Валентин Колесников
Галактическая Коалиция. Часть 1
– Он будет мстить.
– А, ерунда! – хладнокровно заметил Ден, – Давай собирайся, срочно овец выгонять, а ты тут прохлаждаешься. Давай, собирайся, да поживее?!
Омар нехотя встал. Сон наваливался тяжелой ношей, пригибая к постели. Но он решительно выпрямился. Одел свею пастушью одежду, тихо, чтобы не разбудить домочадцев, вышел следом за отцом. На дворе сумерки уже посерели, но еще было темно. Отец еще влезал на дрожки, когда Омар подбежал и вскочил следом за отцом, усаживаясь рядом на козлах.
– Но-о! – дернул вожжами Ден. Лошадка быстро вынесла дрожки на улицу. За поселком дорога круто подымалась в гору. Небо на Востоке посветлело. Тонкая лента облаков, небрежно брошенная природой на небосвод, окрасилась в малиновый оттенок, постоянно меняющийся, светлея. В предутренней прохладе густо пахло сеном. Справа вдруг запел жаворонок, ему стал вторить другой где-то вдали. Дрожки въехали в сырое ущелье. Тут еще было темно. А вершины гор уже белели, очерчиваясь с каждой минутой все ясней и ясней. Солнце уже взошло, когда лошадь остановилась у порога сторожки. Ден стал распрягать. Омар вынес седла.
– Давай седлай! – приказывал отец, – Завтракать будем на пастбище.
День прошел спокойно. Никто не искал Омара. На второй и третий день тоже никому из государственных чинов Омар не понадобился. Прошло еще пять дней. Омар успокоился, перестал думать об умалишенном, затем забыл вообще. Пошла третья неделя с того самого момента, когда Омар оставил на дворцовой площади своего найденыша. Отец сегодня, как всегда, первым проснулся и стал будить сына. Омар нехотя открыл глаза, затем быстро вскочил с постели. Ушат холодной воды под блеяние отары в загоне да легкий ветерок с луга- что может быть приятнее для молодого пастуха, одержимого одним, как напасти досыта отару да приумножить поголовье овец. В то утро дул легкий прохладный ветерок.
– Вчера видел опять вертолет с опознавательными знаками личной охраны Президента.
– А как ты узнаешь, отец, что это именно личная охрана?
– По изображению меча не фоне темно-зеленого яйцевидного щита. Словно крест в зеленой оправе. Особенно ярко выделяются красная канавка посередине меча, словно кровь. Омар испуганно спросил:
– Чего это они зачастили в горы?
– Чего, чего! – возясь с подпругой седла, говорил отец, – На охоту летают, наверное.
В его голосе слышались нотки зависти. Его давняя мечта об охране вновь взбудоражила воображение, позвала давно зарытым чувством в молодость.
– Да-а, как давно это было! – задумчиво сказал он.
– Ты, о чем, отец?
– Да так, давай лучше смотри, не растеряй овец.
Они ловко, управляя лошадьми, выгоняли отару из загона. Поднялась туча пыли, но как только овцы вышли на зелень луга, пыль осела, воздух снова обрел кристальную чистоту и прозрачность. В воздушной хрустальной чопорности ажурными узорами засияли горы. Бесконечно меняющиеся переливы красок разворачивались перед околдованным взором. Чарующие светотени от нежно-фиолетовых оттенков до пурпурно-розовых перламутровых тонов создавали единый ансамбль утренней зари. Как легко дышится в этом целебном настое горного бальзама, состоящего из крутого аромата распустившегося цветения трав да дыхания ущелий. Солнце взошло. Оно засияло над пастбищем, овцами и Омаром, давая жизнь раскинувшимся лугам, птицам, зверям, горам и людям, всему тому, что мы привыкли называть живой Природой. День набирал свою силу. Это ощущалось по ярким, слепящим порой, краскам жаркого солнца. По дуновению прохладного ветерка, прикасающегося к телу, сквозь щели кожаной одежды чабана. Высоко в небе парил коршун. Омар засмотрелся на птицу, лежа на спине, его поражала свобода полета и то, что ни малейшего взмаха, крыльев, а подъем ввысь, и вот уже коршун маленькая, еле заметная точка среди голубых просторов. Чудно. Только