Вадим Андреев
Комсомолец-1. Повести и рассказы о любви
Комсомольская юность
Не расстанусь с комсомолом,
Буду вечно молодым!..
Помнишь, как мы верили, что строим светлое будущее, прекрасную страну, нашу страну, новый мир? Нет, ну ты помнишь это?
Мы все были едины. Мы шли к одной цели. Мы верили в светлое будущее нашей страны. Мы строили, а не разрушали. Мы это понимали. Мы шли к одной цели, и мы ее видели. Понимали. И, между прочим, помогали друг другу, строили нашу жизнь, чтобы каждому в ней было удобно и комфортно. И заботились о народе. Потому что только сытый и довольный народ будет хорошо работать. И приносить доход и удовольствие самому себе и всем, кто над ним и под ним.
А помнишь слова: «Студентка, комсомолка, спортсменка, и, наконец, она − просто красавица!»?
И эти красавицы были на каждом шагу, – только руку протяни.
А я был юнцом шестнадцати лет, не целованный даже, а не то, что без какого-либо полового опыта. «Заводящийся» от взгляда на предмет вожделения или даже от одной мысли о женском теле.
И все мы были комсомольцами, потому что поступить в институт учиться или работать и не быть комсомольцем или коммунистом было просто невозможно.
Эта книга – как бы вторая книга или вторая часть о том периоде моей жизни. Первая книга называется «Институт». Когда я ее закончил, то по прошествии времени понял, что не могу расстаться с этим временем, потому что так мало рассказал о нем. И сами по себе стали появляться новые главы. Сначала думал, что просто вставлю их в книгу «Институт», но воспоминаний и написанного стало уже сейчас так много, что я решил сделать из них вторую книгу – «Комсомолец» – о том периоде жизни. Как небольшое продолжение повествования про Гусара. Возможно, что и не последнее продолжение…
Использованы коллажи автора. А также картинки, генерированные нейросетями midjourney, Kandinsky, НейроМэш, Stable Diffusion, GPT Ai NOX и другими.
Лекции абитуриентам
Обычно я не только очень аккуратно посещал все лекции для абитуриентов, но и очень внимательно их слушал и записывал. Даже сидел всегда на одном и том же месте в аудитории, приходя в зал раньше всех.
Но сегодня я задержался в аудиторию буквально на несколько минут, и мое привычное место было уже занято шумной ватагой молодежи. Спорить с ними мне не захотелось. Я стал подниматься выше. Там нет мест, а там на мой взгляд неблагонадежная аудитория. А эти места мне не нравятся, потому что мне доску не видно, а в глаза светит солнце. Словом, я зашел на самую верхотуру.
Не галерка, конечно, но последний ряд лекционной аудитории очень удобный. Можно поспать, почитать книгу, просто посмотреть по сторонам. Если болтать всё равно нельзя, то поболтать письменно (вариант старинного чата) или играть в «морской бой» или «висельника» всегда можно. Сегодня я не договаривался ни с кем, – просто ушел от этого приторно-надоедливого ректора на задний ряд. Преимущество этой аудитории еще и в том, что каждый ряд приподнят над передним чуть ли не на метр, и потому кто и что делает сзади разглядеть невозможно.
– Перебирайся ко мне, раздался голос буквально из боковой ложи, которая еще выше последних рядов, да еще и сбоку. – Здесь тепло, светло и мухи не кусают. Обычно, как я заметила, ты всегда сидишь в первом ряду… Прячешься от кого-то?
Руфина… Мы познакомились когда-то перед дверями аудитории в ожидании начала лекций. Потом я пошел в свой привычный первый ряд, а куда поднялась она я не наблюдал. После того как-то и не контактировали больше. И вот теперь она полулежа на сиденьях смотрит на меня с улыбкой.
– От себя не убежишь. Всё равно податься не куда, а лекцию слушать не хочется. Да и контроль посещения тоже надо пройти. Так что здесь мне сегодня самое место.
– А я бы поспала немного… – сказала Руфина, присаживаясь рядом. – Вот, закрыла бы глаза, и спала бы, спала, спала…
– Ночью кто-то спать не давал?
