Во время этого небольшого эпизода в глаза не могла не броситься простота, доступность и человечность Леонида Ильича. В то же время его простота отлично сочеталась с интеллигентностью.
Мне довелось наблюдать его и во время других встреч, и я неизменно убеждался в его открытости и честности. Была приблизительно еще одна такая же поездка Брежнева с Щербицким, но, поскольку поезд проходил ночью, остановка делалась не во Львове, а только на станции Чоп Закарпатской области.
Утром в установленный день мы вместе с первым секретарем обкома партии этой области Юрием Васильевичем Ильницким прибыли на станцию Чоп. Подошел поезд. Через некоторое время появился Владимир Васильевич Щербицкий. Он сообщил, что Леонид Ильич «уже зашевелился» и, очевидно, скоро подойдет. В ожидании его мы прохаживались. Погода была прекрасная, солнечная.
Воздух в Карпатах – не надышишься. Дела в Закарпатской области и нашем округе в основном выглядели нормально. Поэтому настроение было хорошее и даже приподнятое. И беседа протекала мирно, без напряжения. Помню, меня Владимир Васильевич посвятил в секреты о пользе и вреде разного вида ворон. Глядя на неподалеку расположенное поле (весна была в разгаре) и наблюдая там стаю ворон, «промышляющих» на этом поле, он сказал:
– Я только недавно узнал, что все вороны в целом являются санитарами и в городе, и в деревне. В то же время одни виды приносят целенаправленно пользу сельскому хозяйству, а другие – вред. Так, черная ворона уничтожает на полях всех вредителей. Ворона с серым крылом уничтожает еще и побеги пшеницы, кукурузы. Дергая клювом побег, она вытаскивает еще не разрушившееся зерно и поедает его. В ходе короткой «лекции» появился и Леонид Ильич. Поинтересовался, о чем мы беседуем, и вдруг говорит: – Ох, этот Чоп! В войну наши здесь хлебнули горя. Мы попросили его рассказать.
– Уничтожив противника на перевалах и основных дорожных направлениях, – начал Леонид Ильич, – наши передовые части без особого труда стали спускаться в долины и обложили Чоп. Нам было известно, что на этой узловой станции у немцев сосредоточены огромные запасы боеприпасов, продовольствия и другого имущества. После непродолжительного боя станция была взята. На радостях мы телеграфируем Верховному: так, мол, и так, захватили крупную узловую станцию Чоп. Вечером в этот же день по радио Совинформбюро сообщает о победах Красной армии, в том числе называет и нашу победу. На радостях солдаты и офицеры отметили это событие. А в Закарпатье вина всегда было много. Кроме того, немцы, очевидно, умышленно бросили на станции целый состав со спиртом. Ну, наши и «отметили». А ночью, перед рассветом, немцы, подтянув резервы, внезапным ударом с нескольких направлений выбили нас из станции. Только утром мы закрепились и поняли, какая тяжелая ситуация сложилась у наших войск в целом. Но мы уже доложили Сталину, что станцию взяли. Что делать?
Начинаем выбивать немца заново. Однако он нагнал много танков, подтянул тяжелую артиллерию. Дело принимает сложный оборот. Из Генштаба звонят: «Что у вас происходит?» Отвечаем, что в районе станции продолжаются тяжелые бои, и лишь через двое суток удалось восстановить положение и отбросить немцев километров на тридцать на запад.
Но о том, что произошло, надо было обязательно доложить, иначе, если это где-то «вылезет», Сталин не простит! Он терпеть не мог лжецов. Поэтому мы в итоге всех боев на этом направлении, когда обстановка здесь стабилизировалась, все-таки нашли в себе мужество доложить, что в ходе упорных боев Чоп переходил из рук в руки, но все-таки окончательно узловой станцией овладели наши войска. Перечислили захваченные трофеи. Разумеется, из этого тяжелого урока мы сделали выводы. Впереди была Венгрия, где, как и в Закарпатье, тоже было много «зелья». Поэтому всячески предупреждали бойцов об опасности, которая их подстерегает. Приводили конкретные, с фамилиями, примеры по чоповской трагедии. Видно, это возымело действие, так как в последующих боях у нас ничего похожего не было.
Мы слушали Леонида Ильича и мысленно представляли то, что здесь происходило. Но я невольно отмечал и другое – искренность Брежнева. Ведь на его месте далеко не каждый бы поведал о таком не очень красивом эпизоде. Он же ничего не приукрашивал. Война в его воспоминаниях выглядела реалистично – такой, какой она и была на самом деле.
