В В Аринский
Альтернативная история одного рэпера
АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИСТОРИЯ
0.
…
Прости, не смеюсь.
…
Вот сюда, давай сядем сюда. Тут свежо, лучше, да? Как на ладони город.
Не хочу опять в четырех стенах. А я ведь был у неё, только что.
Нет, вчера. Недавно. Мне кажется, прошло очень много…
Нет, я не заговариваюсь.
Я не смеюсь, я был, правда.
Я её…
Нет-нет-нет, ничего, не волнуйся, не вскакивай, давай тут, я расскажу всё спокойно, как хотел.
…
Всё-всё, я сейчас, я спокойно расскажу, что было до и после. Да.
Спокойно расскажу.
I. До
1.
В девять лет я начал читать рэп с пацанами. Мы качали минуса на кнопочные мобильники и записывались в диктофон. «Наш район» – первое наше музыкальное достижение. Все выпрашивали запись и перекидывали её друг другу. На переменах в школе звучало это постоянно в течении недели. Там было что-то типа:
…
А наш район (аё-аё) не прощает враньё
А-ё-ё…
Тут шансов выжить, как в Сто Лото
А-ё-ё…
И как в сизо мы отсидели и поседели, и что потом?
Говно! (аё-аё)
Девчонки, правда, не особо прониклись. Но Соня…
А она и до этого, кажется, подавала знаки. Так говорили пацаны, когда угарали надо мной. Но что Соня? Просто та же девчонка с моего двора. Всегда была где-то неподалеку от нашей гурьбы. Сонька и Сонька – я не придавал особого значения.
Дело поменялось, когда у Сереги появился микрофон. Нам было уже по тринадцать. Ноут ему подарили года два как. Мы вышли на новый уровень. В треках теперь звучал голос и музыка, и никаких помех. Ни собачьего лая, ни гула машин – только голос и музло.
На свет показался первый альбом «Растоптанные в грязи» от Сереги aka Селезёнка, Дэнчика aka Дэнчик, Владоса aka СонСома, Коляна aka Глина и других. Потом ещё альбом. И ещё пару десятков за ним. Мы вышли за район, нас знали в лицо, и, в общем, дела пошли в гору, как казалось.
Сонька все ещё была неподалеку.
Пацаны спрашивали, почему я до сих пор не завалил её.
В пятнадцать экзамены я сдал нормально. Отец сказал, нормально, и повёз меня подавать документы в железнодорожную шарагу.
Учиться в колледже мне понравилось. Правда, прошло полгода, и с половиной школьных кентов я потерял нить сотрудничества. Серега вообще остался до одиннадцатого и стал каким-то слюнтяем. В его микрофон я больше не кричал.
Но во всем есть плюсы. И в шараге нашлись ребята, не сторонние до рэпчика. Да что там, я познакомился с Ильназом. У нового казахского друга был и ноут и микро – пережиток несостоявшегося стримера. Да ещё все это в одной со мной общаге, на этаж выше только подняться. Тогда я смог продолжать и ощутил рост. Устоялась подача – моё флоу – чуть грубее, а также чуть нежнее моментами, и все дела. Правда, окончательно закурил и подбухивал частенько. Но это даже помогало благому делу.
Некоторые из верных школьных фанатов и субъектов с района остались. Слушали альбомы, помогали пиариться. Я набирал по пятисот прослушиваний за какой-то месяц. Это было круто. Подписчики в группе росли, а в комментах под каждым постом всё чаще появлялась Соня… Не уставала повторять, что скоро это творчество покорит мир.
Сонька-Сонька… Тогда я её и завалил. Временами музло не справлялось, и на меня находил сумасшедший голод. Да и Соня – для меня она как-то поменялась за год. Обзавелась новыми друзьями из колледжа, набрала форму что ли. Расцвела, короче. Да и лицо, оказывается, у нее было приятное, но раньше я почему-то не замечал. Короче, тут ничего интересного – просто я её наконец приметил, и после очередной сходки старых добрых школьных кентов на районе в субботу вечером я пошёл домой не к себе, а к ней. Мама у неё, как всегда, в разъездах, а батя сразу же стушевался, увидев меня. Он работал электриком и чаще в ночную. Тогда он заехал домой на ночной обед, но, кажется, и доесть его толком не успел.
Мы остались одни – шестнадцатилетние подростки. Ну, в общем, в моём послужном списке прибавилась ачивка для самоуважения.
На следующий день мы расстались.
2.
