Вадим Андреев
Слепой мир. Повести и рассказы о любви
Слепой мир
Вы когда-то наблюдали, как люди смотрят на луну, светящие и падающие звезды, затмение солнца? Думаю, что наблюдали и сами в чем-то из этого участвовали. Никто никогда не мог подумать, что какое-то похожее наблюдение может стать чем-то если не смертельным, то калечащим. Да, мы, люди, беспечны, как маленькие дети.
«День триффидов» (англ. The Day of the Triffids) – научно-фантастический роман Джона Уиндема, вышедший в 1951 году.
Материал из Википедии – свободной энциклопедии
В книге «День триффидов» был описан такой случай, когда после всеобщего наблюдения необычного астрономического явления – «звездопада» – бо́льшая часть людей на Земле ослепла. И после этого, в результате некоторых уже техногенных катастроф, на свободу вырвались выведенные искусственно в большом количестве хищные растения, убивающие и поглощающие любые живые организмы.
Мой герой оказался в ситуации, что он проспал ту ночь, когда ослепло почти всё население Земли. Он увидел последствие этой катастрофы. И решил выжить и получить максимальное удовольствие от конца мира. Тем более, что у него была для этого главная возможность и свойство – его сохранившееся зрение.
Можете представить себя на его месте и подсказывать ему, что надо делать в том или ином эпизоде.
Беспечность
Во вторник, седьмого мая, Земля в своем движении по орбите прошла через облако кометных осколков. Днем в выпусках сообщалось, что предшествующей ночью в небе над Калифорнией наблюдались какие-то яркие зеленые вспышки. В Калифорнии обычно происходит столько всякой всячины, что вряд ли кто-нибудь принял это сообщение всерьез, однако сообщения продолжали поступать, возникла версия о кометных осколках, и эта версия восторжествовала.
Из всех районов Тихого океана приходили описания ночи, озаренной блеском зеленых метеоров. В описаниях говорилось: «Метеоры падают такими обильными потоками, что кажется, будто само небо крутится вокруг нас». Да так оно и должно было быть, наверное.
По мере того как линия ночи передвигалась к западу, яркость зрелища отнюдь не ослабевала. Отдельные зеленые вспышки стали видны еще до наступления темноты. Диктор, комментировавший это явление в шестичасовом выпуске вечерних новостей, заметил, что оно создает помехи радиоприему на коротких волнах, но что на средние волны, на которых ведется настоящая передача, и на телевидение оно влияния не оказывает. Он назвал это явление потрясающей картиной и настоятельно советовал не упустить случая полюбоваться ею. Он мог бы не затруднять себя советами. По тому, как взбудоражены были все в больнице, я мог судить, что случая полюбоваться потрясающей картиной не упустит никто, кроме меня.
John Wyndham. THE DAY OF THE TRIFFIDS
Телевизор и радио на все лады описывали красоту полночного неба. Яркий «звездопад» озарял все страны и континенты. На экранах телевизоров и в описаниях радиокомментаторов многомиллионные толпы людей проводили сегодняшнюю ночь на свежем воздухе, наблюдая воочию это явление, – космическое по земным меркам.
Мы с Данголией временами смотрели это тоже, но в экране телевизионного приемника.
– И что там так важно, чтобы вылазить на улицу и глазеть в небо? – спросил я в очередной раз у партнерши.
– Да как ты не понимаешь? – Данголия мерно покачивала тазом, сидя на мне верхом и смакуя член глубоко внутри себя. – Ты какой-то отсталый от эпохи человек! Сегодня в небе Земли шоу, которое впервые на нашей планете! И есть шанс, что его более не будет! По крайней мере не будет в нашей жизни! Увидят ли его наши потомки, – мне всё равно. Но я тоже хочу насладиться этим зрелищем вживую. Тем более бесплатно.
– ВОТ! Главное положение в голове всех наблюдателей – именно «бесплатно». Без оглядки на пользу или вред этого явления на здоровье, экологию, природу и пр. Никто не знает, что это за явление, как оно повлияет на жизнь Земли и ее обитателей. Но мы лезем и лезем посмотреть, как мошкара на огонь свечки.
– Ну и что? Мы и не боимся. Ведь не было предупреждений об опасности. Химической, радиоактивной, биологической. Чего тогда прятаться в бункерах? Да ты просто лентяй и не хочешь вылезти из постели и телевизора, чтобы это увидеть.
