Вот неверных рати разрослися, Будто тьма вечерняя под осень. Посредине их рядов нечистых Колебались христиан дружины, Продираясь во святой часовне, Где светился чудотворный образ. «Ну, за мною, братья!» так воскликнул, В щит мечом гремя, Внеслав могучий, И хоругвь над головами поднял. Все метнулись, как едино тело, На татар ударили жестоко, И, как пламень из земли, пробились Вон из полчищ нехристей поганых. На пятах они поднялись в гору, У подошвы развернули рати, А в долину стали вострым клином. Тут покрылись тяжкими щитами, Справа, слева, и большие пики Взбросили на мо́гутные плечи Друг во другу: задние передним. Тучи стрел летели в басурманство. Только ночь остановила битву, Разостлавшись по земле и небу; Тем и тем она закрыла очи, Что, враждой раскалены, горели. Той порой, во мраке, христиане Навалили под горою насыпь. Как заря блеснула на востоке, Зашумели о́рды супостатов И кругом ту гору обступили: Не видать конца полкам несметным! На конях иные там кружили И на длинные втыкали пики Головы от трупов христианских И носили пред наметом ханским. Собралися в кучу все их силы, К одному они шатнулись боку И полезли по горе на наших, Оглашая криком всю окрестность, Ажно дол и горы загудели. Христиане поднялись на насыпь; Божья Матерь силу в них вложила: Натянулись их тугие луки, Их мечи булатные сверкнули – Отступили от холма татары. Разъярился люд их некрещёный; Закипело сердце хана гневом. На три полчища разбился табор, С трех сторон облавили ту гору; Тут скатили христиане бревна, Двадцать бревен, сколько там их было И за валом их сложили в кучу. Подбежали в насыпи татары, В облава ударились их вопли И хотели вражьи дети насыпь Раскидать, но бревна покатились: Как червей приплюснуло тут нехристь И еще давило их в долине. Те и те пото́м рубились долго, Только ночь остановила битву. Господи! Внеслав сражон могучий И на землю с насыпи свалился. Одолело горе наши души, Изсушила жажда все утробы, Языки с травы лизали росу. Вечер тих был перед ночью хладной, После ночь сменилась утром серым. Смирно было в стане супостата. Разгорелся день перед полуднем: Христиане падали от жажды, Рты свои сухие отворяли, Хриплым голосом молились Деве, Истомленные поднявши очи, Заломивши руки в лютой скорби; Жалостно с земли смотрели в небо. «Нам не в мочь терпеть такую жажду, От неё не в силах мы рубиться! Кто не смерти, живота желает: Дожидайся милости татарской!» Так одни сказали, а другие: «Лучше сгинуть от меча нам, братья, Чем от жажды на холме издохнуть! Хоть в плену бы нам воды напиться!» «Так за мною ж! к ним Вестон воскликнул: Коли так вы, братья, говорите, Коль измучились от жажды лютой!» Тут свирепым туром на Вестона Вратислав ударил и за плечи Он потряс его рукою мощной: «Ах ты змей, предатель окаянный! Погубить людей ты хочешь добрых! Чем бы милости просить у Бога, Ты зовешь их в мерзкую неволю. Не ходите, братья, на погибель! Ведь уж зной мы тяжкий пережили: В ярый полдень Бог нам силы подал; Он еще подаст, коль верить будем. А такия речи непотребны Тем, кого зовут богатырями! Пусть мы сгинем здесь от жажды лютой: Эта смерть от Бога будет, братья! А мечам неверным отдадимся: Руки сами на себя наложим. Неугодна Господу неволя: Смертный грех в ярем идти охотой. Кто так мыслит – тот за мною, мужи, Тот за мною ко святой иконе!» Двинулись к часовне христиане: «Господи! восстань в Своем Ты гневе! Дай смирить нам силы супостата, Выслушай моление Ты наше! Мы отвсюду стиснуты врагами: Из оков нечистых вас Ты вырви И увлажь росою нам гортани! И Тебя мы славословить станем! Сокруши Ты наших супостатов, Да не придут нехристи во-веке!» Глядь – уж тучка в раскаленном небе! Дуют ветры, слышен рокот грома; Разостлались облака по небу, Мечут молнии на стан татарский, Страшный ливень рвы холма наполнил. Миновала буря. Идут рати Изо всех земель и стран далеких, К Оломуцу веют их хоругви; Тяжкие мечи гремят у бёдер; На плечах колчаны со стрелами, А на буйных головах шеломы; Скачут-пляшут ретивые кони. Зазвенели вдруг рога лесные, Бубны-трубы раздалися в поле: Закипела яростная битва. Стало темно меж землей и небом – И была последняя то схватка! Звон и стук пошол от сабель вострых, Засвистели стрелы каленые; Лом от копий, треск от пик тяжолых, И молитвы посредине битвы, Плач, тревога – и веселья много! Кровь лилась ручьями дождевыми; Что в лесу деревьев, было трупов. У того мечом разрублен череп, У того не стало рук по плечи, Тот с коня валится через брата, Тот врага, остервенясь, ломает, Словно буря на скалах деревья; У иного меч торчит из ребер, А тому отнес татарин ухо. Ух! кругом послышалися вопли: Христиане сбиты, побежали; Гонят их поганые татары. Но смотрите: Ярослав несется, Что орел летит, могучий витязь; На груди его железный панцырь, А под ним отвага и удача; Под шеломом крепким разум быстрый, А в очах играет гнев и ярость; Расходился, будто лев косматый, Что, почуяв запах теплой крови, Раненый, бежит за человеком. Так он мчался, лютый, на татарство. Чехи с ним, что град из темной тучи. Он на сына ханского нагрянул – И борьба меж ними закипела: Пиками тяжолыми сразились – Да сложились пики у обоих. Ярослав с конем окровавленным Ринулся, махнул мечом широким И разнес Кублаича до брюха. Пал Кублаич бездыханным трупом, Глухо звякнув на плечах колчаном. Басурмане все оторопели, Пометали саженные ко́пья – И кто мог пустился по долине В те края, отколь приходит солнце. И врагов татар не стало в Гане.
