Двери дома были распахнуты. Я забежала внутрь. Отец лежал на деревянной скамейке. Лекарь и папин коллега по работе сидели рядом. Мама ходила по комнате из стороны в сторону.
Я подошла ближе, чтобы увидеть состояние папы. Он был бледный и кашлял. Я спросила:
– Что случилось? Чем он болен?
– Не знаю, – ответил доктор, – по его словам утром всё было в норме, а после того как он вернулся домой с работы началась лихорадка.
– Единственный, кхе-кхе, с кем я сегодня виделся – Эдмунд Боголюбов, – прохрипел папа, – Моей обязанностью, как бейлифа, было притащить его на судебное заседание по делу о бродяжничестве. Этот торгаш заболел какой-то дрянью, после чего пожертвовал все деньги и имущество святилищу Апохеи. Будучи бездомным, кхе-кхе, он докучал людям на улице и около храма. Как ни странно, на него подали иск.
– Доктор, можно ему как-то помочь? – спросила я.
– К сожалению, слишком поздно что-то делать в таком состоянии. Могу сделать вывод, что, передаваясь новому человеку эта болезнь быстрее распространяется по организму. Нужно вывести его из дома, и поскорее, пока он не заразил всех здесь.
Через несколько минут в комнате сидели только я с мамой. На столике рядом с окном стояли весы с гирьками. Мама схватила весы, стукнула ими об стену, после чего выкинула их в окно. Я подошла к ней и приобняла её. Солёная вода растекалась ручьём по полу.
Часовая стрелка устало движется по циферблату. Деревянные ставни пропускают едва заметный свет в комнату. Снова часы. Снова окно.
Если я не ошибаюсь, то не ела уже сутки. Разве чувство голода зависит от состояния души? Как-то это не научно. Зная науку, я возможно не дошла до нужного параграфа. А дойду ли? А нужно ли мне до него доходить? По мнению всех, кто меня окружает – нет.
Когда меня просили о помощи – я отказала даже попробовать свои силы. Значит они меня убедили?
Тогда откуда у меня это чувство? Будто бы смерть не настигла людей, если бы я помогла. Папочка. Да даже Эдмунд и тот лысый оборванец. Я могла спасти их всех. Я могла дать им шанс выжить! Могла, и ничего не сделала.
Не хочу себя прощать за такую бесхребетность. При этом чем я занимаюсь сейчас? Проявляю её в наивысшей степени.
На часах пять вечера. Мы договорились встретиться с Венди в таверне. К этому времени, она должна была закончить с помощью отцу по работе.
На пути к трактиру люди искоса смотрели на меня. Я пригляделась к своим рукам. Бледная кожа не сочетается с оранжевым поясом. Нужно либо сменить пояс, либо ожить. Второе целесообразней, но как этого добиться – не знаю. Надеюсь Венди даст ответ на этот животрепещущий вопрос.
Поющий бард, выпивающие люди, смех со всех сторон – эта атмосфера располагала к выпивке. Поэтому и моя подруга увидела решение моей проблемы в кружке эля.
Я напомнила ей о важном нюансе:
– Ты забыла, что я не пью?
– Я забыла, какая ты скучная, – сказала Венди и отвела взгляд. – Скажи ещё, что до сих пор хочешь стать лекарем.
– А что, если хочу? – спросила я, будто у самой себя.
– О господи, ты что в миражисты заделалась? Хватит жить в иллюзиях. Проснись и оглянись по сторонам! Если хочешь чем-то заняться, то займись уже.
– Но как? Я же…
– Ты же, ты же, если бы действительно хотела, то ни мои, никого-либо ещё слова тебя бы не останавливали, – она меня перебила. – Те, кто живут бедней тебя, без всяких книжек во всю упражняются в магии, как могут. А ты чахнешь над горой макулатуры!
– Ты права…
– Либо пей и не выноси мне мозг своими тараканами, либо дуй отсюда к своей мечте.
Я увидела своё отражение в бутылке. Несмотря на искажение был виден румянец, появившийся на щеках. Даже кожа вокруг него обрела более естественный цвет.
Через несколько секунд молчания, я опрокинула в себя половину содержимого кружки. Сначала согревающее чувство распространилось по телу, но через секунду в голове раздался невыносимый звон. Я скривилась и закашляла.