– Не, всё нормально. Ночью спала, но спать всё равно хочется.
– Погода, наверно, мешает. Я бы тоже поспал… А ты ложись, сиденье длинное, ноги в проход не выглянут. Чтобы голова не болталась и мягче было, клади голову мне на колени.
– Слушай! А это классная идея, – и она сняла туфли и растянулась на спине на длинной скамейке около меня. Положила голову затылком мне на бедро, – это только говорится, что на колени, а на самом деле голова лежит на бедре. Сложила руки на груди и прикрыла глаза. Я уткнулся в книгу, но мне не читалось.
Руфина девушка не яркая, – обычная. Куда уж ей до некоторых!… Но добрая и хорошая. А что ей еще остается? Дать списать – это не просто «дать». Я редко таким пользуюсь, – списать, – но часто вижу, как у нее списывают потом материалы лекции. ВОТ сейчас повертелась-повертелась, повернулась на бок лицом к сиденью. Конечно, на боку лучше уже хотя бы потому, что рука не падает с узкой скамейки, а упирается в скамейку. Как и нос упирается мне в живот. Точнее в нижнюю часть живота и частично почти в лобок. И дышит мне в ту же часть «фигуры», согревая ее дыханием.
Вот только обратил на это свое внимание, а уже началось шевеление в штанах. Прямо под ее щекой. И ведь не попросишь, типа, привстань, я своего друга уложу так, чтобы тебе не мешал. А как его вообще в такой ситуации уложить, – всё равно выпирать будет. Сижу, жду, чувствую, как член растет и вздрагивает под ее головой. Вот и Руфина завертелась, ищет во сне более удобное место для головы, тем самым задевает член щекой, и тот еще больше твердеет от прикосновений. В конечном итоге она приподнимает голову и понимает, по какой причине ей стало так неудобно лежать. На некоторое время затихла, потом повернула голову и глянула на меня. И, ни слова не говоря, начала расстегивать мне ширинку. Пуговичка за пуговичкой. Когда член был освобожден от одежды, она осмотрела его со всех сторон и облизала, словно попробовала на вкус.
Обняла головку губами и медленно стала продвигать его внутрь рта, почти до самого горла. Достигнув какой-то глубокой точки, она несколько раз его выдвинула и резко ввела снова глубоко. Так продолжалось не долго. После нескольких прямолинейных движений, она словно начала выписывать носом «восьмерку» на моем животе, не выпуская при этом член изо рта ни на секунду.
Фокус у нее удался, и я кончил ей прямо в рот. Она не стала отстраняться, а аппетитно проглотила полученную порцию мужской влаги, подержала его, у себя во рту, легонько обсасывая, потом отпустила и спрятала в штаны.
– Ширинку потом сам потом застегнешь, – прошептала Руфина. – А то мне не удобно это здесь делать.
– Да, хорошо бы не забыть это сделать в перерыве, – подумал я, глядя, как Руфина опять укладывается спать у меня на коленях… И заснула.
А ведь ради этого стоило и на лекции эти абитуриентские ходить, и, надеюсь, в институт поступать… Удачно я так сегодня не попал на свое привычное место. Зато попал в нужное место в нужное время с нужным человеком.
Поступление в вуз
Кажется победа! Самому не верится. Сначала подача документов, потом лекции для поступающих, потом вот это издевательство экзаменаторов. Я понимаю, что это их работа, но!.. Я получил долгожданную «пятерку» на экзамене, и теперь могу не сдавать остальные экзамены.
Я стоял, прижавшись к дверям экзаменационной комнаты спиной, закрыл глаза, верил и не верил в победу.
– Сдал? Что было в билете? Что спрашивали дополнительно? Очень серьезно гоняли? – шквал вопросов со всех сторон от обступившей толпы поступающих. Их можно понять, – я первый «выполз» из этой «живодерни». Отвечать не было сил, и я отмахнулся и на полусогнутых от слабости ногах пошел 
по коридору прочь.
