Вадим Андреев
Институт. Повести и рассказы о любви

Полная версия

Институт

Все помнят, – кому есть что помнить, – что студенческая жизнь была самым светлым и чудесным периодом времени в нашей жизни. Первая свобода, первые пробы собственных сил жить самостоятельно, жить своим умом. Первая любовь, первый в жизни мужчина или женщина, первый поцелуй и первый секс. Первые разочарования, победы и поражения… Над мужчинами или женщинами, ровне и не ровне… Что-то сохранилось в памяти, что-то нет, или так видоизменилось, что просто стало совсем неузнаваемым. Или поменяло полярность с годами, когда начинаешь понимать истинную ценность событий и поступков, падений и взлетов, дружбы, любви и случайного секса.

Первая

Мы с другом Леонидом на танцевальной площадке познакомились с девушкой из моего института. Веселая, подвижная, хохотушка. Не помню уже где и когда мы познакомились с ней, или кто познакомил, но это было и не важно. Звали ее Лена. Немного старше меня, по возрасту она больше подходила Лёне. Да и он на нее очень даже глаз положил. И она была не против.

Начали встречаться втроем. В открытую сказать мне, что я лишний, Лена не хотела, а Лёня не хотел, видимо, обидеть друга. Потом с годами я начал предполагать, что ему было удобно так. И платили за дамочку по очереди, и если он не мог по занятости (работа, учеба, – он учился в другом институте) прийти на свидание, то я часто его выручал и не давал скучать его пассии.

Но это нам быстро всем нам надоело, хотя никто не высказывал такого. Мне было одиноко в их компании, когда они обнимались, а когда я обнимался сам с Еленой, то чувствовал, что она как-то безразлично это со мной делает. Идти впереди их мне было не интересно, а волочиться сзади – тоже не прельщало. Каждый раз, когда я начинал с Леонидом разговор об этом, он прерывал меня и говорил, что ему так спокойнее втроем, чем наедине с этой без башенной девчонкой. Теперь я понимаю, что опыта у нас обоих было маловато, и возможно именно в этом была основная причина. Да и нравы в те времена были другие, не такие, как сейчас.

В какой-то момент Лена познакомила нас со своей младшей сестрой Наткой, с которой они жили в отдельной квартире, доставшейся им от родной бабушки. Сначала мы ходили вчетвером в парки и прогулки к реке, разбившись на пары. Но уже вчетвером.

Ленка стала заводилой. И туда пошли, и давайте это сделаем, и вот такое вот дело ей интересно. И сидеть или идти спокойно не может. Если идем вчетвером, то постоянно буквально вытанцовывает и бежит впереди всех, поет в голос или тихонько, но слышно нам напевает что-то. С хохотом, радостными криками, веселыми призывами. Подбегает к нам, хватает за руку, подпрыгивает. Залазит на пеньки, ходит балансируя руками по высоким бордюрам… Словом, бесится, как может и как позволяют приличия конкретно того места, где мы гуляем.

Натка совсем другая. Она шла тихо, никого за руку или под руку не брала. Никогда вперед не выбегала, не кричала по всякому поводу. Если ее возьму под руку, то она посмотрит в мою сторону и ничего не скажет. Так и идет рядом, словно ей всё равно. Мороженое из рук не выхватывает, как Елена, не пытается лизнуть на пробу у всех это лакомство.

Когда попали к ним домой, то Ленка носится по квартире, что-то поет, если готовит. А Натка сядет на диван или кресло – и молчит. Или в книгу (журнал) уткнется, или просто словно дремлет. Позовет ее Ленка на кухню, – пойдет. Не позовет, – останется так сидеть.

Попав однажды к ним в отдельную квартиру, мы с Леонидом наткнулись на их родителей, и постарались сначала представиться им очень серьезно, а потом слинять побыстрее. Особенно торопился Леня. Наша с ним горячечная юношеская геперсексуальность просто рвалась на свободу. Идея устроить там всенощную вечеринку запала в мысли и мы постоянно искали такую причину. Не хотели девушки оставлять нас там на ночь, проводили до подъезда, – и идите спать к себе в общаги.

