Валентин Пичугин
Сероводород
– Понимаю, – сочувственно кивнул он, пресекая её попытки отблагодарить его деньгами. – До свидания, баба Дуня.
– Спасибо тебе, добрый человек!..
День разгулялся. Пасмурное утро растаяло, как и выпавший ночью снег, перетекая к полудню в солнечный, словно мартовский, день. Дорога к базе оказалась разбитой, и Генке пришлось обходить огромные и глубокие лужи, сходя порой на обочину и сторонясь идущих мимо гружёных машин. Тем не менее, несмотря на его старания, ботинки изрядно намокли, когда он подошёл к проходной – низкому серому зданию, за которым виднелся административный корпус и множество огромных резервуаров, рассеянных по всей обозримой глазу промышленной зоне.
– Мне необходимо встретиться с начальником базы. Виктор Мордасов, так, кажется, его зовут? – обратился он к стоящему на крыльце человеку в чёрной спецовке с жёлтой надписью «Охрана» на спине.
– С кем-кем? – охранник выронил сигарету и захохотал, крикнув в открытую дверь. – Мужики, идите сюда?
Из тёмного проёма показались молодые ребята в одинаковой униформе.
– Витьку Мордасова не знаете случайно? – охранник изобразил серьёзность на лице, но не выдержал и засмеялся, видя, как согнулись в приступе хохота его товарищи.
Геннадий не понимал причины веселья и ждал, когда закончится припадок, внезапно поразивший работников базы.
– Харе ржать! – послышалось из коридора. При виде худощавого, с блёклым, словно выцветшим лицом, человека веселье смолкло. Он подошёл к Геннадию. – Вы к кому?
– Мне надо увидеть начальника базы.
– У вас есть предварительная договорённость?
– Нет, в этом есть необходимость? – разозлился Генка.
– Ждите. Сейчас узнаю, сможет ли Виктор Михайлович вас принять, – «блёклый» исчез в сумраке помещения.
Геннадий повернулся к примолкнувшим охранникам:
– Что не так?
– У начальника фамилия Харин. Виктор Михайлович Харин. Мордасовы – это по-уличному, типа, кличка такая, – объяснил один из них, и они снова, но значительно тише, захихикали.
В боковом кармане тренькнул смартфон. Звонил хозяин дома, где он остановился на ночлег. Вчера, за вечерним чаепитием перед сном, они обменялись контактами, чтобы в случае необходимости быть на связи.
– Да, Игнат Степанович? – откликнулся Геннадий, отходя в сторону и постукивая ботинком о ботинок. Промокшие ноги начали подмерзать, а недавняя рана стопы напомнила сверлящей, словно зубной, болью.
– Беда у нас, паря! Настасью убили, – глухо раздалось в трубке. – Если сможешь, то сходи туда, узнай. Я тоже скоро подтянусь.
– Как убили? Зачем? – до Генки не сразу дошёл смысл сказанного, но в трубке раздались короткие гудки.
Он ещё некоторое время обескураженно смотрел на потухший экран телефона, постепенно осознавая свалившуюся беду, а потом бросился бежать, не разбирая пути и вынуждая большегрузы сворачивать с дороги.
У дома Анастасии Ивановны несколько женщин что-то оживлённо обсуждали. Генка взлетел на крыльцо.
– Да жива она, жива. Только плоха очень, – остановила его в дверях соседка, промокая платком уголки глаз. – Нельзя пока туда, фельдшер не велела.
– А что же случилось? Ведь мы вчера только расстались.
– Ребятишки из клуба шли, ну, и увидели её на дороге. Домой отвели, а родителям только утром рассказали. А уж когда мы пришли, она еле дышала.
– Что же она, упала? Или обидел кто?
– Не помнит. Только на голове рана большая, доктор говорит, что кровопотеря большая. А ей много ли надо? Возраст.
Дверь из избы отворилась и вышла медсестра с чемоданом в руке.
– Есть кто близкие?
Геннадий шагнул вперёд.
– Жду врача из района, мы её не довезём. В лучшем случае – неделя.
– Я могу с ней поговорить?
– Не желательно, а, впрочем, это сейчас уже и не важно.
На низеньком диване под тканевым покрывалом лежала баба Настя, Генке показалось, что она как-то уменьшилась в размерах. На забинтованной голове зримо расплывалось алое пятно.