коршуны да орлы умеют так летать. Нет, пожалуй, еще аисты… Мечтая о полётах птиц, он уснул. Овцы паслись невдалеке, убаюкивая блеянием да похрустыванием объедаемой травы. Ему снился полет. Он летел, как коршун, высоко над горами, внизу все было такое маленькое, но значительное, не важное, не нужное. Вдруг внизу горы задрожали. Белые шапки вершин ринулись вниз, рассыпаясь в мелкие осколки, в пыль, везде слышался рокот, и гул страшной катастрофы… Он вздрогнул во сне, открыл глаза, проснулся. Но рокот не исчезал, вихри метались вокруг, вздымая кверху траву, вырванную с корнем. Шапка слетела и, поднятая вихрем, упала далеко от разбежавшейся в панике отары. Ветер исходил откуда-то сверху, прижимая к траве, мешая встать. Омар со злостью взглянул в небо. Тяжелый вертолет плавно снижался прямо на него. Пастух вскочил, намереваясь бежать. Но, завидев отца, мчавшегося к нему на лошади, вдруг расхрабрился, стал ждать. Ден подоспел вовремя. Он заблаговременно спрыгнул с лошади и, низко пригибаясь под порывами струй воздуха, приблизился к сыну. Колеса машины в это время коснулись луга, рокот стих, прекратился. Это был правительственный вертолет, принадлежащий лично Президенту. Ден подробно комментировал внешнюю форму машины, узнавая знакомые опознавательные знаки различия. Дверца наконец отворилась. Из ее овального отверстия вынырнул короткий бортовой трап. По нему на траву спустился Тир. Ден смял шапку и низко поклонился.
– Это Президент! – Сказал он Омару.
Омар застыл, разинув рот, удивляясь тому, как Президент смахивает на умалишенного, только без бороды, только без грязных косм на голове, только в парадном президентском мундире малинового цвета с эполетами на плечах.
Тир подошел к Омару, запросто, без церемоний протянул правую руку:
– Ну, здравствуй. Омар!
– Откуда вы меня знаете? – несмело подавая свою, зачем-то вытерев кисть о штанину.
– Ты спас меня, ты проводил в Нарфу. Ну, вот теперь моя очередь тебя отблагодарить.
Пока Тир разговаривал, сзади подошли два высоких красивых офицера в черных походных комбинезонах, с малиновыми беретами на голове. Их пытливые глаза шарили по фигуре Омара, одетой в нелепый костюм пастуха.
– Зачем они на меня так смотрят? – спросил, смутившись, Омар. Отец подвинулся вдруг вплотную и стал толкать сына в бок: – Проси, пусть заплатит, он же теперь Президент, Богач.
– Что хочет твой отец?!
Ден расхрабрился и стал говорить:
– Ведь вы прибыли, Господин Президент, нас отблагодарить, так?
– Да. И чего же ты хочешь?!
– Я когда-то продал на аукционе за полтора миллиона овец необычной раскраски. И у меня эти деньги украли грабители.
– Я дам вам эти деньги. Думар! – к Президенту подошел широкоплечий высокий офицер. Его тонкий торс, подтянутый широким поясом с болтавшейся на нем кобурой оружия, подчеркивал утонченную природную стройность и изящество фигуры.
– Запишите, пожалуйста, все, как положено, у чабана, пусть переведут мои Финансисты на его счет полтора миллиона. Думар увлек Дена в сторону, что-то расспрашивал, фиксируя в записной книжке авторучкой.
– Азон, подойдите, пожалуйста, поближе.
К Тиру и Омару приблизился другой офицер. Сухощавый, стройный, с пытливым умным взглядом синих глаз. Он держал матерчатый сверток в руке.
– Дайте форму Омару, пусть переоденется.
Азон протянул сверток пастуху. Омар дрожащими руками развернул ткань, внутри оказалась новенькая форма сержанта личной охраны Президента. Омар торопливо переоделся. Форма преобразила пастуха до неузнаваемости. Особенно красиво сидел малиновый берет. Орлиный профиль носа сочетался с силуэтом формы, придавая фигуре неповторимую мужественность и красоту.
– Ну, чем не охранник! – похлопывая смущенного пастуха по плечу, сказал Тир. Ден со слезами счастья на глазах молча любовался сыном. Мечта, его мечта сбылась, сбылась в сыне. Ден был счастлив.