Говоря об округе, я, конечно, обязан перечислить первых секретарей обкомов КПСС всех десяти областей, в оперативных границах которых располагались войска и органы управления Прикарпатского военного округа и которые лично сделали много для создания благоприятных условий и оказания реальной помощи нашим частям и соединениям. Назову области по алфавиту и тех, кто в эти годы ими руководил:
– Винницкая область – Таратута Василий Николаевич. – Волынская область – Корж Николай Афанасьевич. – Житомирская область – Кавун Василий Михайлович. – Ивано-Франковская область – Скиба Иван Иванович. – Львовская область – Добрик Виктор Федорович. – Ровенская область – Панасенко Тарас Иванович. – Тернопольская область – Ярковой Иван Мефодиевич. – Хмельницкая область – Лисовой Тимофей Григорьевич. – Черновицкая область – Дикусаров Владимир Григорьевич.
Конечно, вместе с первыми секретарями как минимум должны быть упомянуты и председатели облисполкомов, которые непосредственно несли всю организационную ношу, в том числе и в отношении войск нашего округа. Но, учитывая, что многие из них менялись, и опасаясь, что кто-то будет упущен, я говорю всем: «Большое спасибо за труд и внимание к воинам ПрикВО».
И все же не могу не отметить, что среди всех особое место занимал первый секретарь Львовского обкома КПСС Виктор Федорович Добрик. И не потому, что был членом Военного совета Прикарпатского военного округа и руководил самой большой из десяти областей, а потому, что сам лично был сильной, неординарной фигурой. Львовская область обладала не только высокоразвитой индустрией, сельским хозяйством, с современными технологиями, особым складом культуры и науки, но и особыми традициями. Здесь среди населения бытовали свои взгляды на социально-политические явления. На жизнь оказывал влияние выпавший в осадок на дно общества, после разгрома бандеровщины, национализм. А ведь с этой бедой боролись с 1944 по 1952 год! Но все это именно выпало в осадок, а не растворилось, и в 1950-х и в 1960-х годах продолжало тлеть. И даже в период руководства областью Куцеволом, которого определенные круги похваливали, обстановка в социально-политической сфере на Львовщине не изменилась. С приходом же Добрика ситуация в короткие сроки стала полярно противоположной. Почему? Да потому, что Виктор Федорович нашел «ключ» к местной интеллигенции. Она его не только признала (чего не было в отношении всех предшественников), но и восхваляла. А через интеллигенцию и с ее помощью Добрик решал все проблемы с общественностью области.
Виктор Федорович Добрик был новатором во многих вопросах. Это вызывало раздражение у некоторых чиновников в Киеве, что со временем переросло в откровенный антагонизм. А поскольку Добрик обладал непокорным самостоятельным характером, то он нажил себе постоянно действующих оппонентов в окружении В.В. Щербицкого. Однако область процветала, о ней слышно было и в союзных средствах массовой информации. На базе области проводились даже общесоюзные мероприятия, например Всесоюзное совещание по управлению качеством выпускаемой продукции.
Добрик максимально развивал самостоятельность у всех предприятий. Заключал договора и налаживал прямые связи не только с другими областями Украины и СССР, но и с ближайшими зарубежными соседями, с Венгрией, например. Естественно, и сам любил самостоятельность. А у нас продолжалась прежняя история – только центр мог точно знать и безошибочно командовать – «когда сеять, когда жать».
Виктор Федорович Добрик долгое время служил офицером в Вооруженных Силах, поэтому хорошо знал и понимал жизнь воина, его проблемы и заботы. А если учесть еще и его прогрессивный склад характера и глубокое уважение к армии, то в его лице мы имели мощную поддержку во всех вопросах.
Так сложилось, что Львовская область была в числе лучших областей Украины и Советского Союза, а Прикарпатский военный округ – в числе лучших военных округов Вооруженных Сил Советского Союза. У нас негласно присутствовало доброе, подталкивающее к новым свершениям соревнование между областью и округом, хотя, предвижу, эта мысль может вызвать у скептиков улыбку. Но это было именно так. Причем область помогала округу, а округ максимально помогал области.
Да и лично сам я обязан Виктору Федоровичу за товарищескую поддержку, когда церберы Пельше хотели учинить надо мной расправу. Но об этом еще поговорим подробно.
На мой взгляд, именно такой деятель, как В.Ф. Добрик, мог справиться с теми сложными проблемами, которые имелись в Западной Украине. И приходится только сожалеть, что Киев этого недопонимал. И свое недопонимание прививал Москве. А это в итоге вылилось в неудачное и несправедливое решение о переводе Добрика в Москву. Со временем жизнь в округе приобрела бурлящий характер, но с четкими и ясными целями и планами. По мере наращивания материальной базы солдаты и офицеры реально ощущали на себе эти блага и, конечно, к своему долгу относились с высокой ответственностью. Любые мероприятия, и особенно занятия по боевой подготовке, готовились капитально и проводились интересно.