Однажды сильный дождь застал нас в лесопосадке недалеко от их дома. Сняв с себя рубашки мы безуспешно пытались закрыть девушек от проливного дождя, потом просто плюнули на это дело и зашагали быстрым шагом в сторону их дома. Не пригласить в кваотиру девчоки не могли, – хотч бы для того, чтобы отжать рубашки и брюки. Сами они побежали в душ, а мы сначала отжали рубашки и брюки, а потом уныло смотрели на них, – мокрые сами на мокрые вещи. И представляли, как теперь через весь город ехать и идти в такой мокрой одежде под дождем.

Девушки вернулись из горячего душа раскрасневшиеся, пышащие теплом и свежестью. Первым пошел туда Леонид, потом я. Когда я вернулся из душа в комнату, на столе уже стояли открытая бутылка вина, что мы принесли и не открыли в прошлое посещение, и все ждали только меня.

Мы выпили понемногу, после чего Лена увела друга в свою комнату, чтобы подобрать ему что-то переодеться, а Натка предложила показать мне, где я буду спать. Это оказались 2 кровати, на одной из них легла сама Натка, а на соседней вынужден был лечь я. Из комнаты, куда удалились ее сестра в другом, раздавались взрывы хохота, восклицания. Натка укрылась одеялом и лежала просто тихо-тихо. А я, не имевший ранее такого опыта общения с женщинами, просто не знал, что надо сделать вот прямо сейчас. Я пока с ними только дружил.

И начался длинный разговор, не вспомню даже уже утром на какую тему. Я сидел на кровати и гоаорил, что-то рассказывал. В процессе разговора я услышал, что моя собеседница начинает засыпать, и это меня никак не устраивало. Ведь если она уснет, то я точно не буду знать, что делать. Под каким-то предлогом я пересел на краешек ее кровати и, продолжая говорить, стал гладить ее сначала по кисти, потом по предплечью, потом по спине… Спустя некоторое время Натка повернулась на спину, простынь, которой она была укрыта, сдвинулась, и оказалось, что она лежит только в ночнушке. Она как-то полусонно подняла руки и положила их за голову.

Я принялся более интенсивно ее гладить по животу, потом спустился на бедра, на лобкову область и случайно почувствовал тепло, исходящее от ее паха. И продолжая говорить о чем-то совершенно уже сам не понимал, о чем я говорю. В какой-то момент я приподнялся, снял с себя трусы и попробовал улечься на нее, медленно раздвигая коленями ее ноги. Мой орган был в совершенно готовом состоянии, но я никак не мог попасть им туда, куда мне было надо. В какой-то момент рука девушки коснулась его и направила на правильный путь.

Я уже к тому времени имел много прочитанных книг и инструкций, как себя в этот момент надо вести, но все инструкции просто куда-то делись из моей головы. Да к тому же я просто не знал, что и как я хочу достигнуть. Одно дело мальчишеская мастурбация, другое дело вот так общение с настоящей женщиной и натуральный половой акт. Я как-то по интуиции размеренно начал свои поступательные движения, внизу живота стало накатывать что-то теплое и приятное. Я почувствовал, как ответно начали двигаться ее бедра, приподниматься мне навстречу таз, она выпростала из-под головы руки и обняла меня.

– В меня не надо, – вдруг не открывая глаза сказала тихо, но вполне не сонным голосом Натка.

Это меня на какой-то момент сбило с ритма, но не кончить я уже не мог. Семенная жидкость вылилась в лоно без всякого для меня удовольствия. Я так и не понял, почему общение с женщиной стало мне менее приятно и менее ярко, чем занятия мастурбацией.