– Как же так? – Генка присел на корточки и прикрыл её руку ладонью.
Старушка открыла глаза:
– Ты? Домой пойдёшь, Верному сухарики забери. Они в чугунке на плите лежат. Я их в бульон кладу и сушу потом. Больно он их любит.
У Генки комок к горлу подступил:
– Баба Настя, не умирай. Очень тебя прошу.
Женщина улыбнулась:
– Ни в коем разе. Опять не моя приходила. Я уж свою буду ждать.
– Какой же я дурак, что вас послушал. До дома не проводил.
– Не кори себя. Она бы меня и дома достала, – при этих словах она застонала и прикрыла глаза.
– Кто? Вы что-нибудь видели?
– Видела, – дыхание её стало сбивчивым, словно в груди зашумел вскипающий чайник. – Камешки забери. Они блестят, когда морем умытые. А как высохнут, вся красота меркнет, обычные булыжники… Ты его не бойся, вон какой шлейф за ним. Он ещё много бед натворит, но тебя не тронет. Побоится…
Дверь приоткрылась, в комнату вошёл Игнат Степанович и вопросительно посмотрел на постояльца. «Как она?»
– Бредит, – Генка поднялся, прикрыв краем покрывала её руку.
– Не знаешь, что случилось? Может видела кого?
Генка помолчал немного:
– Нет, ничего не видела. Скорее всего поскользнулась и ударилась головой.
– Ты думаешь? – Игнат Степанович подозрительно посмотрел на него.
– Не маньяк же в Каменных Ключах стариков убивает? – неожиданно для себя с вызовом ответил Геннадий и вышел из избы.
В палисаднике возле дома несколько женщин скорбно шептались между собой. Он заметил среди них соседку и попросил её отойти в сторонку:
– Не знаете, какие ребята нашли Анастасию Ивановну и довели её до дома?
– Да как не знать? Нюрки Самойловой мальчишка, говорит, домой шёл с танцев.
– Подскажите, как найти их дом.
– Прямо иди, до центра. А у магазина на Кулижки сверни. Как же она сейчас называется? – женщина попыталась вспомнить название улицы. – А, там сейчас таблички на избах повесили. Седьмой дом от магазина, с жёлтыми наличниками и зелёной крышей. Да там спросишь кого-нибудь. Только он теперь в школе, наверное.
Геннадий поблагодарил и вышел за калитку. Саднила ступня. Напротив дома, через дорогу, стояла «Вольво», и он подошёл к машине.
– Здравствуйте, можете меня до школы подвести? Я заплачу.
Водитель опустил стекло, и Генка узнал в нём недавнего работника базы, ушедшего за разрешением на встречу с начальником.
– Я сам тебе могу заплатить, – хамовато ответил парень. – Я на таксиста похож?
– Извини, – Геннадий отошёл в сторону, пропуская встречную машину. Из приоткрытого окна остановившегося чёрного джипа послышался смех:
– Здорово, Химик! Ты часом не ритуальщиком подрабатываешь? Так говорят, что бабка ещё живая. Устанешь ждать.
– А вы часом не могилу копать приехали? – послышалось из «Вольво».
Новый взрыв смеха заглушил громкую музыку в салоне, от которой вибрировал даже корпус автомобиля.
– А что, есть желающие быть погребёнными?
– Ладно, езжайте. Некогда мне с вами бакланить, – отмахнулся Захар, видя, что его клиент быстром шагом удаляется от дома.
– Борзый ты стал, Химик. Запомни: каждому своё. Вор ворует, фраер пашет, – внедорожник рванул с места, расплёскивая жижу из-под колёс на серую обочину. Следом развернулась и белая «Вольво», догоняя недавнего беглеца. Когда седан поравнялся с Геннадием, Захар притормозил:
– Эй, москвич! Садись, подвезу.
Генка забрался в салон, предусмотрительно отряхнув грязь с обуви:
– Мне бы до школы, если по пути.
– До школы? – Удивился Захар и тронулся с места. – Поздно тебе учиться.
Он надеялся, что приезжий поделится причиной похода в храм науки, однако его пассажир промолчал. Они проехали ещё несколько сот метров и остановились перед серым зданием, окна двух верхних этажей которого были забиты фанерными щитами.
