Валерий Демин
Гиперборейские тайны Руси
Рис. 12. Пляска Морского царя. Художник Л. Фалин
У нашего Садко непростые и запутанные отношения с Морским царем. Судя по некоторым из вариантов былин, знакомы они были задолго до того, как новгородский гусляр оказался в Подводном царстве. Первая встреча произошла еще на родной земле, на берегу Ильмень-озера:
Как пошел Садке (так!) к Ильмень-озеру.
Садился на бел горюч камень
И начал играть в гусельки яровчаты.
Как тут-то в озере вода всколыбалася,
Показался Царь морской.
Вышел со Ильменя со озера. <…>
Морской царь оказался в Ильмень-озере не случайно. В мифологиях разных народов владыки водной стихии предстают хозяевами не только морей и океанов, но также рек и озер (последние в индоевропейской традиции считаются детьми Морского царя). В дальнейшем в славяно-русском фольклоре Морской царь превратился в дедушку Водяного и поселился чуть ли не в каждой речушке, озере и даже пруде (по этнографическим записям, в некоторых местностях уверяли, что в разных концах озера живут разные водяные). Несмотря на ласковый эпитет «дедушка», русский водяной – довольно-таки злобное, коварное и опасное существо. Он постоянно топит любого неосторожного купальщика, утаскивает к себе в подводные чертоги детей и молоденьких девушек (последних упорно преследует даже на суше) и постоянно требует жертв – людей и животных. Византийские историки и русские летописцы в один голос утверждают, что славяне-язычники регулярно приносили в жертву озерам и рекам живых людей – особенно пленников. Персидская княжна, принесенная в жертву матери-Волге Стенькой Разиным, – реальный отголосок тех стародавних традиций.
Рис. 13. «Китайский Садко» Сань Лан ублажает Морского владыку игрой на флейте. Художник Марсель Лаверде (иллюстрация из книги «Море: мифы и легенды». Париж – Москва. 1994)
Имя новгородского гусляра – Садко – на первый взгляд кажется если не загадочным, то уж непривычным – точно. На самом деле в его основе лежит самый что ни на есть обычный лексический корень «сад», в свою очередь дающий множество однокоренных слов с целой гаммой смысловых оттенков. Происхождение русского слова уходит в самые глубины общеиндоевропейской традиции: в древнеиндийском (ведийском) языке sadayati означало то же самое, что и в современном русском – «сажает». Загадка былинного имени кроется совсем в другом. Дело в том, что утвердившаяся вокализация имени – Садко – далеко не единственная фонетическая форма. Мало у кого из былинных героев имя произносится так по-разному: Садке (им. падеж), Садка (им. падеж), Садок, Сотко. Все эти формы пытались интерпретировать по смыслу и генезису. Например, один из самых выдающихся русских филологов академик Федор Иванович Буслаев (1818–1897) высказывал предположение, что Садок – не что иное, как переиначенное еврейское имя Цадок («Праведный»), и, следовательно, если доводить до логического конца гипотезу Буслаева, поддержанную и другими исследователями, – Садко не русский, а еврейский купец, этакий новгородский Шейлок в молодости. Другие историки, напротив, не мудрствуя лукаво, Садко отождествляли с упомянутым в одной из новгородских летописей и устных преданий неким Сотко Сытиновичем, чье имя расшифровывается совсем просто: дескать, это – «сотник».
Исходя из многообразия фонетических форм имени Садко, которое большинству сказителей было непонятно, следует более-менее устойчивыми в нем признать только сочетание согласных звуков: с + д(т) + к, что предоставляет еще большие возможности для семантического истолкования. В теонимическом плане здесь сразу же напрашиваются аналогии и с древнеегипетским Сетом, и с древнеримским Сатурном, и с эллинскими демонами плодородия сатирами. Между прочим, в тунгусо-маньчжурской мифологии тоже есть демон, который так и зовется – Садко (с тем же ударением, что и в русском языке); это – кровожадный и хитрый дух болезней, в которого превращаются после смерти души злых людей.
Что же в таком случае из всего сказанного следует? Вывод напрашивается один! Приведенные фольклорные образы и проанализированные сюжеты имеют общее происхождение, уходящее своими корнями в эпоху этнолингвистической и социокультурной общности, которую с полным основанием можно назвать ГИПЕРБОРЕЙСКОЙ.