– Гусар! – к плечу прикоснулась женская рука с обручалкой на пальце. – Сдал?
– Да. Только не мучай пока вопросами. А ты как?
– Провалила. Сразу и бесповоротно.
Мы с Лидой сидели рядом на лекциях для поступающих. Тогда же и познакомились. Несколько раз прошлись по парку рядом с главным зданием института. Я что-то рассказывал ей в перерывах о себе, она мне рассказывала о себе. Поступала она не первый год, проваливалась. Сколько ей лет спросить постеснялся. О том, что мне только шестнадцать лет я проговорился сам в разговоре, на что она как-то так удивленно осмотрела мою здоровенную фигуру и улыбнулась. Вспомнился маленький диалог:
«Ты замужем?» – спросил я как-то раз, показывая глазами на ее обручальное кольцо.
«С чего ты взял? А, это…» – она как-то так стушевалась сначала. – «Это для того, чтобы не приставали всякие к одинокой девушке.»
– И что теперь будешь делать, раз срезалась?
– Не знаю. Может быть, уеду домой. Или поступлю в какой-то другой вуз на вечерний, а сама пойду работать. Пока не решила.
– А муж сюда приедет?
– Да нет же!.. Он… – и она махнула рукой, словно давая понять, что «там всё сложно».
Мы вышли из главного корпуса и пошли по улице. Хотелось сесть где-то в кафе, но у меня, еще вчерашнего школьника шестнадцати лет и ещё ни дня не работавшего денег на кафе не было.
– А поехали ко мне на квартиру, – вдруг предложила Лида.
– Ты же говорила, что тебе нельзя водить мужчин на съемную квартиру.
– Да бог с ним теперь. Она сейчас на работе. Сегодня она допоздна. Так что попьем чайку и всё такое… – особенно резануло меня по ушам ее «и всё такое».
Несколько остановок троллейбуса были вынуждены проехать в неимоверно плотной толпе. Нас буквально вдавили друг в друга. Я чувствовал, что член стал просто железным и уперся в попутчицу сквозь легкую летнюю одежду. Отвернуться в толпе не получалось. Она подняла на меня взгляд, да так и ехала, глядя глаза в глаза всю дорогу.
Поднялись в лифте на высокий этаж, вошли в прихожую, разулись. Лида для этого нагнулась низко-низко на выпрямлённых ногах, развернувшись ко мне ставшими видными в такой позе трусами. Я словно завороженный сначала только смотрел на замершую в этой позе даму, потом потянулся к ней обеими руками. В этот момент она стала словно бы падать в моем направлении. Подала она на меня ягодицами, потому мне пришлось ловить ее ладонями именно за ягодицы. Поймал. Взял на руки.
– Лида, что случилось?
– Что-то голова закружилась. Отнеси меня на постель в мою комнату, – она махнула рукой в нужную сторону, куда я ее и отнес.
Аккуратно поместил ее на кровать, помог снять верхнюю одежду, – ну, юбку и блузку.
– Надо снять лифчик, чтобы не затруднял дыхание, – прошептал я смущенно.
– Так снимай, – прошептала она.
Когда лифчик тоже был снят, она взяла меня за голову и прижала лицом к грудям. Я до сих пол не разбираюсь, у кого второй, третий или четвертый размер груди. Потому и тогда не смог определить. Тем более, что мне в рот попал сосок, и я начал его сосать. Сначала облизал его по кругу, потом присосался и немного увлекся от того, что он стал увеличиваться у меня во рту. Лида оторвала меня от этого соска и переставила мои губы к другому. Чтобы его удобно обрабатывать губами и языком, мне пришлось тянуться через нее, касаясь своим телом ее тела, что я с удовольствием и делал. И в конечном итоге, придавливая ее всё больше, фактически лежал на ее грудной клетке.
– Раздевайся, жарко, – опять прошептала Лида.
Я оторвался от ее сосков и практически мгновенно разделся. Когда я вновь повернулся к ней, то обнаружил, что на не тоже нет трусов. Я прилег рядом с ней. Положил руку на промежность и почувствовал влагу по всей ее поверхности.