Я слез со своей любовницы, а она встала и спокойно пошла в душ. Потом вернулась, легла рядом со мной, мы обнялись. И она спросила:

– Ты кого хочешь, мальчика или девочку? – как-то так буднично и просто, от чего я просто чуть не сошел с ума от ужаса.

Потом она заснула, а я пролежал до утра, так и не сомкнув глаз, чувствуя на своем плече спящую девушки и не знающий, что буду говорить ей утром, когда она проснется. Выручио меня Леонид. Он в сером мареве утренней зори потрогал меня рукой по плечу, помахал рукой на выход и вышел сам. Я осторожно высвободился от Натки и, тихо одевшись, прямо-таки просочился в прихожую. Там стояли, обнимаясь, Леонид и Елена. Правда, Лена выглядела совсем сонной и недовольной, что ее разбудили так рано. Но Лёня настоял, что нам уже пора идти.

Уже на улице он посмотрел на меня и спросил:

– Ты как? Получилось с Наткой?

– Получилось, – ответил я и поделился с ним тем, что не понял, что я почувствовал, и что мне предложили выбрать между сыном и доской.

– А ты как? – тоже в свою очередь спросил я.

Леонид даже не рассмеялся. Он ответил, что всё было не так, и что Лена – ну, просто бревно в постели и ничего он не получил такого, что ожидал от такой подвижной хохотушки. Что просто разгрузился на время, и больше ничего.

Леонид и Лена больше не встречались. Она искала встреч, но он ее избегал. Лена даже меня подловила в институте и спрашивала, что случилось с Лёней. В принципе, мы с ней остались друзьями.

Я пробовал встречаться с Наткой, несколько раз назначали свидания, но прийти к ним домой так и не удалось, – бабушка пришла и стала жить вместе с девушками.

А потом и я уехал из этого города…

Христос Воскрес

Я был записан в несколько районных библиотек, чтобы иметь выбор и больше возможностей для выбора книг для подготовки к занятия и для чтения. Ведь часто так бывает, что эта книга в одной библиотеке на реставрации, в другой на руках, в третьей… Словом, если вы пользовались общественными библиотеками, то можете сами вспоминать ситуации, когда очень нужная книга есть по каталогу, а в наличии нет. А когда я записан в несколько библиотек, то есть шанс ее найти и не сидеть в читальном зале, чтобы подготовить реферат или статью прочитать к занятию. Да и нет столько времени, чтобы сидеть в читальном зале.

В одной такой районной библиотеке и работала Людмила на выдаче книг. Миловидная спокойная очень молодая девушка-студентка, очень обстоятельно выслушает читателя, подберет и поищет нужную литературу по каталогу, принесет ее из хранилища, поможет оформить все, что надо. В отсутствие посетителей мы с ней могли долго болтать на самые разные темы, начали дружить. Несколько раз я провожал ее до дома, мы заходили после ее работы в парк, лакомились мороженым. Даже целовались как-то раз или два. Ну, ручку и щечку я ей целовал много раз.

Приближался большой праздник – Пасха. В советские времена этот праздник в ряде городов праздновался очень оригинально на мой взгляд. С обеда накануне праздника и еще сутки или двое все места и предприятия увеселения населения работали без перерывов на обед и на ночь: кафе, рестораны, дискотеки, танцплощадки, кинотеатры, лектории и все-все-все. Дискотеки и танцульки проводились всю ночь во всех общежитиях не до утра, а даже до обеда. Словом, делалось всё, чтобы народ развлекался как может и не шел в церковь.

В нашем общежитии тоже в подвале была объявлена дискотека. Вот только вход в общежитие для посторонних не сделали мягче, – только по студенческому билету. А как провести подругу на всю ночь? Моя комната была на первом этаже. И хотя окно было высоко над землей, при наличии сильного друга в комнате это можно было решить. Потому я прошел в свою комнату через вахтера, открыл окно и втащил Людмилу к себе. Я сразу же открыл бутылку водки и мы отпраздновали несколькими рюмками проникновение в общагу.