Глава 2
Остров Буян
Остров на море лежит,
Град на острове стоит…
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Александр ПУШКИН
Остров пышный, остров чудный;
Ты краса подлунной всей,
Лучший камень изумрудный
В голубом венце морей!
Алексей ХОМЯКОВ
Сакральный центр гиперборейской Руси известен каждому. Это – остров Буян. Магическое словосочетание усваивается раньше, чем ребенок начинает читать и писать. Оно приходит в наш духовный мир и поселяется там навсегда через сказки и присловья. Раньше это происходило через устных информаторов – хранителей сказочного знания, нынче источником первого знакомства с островом Буяном может стать и пушкинская «Сказка о царе Салтане», где рефреном повторяется одна и та же строка: «Мимо острова Буяна, / В царство славного Салтана» (рис. 14). Стихи эти дети, что называется, с пеленок слышат от родителей, в кино, по радио и телевидению. И в данном случае функцию хранителя и пропагандиста сакральной мифологемы выполняет Пушкин.
Ведь с точки зрения космически обусловленных законов сохранения и распространения ноосферной информации совершенно не важно, каким конкретным путем это происходит. Важно только одно – чтобы информация была сохранена и от поколения к поколению передавалась живым потребителям. Через некоторые смысловые константы происходит кодировка энергоинформационного поля Земли и Вселенной, откуда устойчивая информация всегда может быть извлечена различными способами[12] и в самой разнообразной форме, включая зрительные образы в виде живых картин или же обобщенных символов. В этом смысле мифологемы, как и научные понятия, исполняют роль своего рода ноосферной клавиши: произнести ее вслух или даже мысленно – значит активизировать соответствующий канал энергоинформационного поля, открывающий доступ к самой информации и предоставляющий возможность использовать такую информацию в благих или, напротив, зловредных целях.
Рис. 14. Иллюстрация И.Я. Билибина к «Сказке о царе Салтане»
Роль именно такой ноосферной клавиши в русских заклинаниях и заговорах играет остров Буян. Стоит произнести магическое словосочетание (при соответствующем настрое, естественно, и после медитационного очищения) – и приоткрывается окно в мир иной (имеющий физическую, но пока еще непознанную и непонятую природу), при помощи которого можно воздействовать в нужном направлении на болезнь, – к примеру, остановить ее или полностью излечиться, или на любовь – приворожить, скажем, предмет вожделения, пробудить интерес, влечение, страсть в женщине или мужчине (в зависимости от того, кто именно произносит магическое заклинание). Можно, наоборот, напустить порчу, наказать изменщика (изменницу), соперника (соперницу). Словесное заклинание или проклятие – оружие весьма действенное.
Как правило, мифологема «остров Буян» воспринимается в форме обычного сказочного образа, игры фантазии, так сказать, – не более, не менее. С позиций ноосферного подхода это далеко не так. Код-мифологема позволяет активизировать весь массив знания, сосредоточенного в глубинных ноосферных «пластах». Отсюда: фольклорное понятие не может не соответствовать какой-то исторической реальности, и по кодовому имени или ключевому слову можно получить достаточно полную информацию об этой реальности. Это только непосвященному или с точки зрения ползучего эмпиризма кажется, что сказители, писатели, поэты, художники, композиторы черпают свои образы и вдохновение из ничего, просто фантазируют. Такое представление верно лишь отчасти. На самом деле творческие личности черпают сакральную информацию, которая затем превращается в произведения литературы и искусства, не из ничего, а из ноосферы. Происходит это (как и в случаях научных открытий или религиозных откровений) путем творческого озарения – ноосферных вспышек в сфере сознания. Механизм здесь совершенно один и тот же, результаты только разные.
У нас ведь как обычно представляется. Прочитал некто книгу или иной текст, переработал почерпнутую информацию в мозгу и получил новое знание. Однако в такой примитивной двучленной схеме (текст – мозг) отсутствует третий важнейший элемент осмысления действительности – ноосфера. В трехкомпонентной модели познания (факт – мозг – ноосфера) прочитанный или услышанный текст играет скорее роль катализатора, активизирующего соответствующие каналы познавательного процесса и создающего саму возможность проникновения познающего субъекта в информационное поле Вселенной.