Действительно, мы старались, чтобы солдат был заинтересован в службе и видел, что в армии он развивается гармонично, и это не только его священный долг – он становился лично заинтересованным в прохождении такой школы. Солдат получал достаточную политическую, морально-психологическую, техническую и физическую подготовку. Что касается физической подготовки, то солдат не ограничивался ежедневной утренней физической зарядкой, двумя или тремя специальными занятиями по этой дисциплине (в основном гимнастика и легкая атлетика), кроссами и марш-бросками на занятиях по тактике. Каждую свободную минуту, особенно после занятий, он буквально «сидел» на гимнастических снарядах в спортивном городке или в спортзале – «накачивал» себя. В военных городках мы устроили площадки для различных спортивных игр – в свободное время они всегда были заполнены солдатами и офицерами. А в выходные дни у нас, как правило, проходили спортивные праздники.
Конечно, побыв в таких условиях два года, молодой человек преображался, приобретал прочные морально-политические устои. После службы в армии он мог идти твердой поступью по жизни. Кстати, для желающих поступать в вузы мы организовали при частях соответствующие курсы в последние три месяца службы по подготовке к вступительным экзаменам. Поэтому вполне понятна заинтересованность солдат в своей службе.
В связи со сложной демографической ситуацией в стране, что являлось последствиями войны, для Вооруженных Сил недоставало призывного контингента. И если прежде в армию был строгий отбор и призывников брали только с положительными параметрами, то уже в 1960-х и особенно в 1970-х годах на службу начали призывать и тех, кто имел судимость, находился в заключении. Естественно, вместе с ними в армию стали просачиваться и совершенно неслыханные раньше и не свойственные, чуждые нашим Вооруженным Силам негативы. Начала появляться «дедовщина» – молодые люди, отбывшие срок наказания и насмотревшись за эти годы на тюремные нравы, начали кое-что внедрять в солдатских казармах. Попав в благоприятную армейскую среду, эти бывалые парни своими залихватскими рассказами о том, что было (а еще больше о том, чего вовсе не было!), быстро зарабатывали среди безусых юнцов авторитет. Со временем их признавали «дедами» (они и по возрасту, как правило, были старше остальных на 5–7 лет). А раз это «дед», то на него новобранцы должны работать – чистить сапоги, стирать обмундирование, убирать постель и т. д. В столовой он брал для себя лучший кусок и столько, сколько хотел. Если кто роптал – получал подзатыльники. Дальше – больше и хуже. Некоторые «деды» создавали вокруг себя, так сказать, актив, который играл роль надсмотрщиков. Сюда же втягивались сержанты. Под видом укрепления воинской дисциплины они втирались в доверие к офицерам, а сами творили свои неприглядные дела.
Застрахованными от этой беды оказались только Ракетные войска стратегического назначения и некоторые другие соединения и части, имеющие отношение к ядерному оружию или к выполнению специальных задач.