– Я танцевать хочу, я танцевать хочу, до самого утра, – пропела Люда слова из одной песни. К тому же из подвала по всей общаге раздавались обрывки музыки, куда мы и устремились. Танцевала она неплохо, привлекала внимание всех парней. Вела себя раскованно. Пела под музыку во время танца. Словом, вписалась в нашу толпу. К тому же жители общежития сразу же вычислили новенькую и на меня обрушился поток – даже град – вопросов, кто она такая. Я честно ответил, что студентка другого вуза, и как она прошла контроль – это моя проблема. Потанцевать с ней потянулась толпа, ну просто очень большая очередь пыталась выстроиться, но я вытащил хохочущую Люду из жаркого помещения и мы побежали еще разок пропустить по рюмке.

В комнате на сегодня больше никого быть не могло. Мои соседи уехали на праздники к себе домой, чаще всего по селам к родителям. Потому когда Люда после очередной рюмки откинулась на спину на кровати и раскинула в разные стороны руки, я начал ее целовать в губы. Поскольку она активно отвечала, я расценил это как согласие, пробрался рукой под лифчик и начал активно массировать ей груди.

– Ты мне и платье, и лифчик порвешь, – вскочила она и сама расстегнула и сняла все эти детали гардероба. В темноте комнаты хорошо была видна широкая полоска белых трусов, по которым я ее нашел и поймал. Опять завалились на кровать и теперь мне ничего не мешало ее ласкать. Тискать груди и соски, гладить живот и постепенно приближаться к заветной цели. Когда моя рука «случайно» попала под резинку трусов, Люда вздрогнула и замерла. Я расценил это как очередное разрешение и мгновенно сдернул с нее эту последнюю часть гардероба. Она не сопротивлялась ни при сдергивании трусов, ни когда я навалился на нее сверху и, потыкавшись членом вслепую, наконец-то вошел в нее. Она так и пролежала, словно прислушиваясь к происходящему, всё то время, что я на ней работал и потел. Кончив, я встал и протянул ей свое тканное полотенце и отвернулся. Она пошуршала полотенцем, бросила его на спинку стула, потом стала шуршать одеждой.

– Я танцевать хочу, я танцевать хочу, до самого утра, – опять пропела Люда и зашагала к двери. От предложенной еще рюмки она не отказалась. Но потом мы снова пошли в подвал. Там было просто неимоверно жарко, – надышали и нагрели своими телами. Проветривания там никакого не было, кондиционеров тоже, потому вскоре девушку развезло до безобразия. Она танцевала так, что постоянно с кем-то сшибалась, сталкивалась, падая, цеплялась за шею как парней, так и девушек.

– Слышишь, сокурсник, – обратились ко мне. – Убери отсюда эту пьяную бабу, иначе не миновать тебе разборки на комитете комсомола курса.

Пришлось опять спрятаться в комнату и с той же последовательностью и результативностью позаниматься любовью. Правда, трезвее от этого она не стала, и я решил не рисковать больше и отвести ее домой. Хотя не был в полной мере удовлетворен тем, что происходило между нами в комнате. Душа и пах хотели продолжения банкета. Видимо потому, что партнерша была совершенно пассивна, я не испытал ни должного запредельного возбуждения, ни феерического оргазма, которые ожидал. «Может быть дома станет более раскованной?» – теплилась шальная мысль. Но после длительного пути мы наконец-то добрались, поднялись на этаж и в момент открывания двери ключом в дверном проеме появилась фигура ее мамы и своим незавидным весом просто отодвинула меня от своей дочери. Люда буквально обвалилась за мамину спину, после чего дверь захлопнулась. Звонить и стучать в дверь остатки сознания не позволили, хотя алкоголь требовал обратного.

Дорога назад в общагу показалась долгой. Весь город светился огнями, везде гремела музыка, бесновались и целовались на улицах подвыпившие гуляющие под крики «Христос воскрес», а мне надо было без транспорта (уже ничего не ходило) идти пешком через полгорода домой. Я плелся медленно, т. к. от разочарования из меня выходили остатки алкоголя. И мне стало грустно.