Магическим словом также нужно уметь пользоваться, что дано далеко не каждому. В прошлом прибегали к помощи профессиональных посредников – жрецов, волхвов, оракулов, шаманов, колдунов, знахарей и т. п. Способности и возможности, предоставляемые ноосферой, позволяли им вступать с ней в контакт при помощи на первый взгляд довольно-таки туманных заклинательных текстов:
«На море на Окиане, на острове Буяне, на полной поляне, под дубом мокрецким сидит девица красная, а сама-то тоскуется, а сама-то кручинится во тоске неведомой, во грусти недознаемой, во кручине недосказанной. Идут семь старцев с старцем, незвайных, непрошенных. Гой ты еси, девица красная, со утра до вечера кручинная! Ты что, почто сидишь на полой поляне, на острове Буяне, на море на Окиане? И рече девица семи старцам с старцем: нашла беда среди околицы, залегла во ретиво сердце, щемит, болит головушка, не мил свет ясный, постыла вся родушка. Взопиша семь старцев с старцем, грозным грозно, учали ломать тоску, бросать тоску за околицу. Кидма кидалась тоска от востока до запада, от реки до моря, от дороги до перепутья, от села до погоста, и нигде тоску не прияли, и нигде тоску не укрыли; кинулась тоска на остров на Буян, на море на Окиан, под дуб мокрецкой. Заговариваю я, родная матушка такая-то, свою ненаглядную дитятку, такую-то, от наносной тоски по сей день, по сей час, по сю минуту. Слово мое никто не превозможет ни аером, ни духом».
Так в старину матери успокаивали и приводили в чувство через ноосферные каналы своих расстроенных дочерей. В «Сказаниях русского народа» Ивана Петровича Сахарова (1807–1863) (ему мы обязаны сбережением многих архаичных фольклорных материалов) опубликован вышеприведенный текст под заголовком «Заговор родимой матушки в наносной тоске своей дитятке». На первый взгляд перед нами метафорически насыщенный набор не слишком связанных друг с другом предложений. Но, как я уже сказал, дело не в содержании самого текста заговора, а в том, чтобы с помощью использованных в нем ключевых слов (в данном конкретном случае – мифологемы «остров Буян») активизировать необходимый канал связи с «параллельными мирами», а точнее – с энергоинформационным полем, пронизывающим Вселенную и любые формы движущейся материи.
Устное слово как направленное волевым усилием акустическое выражение внутренней энергии индивида, приводящее в движение механизм раскодирования информации на различных физических уровнях, включая глубинный, – пока во многом неизвестный и неисследованный феномен. По-другому это называется считыванием информации с ноосферы. Являясь объективной акустико-энергосмысловой структурой, слово непосредственно замыкается на информационный банк (поле) Вселенной и репродуцирует заложенное в нем знание. Подобно заклинанию или заговору, особенно показательна в данном плане молитва – независимо от того, о какой религии идет речь. Произнося священные слова и концентрируя внимание на иконе (если таковая выступает неотъемлемой частью культа) или же на ином религиозном символе, – молящийся соединяет в едином акте мысль и слово, получает возможность непосредственного вхождения в энергоинформационное поле, откуда получает необходимую психологическую и нравственную подпитку.
Слово как компонент звуковой речи – всегда представляет собой акустические колебания молекул, но одновременно – и волновые колебания образующих их атомов, элементарных частиц и соответствующим образом закодированные поля. При этом слово не только кодирует низшие формы движения материи, образуя и постоянно обогащая информационное поле, но также черпает из этого поля энергию и передает ее в случае необходимости обратно к источнику, производящему слова, то есть к человеку (другие биотические системы здесь не рассматриваются).
Традиционная филология анализирует языковую реальность с иных позиций, сводя происхождение и эволюцию в основном к возникновению и развитию фонетических, морфологических, грамматических и прочих форм. При этом сущность языка остается не только не раскрытой, но и вовсе непонятой. Большинство лингвистов довольствуется лежащими на поверхности эмпирическими фактами и искренне полагает, что ничего другого в принципе быть не может. Интуиция для них – наивное заблуждение; экстрасенсорика – преднамеренный обман; инсайт (непосредственное постижение действительности) и творческое озарение – сюжеты из «другого романа». На самом же деле существуют различные уровни познания вещественных и духовных феноменов (включая язык) и разные способы получения информации. Другое дело, что не каждому дано быть творческой личностью в подлинном смысле данного слова, а значит, и понять многое из того, что не лежит на поверхности. Никакие формальные методы тут помочь не в силах.