– А теперь прощайся с отцом- и в путь! Ты принят на службу, а со мной не спорят! – твердым голосом приказал Тир.
– Собственно, а меня можно спросить, хочу я служить или нет?
Отец не стерпел. Нервы, вконец измотанные житейскими передрягами, сдали и на сей раз, вырвавшись сочной оплеухой по щеке Омара. Ее лязг эхом отозвался в горах.
– Вы его простите? – старый чабан плюхнулся на колени перед Тиром, хватая за руки, стараясь их поцеловать, – Он не ведает, что говорит!
– В нем чувствуется твердый нрав и чувство собственного достоинства, такие люди мне нужны.
Тир отдернул руку, жестом приказал отцу встать.
– Ну, полно вам, вы теперь миллионер, и вам не идет стоять на коленях. У нас так не принято.
– Так вы его берете?! – не веря своему счастью, лепетал отец.
– Ну да, конечно! – спокойно сказал Тир.
Затем он обнял Омара правой рукой за плечи и увлек к вертолету.
– А ты не смей перечить, слышишь, что я тебе сказал. Не смей?
– Нет, отец, не буду. – наклонив голову, словно провинившийся школьник перед учителем, ответил Омар…
Вертолет взмыл над пастбищем, унося Омара в вешнюю высь, в неизвестность, в новую жизнь. Ошеломленный отец долго еще стоял, наблюдая за маленькой движущейся в сторону Нарфы точкой, в которую превратился вертолет.
– Скажите, сержант? – нарушил молчание Думар, – Что значит ваше имя?
– Отец был рыбаком, когда я родился, он поймал в сети одного-единственного Омара, с тех пор я Омар, а он чабан.
– Ха-ха-ха! – дружный хохот заглушил рокот моторов.
– Вы напрасно смеетесь, Господин, -многозначительно заговорил Омар, в его голосе звучала обида, – Ведь имена дают нам родители?
– Не всегда. – Добавил Азон.
– Я что-то вас не понимаю, лейтенант. – Сказал Омар.
– Ну, например, Азон- это не мое имя.
– Я же собственными ушами слышал, – удивлению Омара не было предела, – что вас, лейтенант, все так называют.
– Все, да не все. Это не настоящее мое имя.
– А капитан Думар тоже носит не свое имя?
– Да, и я взял себе такое, какое мне больше всего понравилось.
– А что означают ваши имена?
– Мое, например, – сказал Думар, – значит Мудрый или Мудрец.
– А ваше, Азон?
– Мое? – Значит прозрачность и твердость, понятнее, сходно с алмазом, оно и прозрачно, как горный воздух, и твердо, как алмаз!
– Извините, господа, я обиделся на вас за смех.
– Ничего, мы не обидчивы. – тепло улыбаясь, ответил Думар.
– А ваши настоящие имена можно узнать?
Офицеры хранили молчание. Азон замурлыкал что-то себе под нос. Думар стал внимательно рассматривать проплывающие внизу пейзажи.
– Вы, Омар, – обратился Президент – подумайте над своим именем, следуйте и вы традициям личной охраны. Вы должны быть храбрым, сильным и крепким, как сталь! – высокопарно поучал Тир.
«Этот наследник забывается!» – раздраженно подумал Омар.
– Ну, если вы, Господин Президент, остры, как обоюдоострый меч, изображенный на ваших опознавательных знаках, то я, значит, Эфес у этого меча! -с пафосом иронии заметил Омар.
– А что, не дурно! – одобрительно сказал Тир, – почему бы вам не стать Эфесом?