Когда я проходил мимо какого-то Дома Культуры, из него высыпала толпа женщин и девушек и с криком: «Смотрите, какой парнишка идет!» – помчались в моем направлении. Я сначала не обратил на это внимание, не думая, что это обо мне. И когда толпа пьяных баб взяла меня в кольцо, я тоже не заволновался. Но они схватили меня сзади за руки, обхватили за плечи, чтобы я не вырвался и наклонялся и… начали меня по очереди крепко-крепко целовать взасос каждая. Выстроилась целая очередь. Я не помню, сколько десятков их меня поцеловали, – как ужалили каждая или попили кровушки, – но когда мне удалось вырваться из их цепких рук, я бежал сломя голову до самого общежития. Вслед мне от ДК звучали хохочущие крики «Христос Воскрес!», и потом они долго звучали у меня в ушах.

Умылся, пополоскал рот остатками водки, почистил зубы… И всё равно еще два или три месяца фанатично внимательно осматривал свои губы на предмет: а не появился ли на губах или во рту шанкр. Это было то еще ощущение!…

На комитете комсомола меня не вспомнили. Однако комсорг факультета старшекурсница Оксана, которая была на той дискотеке в составе дружинников, несколько раз при встрече дразнила меня вопросами о том, как добралась до дома моя незаконная спутница. Но об Оксане, может быть расскажу особо. Может быть…

Гонщица

– Привет, Гусар! Садись, подвезу, – голос раздался из красного «жигуля». Перегнувшись через пассажирское сиденье на меня смотрела студентка с соседнего старшего курса.

Гусар, Поющий Гусар, просто Поющий… Так звали меня на курсе во время учебы. Прозвище было не постоянным, и скорее использовалось больше за глаза, но оно оправдывало мое постоянное стремление дарить всем, – и в первую очередь девушкам и женщинам, – радость, удовольствие, спокойствие, уверенность и другие чувства, которые так нужны для нормальной жизни, для любви и дружбы. Я отдавал всего себя в общении, в стихах и прозе, всегда протягивал руку помощи всем нуждающимся, – и потому стал носителем такого странного прозвища. Мог прийти на занятия и беспричинно одарить всех девушек группы цветами, принесенными без всякой причины, такой же охапкой, – раздать, улыбнуться каждой, – а потом тайком наблюдать, как они посматривают на эти цветочки, лежащие рядом с тетрадями на учебных или лабораторных столах. Мог просто подложить кому-то в конспект лист со стихами или громко и без всякой причины на всю учебную аудиторию читать свои стихи или декламировать классиков.

А еще любил петь, напевать, мурлыкать тихонько «под нос» понравившиеся или пришедшие на ум мелодии, песни, арии и пр.

– Привет, Ленка! Да мне тут не далеко. Я пройдусь, воздухом подышу, – наслышан я про поездки по городу и за городом, когда она за рулем.

– Да не хмурься. Я сегодня добрая. И горючки мало. А я знаю, куда ты идешь. Так что садись, – пришлось сесть рядом с ней. Вообще-то она мировая девчонка, но только когда не за рулем. Покладистая, спокойная, усидчивая, даже тихая. Но когда она садится за руль, то в ней просыпается какой-то новый человек. Не зря говорят, что есть такое заболевание – Диссоциати́вное расстро́йство иденти́чности.

Диссоциати́вное расстро́йство иденти́чности (также используется диагноз расстройство множественной личности, имеет неофициальное название раздвоение личности) – психическое расстройство из группы диссоциативных расстройств, при котором идентичность человека не является целой и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей (или, в другой терминологии, эго-состояний или альтеров). При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение» – одна часть идентичности сменяет другую. Ну и т. д.