– Да, я лентяй. Мне и отсюда всё хорошо видно. А вылезти из постели я готов сегодня только для того, чтобы принять другую позу во время секса с тобой. Но не под открытым небом, а тоже здесь, в «бункере», как ты назвала мою подземную лабораторию.
– Ну и сиди. Точнее лежи. По окончании этой секс-разминки я всё равно присоединюсь к остальным.
Она выгнулась тазом еще больше мне навстречу. Я приподнял таз над постелью, тоже больше насаживая ее на член, проникая очень глубоко в нее. Доставая до самой глубины, я, как мне кажется, всегда доставал до какого-то плотного образования, – возможно матки, – и долбил головкой члена эту матку или что там еще могло быть.
Мы встречались с Данголией не часто. Вернее, встречались не редко, но начать жить вместе не решались уже длительное время. Просто каждый жил своей жизнью, а для секса собирались в одном месте, и потом спокойно разъезжались по своим гнездышкам.
Вот и сегодня, когда дамочка массировала мне член своим влагалищем, доставляя удовольствие и себе самой, и мне, мы думали не о внешнем мире, а об удовольствии. Но включенный для фона музыкальный канал «Д» впервые в своем существовании время от времени переключался на пусть и музыкальную, но трансляцию то неба, то танцующих толп людей на улицах разных городов, то на красоты мира с фотом из сиюминутного «звездопада».
Дама молода, активна, сладострастна, самовлюбленная эгоистка и сексоманка. Или точнее нимфоманка. Умеренно капризная в вопросах, касающихся секса. Не знаю, смог ли бы я ужиться в одной квартире с нимфоманкой. Может потому и не сближался с ней на столько, чтобы предложить жить вместе.
Вот и сегодня.
– Поцелуй меня, – сказала она сипящим голоском, приоткрывая губки, сразу же как вошла сегодня в квартиру. Её воспалённый взгляд следил за мимикой на моем лице. Я не мог отказать.
Склонившись, я направил губы в сторону щеки. В этот момент Данголия и поймала меня, нежно присосавшись, втянув рот в танец любви. Я попытался вырваться, но она уже обвила мою шею руками, крепко держала пальцы, сплетённые в замок.
Тёмная безумная страсть, вулканом клокочущую, прорывалась лавой похоти наружу. Мои ладони скользнули под покрывало, под маечку, накрыли грудки Данголии. Красивые упругие холмики с твёрдыми шишечками сосков заиграли на пальцах. Я скользил дальше, обхватывая горячее тело, извивающееся под ним. Легко запустил руки под поясницу, мягкие бёдра разошлись параболами, косточки таза и резинка трусиков, натянутая между ними, заиграли на подушечках пальцев, намекая на пышущее жаром естество внизу. Я терял голову, улетал в мечту, дразнившую меня со вчерашнего дня. Нырнув с головой на мягкую грудь, я полностью обхватил соски, вытянул их губами. Они быстро налились бледно-лиловой припухлостью. Данголия стягивала с меня рубаху. Откинув покрывало, расстегнула пуговку на поясе. Я потянул разъехавшиеся молнией шортики, и девушка осталась лежать передо мной в белых трусиках и маечке, закатанной к шее. Мои грубые ладони неслись дальше, по животику, спускались к талии, нащупывали ягодицы, стремились вверх к упругим холмам грудок, которые я так тщательно прихорашивал языком.
Мое желание, выраженное в железной эрекции, оставалось скрытым под джинсами. Я до конца надеялся, что дело так и закончится интимными поглаживаниями, но Данголия опять опередила меня. Скользнув рукой к прикроватной тумбочке, выудила квадратик презерватива из верхнего выдвижного ящика. Вложила мне в ладонь колючую по краям пластиковую упаковку, плотно складывая мои пальцы, словно чёрную метку передала.
«Мяч на твоей стороне! – говорил её жест. – Не ударь в грязь лицом».
Я понял по её закрытым глазам, что она не хочет знать, что происходит внизу, не хочет принимать участие в надевании резинки. Всё должно быть естественным и безопасным.
Мои движения соответствовали ожиданиям. Данголия, прикрывая веки, облизывала губы. Её ножки раскрылись, обнажая широкую поверхность таза. Углубление под выпуклым лобком таило складочку, хорошо просматриваемую сквозь тонкую ткань трусиков.