– Она работает? – недоверчиво спросил Геннадий, глядя на эту «маскировку» фасада.
– Ещё как, – откликнулся водитель, прикуривая сигарету. – А, ты про это? От голубей, наверное, стёкла берегут. Раньше в три смены учились, а сейчас и один этаж великоват.
– Сколько я должен? – Генка открыл дверь и повернулся к Захару.
– На базу-то ещё придёшь? – не ответил водитель. – Виктор Михайлович не любит этого.
– Чего не любит? – пассажир с интересом взглянул на Химика.
– Не любит, когда приходят без спроса и уходят, не дождавшись разрешения, – пояснил Захар, выпуская облачко ароматного дыма.
– Даже так? А как же я в школу без высочайшего соизволения? – язвительно поинтересовался Генка.
– Да я не о том, – Захар отмахнулся. – На базу попасть теперь шансов немного.
– А, вон вы о чём? Пустяки. Уверен, что этот вопрос Яков Соломонович решит без проблем, – Геннадий вышел из машины и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Он шёл к парадному подъезду школы и улыбался про себя, вспоминая забавный случай из прошлого, когда ему удалось попасть на особо охраняемую территорию комбината в Оренбурге. Всё тот же Яков Соломонович чудесным образом помог в первый раз открыть неподдающиеся засовы строгого запрета. Кто такой Яков Соломонович, Генка и сам не знал. Первое, пришедшее на ум имя и отчество произвело «неизгладимое» впечатление на руководство комбината, и они допустили его, тогда ещё начинающего журналиста, в святая святых, и даже больше, нутра химического монстра, душившего окрестности своими выбросами.
Какое-то время Захар смотрел вслед прихрамывающему журналисту, потом достал телефон и набрал номер:
– Степаныч, ты? А где он? Димон, ты что ли? Сейчас к тебе один кент подойдёт, будь добр, отследи с кем он встречаться будет. Замётано. С меня магарыч.
Машина плавно тронулась, старательно объезжая наполненные водой лужи.
В фойе здания суетились ученики, «броуновское движение» которых трудно было понять. Одни меняли «вторую обувь» на ботинки и сапоги, намереваясь побыстрее покинуть школу, другие – напротив, переобувались, чтобы пройти мимо бдительного вахтёра внутрь. Через короткое время они менялись ролями, словно то, что было сделано ранее, являлось генеральной репетицией по примерке обуви.
Геннадий поймал рыжего пацанёнка за плечо:
– Самойлова помоги найти.
Конопатый почесал лоб, озабоченный тем, что его марафон по кругу был прерван незнакомым мужчиной, но быстро пришёл в себя:
– Сколько дашь?
– Разве что по затылку, – восхитился Генка наглостью юного флибустьера.
Рыжий тут же развернулся в сторону вахты:
– Дядь Дим! А чё этот пристаёт?!
От турникета к ним приближался охранник:
– Вы что хотели?
– Они у вас все такие? – вопросом на вопрос ответил Геннадий. Он ещё пребывал в крайнем изумлении от проявленной только что предприимчивости яркого представителя племени «младого, незнакомого».
– Таких-то? Через одного, – улыбнулся молодой человек.
– Мне необходимо увидеть ученика по фамилии Самойлов.
– Зовут как? У нас их три, кажется, – вопросительно посмотрел охранник.
– Не знаю. У него маму Нюрой зовут.
– Нюрой, – он усмехнулся. – Анна Сергеевна в школе учителем работает. Сына Егором зовут. У них скоро уроки закончатся. Пустить в классы не могу, сейчас всё строго. Вы по какому вопросу хотите его опросить?
Геннадий уклонился от ответа и достал редакционное удостоверение:
– Я журналист, мне надо с ним побеседовать.
– Вы меня неправильно поняли. В здании школы посторонним можно общаться с подростками только в присутствии взрослых. На улице – как посчитаете нужным. Когда он мимо пойдёт, я вам на него укажу.
– Я понял, спасибо, – в ожидании Геннадий присел на скамейку у дверей.
«… Он ещё много бед натворит, но тебя не тронет. Побоится…» – всплыли слова Анастасии Ивановны. – Интересно, что она имела ввиду? Арсений Филиппович мёртв. Что бредила – не похоже. Ещё эти камешки. Какой в её словах смысл?»