Официальная наука и всевозможные борцы с пережитками «темного прошлого» (а раньше еще и инквизиция была) негативно относятся к аккумулированному в народном опыте знанию, касающемуся разного рода магических действий, ворожбы, гаданий, примет, заговоров или заклинаний. А зря – в каждом из названных феноменов духовной культуры содержится, как говорят философы, «рациональное зерно». Взять хотя бы пресловутую примету, связанную с перебегающей дорогу кошкой. Каждый знает, что это ничего хорошего не сулит. Плохая примета: лучше кошку обойти или подождать, когда другие пройдут.
Сколько же ядовитых стрел и копий было пущено в бедную кошку, которая на самом деле ни в чем не виновата. Просто энергополевые структуры, связанные с человеческим телом, оказываются плохо совместимыми с аналогичными энергополевыми структурами кошачьего тела, в особенности при пересечении тех и других в процессе движения да еще под углом. Кошачье энергополе воздействует на человеческое негативно, оно дестабилизирует его, и в результате возможны беды, неудачи и неприятности, которые, по народным поверьям, случаются, если кошка перебежит тебе дорогу. Аналогичные негативные эффекты возникают и в случае, если дорогу перебегает заяц. В прошлом встречи с ним боялись даже больше, чем с кошкой. Хорошо известно: когда Пушкину, выехавшему из Михайловского в Петербург, чтобы принять участие в восстании декабристов, перебежал дорогу заяц, поэт не стал испытывать судьбу и повернул назад (теперь на этом месте поставили памятник зайцу). Точно так же с человеком оказываются несовместимыми энергополевые особенности некоторых деревьев, кустарников, трав, насекомых, членистоногих, моллюсков, рыб, птиц, зверей, земноводных и пресмыкающихся и т. п.
Взаимодействие между живым организмом и принадлежащим ему биополем, с одной стороны, и информационно-энергетическим фоном Вселенной – с другой, может принимать самые причудливые формы. Так, кровавое жертвоприношение имело, судя по всему, колоссальный психофизический эффект: на месте жертвоприношения возбуждалось и менялось информационное поле, а энергия перераспределялась в пользу приносивших жертву (отсюда столь массовая и повсеместная приверженность к подобным кровавым спектаклям). То же, видимо, происходит и во время поединков: побежденный теряет свой энергетический потенциал и частично передает его победителю. Это касается не только смертельной схватки, когда один из соперников гибнет, но также и спортивных поединков или многоаспектных и многошаговых действий соперников в борьбе за внимание и благосклонность женщины.
Рис. 15. Славянский волхв у языческого святилища. Художник Иван Билибин
Возможны и другие, абиотические, каналы связи с энергоинформационным полем Вселенной. Сконцентрировать мысль или волевое усилие с тем, чтобы добиться обратной связи, помогают картины и росписи религиозного содержания, амулеты, так называемые «магические» знаки, звезды и другие небесные светила, блестящие или просто выделяющиеся на общем фоне предметы и т. п. В ритуальном плане и магической практике роль подобных объектов могли играть черепа (или головы) животных и людей, помещенных на возвышении в культовых и сакральных местах, где они выполняли «посредническую» функцию, но ни в коем случае – устрашения (рис. 15).
* * *
Мы несколько отвлеклись в сторону, хотя без вышеприведенных соображений трудно будет понять все последующее. Про остров Буян нынче известно и очень мало и очень много. В географическом смысле остров Буян – скорее всего, гористая земля посреди пучины (стремнины) Моря-океана, где близ укрепленного города раскинулось разгульное торжище и откуда торговые гости – соловьи будимировичи – развозят по всему свету товары – рукотворные и нерукотворные, а также «последние известия» и другие новости. Здесь неизбежно напрашивается аналогия с северной территорией в акватории Ледовитого океана.
В сказочном обличье остров Буян – прежде всего средоточие тех самых волшебных сил, общение с которыми способно повернуть течение жизни в какую угодно сторону, изменить судьбу и победить враждебные происки. Вот почему остров Буян – непременный символ магических актов, и без обращения к Буяну колдовские акты не имеют никакой силы. И тут сквозь поэтическую сказочную пелену до нас доносится дыхание древней прародины, исчезнувших языческих обрядов, жреческой и шаманской магии, позволяющей напрямую общаться с высшими космическими силами – вплоть до временного слияния с космическим началом.