– Дальше знаешь, что делать? – Прошептала опять Лида.
– Теоретически да… – начал я, но не успел закончить фразу.
Замужняя женщина знает, что надо делать, конечно, лучше меня. Она толкнула меня так, что я развернулся на спину, перешагнула одной ногой и села мне на бедра.
– Замри, – уже в полный голос сказала она и взялась руками за направленный в потолок член. Потеребила его двумя руками, погладила, приподнялась и стала осторожно на него садиться. Я почувствовал, как головка члена коснулась ее мокрых половых губ, потом стала их раздвигать и проскальзывать в горячий и скользкий от влаги мягкий канал. Мои глаза закрылись сами собой. Наверно потому, что я испытывал не познанные ранее ощущения, мысленно прощаясь с понятием «девственник» навсегда.
А на члене разгорались приятные движения тела женщины. Она сидела на мне и после введения в себя члена стала сидя извиваться, подняв сцепленные руки у себя над головой. Словно змея, извивалась всем телом, крепко зажав меня своими бедрами, колыхаясь на члене, словно флаг на ветру из стороны в сторону.
Молодой и неопытный на то время и начал кончать. Правда, правда, я начал изливаться в нее, схватившись обеими ладонями за простыню, совершенно не владея собой. И сразу опал на кровати, словно оглушенная птица после удара по голове.
– Так ты на самом деле был девственник? – прошептала Лида, улегшись на меня. – Как же это здорово!
Она водила пальчиком по моим губам, а губами по моим соскам. Языком стала облизывать мне шею, подбородок, потом впилась в меня поцелуем долгим и глубоким. И я почувствовал, что не вытащенный из нее член стал снова твердеть.
– Ого! Мальчик снова просыпается? – усмехнулась любовница. – А ты сам хочешь продолжить?
– ДА-А-а-а-аааа!.. – ответил я и прижал ее к себе обеими руками.
– Тогда попробуй повторить этот первый урок сам и теперь сверху.
Я торопливо перевернул ее на спину, неумело вывалив член из нее. Руками раздвинул ее ноги и встал между ее ног. Я вопросительно глянул на нее, но Лида лежала с закрытыми глазами и, похоже, ждала продолжения моих действий. Наклонившись к ней и взяв член в руку, я стал тереть головкой по ее половым губам. Потом стал надавливать членом и всем телом на эти губы, и член легко проскользнул в женское нутро. Лида выгнулась мне навстречу, ускоряя это проникновение. А когда она стала снова ложиться на спину, я всем своим весом придавил ее к постели и, обняв ее обеими руками, стал производить те самые возвратно-поступательные движения, которые так много читал в подпольных книгах о половом акте. Теперь я чувствовал, как член раздувается и удлиняется все больше и больше. Видимо при первом половом акте я просто прозевал эти ощущения.
«Да, эти приятнее, чем минет!» – подумал я, вспомнив Руфину на галерке лекционного зала. От этого воспоминания или я просто подошел к этому, и почувствовал толчки жидкости из члена в женское лоно. И когда они закончились, я упал на кровать рядом с Лидой.
– Молодец, – погладила она меня по голове и поцеловала в губы. Легонько так поцеловала, без засосов. И попыталась встать с кровати. – Да ты всю меня так заполнил, что теперь из меня просто водопад какой-то льется, – воскликнула она. И зажав промежность какой-то салфеткой побежала босая из комнаты.
– Ну, что? Хорошо отпраздновал поступление в вуз? – веселым голосом спросила Лида. – Как я понимаю, у тебя сегодня двойной праздник. Ты теперь не только стал студентом, но и перестал быть девственником. Шампанского хочешь?
– Я вообще-то даже не знаю, – я на самом деле не знал, что надо ответить. Я на самом деле почти не пил алкоголь, и потому мне не хотелось. Но пить хотелось жутко. Лида протянула мне стакан с лимонадом, и я выпил его залпом до дна.
– А теперь из подмойся. Тебе надо скоро выходить из дома, а то нас застанет хозяйка квартиры.