– Здравствуйте, сказали, что вы меня ждёте, – перед ним стоял парнишка, словно сошедшая с постера точная копия Орландо Блума, только молоденький.
– Да, меня зовут Геннадий. Я журналист из Москвы.
– Про олимпиаду писать будете? – мальчишка взъерошил густые тёмные волосы.
– Не понял. Почему про олимпиаду?
– Из области приезжали брать интервью, я и подумал, что снова об успехах в учёбе, – смутился парнишка.
– Что же, учишься хорошо?
– По-разному бывает. Так получилось, что областную олимпиаду выиграл, вот и прославился.
– Ух, ты! Молодец! – поприветствовал Генка его успех и уточнил. – Олимпиада по химии была?
– Почему по химии? – недоуменно спросил тот. – По истории. Наверное, мне просто повезло.
– Так не бывает, брат! Везёт тому, кто везёт. Если домой идёшь, может по дороге поговорим?
– Хорошо. Я только куртку из гардероба заберу, – охотно согласился подросток.
Когда они вышли на крыльцо, охранник набрал номер Захара.
– Ушёл твой объект и мальчишку Анны Сергеевны увёл. Куда пошли? Откуда я знаю. Домой, наверное. Нет, я не пью. Мне бы отгул в конце месяца, – завершив разговор, он пробурчал сердито. – Хозяева жизни, нашли следопыта.
Сообщение охранника школы обескуражило Химика. «Зачем ему понадобился пацан? Может мамашу потрясти, вдруг что знает?» Он не забыл её «неуд» по литературе, который испоганил аттестат со злополучным «удовлетворительно» среди всех четвёрок и одним «отлично» по химии. Лично его это не удовлетворяло, и он поклялся отомстить за унижение. Позже чувство мести переросло в желание прийти в школу после техникума и сунуть диплом учительнице под нос. Со временем обида померкла, подёрнулась пеленой безразличия, но, как оказалось, не умерла совсем, а притаилась в самых глубоких закоулках его души.
– Я на иномарке езжу, «саламандру» ношу, а вы, Анна Сергеевна, в резиновых ботиках и пешедралом, – вырвалось у него, когда он поднимался на крыльцо проходной базы.
– Не понял, Захар? Кто пешедралом? – окликнул его один из сторожей.
– Заткнись, я не тебе, – зло огрызнулся Химик, оставляя в недоумении застывшего у входа «секьюрити».
В тёмной кишке длинного и узкого коридора, ведущего к административному корпусу, он остановился и замер. «Клятву надо исполнять, раз обещал». Ещё через мгновение вновь послышались его гулкие уверенные шаги, которые вскоре стихли.
Директор базы Виктор Михайлович Харин мерил шагами просторный кабинет, иногда останавливаясь и внимательно рассматривая развешанные по стенам дипломы, сертификаты, вымпелы. Со стороны могло показаться, что он наполняется гордостью, вглядываясь в строки о достижениях, высоких результатах в работе и прочую ерунду. Однако это было не так. С таким же успехом ему пришлось бы задержаться у листа бумаги с рецептом изготовления салата из листьев латука с медово-цитрусовой заправкой или описанием технических характеристик только что сошедшего с конвейера автомобиля в городе Йокосука.
Его мысли были заняты другим. Градус напряжения во взаимоотношениях с супругой достиг своего апогея. Нет, он не вырвался наружу, сметая и круша всё на своём пути, не обрёл форму затяжных, повседневных семейных скандалов, которые подобно серной кислоте растворяют в себе живую ткань взаимоотношений двух живущих вместе людей.
Происходящее с ними напоминало мину с часовым механизмом, которая ждёт своего часа, когда стрелка пройдёт полный круг и замрёт в заданной точке, являя новый отсчёт, где нет места ни минутам, ни метрам, ни жизни вообще.