Самый выдающийся собиратель, систематизатор и исследователь русского фольклора Александр Николаевич Афанасьев (1826–1871) разъяснял в специальной статье «Языческие предания об острове Буяне», которая впоследствии почти полностью вошла в его классический трехтомный труд «Поэтические воззрения славян на природу»: на острове Буяне сосредоточены все могучие грозовые силы, все мифические олицетворения громов, ветров и бури; тут обретаются: и змея всем змеям старшая, и вещий ворон, всем воронам старший брат, который клюет огненного змея, и птица-буря, всем птицам старшая и большая, с железным носом и медными когтями (напоминающая собой чудесную Стратим-птицу, всем птицам мать, что живет в Океане-море и творит своими крыльями буйные ветры), пчелиная матка, всем маткам старшая. От них, по мнению народа, как от небесных матерей, произошли и все земные гады, птицы и насекомые. По свидетельству заговоров, на этом же острове восседают и дева Заря, и само Солнце. Остров Буян – средоточие всех творческих сил природы, их вечно полный и неисчерпаемый источник. Он – часть той первородной Земли, которую породил Океан – мать и отец всех морей.
Не надо думать, что народная память об острове Буяне была локализована в пространстве и времени. Еще в начале ХХ века провинциальный священник Алексей Соболев записал во Владимирской губернии множество заговоров с такими закодированными подробностями о легендарном острове, которые неизвестны по другим, в том числе и классическим, источникам. Вот лишь два фрагмента из опубликованных записей:
«На море, на Кияне, на острове на Буяне стоит дуб честной, на том дубу 70 гильев, на тех гильях 70 гнездов, на тех гнездах 70 орлов; Киян-море разливалось, орлы крылами отбивались, когтями отгребались, носами отплевывались от врага-супостата…» [В другом заговоре поминаются одни из самых древних тотемных образов – утка да селезень. – В.Д.]
«На море, на Кияне, на острове на Буяне упыри оживали волос-волосатик на хрестьян пущали. Вышел волос в колос, начал суставы ломати, жилы прожигати, кости просверляти, раба Божьего такого-то иссушати. А я тебя, волос-волосатик, заклинаю, словом крепким-накрепким наставляю: иди ты, волос-волосатик, к острову Буяну, к Латырю камню, где хрещенные человеки не ходят, живые не бродят; сядь на свое место – к упырям лихим в кресло. Покорись моему приказу, крепкому-накрепкому заговору-наказу…»
Где же расположен этот «чудный остров» русских заговоров сказок и былин? Есть ли в русском фольклоре намеки на его месторасположение? Отчасти ответ на поставленный вопрос уже дан. Догадаться не так уж и трудно. Откроем самый знаменитый сборник русских былин и песен, собранных Киршей Даниловым. Первой здесь помещена былина о Соловье Будимировиче, плывущем в Киев на Соколе-корабле из заморских неведомых стран, – шедевр устного народного творчества.
Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота акиян-море,
Широко раздолье по всей земли,
Глубоки омоты днепровския.
Из-за моря, моря синева,
Из глухоморья зеленова,
От славного города Леденца,
От того-де царя ведь заморскаго
Выбегали-выгребали тридцать кораблей,
Тридцать кораблей един корабль
Славнова гостя богатова
Молода Соловья сына Будимировича.
Искомые ключевые слова здесь: название заморского (заокеанского) города – Леденец и имя главного героя – Соловей. Былина из сборника Кирши Данилова вдохновила в свое время Пушкина – он заимствовал название города Леденца для «Сказки о царе Салтане». Ритмика «Сказки» продиктовала Пушкину ударение на последнем слоге, и в этом варианте почти сто процентов читателей воспринимали название города как образованное от названия конфетки-сосучки.
Ритмика былины о Соловье Будимировиче иная: она требует ударения на первом слоге. При этом самим собой обнаруживается и действительный смысл названия города, образованного от слова «лёд». Леденец – значит Ледяной. Город с таким названием (тем более имеющим обобщенно-символический смысл) не может находиться на юге, хотя по традиции или инерции постоянно делаются попытки переместить Леденец далеко на юг и даже отождествить его с Венецией, исходя из имеющегося в одной из вариантов былины иного звучания и написания – Веденец (в последнем случае логика диктует иную интерпретацию названия: образование его от слов «ведать» («знать»), «Веды»; в этом случае Веденец – «город знания, ведовства»). Южная версия сюжета былины о Соловье Будимировиче рассыпается в прах, если обратиться к поморскому варианту старины, приводимому Борисом Шергиным, где прямо поется: «Из-за моря, моря Студеного» (то есть Северного Ледовитого океана).