Не знаю, я просто испугался… каких-то детей, да и, когда сделал дело, почуял отвержение. Лицо вроде бы теперь было и не такое привлекательное. Правда, в профиль она выглядела всё же мило, да и губки какие-то… просящие меня не отворачиваться. Я решил не отворачиваться, и после двухнедельных слёз с её стороны мы сошлись опять.
Теперь я понял, как бороться с отвержением – просто знал, что через два дня оно смениться желанием. А потом я его перестал чувствовать, и стало даже хорошо, знаешь.
Со второго курса в железнодорожке я потерял лады со временем. Оно топило вперед, как поскользнувшийся дед. Поезд водить я пока так и не научился, но обязанности помощника машиниста знал. Хотя и не полностью.
Ильназ сидел со своим контингентом на третьем этаже общаги. Курили травку. Зато микро и ноут были полностью в моем распоряжении. Я даже мог уносить их к себе в комнату. Если только Ильназ не играл в "Фифу" с пацанами или не залипал в казахские сериальчики.
Я выдумал себе новую подачу рэпа, старался придерживаться определенного стиля в новом альбоме «Заново». И он вроде как удался. Ильназ с кентами даже крутили его какое-то время, пока истребляли хавчик после травки. Подписчики в группе выросли до тысячи, и у меня сносило чердак от этого.
Группаш Всеволод держал сообщество в "Вк" с мемами нашей шараги. В монтаже видео он разбирался, как Ильназ в сортах травы. Он мне и предложил снимать клипы. Я сначала принял рогами. Да ну его, сниматься, как девчонки в свои инстаграммы. Но Всеволод меня вразумил. Он сказал, это поможет мне набрать популярности. Камера у него тоже была, какая-никакая.
Новый трек-альбом «Осязательно» вышел с клипом. Ночной асфальт в бликах светофоров и мои белые кроссы с черными триконами. Мы посчитали достаточным. Вышло неплохо, мне кажется. Набрал чуть ли не два куска просмотров. Мои руки пронесли Всеволода через всю улицу до «Мака» – хотя бы накормить толстячка надо было за такие заслуги.
Я выбирал треки из новых, «не проходных», и мы делали клипы. Потом Сева строчил из них нарезки с эффектами и рассовывал, куда только мог.
И вот…
Успех?
3.
Под конец третьего курса меня заметил Жора. Жора был не просто Жора, а Жора Кожевников – известный на своей орбите исполнитель.
Согласен, тут повлиял и Серёга. Жора был ему кем-то через тридцать отверстий. Помню, в классе восьмом Серега хвастался им. Потом этот Жора появился на нашем районе – буквально на вечерок, осенью. С дружком из своей сферы и гитаркой. Дул холодный ветер, но снег еще не выпал. Девчонки тогда не вынимали рук из карманов курток – незаметно вытирали подтеки краями трусов.
Да чего там, и мы с пацанами тогда столпились вокруг Жоры. Голос у него поставлен, и трек есть один. Не один, но есть Один. Да я этот трек узнал раньше, чем про существование самого Жоры Кожевникова. Что-то бойкое на гитарке, романтичное и ритмичное. «Как для тебя я мешал белое шато с красным. Кольца в потолок выпускал напрасно…» И в том же духе.
Видать, Серёга вспомнил обо мне. Может, увидел клипы? Две тысячи просмотров – да он по любому увидел.
Жора Кожевников сам написал мне в сетях. Пригласил на студию, к знакомым. На студию! Ему понравился один мой тречок, который я считал «проходным». Называется «Суд». Я даже клипа под него не делал.
Жора предложил перезаписать его на студии. И я согласился.
«Суд» стал моим триумфом. Не знаю, что на студии сделали с моим голосом и флоу, но это стало звучать совсем по-другому… И как охрененно!
Я познакомился с несколькими интересными людьми. Через пару месяцев уже близко общался с звукооператором студии – Пашком. Он казался мне волшебником.
Всё завертелось. Меня всосало так, что с Соней я виделся два раза в неделю – у неё в квартире, когда мать была на вахте, а отец – в ночную. Мы трахались, и я убегал на студию.
4
Мне стукнуло 18, но этого я не чувствовал. Только легкое прикосновение мембраны микрофона к губам, когда я почти проглатывал его в агонии.
Я получил диплом, а с ним заветные десять кусков фан-клуба в моей музыкальной группе…
Это была уже не прежняя жизнь.
Как я думал.