Материал из Википедии – свободной энциклопедии

Глаза загораются каким-то веселым огнем, наливаются какой-то уверенностью, силой, стремительностью. Движения, до того плавные и спокойные, становятся стремительные, быстрые, резкие. Голос меняется до неузнаваемости, – тоже как будто становится стремительный и властный. Не подчиниться такому голосу просто невозможно.

Я сел не потому, что подчинился ее властному голосу. Просто мне захотелось попробовать проверить одну свою собственную идею. Какую? Скажу позднее.

– Ну, привет в вашей хате, – улыбнулся я уже в машине, которая начала двигаться вперед по улице. И протянул ей по мужски руку, – она за рулем всегда любила так здороваться. – Ты хотела сказать «не бзди», а сказала « не хмурься». Но я тебя понял правильно?

– Правильно понял. Мне папа по морде дает, когда у меня при нем прорываются такие словечки. А поговорю несколько раз на этом языке, потом сама не замечаю, как они ко мне прилипают и вырываются сами собой. Даже при папе.

Папа – это особая статья у Ленки. Папа у нее заведует (или как там – командует?) всей милицией города и области. А мама – тоже особая. Судебно-медицинский эксперт. Тоже областного значения. Под этими начальниками все менты и все наши преподаватели «ходили». Потому Ленке всё сходило с рук. А «фокусничать» она умела и любила!

Машину подарили родители, чинили и заправляли родители, вытаскивали ее из дерьма и лечили тоже родители. Это только из кюветов и разломов ее вытаскивали сотрудники ГАИ, чтобы выслужиться перед родителями. Уж ее-то машина в городе была известна им всем! Ходят легенды, что иногда по приказу папочки по городу на нее объявляли план-перехват, чтобы ее поймать, но ни разу не поймали, – уходила такими переулками, которые даже гаишники не знали. Или разгонялась на дороге до такой скорости, что поймать ее можно было только взглядом, – да и то, прищурившись вслед. Или вот еще такое… Ну как гаишник на машине проедет между двумя стоящими машинами, где расстояние между ними только на мотоцикл хватает? А Ленка ставила свой «жигуль» на два колеса и пролетала, хотя иногда сдирала с этих машин зеркала и краску.

Билась она на своей машине не раз, и не два. Говорят, что ребер целых у нее нет, один глаз только свет и тень различает. Там что-то со стопой было… Я не слушал, – думаю байки завистников. Потому что машину в восемнадцать-двадцать лет иметь тогда слишком мало кто мог. За то я слушал, что мотор у нее так усилен, что не взрывается только потому, что в специальном саркофаге спрятан. И бензин ей кислородом разводят на специальных заправках, делая из него ракетное топливо. – Много было в разных технических журналах тогда разных баек. Вот и плели всё что ни попадя. – Но шрамы на лице и руках были видны, не скроешь. А она и не скрывала.

– Мы с тобой всегда понимали друг друга правильно, – я еще раз по мужски протянул ей руку. – Вот только раз уж ты меня подобрала, то давай покатаемся. Не хочу я сегодня в анатомичку идти. Хрен с ним, тем Петей-Фокусом (наш преподаватель анатомии, – мой настоящий и ее прошлый), пусть ставит «пару». У меня их потом ему же и принимать после занятий.

– Смелый, да, стал? Это тебя Галка или Марина подучили? Они на Фокуса тоже зуб имеют, и никак ему забыть свои мучения не могут.

– Да надоело на мир смотреть из окна анатомички, – и мы оба рассмеялись. И Ленка процитировала:

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой…

– Так что ли?

– Как-то так. Так покатаемся сегодня?

– Понимаешь, мне родители на этой неделе денежное довольствие уменьшили, а папенька на все заправки передал, чтобы меня без денег не заправляли, иначе он их просто закроет.

– А у меня еще часть стипендии осталось, – и я назвал сумму.

– Ну, тогда на самом деле гуляем, – обрадовалась она. – А куда поедем?

– А куда ты посоветуешь?

– Ты мне напоминаешь старый анекдот про женское общежитие.