Начальник отдела сбыта, пришедший с докладом о ситуации по отгрузке товара, был изгнан из кабинета, не успев толком изложить свою реляцию об успехах на маркетинговых фронтах. Досталось и секретарше Карине, которую он пообещал отправить в «пастичерию». Именно это незнакомое слово обидело её больше всего и заставило рыдать без слёз в закутке приёмной, где находился столик с кофе-машиной и набор чайной посуды. Её обиженное воображение нарисовало затхлый хлев, овец, с грязной, в колтунах, шерстью и пьяного скотника с потухшей и прилипшей к нижней губе папиросой, готового поймать и изнасиловать всех, кто попадётся под руку. Она махала ладошками на лицо и подвывала. Дать волю чувствам во всём женском многообразии форм она не могла: слишком много времени было потрачено на утренний макияж, который обязан устоять до конца дня, чего бы это не стоило. «Ладно, ты у меня ещё попляшешь. Ты меня ещё не знаешь», – мысленно повторяла она. Подобные заклинания сушили глаза лучше любой салфетки, что было не раз проверено на опыте. «Только не вспоминать про овец, не вспоминать про скотника, не вспоминать …»
– Ты долго там ещё будешь вздрагивать? – раздалось из приоткрытой двери директора. – Найди мне начальника охраны.
– Туточки я, – Захар откинул занавеску. – Ой, а чё это мы такие расстроенные, такие огорчённые?
– Идите уже, – оттолкнула его Карина и шепнула в сторону. – Может третьим будете на расправу.
– Ты чего развоевался? – Захар прикрыл дверь. – Сбытчик в слезах, Каринка в соплях. Поехали в сауну, развеемся, а?
Виктор присел в кресло и растерянно оглядел стол от края до края.
– Потерял что? – Захар отодвинул стул и присел. – А, понял. С Валеркой поцапался? Ну что ты как маленький? Или до сих пор не поймёшь, что они с Тёмкой…
Он сжал лодочкой обе ладони и постучал по столу. Виктор размахнулся и ударил. Если бы Химик не отпрянул, роняя равновесие и падая вместе со стулом к стене, то мощный хук мог отправить его на пару недель в больницу.
– Ты сдурел что ли? – заорал Захар, пытаясь подняться с пола.
Виктор, выбежав из-за стола, рванул приятеля за грудки и поставил на ноги:
– Говори, что знаешь?
– Не знаю я ничего, – заблажил начальник охраны, пытаясь дотянуться до ушибленного локтя. – Слышал, что её машину в офисе филиала видели.
– От кого слышал? – прошипел в ухо Харин, брызжа слюной в лицо.
– Откуда я помню? Да и давно это было. Мало ли похожих машин? – включил Захар «заднюю», действительно испугавшись разъярённого друга.
Виктор отпустил его воротник, стряхнул невидимую пылинку с пиджака и, положив руку на плечо, медленно, по слогам произнёс:
– Ещё раз своим грязным помелом махнёшь – вырву язык.
Он вернулся к столу, сел в кресло, провёл ладонью по матовой поверхности чёрной столешницы.
– Ты, наверное, думаешь, что, закопав меня, останешься чистым ангелом в голубых шортах? Нет, брат, ошибаешься. Да, я совершил ошибку, излишне доверяя и посвящая тебя в свои дела, полагая, что рядом со мной друг. Собственно, так оно и было. Вспомни, как тебя топтали в школе, как тащил я тебя за собой на высокие должности. Теперь ты возмужал, окреп. Богатырь. Только запомни, дружок, глиняные у тебя ноги. Уберут меня, конец и тебе настанет. Ты без меня – никто, и никогда ничем не был. Так, пустышка. Сними с тебя форму, лиши бабла – как есть Федька, даже хуже. У того руки золотые были, пока не спился. А у тебя что? Ты даже похож на скунса – обдристать всё вокруг, изгадить. Вали отсюда, чтобы я тебя больше не видел.
Но Захар не ушёл. «Сейчас или никогда». Он поднял упавший стул, пододвинул его к столу и присел, глядя в упор на хозяина кабинета:
– А теперь вот что я тебе скажу. Да, ты у нас ледокол, и папа твой – крейсер. Легко тебе за ним плылось. Подскажет, направит, если что, защитит. А у меня тётка, я от неё ничего, кроме ссаной тряпки по морде не видел. Вот и прилип к тебе, плывущему по течению. Такая рыба-прилипала. А что даром силы терять, льды раздвигать, когда есть такие олени, как ты? За то время, пока я на тебе плыл, от моего засоса дырка в корме образовалась. Оторвёшь меня и утонет твой ледокол, никакой крейсер не поможет. Это тебе мой сказ, чтобы не думалось. А теперь к делу. Плыву я с тобой, пока оба не потонем. А чтобы не было соблазна меня от себя оторвать, хочу получить страховку. Пятьдесят процентов от твоего навара с сегодняшнего дня меня устроит, чтобы хватило сил до другого корабля доплыть.