– Считайте, что перед вами не чабан Омар, а Эфес, сержант вашей личной охраны! – с достоинством офицера утвердительно высказался уже Эфес…
Глава 12
Ошеломляющие перемены в жизни Омара-Эфеса подействовали на молодого человека двадцати лет от роду, никогда не жившего в большом городе, как на молодого ягненка сочный луг. Он смотрел на огромные дома, широкие улицы, всматривался в лица прохожих, и ему казалось, что все это уже принадлежит ему и для него. Как же, он теперь приближенный к самому Президенту, сержант его личной охраны. Новенькая парадная форма поблескивала на солнце золотым двух квадратиков на плечах куртки, и нагрудный знак личной охраны, который обычно носят за отворотом лацкана, сиял в лучах солнца, отражаясь в газах Эфеса искорками праздного восторга. Он шагал по улицам после первого дня службы, наслаждаясь переменой, и своей безоблачной будущностью. Он решил не заходить в отель, куда временно поселил его по распоряжению Президента Азон, а как можно дольше побыть наедине со своим теперешним положением. Его самолюбие тешили почтительные взгляды горожан, полуоткрытые зовущие губы красавиц, еще вчера спешивших поскорее пройти мимо. А сегодня, да, сегодня, малиновый берет с кокардой, изображением обоюдоострого меча, сверкающего на солнце металлическим блеском на фоне темно-зеленого овала щита, шли к смуглым тонким чертам лица, делали Эфеса неотразимым для юных сердец, провожающих его мечтательным взглядом, грезя втайне о таком парне. Эфес очутился в сквере парка, примыкавшего к Соборной площади. Он рассматривал с наивным любопытством все вокруг, все рассматривали его.
– Посмотри, Фред, какой индюк? – кивая в сторону Эфеса, спросил один из двух бородатых парней, разодетых в белые холщовые рубашки, подвязанные веревками, и в сандалиях. Несмотря на безобидный вид своей внешности, они тем не менее курили дорогие сигары, и у обоих в правом ухе торчала огромная золотая серьга с бриллиантом, крик моды молодых и богатых буржуа. По всей видимости, они не принадлежали к бездомным бродягам, а дорогие вещи говорили о богатстве их отцов.
– Слышь, Мет! – сказал второй, – То-то я смотрю, какие перья на нем?
– Фред, пощиплем цыпленка, а?!
– С удовольствием, Мет.
– Эй, ты! Сыч надутый? – крикнул Фред Эфесу, – Ты гуляешь в запрещенной зоне?!
Эфес не расслышал. Он продолжал идти дальше.
– Я тебе что сказал?! – подбежал Фред, грубо хватая Эфеса сзади за плечо. Он недоуменно резко повернулся и взглянул на бородатую лохматую голову.
– Вам чего? – глазами, полными наивной вежливости, смотрел Эфес на обидчика.
Фред опешил от неожиданности:
– Ты не понял, я, кажется, тебе сказал, что здесь гулять полицейским запрещено?!
– Это Президент запретил? – спросит простодушный пастух.
– Я запретил, понял! А чтобы ты это понял, я распишусь?
Фред с размаху воткнул свой увесистый кулак правой руки в солнечное сплетение Эфеса.
– А! – все, что успел сказать бедный сержант. Дыхание оставило его, рот по-рыбьи хватал воздух. Фред двинул Эфеса двумя руками по затылку, повергая наземь. Подоспевший Мет стал бить бедного охранника ногами. Тяжелый труд горца, с раннего детства, привыкшего вставать с восходом солнца и трудиться до вечерней зари, выросшего на парном молоке горного воздуха, подарил чабану крепкие мускулы и выносливость. Нападавшие быстро устали. Рубашки их взмокли от пота, прокуренные легкие часто с хрипом выдыхали воздух. Эфес почувствовал закипевшую злость. Он стал на колени, затем сбросил со спины, как овец, навалившихся обидчиков, вскочил на ноги. Но те разбежались в разные стороны. Он поднял валявшийся в пыли берет, стряхнул с себя грязь и, прикрывая лицо руками от любопытных взглядов, быстро вернулся в отель. В зеркале ванной он рассмотрел себя. Волосы в клочках запекшейся крови, под глазами огромные синие пятна. Несколько шишек на лбу. Тошнотворный привкус крови во рту и острая головная боль вызвали рвоту. Он долго стоял над умывальником. Затем разделся и вымыл голову холодной водой, смыл кровь. Чтобы не испачкаться кровью, быстро обернул голову полотенцем, затем достал из холодильника несколько кусочков льда, приложил к опухшему глазу, стало несколько легче, голова немного успокоилась. Он осторожно добрался до постели и, не снимая махровый халат, лег в кровать.
Утром за своим подопечным зашел Азон.
– Друг мой, да с вами обошлись нелестно! – воскликнул он, едва переступив порог. Эфес его узнал по голосу, так как видеть он не мог из-за припухлостей на лице.