Телефон, новый фоник, я таскал только на беззвуке. Даже на вибрации казалось невозможно. Мне писали, мне предлагали фиты, покупали рекламу, я общался с большим кругом нужных мне и важных для меня людей.
Где-то на дне непрочитанных были смс от Сони. Но с ней по-прежнему – два раза в неделю… Хотя теперь немного реже. Теперь я легко мог пробовать что-то новое. Заводит такая линия скул или эта томная губа, и я без труда пробовал их, утоляя любопытство. Хотя всё было одинаково, и понятия разностей линий скул и томности губ не роляли… только уже или шире. Но по-своему это был наркотик, заводящий меня до употребления.
Отец с матерью давно перестали перенаправлять меня в жизненных векторах. С момента, когда я принес первые деньги им на телевизор. Но, наверное, я слишком заговариваюсь. Денег было не так много, но теперь я их хотя-бы ощущал.
За армейку не волновался. Ещё в конце четвертого курса купил билет, взяв в долг у отца. Долг отдал за раз. С лёгкой руки и с сладким чувством успеха.
Снимал квартиру поближе к студии. Первые два года после колледжа. Пашок стал своего рода хорошим другом. Жора Кожевников наведывался часто, но, походу, он уже жалел, что подтянул меня тогда к этой тусовке. Я в каком-то плане занял его место. Но в моей трекотеке было не меньше двух десятков треков с его припевами для "девчачьих течек", как я их называл. Хотя мой флоу, заточенный теперь под невозмутимую читку безразличным голосом полностью познавшего человека, хорошо гармонировал с такими соплями.
Вспоминал Ильназа и его дряхлый ноут с поломанными креплениями экрана. Когда он бацал мне по пальцам из-за малейшего наклона. И микро с дыркой в мембране, как в носке на пятке. В основном, я это вспоминал, когда Жора Кожевников нюхал на студии со своими орбитальными спутниками.
Пашок не нюхал, и тут я крепко держался за его плечо. Зубами. Страх был не подсесть на это, но попробовать… Я думал, обратного пути не будет, не сдержись я. В такие минуты замулызгивал стрельнувшие треки из чартов, выискивая рецепт популярности, сидя где-нибудь в уголке на кресле, пока на общем столе гребли дорожки сберовскими картами. А Пашок сидел за приборкой, писал биты или искал «нужный звук».
5
Прошёл ещё год, и как бы грустно это не было, но мне пришлось устраиваться работать.
Я выбрал общепит. Подумал, буду зашибать кальянщиком в свободное от музла время. А времени этого теперь было много.
После моей золотой жилы – «Суда» – было парочку интересных треков, но, похоже, интересны они были из-за того же «Суда», который ещё делал мне публику.
Но года выдерживают треки разве что Цоя.
«Суд» выдержал месяца полтора. Да, он дал мне толчок, и я чуял, как лечу куда-то вперёд, разрезая пространство-время своей довольной мордой, но заложенная энергия иссякла. Короче, я начал стухать.
У мужиков на студии на тот момент дела были не лучше. Что у звукарей, что у исполнителей. Все больше нюхали.
Когда занюхал Пашок, всё вообще покатилось по свиному рылу. Важное для меня плечо-опора раскладывалось в моих зубах, как труп, и я чувствовал этот вкус и запах.
Когда занюхал я, дела стали ещё хуже.
На какой-то миг я даже подумал, что это выход. Да и во время долбняка все наши записи казались шедеврами, а вот на утро – слюнявым чавканьем под детское «пуцы-кыцы». И так продолжалось почти два месяца.
Но я ушёл.
Не знаю насчёт специальных мозгоправов и методик исцеления в этих разрекламированных больничках для зависимых. По факту, пока ты не скажешь себе: «Хватит, ублюдок», ты не перестанешь. Я говорю не в буквальном смысле, если ты меня понимаешь. И как это происходит, я тоже не знаю, но хвала Богам, я сказал себе это.
И ушёл.
С месяц я вообще не занимался музыкой и добивал последние деньги. Ну а потом решил продолжать.
Нашёл студийку в одном из райончиков заводских работяг. Звукарь, Эмиль, не очень разговорчивый, но дело делал. За деньги, естественно.
Периодически ходил записывался. Один из альбомов – «Прогноз погоды» – немного встряхнул фан-базу, которая уменьшилась, конечно. Сильно.
Заобщался в сетях с Всеволодом. Вышло случайно – просто увидал его историю с какой-то вписки и вспомнил про бывшего гения-толстячка. Оказалось, он работает кальянщиком (тут и меня посетила мысль), предоставляя одновременно услуги видеомонтажа на авито.