– Какой?

Приходит мужик в женское общежитие. Вахтер его спрашивает: – Вы к кому? – А кого вы мне посоветуете?

Мы оба смеялись в голос, потому что на смех в закрытой машине не распространялись правила приличия. И каждый представлял себе под этот анекдот наше женское студенческое общежитие, только каждый со своих позиций. Анекдот, конечно, старый, но рассказанный к месту бодрит.

Потом мы наметили маршрут и поехали кататься. По городской дороге катились в пределах правил, чтобы сотрудники ГАИ не смотрели нам вслед, – хотя они и так провожают ее машину долгим взглядом. Ленка – девка красивая, и все это знают. А иметь таких тестя+тещу любой из них только мечтать мог. Мы договорились, что сегодня ездим медленно и разговариваем о том, что нас обоих волнует. Например о том, чего в стране нет совсем, – о сексе, конечно же. И потому уехали так далеко, чтобы нас никто не слышал.

Наш мирный разговор и обмен мнениями о разных моментах личной жизни просто и неожиданно прервал другой «жигуль», который обогнал Ленку. Этого она, конечно же простить не могла. Усиленный мотор взревел и этот красный болид начал набирать скорость. Я, конечно же, любил быструю езду, но это было тайной от моего сознания. Потому при наборе скорости частично стал реже дышать, а частично стал где-то внутри дрожать. Но после преодоления начинаешь сначала понимать, что от судьбы не уйдешь, а потом даже начал получать удовольствие.

Ленка догнала того «кренделя», что ее обогнал и пошла на обгон. Они почти притерлись друг к другу на дороге, когда она показала ему в окно свой длинный язык.

«Девка? За рулем? Обгоняет? Дразнит? Язык показывает мне? Сука! Ну, я щас, погоди!» – приблизительно вот так я перевел его выражение лица, – ну, из того, что успел увидеть. Даже за закрытыми окнами я услышал «взрев» его мотора.

Словом, гонка стартовала. Не знаю, горели у меня глаза или нет, но глазами Ленки можно было освещать дорогу в полной темноте. А дорога, изначально прямая, стала сначала делать разворот вправо, а потом по каким-то ухабам скакать и вилять в разные стороны. На столь специфическом покрытии противник догнал молодую гонщицу и по какой-то второстепенной тропе обошел ее. Значит противник местный житель, раз так хорошо знает эту местность. Значит мы трясемся и теряем сцепление и рессоры на основной дороге, а он нырнул где-то на ответвление за деревом и гонит теперь параллельно нам, не по дороге, а во «вытоптанной» местными машинами простой тропе вдоль поля.

Впереди стояли какие-то грузовые автомобили. При приближении выяснилось, что там ведутся дорожные работы. Следующая часть трассы оказалась не просто перекопана, а приведена этими работами в нерабочее состояние. Ленка делает разгон почти до самых грузовиков и с разворота летит над бровкой в сторону обгоняющего нас и торжествующего противника. Мне казалось, что таран был неизбежен прямо в воздухе. Но, как настоящий пилот, Ленка понимала, что если у нее в настоящее время нет сцепления с землей, то противник должен принять удар из воздуха или уступить ей дорогу. Разогнаться и проехать вперед он уже не мог, не успевал. При торможении его самого бы понесло юзом и он бы таранил нас сам на земле или на подлете к земле. У него оставался только один путь, – резкий разворот в сторону дороги на грузовики или в поле. Он выбрал в поле. На такой скорости передние колеса застряли во вспаханном грунте и перевернули бешено мчащуюся машину через нос прямо на крышу.

Долететь до ставшего «на крышу» соперника мы не смогли и тяжело приземлились на уступленной им дороге. Удар о землю был очень сильный. Но машина каким-то чудом и стараниями пилота устояла и не перевернулась. Из перевернутой машины уже вылазил ее оглушенный водитель, а от грузовиков бежали несколько человек с палками или ломами. Не знаю, помогать этими палками они собирались или учить пилота выигравшего автомобиля уму-разуму…

– Ленка, гони, – заорал я, и машина с небольшой пробуксовкой стала разгоняться прочь от места, где только что летала, приземлилась и стала причиной аварии.