– Вот что. Немедленно собирайтесь! Вас надо показать врачу.
Швыряя одежду, а кроме формы, перепачканной кровью, у Эфеса ничего другого не было, то Азон, естественно, швырнул Омару ее.
– Нет! – категорически запротестовал Эфес, – Я не хочу позора и насмешек, хватит с меня того, что вы меня видели?
– Да бросьте, Эфес? – настаивал Азон, – Никто на это не обратит внимания. Все мы по очереди ходим с подобного рода вещами время от времени. Обычное дело, без которого служба в охране немыслима. Поверьте, дружище! – убеждал Азон, пуская в ход красноречие обаятельным спокойным голосом. Эфес был неумолим. Видя бесполезность уговоров, Азон запустил последний довод:
– А что скажет Президент, не видя вас на службе?
– Я предпочитаю честь превыше службы. Насмешки других приговор для меня!
Азон нарочито с восхищением посмотрел на Эфеса:
«Да, с таким не соскучишься?» – сдерживая улыбку, подумал он, – В таком случае мне сказать нечего.
– До свидания, лейтенант. И не таите на меня зла? – сказал, прощаясь, Эфес.
– Бог с вами, друг мой? – уходя, обронил Азон…
– Твердость духа налицо! А! Каково, предпочитаю честь службе! А! – Президент восхищенно сказал Азону, когда тот доложил о случившемся. Азон добавил:
–У этих пастухов упрямства больше, чем у баранов?
– Лейтенант, если вы дорожите мундиром, советую прежде думать, затем пускаться в подобного рода рассуждения? – в серых глазах Тира сверкнули молнии, во всяком случае, так показалось Азону.
– Идите, лейтенант, и передайте Эфесу, что я даю ему три дня на выздоровление.
– Есть, Господин Президент! – Азон щелкнул каблуками, направляясь к двери.
– Стойте, лейтенант? – крикнул вдогонку Тир, – Когда он придет в себя, займитесь вместе с капитаном Думаром и обучите его всему тому, что мешает в подобных ситуациях получать отметины.
– Да, но, Господин Президент…
– Если для этого понадобится год, два, то не стесняйтесь, я не буду возражать.
– Есть, Господин Президент!
– Да, и еще скажите Думару, пусть зайдет?
– Хорошо! – и за Азоном закрылась дверь…
Глава 13
Азон бежал коридором жилого крыла дворца, наталкиваясь на важных жильцов. Те недоуменно бросали ему вслед пронзительные взгляды. Был поздний час. Гости расходились по комнатам после вечерних бесед с соседями. У двери Думара за столом под тусклым светом настольной лампы, сидела медсестра в белом халате и белой шапочке. Она пытливо смотрела на Азона, оторвав взгляд от толстой книги.
– Вам что угодно, Господин?
– Я к товарищу.
– Приходите завтра. Он только что после ванной, уже спит.
– У меня дело, не требующее отлагательств.
– Лечащий врач Президента категорически запретил нарушать установленный режим.
Непреклонные нотки в голосе девушки в унисон, сочетаясь с ее тембром, сказанного, твердили:
«Хозяйка, ни за что не пускать! Не пускать! Не пускать!»
Азон понял бесполезность уговоров. Круто повернулся и быстро пошел к выходу. Под окнами комнаты Думара росло раскидистое дерево, подступавшее из всех многочисленных деревьев парка ближе других к стеклам. Парк кишел охраной. По аллее ходил здоровенный сержант, время от времени вглядываясь в освещенные окна.
Азон подошел к нему.
– Кто идет?
– Лейтенант Азон!
– А, лейтенант!
– Послушайте, сержант, я к Думару, опоздал со службой. Вы бы не могли мне помочь взобраться на дерево. У того округлились глаза. На крупном щекастом лице выступила краснота от натуги мыслей.
– Но, лейтенант?!!! – начал было он. Но Азон уже взбирался по толстому стволу, цепляясь за выступы коры.
– Сейчас! – движением руки, скинув каску на затылок, охранник бросился на помощь.