Я плавными движениями тигра, наполненными лаской и вниманием, стянул с Данголии трусики. Её цветок, слегка приоткрытый розовой мякотью, с восторгом отозвался на поглаживание пальцем. Данголия выгибалась в пояснице, страдая от томления. Она сложила ножки коленками в стороны, подтянула пяточки вверх, раскрываясь ему навстречу во всей красе. Её киска была тщательно выбрита за исключением курчавого чёрного треугольника на покатом лобке. Я не выдержал и приложился ртом к розовой щели. Как давно не ласкал женский клитор. Мой язык полностью накрыл сочащуюся нежную грушу, раскрывая её губки, раскладывая их над две стороны. Треугольный капюшончик по центру с продолговатым нежным утолщением заиграл на языке. Равно, как и девочка, сходящая с ума под моими прикосновениями. Она дрожала, издавая стоны, похожие на всхлипы. Обхватив себя за грудки, Данголия тазом выводила восьмёрку, будто вырываясь из цепких объятий. Я обхватил её за бёдра, найдя упор в косточках, и слился ртом в танце.
Она страдала, водила язычком по пересохшим губам, закусывая их. Её закрытые веки изредка обнажали закатывающиеся зрачки.
Я быстро скинул с себя джинсы с трусами, раскатал презерватив на колом торчащем члене и, осторожно опустившись между бёдер Данголии, локтями и коленями придерживая массу тела, воткнулся в основание груши. Направил член рукой и сразу проник на три сантиметра. Застыв, и дал телам приспособиться, привыкнуть. Наконец, нежным продавливанием он заскользил по тугому, сдавливающему влагалищу, забирая Данголию по сантиметру, пока все двадцать не остались в ней. Она обхватила меня ножками на пояснице, стесняясь использовать руки. Казалось, она танцует с членом внутри, выдерживая расстояние, пальчиками диктуя ритм, стесняясь спросить, может ли она рассчитывать на большее.
Я, целуя нежные губки, невольно наращивал темп внизу. Не отдавая отчёта в происходящем, животная страсть захватила меня чёрным заревом, подчинила волю. Найдя упор в локтях и коленях и убедившись, что кровать неподвижно закреплена в углу комнаты, я расслабился в одном желании раствориться с Данголией в танце любви. Мои бёдра обрушивались. Выгибаясь в пояснице, я складывался над девушкой. Мышцы заиграли на спине. Прибивая Данголию, я разбил текущую киску в тихо чавкающую мембрану. Член стал похож на железный кол, как сук вросший в лобок, лакающий рог изобилия, готовый пролиться семенем, достаточно лишь удовольствию перелиться через край.
Отсутствие секса отучило меня кончать, оргазм не спешил выплёскивать соки, и я собирался, вызревал, скапливаясь в яйцах болезненным томлением.
Данголия ускорила точку невозврата. Её нежное хлюпающее влагалище тихими спазмами возвестило наступление разрядки. Забившись в припадке, неконтролируемом срыве в пропасть, девушка вцепились ногтями в спину, захрипела, пяточками прохаживаясь по ягодицам.
«Вот бестия!» – восхищённо думал я, срываясь за ней в оргазм.
Член, хаотично слившийся с тазом Данголии, забился глубоко внутрь, заёрзал, вгрызаясь головкой в матку. Он взрывался, застывая сталью, прокачивая густые струи спермы, вновь и вновь доказывая господство твёрдой плоти над нежным цветком.
Данголия принимала его самоотрешённо. Распахнувшись объятиями для меня, она испытала невероятный оргазм, несравнимый с тем, что она испытывала раньше во время мастурбации. То было лишь жалкое подобие удовольствия, которое накрыло её сейчас. До звёздочек перед глазами, до дрожи в коленках, до гусиной кожи по заднице, до жара в паху, будто раскалённая печка взорвалась от закиданных в неё дров.
Она обнимала меня, обвивая всем телом, целовала в ушко, носик, губки, шептала, всхлипывая:
– Я люблю тебя, обожаю.
Я улыбался счастливой детской улыбкой, его щетина царапала лицо.
– Я тоже тебя люблю, зайка. Очень люблю.