Химик поднялся и, глядя на стул, уронил его на пол.
– Кажется, он так лежал. Да ты, Витёк, – сделал он упор на имени, направляясь к выходу, – не спеши пузыри пускать. Успеешь ещё утонуть. Подумай хорошенько, а к концу смены доложишь мне о своём решении.
Дверь тихо прикрылась, оставляя Харина в одиночестве и растерянности. «Вот и настала пора подводить итоги и принимать решение, либо Захар должен исчезнуть, либо мы плывём дальше вместе, пока не утонем». Виктор понимал, что за это время приятель стал его органом, подобно руке или ноге, не самым работоспособным, часто доставляющим много хлопот, но необходимым, а, быть может, и главным. «Надо соглашаться, избавиться всегда успею, благо исполнители такого дела имеются. Только делать это надо, когда противник меньше всего ожидает подвоха». Приняв решение, он несколько успокоился и позвал Карину:
– Верни мне начальника охраны …
Геннадий дожидался парнишку на крыльце школы. Мимо него сновали дети, радуясь окончанию учебного дня.
– Куда мы идём? – спросил вышедший из дверей Егор, натягивая на ходу куртку и щурясь от бликов залитых солнечным светом луж.
– Я думал, что ты спешишь домой?
– Да, но хотел до бабушки дойти, которая вчера на улице лежала, – Егор посмотрел на Геннадия, словно согласовывая с ним план дальнейшего маршрута.
– О ней я и хотел с тобой поговорить. К Анастасии Ивановне пока нельзя, она себя неважно чувствует. Идём в сторону твоего дома, нам по пути, я у Игната Степановича остановился. Да и мне надо успеть собаку накормить.
– Окей, – Егор кивнул головой. – Так что вы хотели узнать от меня?
– Скажи, в котором часу это было?
– Когда я привёл бабушку домой?
– Нет, когда ты её обнаружил? И в каком месте? – Генка оттянул мальчишку за рукав на обочину, пропуская встречную машину.
– Место я вам сейчас покажу. Это чуть дальше моего дома, возле проулка. А время? – он что-то подсчитывал в уме. – Десять двадцать – десять тридцать.
– Ты так хорошо запомнил?
– Нет, у бабы Насти в доме на стене часы с кукушкой. Они одиннадцать прокуковали, когда я помог ей на кровать лечь.
– А полчаса вычел на дорогу? – Геннадий прикидывал, сколько старушка могла пролежала на земле, вспоминая, в котором часу они пошли её провожать с Верным.
– Точно, вот это место, – воскликнул Егор, останавливаясь у прохода между изгородями.
– А с кем ты возвращался домой? Кто ещё из мальчишек был с тобой и может подтвердить сказанное.
– Никого, – Егор покачал головой и покраснел. Было видно, что в умении врать он не мастак.
– Мы же знаем, что это не так. Не думаю, что тебе хочется давать показания в полиции. И потом, ложь во благо, не всегда хорошо.
– Да вы меня хоть расстреляйте, хоть в полицию. Ничего не скажу, – с вызовом ответил мальчишка и почему-то стянул с себя кепку, словно готовясь к расправе.
– Всё-таки, не один. Это уже хорошо, – Геннадий постарался не улыбнуться.
– Что хорошо? Что? – Егор не потерял самообладания, лишь щёки загорелись пунцовым цветом.
– Хорошо, что есть свидетель, который подтвердит, что ты не убивал бабушку.
– Не убивал?! Вы думаете, что я её сначала стукнул палкой, а потом до дома довёл?
– А вот это интересно? Я ничего не говорил про палку. Может её кирпичом ударили?
– Где вы видели на улице кирпичи? – мальчишка начинал нервничать. – Если и есть булыжники, то они все в землю вмёрзли. А палка – вот она!
Он кивнул на воткнутый в землю кол.
– С чего ты взял, что бабушку ударили этой палкой? Может она поскользнулась и ударилась головой?
Теперь настала очередь улыбнуться Егору.