Азон, почувствовав мягкий упор левой ступни в плечо сержанта, ухватился за ветку и быстро взобрался на ответвление ствола. Дальше пробираться стало легче. Ветки словно специально выросли для этого случая. Постовой, задрав голову, вглядывался в густую крону листвы, но разглядеть ничего не удавалось в сплошной темноте. И лишь характерный дребезжащий звук открываемой рамы окна убедил его в том, что лейтенант достиг цели. Он постоял еще с минуту. Затем надвинул каску на лоб, заложил руки за спину и сдвинулся с места. Азон спрыгнул с подоконника на пол. Мягкая ворса ковра заглушила прыжок. В комнате царила тьма. Он некоторое время стоял не двигаясь, боясь наткнуться на что-либо в темноте. Очертания кровати слева у стены медленно проступали в отступающей темноте. Рядом обозначилось инвалидное кресло. Сердце дрогнуло у Азона при виде этого предмета, заменяющего теперь ноги другу. Он направился к постели. Думар спал, не слыша гостя. Азон постоял в нерешительности над головой, затем дотянулся рукой до ночника, включил свет. Больной зажмурил глаза, затем открыл. Удивление в них сменилось теплотой улыбающегося взгляда.
– В столь поздний час, невидим глазом… – процитировал Думар строчки известного поэта.
– И дни разлуки нипочем. – Дополнил Азон. Друзья весело расхохотались. Но, вдруг, испугавшись громкого смеха, Азон прикрыл рот правой рукой и немного присел.
Думар поднес указательный палец к губам:
–Тсс-с! – прошептал он.
Азон на цыпочках подошел к двери, прислушался. В коридоре царила тишина. Убедившись, что их не слушают, он так же тихо вернулся к другу.
– Вы знаете, я к вам по очень важному делу…
Он сбивчиво, путаясь от волнения, рассказал Думару об Отшельнике и закончил словами: – Что вы думаете на этот счет?
– Похоже на какой-то бред. Но если это правда?
Азон обиделся:
– Вы, Думар, не доверяете мне?!
– Извините, дорогой друг, я вовсе не хотел вас обидеть. Ведь когда ты минуту назад был здоров, как бык, мог бегать, лазить, наконец, по деревьям! – он посмотрел на Азона, – А, тут…
Азону показалось, что он не верит и не доверяет ему. Да, горькие мгновения несчастья, они неумолимо меняют характер, ложатся тяжким бременем на все человеческое существо. Жизнерадостность, бившая ключом энергия, куда все подевалось? Смято, растерзано болезнью.
– Ну хорошо, если вы мне не верите! – Думар было открыл рот для протеста, но Азон остановил его жестом правой руки! – Если вы мне не верите, то от прогулки не откажетесь, я надеюсь?
– Как это?
– А вот в этом кресле.
– Вы меня повезете в горы?
– Не совсем …, – Азон обстоятельно объяснил, как он собирается доставить его к Отшельнику.
Думар долго соображал. Затем сказал:
– Чем валяться целыми днями беспомощным бревном, лучше пощекотать нервы прогулкой.
– Ну так за дело, дорогой друг? – Азон наклонился над постелью, больной обхватил его руками за шею и, помогая другу корпусом, помог усадить себя в кресло. Далее Азон подкатил кресло к окну, наклонил и поставил столешницу стола к подоконнику, так, чтобы образовался уклон. Далее развернул кресло спинкой к уклону столешницы и покатил до упора колесами. Затем открыл окно во всю ширь и вынул центральную раму.
– Как это неприятно, что я не могу ничем помочь.
– Не расстраивайтесь, Думар, вам хватит работы.