Когда я помылся, умылся и оделся, то договорились о связи по телефону на будущее, и я ушел. Ноги почти не слушались и дрожали, но я добрался до троллейбуса и возрадовался, когда увидел в нем много свободных мест.
С Лидой мы больше не виделись. Точнее мимолетно увиделись много лет спустя. А в тот период она сначала не снимала трубку телефона, однажды сняла хозяйка квартиры, раз какой-то мужчина, с которым я не стал и говорить. И несмотря на это, у меня осталось теплое воспоминание о поступлении в вуз и о том, как Лида его со мной отпраздновала…
Строительство общаги
После окончания вступительных экзаменов меня привлекли к своего рода общественным работам. Как всех поступивших в вуз и, по разным причинам, не поехавшим в колхоз. Но дали сделать выбор: на стройке студенческого общежития таскать железобетонные блоки или работать в отделе снабжения типа «младшим снабженцем». Конечно же я и Сергей, – совершенно до того не знакомые, – выбрали отдел снабжения. Потом в виде дополнительного бонуса нам еще и оплатили по полставки за работу. Остальным, даже на стройке, даже грамоты не дали, не говоря об оплате. Но это был последний в то лето бонус. Первый заключался в том, что все таскали блоки, кирпич, раствор цемента и пр., а мы с Серегой или сидели в общей комнате и вели длинные разговоры, или ездили по предприятиям по поручению начальницы отдела снабжения.
А второй бонус произошел не сразу. И о нем особый рассказ получился.
На стройку надо было много разного и разного строительного материала. Блоки, кирпич, панели, перекрытия, бетон, – всего и не упомню. Это еще до рам и дверей, – только первый этаж после фундамента начали строить. Нас направляли выписать счет-фактуры и накладные на эти товары по дирекциям соответствующих заводов, потом отвезти в банк заполненный чек из чековой книжки вуза, получить в банке и отвезти на предприятия подтверждения об оплате и получить накладные для получения всего этого. Машину для этого, конечно же не давали, – автомобиль был только у ректора. Потому мы всё это делали ножками и общественным транспортом.
Финишная линия – это было получение этих материалов и доставка их на строительную площадку строящегося общежития.
К слову, строили его почти внутри старого общежития, которое стояло большой буквой «Г». Вот внутри этой «буквы» и строили. Мы, еще только ПОЧТИ студенты, смотрели на окна старого общежития и завидовали тем, кто там уже живет. А жившие там смотрели на стройку и думали, успеют ли их переселить в новые комнаты до окончания их учебы. Я не часто смотрел в сторону старого общежития, да и вообще редко бывал на территории строительства, но меня там из окон, как потом выяснилось, разглядели.
Как-то привезли два Камаза силикатного кирпича, в разгрузке участвовали и часть строителей, и студенты как раз той группы, которые подрядились когда-то грузить бетонные блоки. Конец рабочего дня. Водителям еще надо доехать назад. Строители тоже хотят домой. А студенты… – ну как все студенты. Неразгруженные Камазы я отпустить не могу. Документы не отдам, пока на платформе хотя бы один кирпич остался. Потому водители присоединились разгружать.
Словом, когда я отдал документы, то и сам весь в кирпичной силикатной пыли, и вокруг уже никого нет. Начинало темнеть. Серега уже ускакал на какой-то свой автобус, а я даже представить себе не мог, как я такой пыльный и грязный влезу в переполненный городской транспорт.
– Привет! Я Женя. А тебя как зовут? – женский голос сзади вывел меня их ступора.
– Привет, – и я назвался. – Гусар.
– Чего стоишь, пошли, – уже командным тоном сказала особа в халатике и домашних тапочках.
– Куда пошли?
– Ты вот такой, – она в воздухе обвела меня всего рукой. – Такой чумазый и поедешь?
Я потупился и не знал, что ответить.
– Значит так. Сейчас идешь в душ, одежду я тебе очищу. Поужинаешь. И только потом поедешь домой. Идет?
А как ответить отрицательно? Я только сейчас об этом и думал.