Это же подтверждает и общеславянская фольклорная традиция. В древних сказаниях сербов и болгар фигурирует Ледяной град, соответствующий русскому Ледяному городу – Леденцу. Первоначально же эти города отождествлялись с Ледяным островом или Ледяной землей. В какой-то мере смутные воспоминания о прародине, скованной льдом, присутствуют и в магических повторах архаичного заклинания: «…Стоит в подсеверной стороне ледяной остров; на ледяном острове ледяная камора; в ледяной каморе ледяные стены, ледяной пол, ледяной потолок, ледяные двери, ледяные окна, ледяные стекла, ледяная печка, ледяной стол, ледяная лавка, ледяная кровать, ледяная постеля, и сам сидит царь ледяной».
Северный гиперборейский «адрес» острова Буян и стольного города Леденца обнаруживается также в исключительно интересных былинах о Потыке. Так, в былине, напетой на рубеже XIX и XX веков в Мезенском краю сказителем Иваном Дмитриевичем Сычовым и записанной Александром Дмитриевичем Григорьевым (1874–1945), говорится о Леденецкой земле, где правит Леденецкий король (см.: Григорьев А.Д. Архангельские былины и исторические песни. Т. 2. СПб., 2003. С. 272 и сл.). В былине все о том же Потыке, записанной Алексеем Владимировичем Марковым (1877–1917) примерно в то же время на Зимнем берегу Белого моря от неграмотного крестьянина Власа Ивановича Чекалёва делается существенное уточнение – Леденецкая земля называется уже Тульской, то есть здесь дается русифицированное название автохтонного имени Гипербореи – Туле (см.: Марков А.В. Беломорские старины и духовные стихи. СПб., 2003. С. 470 и сл.).
Считается, что былины так называемого Киевского цикла о знаменитых русских богатырях были созданы близ Киева же, а затем распространены на Север, где и сохранились чуть ли не до наших дней. А на родине своего рождения былины эти были якобы утрачены. Это маловероятно. Если самые древние, наполовину языческие песни и сказки на территории бывшей Киевской и Галицкой Руси живы до сих пор, то почему исчезли былины? А может, так: былины (старины) – за малым исключением, возникли как песенные рассказы северян о том, что происходит на юге России? Свидетели тех событий приходили на Русский Север и в форме песнопений рассказывали о виденном и слышанном.
С другой стороны, северные былины (старины) содержат множество намеков на незапамятные времена. Многие из этих намеков перекочевали из древнейших устных преданий, передававшихся из уст в уста и постепенно переиначившихся на новый лад. Так, закодированный рефрен в былине о Соловье Будимировиче, повторяющийся и во многих других текстах, явно космического содержания:
Чудо в тереме показалося:
На небе солнце – в тереме солнце,
На небе месяц – в тереме месяц,
На небе звезды – в тереме звезды,
На небе заря – в тереме заря
И вся красота поднебесная.
Говоря современным языком, описанное больше напоминает обсерваторию или планетарий, чем русский терем. Известен и прозаический вариант описания «чуда в тереме». Самая ранняя, «доафанасьевская» публикация популярной русской сказки «Семь Симеонов» в сборнике, изданном в 1841 году И.П. Сахаровым, содержит драгоценные подробности, отсутствующие в других записях. В воображении читателя воспроизводится все тот же необыкновенный терем в тридесятом царстве, куда попадают братья, переплыв Окиян-море глубокое: «Как и тот ли терем, изукрашенный, был красоты несказанныя: внутри его, терема изукрашенного, ходит красно солнышко, словно на небе. Красно солнышко зайдет, молодой месяц по терему похаживает, золоты рога на все стороны покладывает. Часты звезды изнасеены по стенам, словно маков цвет. А построен тот терем изукрашенный на семи верстах в половиною; а высота того терема несказанная. Кругом того терема реки текут, молоком изнаполненные, сытой медовой подслащенные. По всеим по теим по рекам мостички хрустальные, словно жар горят. Кругом терема стоят зелены сады, а в зеленыих садах поют птицы райские песни царские. [Ни дать ни взять, еще одна картина Золотого века на Крайнем Севере, но только теперь в передаче русского сказителя! – В.Д.] Во том ли тереме все окошечки белостекольчаты, все дверцы чиста серебра. Как и на тереме – то крышечка чиста серебра со маковкой золотной, а во той ли маковке золотной лежит дорог рыбий зуб. От красна крылечка белостекольчата лежат ковры самотканные, а по тем коврам самотканным ходит молода княжна, Елена Прекрасная…»
* * *
Мировой фольклор и мировая мифология переполнены реминисценциями, связаннными с древнейшей памятью о древней прародине, которая находилась где-то далеко на Севере. Например, античный мир создал более обобщенный образ – процветающие Острова Блаженных, царство любви, согласия и благоденствия. Они расположены «за Бореем – Северным ветром», то есть в северной части Океана, который, по античным представлениям, являлся бескрайней рекой, опоясавшей Землю. Острова Блаженных – Твердыня Крона и Царство Света, где, согласно Пиндару, «под солнцем вечно дни – как ночи и ночи – как дни»:
Там горят золотые цветы
[символика Золотого века. – В.Д.],
Возникая из трав меж сияющими деревьями
Или вспаиваемые потоками.