Азон вынул из внутреннего кармана куртки тонкий капроновый канат и ловко продел и закрепил его под креслом в нескольких местах, затем соорудил небольшую петлю и надежно укрепил ее на спинке кресла. После этих процедур он сорвал с постели одеяло,
заботливо укрыл спину Другу и нырнул в ночной мрак за окном. Волнение друга передалось Думару. Минуты длинной чередой тянулись, делая невыносимым ожидание. За окном слышались отдаленные гудки кораблей в море, стук колес далекого поезда, одинокий шум двигателя с улицы проезжающей, очевидно, патрульной машины. Стрекотание цикад неслось в открытое окно, вплетаясь в едином ансамбле ночи. В их хор включился незнакомый, но близкий по звучанию звук. Он нарастал, приближаясь с каждой минутой, становился отчетливым и резким, похожим на пение сверчка. Это пение нарастало рокочущей волной, внезапно хлынувшей с вышины ночного неба. Думар завертел головой, сбросил одеяло, стал ждать. В окно следом за рокотом ворвался вихрь ветра, разметав в разные стороны волосы на голове больного. Следом внесло стальной трос с трезубым наконечником в виде острых загнутых вовнутрь крючков. Он метался в завихрениях ветра из стороны в сторону, убегая от рук. Наконец Думару удалось поймать трос. Он быстро вдел наконечник в петлю, затем завязал узлом и стал дергать за него. Трос вдруг натянулся, как струна, медленно пополз вверх, увлекая кресло с Думаром. Колеса катились по уклону столешницы, приближая окно все ближе и ближе, и когда они поднялись на уровень подоконника, кресло вдруг бешено рванулось с ограниченного пространства комнаты в ночь. Азон почувствовал резкое отклонение «Слепня» и тут же увидел стремительный полет кресла. Он быстро бросил машину вперед и погасил колебание. Затем, включив тумблер «подъем груза», взял курс по направлению гор. Думар, вцепившись в поручни вращающегося кресла, с замиранием сердца наблюдал, как темное пятно дворцового парка вдруг, стремительно уменьшаясь, растаяло в ночном мраке, а внизу уже замелькали огни города. Черное брюхо вертолета приближалось. Зияющий зев глотнул, наконец, кресло, пространство внизу отсеклось закрывшимися створками. Думар облегченно вздохнул.
– Ну как?! Вы там живой? – шутливо спросил Азон сквозь смотровое окно, соединяющее грузовой отсек с кабиной, – И мечтаю поскорее сесть рядом! – в тон крикнул Думар. Приподнятое настроение друга- удачное начало, Рокот двигателей мешал говорить. Азон ограничился улыбкой… По коридору жилого крыла дворца, ранним утром, подбоченись, быстро шел своей излюбленной походкой, бывший Советник царя, теперешний Советник Президента Мира. Лакий вменил ему в обязанность каждое утро справляться лично о здоровье капитана Думара и докладывать на утреннем приеме. Еще издали в конце длинного коридора Риши увидел толпу людей, сгрудившихся у дверей комнаты Думара. Чуя неладное, Советник ускорил шаг.
– Я ничего не знаю! – трясла головой раскрасневшаяся от слез медсестра. Она сидела за столом у распахнутых дверей, ведущих в комнату, закрыв обеими руками лицо, и громко всхлипывала. Над ней стоял начальник дворцовой охраны майор Жевиль и громоподобным голосом вел допрос:
– Я спрашиваю, где вы были в эту ночь?!
– Я ничего не знаю! – однозначно отвечала она перепуганным голосом.
– Что произошло? – издали спросил Риши.
– Капитан Думар пропал?! – становясь в стойку «смирно» и выпячивая грудь колесом, громко гаркнул Жевиль.
– С вас, майор, шкуру спущу! – угрожающе ринулся Риши на громадного верзилу майора, в сравнении с юркой и невысокой своей фигурой.
– Я не виноват, не виноват! – залепетал вдруг майор, – Я обнаружил пропаду еще ночью, когда…
– Прекратить оправдания! Трое суток ареста! Идите! – кричал Риши.
Майор круто повернулся, собираясь уходить.
– Постойте? – остановил его Риши, – Назначьте расследование? – и, смягчаясь, добавил, – потом уж садитесь под домашний арест!
– Есть! – выпалил майор, делая поворот кругом. Советник торопливо зашел в спальню. Разбросанная постель. Одеяло у разобранного окна, столешница от стола приставлена к подоконнику. Риши подбежал к окну. Заглянул в оконный проем, посмотрел зачем-то вверх. Затем быстро вышел из комнаты и зашагал коридором, направляясь в служебное крыло дворца. Что он скажет царю, как отреагирует тот. Но больше всего он боялся опалы, недоверия. Риши привык к доверию царя и пользовался им в своих личных интересах, выколачивая все, что позволяли рамки приличия. Так был построен особняк вдали от любопытных взоров на берегу тихой бухты. Так было сколочено тайное Соглашение между своими коллегами в содействии по захвату власти. А теперь, что ждет его теперь? После утраты сына Царь, как малое дитя, привязался к этому калеке, и теперь сказать о нем можно что угодно. Да-а, времена. Но Риши тешила лишь одна мысль- наследие власти. Все остальное неважно, не существенно, не главное. Он замер перед кабинетом Президента. Расфранченный адъютант в парадном капитанском мундире встал по стойке смирно, приветствуя Советника:
– Президент ждет вас. – сказал адъютант.