– Вы когда-нибудь падали?
– А то. Что-что, а этого опыта у меня хватает, – похвалился Геннадий.
– Что себе разбивали?
– Лоб, – неуверенно начал он, – затылком пару раз прикладывался. А ещё был случай, когда навернулся и щёку себе с виском расцарапал.
Егор постучал себя по темени:
– Чтобы удариться этим местом, надо упасть вверх тормашками. Бабушку ударили палкой по голове.
– Логично, – согласился Генка, – молодец. Так что же с попутчиками будем делать?
– Не было никаких попутчиков. Я шёл домой один, – упрямо стоял на своём Егор.
– Шёл один и промахнулся мимо собственного дома. Пошёл дальше по переулку гулять, – передразнил его Геннадий.
Поджав губы, мальчишка переживал свою оплошность и молчал.
– Пойми, брат, ведь дело идёт о покушении на человека. Это серьёзно. Если ты поможешь мне, вполне вероятно, мы можем спасти чью-то жизнь.
– Она здесь ни при чём и ничего не видела. Я уже назад возвращался.
– Так это была девочка?! – восхитился он стойкости пацана.
– Ей родаки запрещают встречаться с мальчишками и, если узнают, у неё будут проблемы. Я проводил до дома, темно же, мы постояли немного вон у того дерева, – Егор указал пальцем на раскидистую берёзу, – и разошлись по домам. Всё. Больше ничего не скажу.
– Молодец, – безадресно произнёс Генка.
– Что, молодец?
– Молодец, говорю. Уважаю за твёрдость и надёжность. Нравится она тебе?
Мальчишка помолчал, размышляя, как ответить на вопрос, и нужно ли вообще отвечать на такие вопросы малознакомому человеку. Мужчина показался ему порядочным: «Вон как за бабушку стоит горой».
– Даже если и не нравится, я всё равно бы её проводил. Ночь же …
Вряд ли какой-нибудь город России может похвастаться в эту пору своей красотой и благообразием. Даже Сочи, защищённый от чёрной боры горным хребтом, становится в отдельные дни неуютным из-за спускающихся с подветренных склонов холодных потоков воздуха. Что уж тут говорить о Рязани?
Унылые, в цвет скисшего молока, пятиэтажки, окружённые такими же печальными и голыми деревьями; белёсые, в радужных пятнах солярки лужи на маслянистом асфальте; озабоченные, в намокших тяжёлых одеждах прохожие, спешащие поскорее покинуть промозглую улицу и войти в зону комфорта – всё располагало к тому, чтобы укрыться пледом, выпить горячую кружку какао и открыть любимую книгу на давно забытой странице.
Артём стоял у окна. Происходящее внизу давило и угнетало. Не радовал даже вид Рязанского Кремля. Шпиль колокольни, проткнув низкую облачность, скрывался в нависшей пелене тумана, и даже купола Успенского собора, радующие многоцветием в погожие летние дни, казались серыми и безликими.
Ярко-красный седан, припарковавшийся возле здания офиса, расцветил монохромную картинку осеннего дня. Из-за руля вышла молодая женщина, застёгивая на ходу длинный бежевый плащ.
– Лера! – он выбежал из кабинета, чтобы встретить её внизу.
– Артём Витальевич, а как же документы на подпись, – окликнула его сотрудница, держа на руках две увесистые папки.
– Потом, – отмахнулся он, сбегая по ступеням навстречу к любимой.
– Эх, молодость, – вздохнула с улыбкой коллега, возвращаясь назад.
Они встретились на площадке между этажами. От неё пахло свежестью и ещё чем-то приятным и пряным.
– Какие у тебя вкусные духи, – он втянул носом запах волос, снимая с её плеч и отряхивая мокрый плащ.
– Тёмка, ты же знаешь, что я не пользуюсь парфюмом, – Валерия улыбнулась, прильнув губами к его щеке.
– Как же я рад тебя видеть, – Артём задохнулся от восторга неожиданной встречи.
– Фу, ты никогда не говорил банальностей, – кокетливо возразила она.
– Я не знаю, как сказать иначе. Хорошо, буду встречать тебя этой фразой на разных языках. Хочешь на японском? – он приобнял её за талию, провожая к своему кабинету.