Она отвела меня в общежитие, которое буквой «Г» через какой-то сложный задний вход и тихонько протащила через лестницы и коридоры, чтобы меня не увидели вахтеры и дежурные. Потом заставила раздеться в своей комнате и протянула халатик.
– Это халат моей соседки по комнате, тебе он должен подойти по размеру. Душ сам видел, где находится, когда проходили. Вот тебе мыло и полотенце, и бегом туда. Я пока займусь твоей одеждой.
Я с огромным удовольствием плескался под теплым душем, забывая о времени. В какой-то момент я глянул в сторону окна и увидел, что за окном уже темно. Я заторопился домыться и скорее уехать домой. Однако не тут-то было. Когда я вошел в полутемную комнату, Женя была в общем-то одета, но ее одежда, если это тканевое произведение искусства можно было так назвать, не скрывало ее тело, а скорее подчеркивало все ее достоинства в виде выпуклостей, ямок, складок и прочего, всегда и всецело присущего женском телу.
Такие трусики, куда «прилип» мой взгляд я даже в редких в то время порнографических журналах не видел: две веревочки и микроскопическая тряпочка, едва прикрывающая срамную область. Груди в виде двух больших дынек слегка поддерживаются аналогичными веревочками с тряпочками, а фактически демонстрируются мне во всей красе. А тряпочки прикрыли только собственно соски. Халатик, – прости меня господи, что эту часть одежды я вообще назвал халатом, – вообще на ней не сходится, к тому же еще и совершенно прозрачный. Это только спустя много лет я выучил, что это были бикини и пеньюар. Распущенные почти до пояса блондинистые волосы были подчеркнуты черными бровями.
Больше ничего увидеть не успел, потому что отвел глаза, извинился и попросил ее одеться.
– А я одета. Обычно я и это не ношу, когда одна. Не смущайся. Это мне прислали из далекой заграницы. Там у них такая домашняя одежда в порядке вещей.
Я не стал говорить, что видел что-то подобное у дикарей разных там джунглей на картинках.
– А где моя одежда. Мне уже пора ехать.
– Ты обещал со мной поужинать, – улыбнулась Женя. – Можешь халат моей подруги бросить ей на кровать и садись за стол.
Вот скажите, как я, комсомолец в душе и наяву, мог бы снять халат и сидеть с полуголой девицей вообще голый? Да за милую душу на радость члену. Ну, разве что если бы была полная темнота… Что я ей и сказал. Женя расхохоталась и еще убавила свет. Точнее включила слабенькую настольную лампу, чтобы не пронесли еду мимо рта, как она выразилась, и погасила остальной свет в комнате. Плотные шторы были задернуты еще до моего купания. Мы медленно поедали приготовленные Женей бутерброды различного непривычного мне состава, какие-то салаты, что-то еще. От вина я отказался, т.к. еще планировал ехать на общественном транспорте, и не мог себе позволить ехать выпившим. Когда я это произнес вслух, то женя расхохоталась:
– А кто тебе сказал, что ты сегодня отсюда уедешь? Твои вещи еще не высохли, и одевшись в мокрое, ты и простудишься, и тебя осудят в твоем почитаемом общественном транспорте.
Ответить мне было нечего. Я с трудом проглотил последний кусок и спросил, какая из коек в комнате ее, женина. Я подошел к ее койке, снял халат т залез под одеяло.
– Спасибо, я наелся, хозяйка. Теперь я лег спать. До утра меня прошу не кантовать, – произнес я скороговоркой из под одеяла.
– Что и следовало ожидать, – рассмеялась девушка, погасила последний источник света, и, повозившись в темноте, вдруг скользнула ко мне под одеяло. И начала инструктировать. – Громко не орать. Не стучать. Вести себя с соседями прилично.
– А с тобой как себя вести?
– А со мной тебе надо вести себя только неприлично, забыв, что мы оба состоим в комсомоле. Понял? Или повторить?
– Повтори, – прошептал я, чтобы соблюсти покой соседям и облапал ее груди. – Как же я хотел это сделать весь сегодняшний вечер.