У парня был даже устоявшийся круг клиентов – какие-то мамкины ютуберы, которым нужны превью, гангста-рэпера без бюджета, но с диким желанием сделать мега-клип, ну и так, знаешь, временами люди играют свадьбы… Толстячку было, что снимать и с чем работать.
Думаю, где-то в глубине этой массивной грудины могла засесть обида. Ну как бы – два года назад я кинул его сразу же, как запахло успехом. Точнее, я сделал это не специально. Просто переехал из общаги, сменил круг общения. Да и без клипов всё ладилось, как я тогда думал, нельзя лучше. Короче, Всеволод остался где-то там, недалеко от укуренного Ильназа.
Забыл я про две тысячи просмотров на «Суде». Думал, вспорхнул, преодолел притяжение, делающее всех людей марионетками куска земли.
Теперь приходилось спускаться обратно, но с Всеволодом, правда, заобщался без задней мысли – случайно.
С одной Соней всё оставалось, как было. А как было я, по сути, и не замечал. Я вообще привык ещё со времен, когда во дворе мы гасились стенка на стенку за футбольный мяч, а не играли в него; что она где-то рядом. Стоит вспомнить и поискать глазами… И вот она, тут стоит, смотрит на меня.
Видеться стали с ней чаще. Она была теперь счастлива, как мне казалось. Ну, по крайней мере, счастливее, чем тогда, когда я унюханный не объявлялся даже раз в неделю. А ведь мы вроде как встречались…, наверное.
Сонин отец на своих резисторах и транзисторах скопил к пенсии небольшую сумму. Родители смогли обеспечить дочь необходимым – небольшой квартиркой поближе к колледжу. Такой расклад был как раз кстати, потому что денег платить за съемную хату у меня не оставалось.
А тут и квартирка, и теплое женское тело в любое время, и те же губки… просящие не отворачиваться.
Да, расклад был как раз кстати.
6.
Батрачить в общепите мне по началу вообще не вкатило. Слишком суетливые по мелочам люди вокруг. И всем на всех класть. Хотя и мне было класть.
Меня больше интересовало, сколько тот лысый старый хрен оставит мне чаевых, когда докурит калик. Если не помрет прямо здесь, потому что кашляет после каждой тяги, как кот у моей покойной бабушки. Тот тоже все кашлял и помер не за хвост собачий, как сказала баб Оля, когда нашла его под полами. Главное – оставь мне лавандос, лысый хрен. Просто мне нужен лавандос, понимаешь? Надо отбашлять Эмилю, чтобы он свел мой новый альбом «Взыскание». Да и Всеволоду нужно подкинуть. Вряд ли он будет снимать меня бесплатно, как раньше. Понимаешь, лысый?
А лысый дул кальян и кашлял.
В ресторане всё бегали какие-то малолетки с тряпками и пульверизаторами. Оттирали птичье говно с вязанных стульев на открытой веранде. Зарабатывали по черной себе на ашкудишки. Да, я сам по черной батрачил, но, несомненно, считал этот горох себе неровней. Благо, никто меня не узнавал. Да и могли бы что ли? В двадцать тысяч отметка моих почитателей так и не перевалила… а это в лучшие времена. Для города-миллионника – пустяк. Да-да… не стоило утруждаться, я бы все равно сказал, что вы что-то попутали, ребятишки, я тут лишь забиваю калики, кидаю насвай и курю травку на заднем дворе с разнорабочими, когда посадка никчемная.
Насчет насвая я зря. Никогда не нравилось это дерьмо. Но травку стал покуривать, оборачивая внутреннее око к былым временам – Ильназу и его ускоглазым сокурильщикам. Просто, я сошелся с одним из админов ресторана – Лёхой. Очень спокойный ко всем житейским суетам, толстоватый и приятно пахнущий травкой и шоколадками «Несквик» он сразу показался мне по душе. И курить с таким человеком я считал не таким уж грехом. Он, кстати сказать, был в курсе моего творчества.
Остальные админы были сукиными детьми. Однояйцевыми. Особенно Алёна. Алёна недавно сделала себе верхнюю губку уточкой и уже второй год работала администратором. Левачила, трахалась с нашим барменом и бед особо не знала. Только доставала бедных малолеток, гоняла их без продыху. Умела отыскивать птичье говно в самых укромных закоулках нашего мира. А говно надо оттирать! Вот этими, сука, тряпками и вот этими, сука, брызгалками! Так она писала всю смену в групповой чат.