– Хочу, но не при встречах. А для этого не надо расставаться, – она вошла и остановилась у двери, внимательно посмотрев ему в глаза. – Хочу слышать это утром и вечером, всякий раз, как увижу тебя.
Он обнял её и поцеловал в тёплые нежные губы.
– Ну, что же ты не проходишь? Посмотри, как мне оборудовали комнату отдыха. Всё, как ты хотела. Только освещение ещё не установили.
Лера оглядела затемнённое помещение: огромный аквариум искрился изумрудным светом у дальней стены, круглый журнальный столик возле пухлого диванчика, длинный узкий шкаф у окна.
– А душ-то зачем? – она подошла к стеклянной кабине.
Через мгновение в комнате раздался дружный, задорный смех. Так обычно смеются счастливые люди.
– Мне показалось, что мы должны были встретиться в пятницу, или я что-то путаю? – спросил её Артём, когда они расположились за столиком в кафе неподалёку.
– Соскучилась, – Лера пожала плечами. – Почему ты не спрашиваешь, что происходит в Ключах?
Он помолчал, обдумывая ответ. Было крайне неприятно вспоминать обстоятельства последней встречи. Горький осадок до сих пор не выветрился и саднил глубоко внутри, словно на лёгкие насыпали смесь перца и соли.
– Я рад, что всё позади. Больше не хочу вспоминать о том, что произошло. Пусть то, что случилось раньше зарастёт густой травой, – Артём хотел взять её ладони в свои, но тут принесли заказ.
– У меня на душе тревожно, – загрустила вдруг Лера. Её глаза наполнились влагой и стали необычайно красивыми. Такими он помнил их, когда ещё учился в школе и завоевывал внимание «Снежной королевы» ценой синяков и ушибов, полученных в схватке с соперниками. Пожалуй, самым крепким из конкурентов в привилегии провожать Лерку до дома был Витька Мордасов. И если с другими ребятами схватки случались за школьной котельной возле угольной кучи, то с Хариным они разошлись мирно, поскольку считались приятелями и ходили вместе на кружок по химии к Арсению Филипповичу. Почему Витька уступил в состязании за самую красивую девчонку в школе, долгое время было загадкой для Артёма, пока однажды перед выпускными экзаменами она не рассказала ему, что Мордасов ей не нравится. Причина была сокрушительная: он забыл однажды застегнуть пуговицы на ширинке брюк. Это известие настолько потрясло юного ухажёра, что Виктор «сошёл с дистанции», но привычка незаметно ощупывать себя в причинном месте, чтобы не быть посрамлённым, закрепилась на долгие годы.
– Всё же уже закончилось. Почему ты не ешь?
– У меня предчувствие …, не могла дома усидеть. Слышала, что приехал журналист из Москвы, говорят, что он расследует обстоятельства смерти Арсения, – Лера комкала край скатерти, стеклянный бокал двигался по столу, угрожая сорваться на её колени.
Артём, отставил вилку и пересел на её скамью.
– Надо же! Даже после его смерти нет нам покоя, – он обнял девушку и провёл ладонью по волосам. – Ни о чём не думай, если что, я всё возьму на себя.
– Тёма, я не об этом, – она крепче прижалась к нему. – Мне за него страшно.
– За кого? – непонимающе склонился он к ней.
– Всё-таки ты дурачок, хоть и взрослый, – Лера отстранилась и улыбнулась. – Я только что из женской консультации. Маленький у нас будет.
– Да ты гонишь?! Ой! Прости! Лерка!
Сидящие за столиком посетители кафе начали оглядываться на крик.
– Тише, ты! – она засмеялась.
– Так это правда, ты ничего не путаешь? – шёпотом спросил он, пытаясь поцеловать.
– Правда. Уже три месяца, – шёпотом ответила Лера.
– Подожди, – Артём вдруг посерьёзнел.
Валерия прервала его:
– Не обижай меня. Мы не спим с Хариным больше года.
– Да я не об этом, – он наморщил от досады лоб, – просто надо как-то с Виктором определиться. А то не по-людски получится.
– Я в пятницу ему всё расскажу. Буду надеяться, что всё обойдётся без бурной семейной сцены.
– Почему не сегодня? Давай я с тобой поеду, объяснюсь.
– Нет, – отказалась она. – Это мой крест, мне его …