Женя рассмеялась и взяла меня за член.
– Ты хотел это сделать только сегодняшний вечер? – спросила она, а сама активно массировала ладошкой уже стоящий член.
– Мне кажется, что я хотел этого еще с рождения. Но тебя узнал только сегодня.
– Ты меня не узнал еще. Ложись на спину, начнем знакомиться. Во-первых, меня зовут не Женя, а Evgeny. Запомни.
Женя завозилась, задвигала одеялом и вскоре оказалась на мне верхом.
– Имя Евгения происходит еще из древней Греции и означает «высокородная, благородная, потомок благородного рода», – я почувствовал, как член оказался в теплом скользком пространстве ее влагалища, хотел потянуться в ее груди, но она оттолкнула мои руки и с силой насадилась на член.
– В русском языке имя Евгений (в меньшей степени – Евгения) начало широко использоваться в XIX в., в основном, в дворянских кругах, где употреблялось преимущественно во французском варианте – Эжен (от которого возникло современное уменьшительное Женя), – она покачивала тазом вверх-вниз и продолжала рассказывать мне другие факты о своем имени, о которых я никогда не слышал.
– Я знаю свой род со стороны матери и отца до четырнадцатого колена, и все девушки выходили замуж по любви, но не по принуждению, – она уперлась руками мне в плечи, и так вот наклоненная вперед стала на колени и стала интенсивно и быстро производить фрикции, не переставая рассказывать. (информация об имени – Материал из Википедии – свободной энциклопедии. Прим. Автора)
– Когда я родилась, родители назвали меня так в честь… в честь… че-е-есть… – Женя кончала на члене и растягивала последнее слово, совершенно, видимо потеряв нить рассказа.
Когда она остановилась, то просто легла на меня и прошептала:
– … в честь прабабушки. А теперь я хочу спать, а ты можешь делать с моим телом всё, что ты хочешь, – и сладко засопела.
Сказать, что я был ошарашен происшедшим, – это просто ничего не сказать. На мне лежала спящая девушка. она только что буквально за несколько минут кончила на мне верхом, рассказывая о своей родословной. И после этого просто провалилась в сон. Я теперь не знал, что с ней делать, хотя она разрешила мне делать с ней всё, что мне заблагорассудится.
Я аккуратно снял ее с себя и переложил радом на постель. Укрыл, обнял, прижал себя. Женя во сне что-то пробормотала, повернулась лицом вниз, подложила под себя руки и снова затихла. Я так и обнял ее, прижал к себе. Женя потянулась ко мне во сне, зарылась лицом мне в грудь. Я успокоился и пожалел таранить ее спящую. Да так и заснул рядом с ней.
– Ну ты чудо! – от этих ее слов я проснулся утром. – Ты вообще меня потом не трахнул?
– Нет.
– Побрезговал?
– Пожалел. Ты так сладко спала, что я не захотел тебя будить. Так и заснул рядом с тобой.
– Ты меня удивил, парень. Так давай-ка наверстаем. Я тоже не откажусь кончить еще разок, раз уж ты не пустой, – и стала тормошить меня от сна.
Я расхохотался и стал от нее отбиваться, в результате чего оказался на ней верхом. Как я потом вспоминал, член словно сам пролез к ней по назначению. Я всем телом придавил ее, хохочущую и отбивающуюся, всем телом к постели и драил-драил-драил ее изнутри быстрыми возвратно-поступательными движениями.
Я стал бурно и обильно кончать в нее. Она лежала тихо-тихо, как мне показалось, опять спала. Вдруг встрепенулась.
– Разрешаю звать меня так, как ты сам захочешь: Евгеньюшка, Евгеня, Геня, Женя, Женюра, Женюша, Евгеша, Ева, Еня, Ена, Енюта, Енюха, Енюша, Еняха, Еняша. И приходить можешь всегда-всегда, когда захочешь. Придешь? Договорились?
На выходе она еще некоторое время повисела у меня на шее.
– Я буду ждать, ты мне нравишься, рыцарь.
– Я Гусар. Я приду. Не обещаю, когда, но приду…