В заднее стекло успел удариться ком земли. Это вылезший водитель срывал злобу как мог. Но удар был скользящий, потому никакого вреда не принес. Да и сухой ком рассыпался в мелкие «брызги», – правда, часть попала в салон.

Гонка продолжилась, но уже без преследования. Нам надо было уйти подальше от места аварии. Во-первых, чтобы нам просто элементарно не «накостыляли», а во-вторых, чтобы ГАИ не нашло нас недалеко. Ну, не правильно запомнил тот водитель номер, – мы-то тут при чем. Мы катались совсем в другом месте. Но у нас обоих глаза были частично залеплены стекающим потом и теми «брызгами» земли. Почти не видя дороги, я старался протереть глаза себе и ей и командовал повороты, как натуральный штурман на автогонках.

Мы по большой дуге объехали место происшествия и засели в какой-то лесопосадке.

– Ты психованная, – очень эмоционально стал доказывать я ей.

– Ты, видел? Ты видел? Мы летели, как истребитель! Как таранящий истребитель! Жаль, что у меня пулеметов не былом, – блин, помешанная на скорости! – Ты видел, как я его…

– Мы живы, Ленка! – крикнул я

Она чуть не выскочила из машины, но я прижал ее к сиденью и впился в губы поцелуем.

Она обхватила меня и тоже страстно впилась мне в губы. Мы долго раскачивались около руля, пока девушка не сообразила откинуть спинки сидений и мы не упали вместе назад. Словно бешеные стали срывать с себя и друг с друга одежду, не на долго отрываясь от поцелуев. В какой-то момент с силой соединились и продолжили целоваться, уже совершая быстрые фрикции. Раз-раз-раз… И еще… И еще… Адреналин требовал выхода энергии и огня, и мы гасили его в диком и скоростном сексе. Взрывы в нашем паху были столь сильны, что я думал, что нас просто отбросит друг от друга, и будет хорошо, если не повредит потолок. Но мы так сильно держались, обняв друг друга, что не рассоединились. Выстрел из меня, – она дико закричала. Еще выстрел в ее нутро, – она снова кричит победно и счастливо. Пулеметная очередь, как мне показалось, вызвала дикий и протяжный совместный наш крик.

Мы не теряли сознания. После такого окончания гонки просто лежали в машине. Она на спине на сиденье, а я придавил ее всем своим весом к этому сиденью. Я поднял голову и увидел очень счастливые глаза Ленки.

– Ты как? – спросил я ее.

– Я счастлива! Я победила! Пусть эта гонка не была никакого значения, но я всё равно победила. И я летала!!! А ты как?

– И я счастлив. И потому, что ты победила, – вместе победили! И потому что рад оказаться твоим штурманом.

Мы снова начали целоваться. Потом вылезли из машины и постарались хоть как-то стереть и отряхнуть с себя налипшую землю.

В город мы вернулись в сумерках. Всю дорогу с восторгом обсуждали каждое мгновение прошедшей гонки. Расставаться не хотелось, и мы еще до самой темноты целовались в машине.

– Я заеду за тобой завтра. Я знаю теперь, где ты живешь, – она долго держала меня за руку, когда я уже почти вышел со своего пассажирского сиденья.

– Я буду ждать. Приезжай… Только аккуратно приезжай.

Уже дома я подумал, что был прав в своих рассуждениях. И моя идея была как раз в том, что после таких сильных ощущений, она сама захочет секса, и половой контакт скорее всего состоится сам собой без длительных уговоров и подготовки. Потому и спровоцировал ее на эту поездку…

Хотя, ощущения и у меня остались до сих пор такие сильные, что хотелось… Впрочем, это уже другая история.