Мы долго лежали в объятиях друг друга, не желая расставаться с замком любви, сплетённым внизу. Тела липли, руки скользили, повторяя опыт, губы искали подтверждения свершившегося. На этом пике удовольствия я и заснул…
Вступление в дерьмо
Я проснулся, как от толчка. Сразу открыл глаза и увидел просто темноту в комнате, если бы не телевизор. Но он не показывал ничего, – просто показывал белую поверхность и издавал звук, который я бы назвал «белый шум». Смесь шипения и неравномерного потрескивания.
Данголии в комнате не было. Значит, соскочив с обмякшего члена, она таки отправилась разглядывать «событие века» в небе над миром. Ну и ладно.
В многоквартирном доме было тихо, как ночью. Я отодвинул штору на окне и обнаружил, что за окном уже давно рассвело. Пошел на кухню, сварил себе кофе и плотно позавтракал. Когда я вышел в подъезд, то в приоткрытую дверь соседей услышал истерический плач соседки. Было непонятно, что это она так разошлась с утра. Я шагнул к ней во входную дверь.
Лина, – так звали соседку, – не молодая дама, практически раздетая, сидела свесив ноги на широком разложенном во всю ширину диване в большой комнате и взахлеб рыдала, закрыв руками лицо. Вокруг на полу были разбросаны в беспорядке какие-то вещи, словно она искала и не находила что-то. Распахнутый нежно розовый пеньюар оттенил и дал обозреть ее спелые груди, не тронутые судя по виду ни беременностью, ни родами, ни кормлением детей. Широко раздвинутые ноги давали подробно разглядеть промежность между бедер, – розовую, нежную, желанную. Я и ранее смотрел на соседку с вожделением, но разглядеть ее поближе не удавалось. Тем более не ожидал увидеть ее столь раздетую. Она всегда как-то мгновенно пряталась от моих приветствий и обращений на лестничной площадке за входную дверь, что-то тихонько буркнув в ответ. Вызывая больше вопросов и желаний рассмотреть ее подробно.
Вот теперь, войдя в квартиру очень тихо и защелкнув за собой входную дверь, я стоял напротив нее и внимательно разглядывал ее практически в упор. Только она не слышала меня, затаившего дыхание, и не видела, закрыв лицо руками. Желание совокупиться с ней просто стало накатывать на меня, как на мальчишку, впервые увидевшего голое женское тело на начале собственного полового созревания. Я сделал к ней шаг и погладил по голове.
– Вы? – вскрикнула она. – Откуда Вы? Кто? – и схватилась обеими руками за мою кисть. Словно наручниками, клещами, кандалами притянула руку к себе.
– Да я это, я, – улыбнулся в ответ. – Сосед по площадке. У Вас была дверь приоткрыта на лестницу. Нельзя же быть такой неосторожной.
– То я специально оставила ее открытой. Вдруг кто-то будет проходить мимо и зайдет на помощь, – она говорила быстро и не понимала глаза вверх. Только продолжала крепко держать мою руку. – Вот Вы и зашли. Спасибо.
– Какая помощь Вам нужна? – спросил я, не понимая, о чем шла речь.
Лина прижала мою руку к своей груди, положив ее ладонь – мягкую, прохладную, со стоящим соском на большой ореоле. Сосок уперся в центр ладони, и я не стал этому противиться.
– Мне надо помощь, помощь… – твердила она некоторое время, пока я не взял в другую ладонь другую грудь. Тогда она словно успокоилась. – Только не уходите, пожалуйста.
– Не буду, не буду уходить, – успокоил я ее. – Только разденусь. Не волнуйтесь.
– Хорошо, разденьтесь. Только вещи не разбрасывайте, чтобы они не потерялись. И присядьте ко мне поближе.
Я почти лихорадочно разделся и сел с ней рядом. Обнял «по-медвежьи» и завалил на спину поперек дивана. Лина не сопротивлялась. Просто лежала с закрытыми глазами, раскинутыми в разные стороны руками и серьезным выражением лица. Ширина дивана давала возможность лежать хоть вдоль, хоть поперек. Огромный, как и вся квартира, как я мельком заметил. Не то что моя конура рядом на лестничной площадке с односпальной кроватью, где нам с Данголией было всегда так мало места полежать, прижавшись друг к другу.
Благодаря ее зажмуренным глазам я не стеснялся того, что я перед ней голый. И зарытые глаза дарили мне уверенность, что она сама хотела продолжения начатого. Я стал гладить ее по бедру, потом стал немного массировать ее промежность, стараясь попасть средним пальцем между половых губок, когда обнаружил между ними капельку влаги.