Коснулось это несчастье и Прикарпатского военного округа. Но нам удалось эту болезнь пресечь в зародыше. И в этом большая заслуга принадлежит штабу округа, которым руководил генерал-лейтенант Виктор Яковлевич Аболинс, и Политуправлению округа под руководством генерал-лейтенанта Павла Васильевича Фомичева. Инициатором всей этой работы стал В.Я. Аболинс. Как-то на заседании Военного совета Виктор Яковлевич поднял вопрос о том, что в составе призывников значительная часть ребят тяжело поражена лагерной психологией, поэтому необходимо как можно скорее принять действенные меры и пресечь распространение этой «заразы» в зародыше. В течение нескольких дней я встречался со многими офицерами командования полков и дивизий и после откровенных бесед с ними понял, что дело обстоит действительно серьезно и таит в себе исключительную опасность. Сразу же был оперативно разработан план действий и в каждой дивизии и бригаде силами членов Военного совета округа проведено специальное совещание офицеров. То есть основные усилия офицерского состава мы сосредоточили именно на этом направлении. Необходимо было вокруг каждого «неблагополучного» солдата создавать «благополучную» зону, которая бы влияла на него, а не наоборот. Конечно, во всей этой работе потребовалось сделать многое, в том числе переместить военнослужащих из одного подразделения в другое, а кое-кого и в другую часть, и даже судить (в течение нескольких месяцев – семь человек). Суды были показательные для всего личного состава соответствующего гарнизона. Это нас не украшало, но в отношении этих лиц иного выхода не было. Результаты судов были предметом многократной подробной информации для всего личного состава. Было сказано прямо: невзирая ни на что, порядок в частях должен быть уставной, а личный состав должен уверенно и спокойно нести службу. И мы этого добились. Обстановка постепенно нормализовалась. Больше того, у нас были такие полки, в которых годами вообще не было происшествий. Например, 7-й мотострелковый полк, которым командовал подполковник Э. Воробьев – ныне генерал-полковник, депутат Государственной думы РФ. Выходцем из этого же полка является и генерал-полковник И. Пузанов – ныне заместитель министра обороны РФ. Да и вообще 24-я Железная мотострелковая дивизия, которой командовал К. Кочетов (ныне генерал армии), выгодно отличалась от других, в том числе и по состоянию воинской дисциплины. У нее за год бывало не больше пяти – семи происшествий, и те в основном относились к несчастным случаям (дорожные аварии и т. п.). Остальные развернутые дивизии по своим показателям не очень отставали от Железной дивизии, а сокращенные соединения, естественно, имели происшествий в два раза меньше, но в процентном отношении к количеству личного состава – в три раза больше. И в целом по округу картина была довольно приличной. Мы считали, и об этом говорилось на Военном совете округа, что наш округ, как и все военные округа европейской части Союза, а также Групп Советских войск, находящихся в странах Восточной Европы, должны быть образцовыми. Ведь и природно-климатическое расположение, и размещение войск в экономически развитых районах и высококультурных центрах объективно создают для этого все условия. 1974 год для меня лично, кроме всего прочего, был примечателен неординарной поездкой за рубеж. Вышло так, что в Венгрию с официальным визитом направлялась военная делегация Советского Союза. Ее возглавлял министр обороны А.А. Гречко. В ее состав были включены: начальник Главного политического управления А.А. Епишев, Главнокомандующий ВВС П.С. Кутахов, первый заместитель начальника Генерального штаба Н.В. Огарков и командующий войсками Прикарпатского военного округа – автор этих строк. У читателя может возникнуть вопрос: то, что в делегацию входили министр, начальник Главпура, Главком ВВС и первый заместитель начальника Генштаба, понятно, но при чем здесь командующий войсками округа? А смысл в этом был большой. Прикарпатский военный округ граничит непосредственно с рядом стран Восточной Европы – Польшей, Чехословакией, Венгрией и поэтому без всяких специальных планов и указаний должен быть всегда готов выполнить те обязательства, которые взяло на себя наше государство в отношении этих стран. Следовательно, я обязан, во-первых, хорошо знать эти страны и быть лично знакомым с их руководством (как и наоборот); а во-вторых, через Генеральный штаб Вооруженных Сил и штаб Объединенных вооруженных сил Варшавского договора должен организовывать необходимые мероприятия, направленные на сближение наших армий (а следовательно, и кадров), на обеспечение необходимого взаимодействия при обострении ситуации. А во времена «холодной войны» и конфронтации все это имело первостепенное значение.
Что касается поездки в Венгрию, то А.А. Гречко включил меня в свою команду, чтобы показать (вот, мол, он с мощным округом стоит рядом, поэтому у всех у вас должно быть спокойно на душе) и чтобы я поприсутствовал при деловых государственных разговорах, врастал бы в обстановку не понаслышке, а находясь в ней непосредственно.
Для этой поездки меня вызвали в Москву, откуда вся военная делегация вылетела на самолете министра обороны. Мы с Николаем Васильевичем Огарковым уютно устроились в одном из салонов и мирно беседовали на различные темы, но в основном касались проблем Венгрии. Николай Васильевич меня просвещал. Оказывается, венгерская контрреволюция (естественно, как и везде, поддерживаемая ЦРУ США) не успокоилась после событий 1956 года. И несмотря на то что было совместное решение о создании Южной группы Советских войск на территории Венгрии (по статусу она во внутренние дела Венгерской Народной Республики не вмешивается), которой в период нашего пребывания командовал генерал-полковник Борис Петрович Иванов, американские спецслужбы продолжали «подогревать» антинародные элементы и науськивать их на народную власть и коммунистов. Они запустили свои щупальца даже в верхние эшелоны власти, где создавалась, естественно за деньги, группировка недовольных Яношем Кадаром.