Риши удивленно вскинул брови. Ведь этот франт даже не удостоился сообщить о приходе Советника:
«Странно! – подумал Риши, – Наверное, уже все знает», постояв мгновение перед дверью, толкнул ее и вошел внутрь. Переступив порог кабинета, Риши не глядел по привычке вперед, а поворачивался лицом к закрываемой двери, как бы удостоверяясь в том, что она надежно закрыта, затем уже взгляд переводил на царя. Так было и на этот раз. Когда взгляд с его лисьей физиономии упал на Президента, лицо медленно стало преображаться. Черты заострились, верхняя губа выпятилась вперед, голова сильнее втянулась в плечи, глаза округлились и, скрываясь под насупившимися лохматыми бровями, быстро забегали в крайнем замешательстве. Перед Риши за письменным столом сидел наследный принц Лакии Тир.
– В-вы?! – все, что он смог произнести.
– Да, как видите, Тир! – властно проговорил наследник.
– Распорядитесь объявить траур по отцу. Он умер сегодня ночью. И готовьтесь к похоронам, Он должен быть похоронен с почестями, как солдат, достойный своего народа. Советник трясущимися руками записывал распоряжения нового правителя на листке, который извлек из папки.
– И подготовьте мое выступление по телевидению. Я не собираюсь тратить время и уже приступил к своим прямым обязанностям!
– Хо-хорошо, Господин Пре-з-зи-дент! – закивал Советник. При этом губы у него тряслись, а щеки, белые, как мел, дергались по очереди, то одна, то другая.
– И я вижу, что вам необходимо прийти в себя, поэтому не ходите дня три ко мне на доклад. Соберитесь с мыслями и перестройтесь. Нас ждут большие дела. Тир мечтательно посмотрел в окно, затем перевел взгляд на Советника, – Доложите мне по видеофону о состоянии дел на сегодняшний день в стране? Можете идти!
Риши передернуло, когда он увидел пренебрежительный жест кистью правой руки, указывающий ему на дверь. Такого не позволял себе даже Лакий со своими подчиненными. Риши вышел, не закрыв за собой дверь. Адъютант тут же вскочил с места и осторожно прикрыл дверь кабинета. Злость, замешанная на ненависти к Тиру, подступала комом, сдавила горло. Мысли смешались. Там, стоя перед ним в кабинете, Риши машинально кивал, записывал, бросал реплики, не задумываясь над происшедшим. Теперь же, наедине с собой, он наливался гневом. Достаточно незначительного укола со стороны, и бурный поток ее захлестнет, изливая яд на подвернувшуюся жертву. Мышиные глазки Советника забегали по сторонам. У самого кабинета на глаза попался Орт.
– Капитан? – окликнул его Риши. Орт с готовностью услужить любимому начальнику подскочил, грациозно вытягиваясь в стойке смирно. – Зайдите! – сухо бросил Риши. Капитан, подмигнув адъютанту, застывшему за столиком у входа в кабинет, вошел следом.
– Что? – зло начал Советник, – бородка уже выросла и усы?
– Так точно, Господин Советник! – выпалил Орт.
– Вы, наверно, знали, что он жив?
– Вы говорите загадками, господин Советник?
– Вы боялись, что он вас узнает, признайтесь. Орт? – глядя снизу-вверх, буравил Риши свою жертву маленькими глазками.
– Право, я не знаю, о ком вы?
– Исчез Думар. – уклончиво начал Риши.
– Как? Он же калека?!
– Вот-вот, и я вас хочу спросить, как?
– Ну так он не мог далеко уйти, его найдут!
– Вы что, на самом деле такой идиот, или притворяетесь?
– Вы забываетесь, Господин Советник, я капитан и дорожу честью мундира.
– В эту ночь вы, Орт, потеряли все, и вашу честь, и ваше звание!
