани:
– Бабы, отворяйте ворота!
Невестки ему говорят:
– Что ж ты, дурень, сел в сани, а лошадь не запряг?
– Не надо мне лошади.
Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – ступайте, сани, в лес…
Сани сами поехали в ворота, да так быстро – на лошади не догнать.
А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: «Держи его! Лови его!» А он знай сани погоняет. Приехал в лес:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами валитесь в сани, сами вяжитесь…
Топор начал рубить, колоть сухие дерева, а дровишки сами в сани валятся и верёвкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе дубинку – такую, чтобы насилу поднять. Сел на воз:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – поезжайте, сани, домой…
Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют. Видит он, что плохо дело, и потихоньку:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – ну-ка, дубинка, обломай им бока…
Дубинка выскочила – и давай колотить. Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь.
Долго ли, коротко ли – услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним офицера: его найти и привезти во дворец.
Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живёт, и спрашивает:
– Ты – дурак Емеля?
А он с печки:
– А тебе на что?
– Одевайся скорее, я повезу тебя к царю.
– А мне неохота…
Рассердился офицер и ударил его по щеке. А Емеля говорит потихоньку:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – дубинка, обломай ему бока…
Дубинка выскочила – и давай колотить офицера, насилу он ноги унёс.
Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и посылает своего самого набольшего вельможу:
– Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч сниму.
Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту деревню, вошёл в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля.
– Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, тогда он всё сделает, что ни попросишь.
Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит:
– Емеля, Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю.
– Мне и тут тепло…
– Емеля, Емеля, у царя будут хорошо кормить-поить – пожалуйста, поедем.
– А мне неохота…
– Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги.
Емеля подумал-подумал:
– Ну ладно, ступай ты вперёд, а я за тобой вслед буду.
Уехал вельможа, а Емеля полежал ещё и говорит:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – ну-ка, печь, поезжай к царю…
Тут в избе углы затрещали, крыша зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю.
Царь глядит в окно, дивится:
– Это что за чудо?
Набольший вельможа ему отвечает:
– А это Емеля на печи к тебе едет.
Вышел царь на крыльцо:
– Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу подавил.
– А зачем они под сани лезли?
В это время в окно на него глядела царская дочь Марья-царевна.
Емеля увидал её в окошке и говорит потихоньку:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – пускай царская дочь меня полюбит…
И сказал ещё:
– Ступай, печь, домой…
Печь повернулась и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полёживает.
А у царя во дворце крик да слёзы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить без него, просит отца, чтобы выдал он её за Емелю замуж.
Тут царь забедовал, затужил и говорит опять набольшему вельможе:
– Ступай, приведи ко мне Емелю живого или мёртвого, а то голову с плеч сниму.
Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок, поехал в ту деревню, вошёл в ту избу и начал Емелю потчевать. Емеля напился, наелся, захмелел и лёг спать. А вельможа положил его в повозку и повёз к царю. Царь тотчас велел прикатить большую бочку с железными обручами. В её посадили Емелю и Марью-царевну, засмолили и бочку в море бросили.
Долго ли, коротко ли – проснулся Емеля; видит – темно, тесно:
– Где же это я?
А ему отвечают:
– Скучно и тошно, Емелюшка! Нас в бочку засмолили, бросили в синее море.
– А ты кто?
– Я – Марья-царевна.
Емеля говорит:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на жёлтый песок…
Ветры буйные подули. Море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на жёлтый песок. Емеля и Марья-царевна вышли из неё.
– Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку.
– А мне неохота…
Тут она стала его ещё пуще просить, он и говорит:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – выстройся каменный дворец с золотой крышей…
Только он сказал – появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом – зелёный сад: цветы цветут, и птицы поют.
Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.
– Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать?
Тут Емеля недолго думал:
– По щучьему веленью, по моему хотенью – стать мне добрым молодцем, писаным красавцем…
И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать ни пером описать.
А в ту пору царь ехал на охоту и видит – стоит дворец, где раньше ничего не было.
– Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец поставил?
И послал узнать-спросить: «Кто такие?» Послы побежали, стали под окошком, спрашивают.
Емеля им отвечает:
– Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу.
Царь приехал к нему в гости. Емеля его встречает, ведёт во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест, пьёт и не надивится:
– Кто же ты такой, добрый молодец?
– А помнишь дурачка Емелю – как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить, в море бросить? Я – тот самый Емеля. Захочу – всё твоё царство пожгу и разорю.
Царь сильно испугался, стал прощенья просить:
– Женись на моей дочери, Емелюшка, бери моё царство, только не губи меня!
Тут устроили пир на весь мир. Емеля женился на Марье-царевне и стал править царством.
Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.
(В обработке А. Н. Толстого)