Терпеть больше не было сил. Развел ее податливые бедра пошире, встал между ними на колени и направил член между этих влажнеющих на глазах губ. Не церемонясь, – раз уж есть такое высочайшее разрешение, – я буквально упал на нее всем телом, глубоко войдя с размаху членом во влагалище. И некоторое время лежал на ней без движений, прислушиваясь к ощущениям на члене.
Не рожавшее влагалище плотно обхватило и держало член. Не выказывая попыток делать каких-либо попыток встречных-поперечных движений или ответных пожиманий. Ну и не надо, раз не умеет или не хочет. Я вытянул на половину член и снова вогнал его «по самые помидоры». И снова затих, прислушиваясь. Вновь ничего. Просто лежит себе с закрытыми глазами, молчит и не двигается.
Я не собирался оставаться на ней до вечера, – у меня сегодня были еще дела в городе. – потому начал активно двигаться в неподвижном влагалище. На пути члена стало более влажно и скользко. Ну, хоть какой-то ответ на происходящее! Значит, я не зря таранил ее прошлую несговорчивость. Я и «застрочил» в ней со скоростью поршневого парового насоса.
Оргазм не стал сдерживать, – мало ли что ей придет в голову в следующую минуту. Ведь если передумает или не разрешит кончить в нее, то не насиловать же ее. Я выплеснул в нее свой утренний запас спермы и отвалился рядом на диване. Лина не открыла глаза. Только на ее губах я заметил какую-то грустную улыбку.
– Если бы я знала, я бы раньше с тобой познакомилась так глубоко, – прошептала она чуть слышно.
– Что ты сказала?
Но дама в пеньюаре ничего не ответила и перевернулась на живот, подставив для наблюдения худосочные ягодицы. Она словно давала мне намек, что демонстративно меняет позу для сношения. А мне это как раз на руку. Точнее, на член, который тоже так понял ее переворачивания и стал вставать в боевую позицию для новой атаки. Я открытой ладонью погладил ее ягодицу, всё больше возбуждаясь. Еще и от мысли, что на самом деле надо было нам раньше познакомиться так глубоко. Возможно, что и Данголия не появилась бы в моей жизни, или виделись бы с ней несколько реже.
Мысль о Данголии словно подтолкнула член в сторону потолка. Я уселся верхом на Лину, раздвинул немного ягодицы и с этой позиции без церемоний вошел во влагалище одним «ударом». А чего церемониться? Лина не побежала подмываться после прошлого акта, и потому в ней помимо ее собственной смазки есть теперь и моя «смазка».
Ягодицы, упершиеся мне в лобок, подстегивали меня не церемониться с женским телом, раз уж оно стало таким неожиданно доступным и податливым. Оно не требовало дополнительной стимуляции, – я и не стимулировал. Ее не стимулировал, – только себя. Подложил ладони под ее груди и в такт движений тазом стал их сильно сжимать и разжимать. В тот момент, когда я вспомнил Лину такую, как она сидела на диване сегодня при моем появлении, и сравнил мысленно с той дикой недотрогой ранее, я вдруг начал снова бодро кончать. Потом затих и упал на нее всем весом, не вынимая орган из органа.
– Можно я открою окно? – спросила она тихо подо мной.
– Конечно, милая, – и я сполз с нее на диван и мгновенно уснул. Даже не услышал ни открывания окна, ни звуки с улицы, ни что-то другое.
Когда я проснулся, то меня поразила тишина на улице. Не смотря на позднее утро, не было слышно шума моторов двигателей автомобилей, звуков музыки из кафе напротив.
– Лина, ты покормишь меня завтраком? – крикнул я. Не то чтобы очень хотелось есть, но должен же я был к ней зачем-то обратиться.
Ответа не было. Я подошел к окну и вдруг с высоты увидел на асфальте лежащее тело в нежно розовом одеянии, – ну точь-в-точь как пеньюар Лины. Тело лежало неподвижно. Ковыляющие вокруг люди спотыкались об него, даже падали, словно не видели этой преграды у себя под ногами. Брели вдоль зданий, держась почему-то руками за стены, витрины…
Что происходит?
Я буквально пробежался по комнатам квартиры, но Лины не было. Найдя на столике возле входной двери связку ключей, я запер дверь в парадную и, не дождавшись лифта, побежал вниз по лестнице.