Мы не знали и до сих пор не знаем здорового, искреннего смеха над ответственным за себя уродством. Ибо наше уродство всегда выражало чужую волю и не могло отвечать за себя.
Положение дел, казалось, изменилось три года тому назад.
Пышным цветом распустилась юмористическая и сатирическая пресса, и в ней впервые зазвучали нотки искреннего, свободного смеха.
Чувствовалось, что люди получили не только возможность, но и желание хохотать «над тем, что кажется смешно».
Однако и этот порыв к смеху был короток. Журналы начали скоропостижно умирать, а с тем и смех[3].
Но осталось одно литературное наследие от этого периода.
Потребность в смехе породила спрос на смех; такой же рыночный спрос, какой бывает на яркие материи или модные меха.
Под влиянием этого спроса создалась целая профессия смеющихся к смешащих литераторов, именуемых обыкновенно маленькими фельетонистами.
Каждая «уважающая себя» газета обязательно начала обзаводиться такими смехунами, – которые побогаче, держали по два, по три. Наконец, создалась специальная понедельничная газета, которая давала только смех.