Там они обвивают руки венками и цепями цветочными
По правым уставам Радаманфа.
Радаманф (Радамант), сын Зевса и Европы, – один из судей, решающих, кого допустить или не допустить после смерти в Северный рай, так как, согласно позднейшим представлениям, Острова Блаженных сделались еще и прибежищем душ умерших. Впоследствии Острова Блаженных стали даже ассоциироваться и с Подземным царством Аида, где, несмотря на вселявший живым ужас, продолжали действовать законы справедливости: в подземный счастливый мир попадали души только достойных людей, которые пребывают там в полной гармонии. То, что царство Аида находится не где-нибудь, а далеко на Севере, – видно из Гомеровой «Одиссеи». Встреча главного героя поэмы с душами умерших происходит в царстве полярной ночи. Для общения с потусторонним миром Одиссею не пришлось спускаться ни в какие подземелья. Чтобы вызвать для разговора души умерших, нужно, оказывается, выкопать яму – длиной и шириной в локоть (но не где попало, а на краю земли и побережья океана, надо полагать, Ледовитого), совершить возлияние медом, вином и водой, а спустя некоторое время принести в жертву бесплодную корову и черного барана. Вот души и слетятся из-под земли, как мухи на сладкое. Детали эти вообще-то не очень существенны для рассматриваемой темы. Важно одно – все описываемое происходит на Севере.
Воспоминания о счастливом прошлом индоевропейцев и далекой северной прародине сохранились в священной книге древних иранцев Авесте и соответствующих ей главах величественной эпической поэмы Фирдоуси «Шахнаме». Здесь рассказывается о благословенном правителе Джемшиде (в Авесте это первопредок Йима), во время 700-летнего царствования которого на земле наступил Золотой век:
Земля отдохнула, раздоры забыв;
Джемшиду и зверь покорился, и див.
И славной людей одарил он судьбой;
Державный престол озарил он собой.
…Забыв о заботах, не помня кручин,
Под говор струны, за ковшами вина,
Вся знать пировала, веселья полна.
И люди тот праздник святой сберегли,
Как память о древних владыках земли.
Три века так жизнь беспечально текла,
Не знали в ту пору ни смерти, ни зла…
(Перевод Ц.Б. Бану-Лахути)
Другое название Страны загробного Блаженства и Счастья, перекочевавшее в средневековую, а затем и в современную культуру, – Элизиум, или Елисейские Поля. На фундаменте этих архаичных представлений в конечном счете сформировалось и христианское понятие рая. Другими словами, подлинные истоки этого фундаментального представления находятся на Русском Севере. Но вначале был северный остров, поименованный в древнеиндийской мифологии Шветадвипа. «Рамаяна» – великий индийский эпос, переполненный полярными реминисценциями, так описывает блаженный край, где живут люди, не ведающие ни бед, ни забот: «Здесь находится великий Белый Остров (Шветадвипа) вблизи Млечного (Ледовитого) океана (Кширода), где обитают великие, могучие люди, прекрасные, как лунный свет. Они стройны и плечисты, наделены великой как физической, так и духовной силой, и голос их подобен грому». «Махабхарата» в книге «Нараяния» также подробнейшим образом описывает светозарную Страну Счастья – Шветадвипу (Белый Остров) «на севере Молочного моря», – где живут «Люди светлые, сияющие подобно месяцу».