Николай Васильевич очень хорошо знал обстановку в этой стране. Он не только разложил по полочкам политические силы Венгрии, но и с конкретными цифрами обрисовал экономику и социальную сферу. Экономика в целом занимала положительные позиции, налицо был ее рост, следовательно, поднималась доходная часть и улучшалось благосостояние народа. Однако определенные силы в обществе, имея своих лоббистов в парламенте и правительстве Венгрии, добивались того, чтобы передать (или вернуть прежним хозяевам) в частные руки крупные предприятия страны. Кадар пока сдерживал эти силы, балансируя между различными группировками и не желая обострения ситуации. Но тучи сгущались все больше. В связи с этим наше руководство по договоренности с Я. Кадаром приняло решение о направлении в Венгрию нескольких делегаций, в том числе военную.
Программа нашего пребывания предусматривала официальную часть и неофициальную. По официальной линии были встречи с руководством Венгерской Народной Республики, руководством Министерства обороны, посещение воинских частей и военно-промышленных предприятий, присутствие на тактических учениях, танковых и артиллерийских стрельбах, на полетах авиации. А неофициальная часть включала посещение нескольких частных магазинов и хозяйств. На всех официальных мероприятиях присутствовала вся делегация во главе с министром обороны. Надо сказать, что учения, различного рода стрельбы и полеты боевой авиации мало чем отличались от наших. Техника и вооружение были одинаковы, военные академии офицеры венгерской армии в основном заканчивали в Советском Союзе, поэтому методы, способы, тактика их применения были аналогичны нашим, как, собственно говоря, и производство боевой техники и вооружения. Поэтому автор полагает, что особого интереса для читателя эта часть визита не представляет. А вот о встречах с руководством республики как раз и надо рассказать. В первый же день приезда всю нашу делегацию принял Янош Кадар. Нас (во всяком случае, меня) удивило то, что здание, где располагалось руководство страны, в сравнении с другими в Будапеште, было, мягко говоря, далеко не выдающимся. А внутренний дизайн был строг и экономичен, без ультра, экстра и супер. Но все весьма культурно, чисто и удобно. Ничего кричащего и в кабинете Кадара – рабочий стол с телефонами и стол для заседаний (за ним же принимали и гостей). После приветливой встречи, общих дежурных слов и сразу после того, как нам принесли кофе, А.А. Гречко перешел к делу. Он попросил Яноша Кадара рассказать подробно об обстановке, что он намерен делать и что требуется от Советского Союза. Венгерский лидер подробно и весьма популярно раскрыл сложившуюся ситуацию, называя фамилии, факты, показывая динамику негативных явлений. Он сказал, что в первые 3–5 лет после событий 1956 года развитие народного хозяйства быстро пошло вверх, народ на глазах стал жить все лучше и лучше. Вполне понятно, что Венгерская социалистическая рабочая партия (ВСРП) пошла по пути все большей демократизации. Но, видно, уже вторично проявила близорукость и не отделила те устремления, которые действительно могли повести общество по демократическому пути, от тех, которые, под прикрытием популярных фраз о демократизации и свободе, фактически вели к разрушению социализма. Отечественный Народный фронт, который объединял много различных политических и общественных организаций (ВСРП стояла во главе его), был, к сожалению, базой контрреволюционных элементов. Отсюда все чаще раздавались голоса возмущения проводимым в стране курсом. Именно этот фронт организовывал саботаж на многих предприятиях страны и провоцировал недовольство народа появившимися трудностями. Отечественный Народный фронт способствовал искусственному обесцениванию форинта (денежная единица ВНР) и все настойчивее требовал максимально сократить государственный сектор в промышленности.
Во время этого рассказа Андрей Антонович постоянно задавал вопросы, которые позволяли Кадару лучше высветить для нас обстановку в стране. В ходе беседы пунктирно пробивалась линия, что и председатель венгерского правительства Штроугал не только не занимает принципиальной позиции и не поддерживает активно Яноша Кадара, но даже в некоторых случаях действует против. Гречко попросил Кадара пригласить Штроугала на встречу. Буквально через три-четыре минуты тот уже был в кабинете. Со всеми персонально поздоровался и сел по правую руку от Кадара. Последний проинформировал его: «Я рассказал об обстановке, а наши друзья интересуются, чем может Советский Союз помочь». Но Гречко добавил: «А с приходом председателя правительства, конечно, хотелось бы выяснить, чем объясняется опять возвращающееся напряжение в обществе». Штроугал – личность интересная. В то время он был относительно молодым (пожалуй, самый молодой председатель правительства среди руководителей стран социалистического содружества). Весьма энергичный, компетентный, толковый организатор. Человек с напором. На фоне либерально-демократического характера Кадара он выглядел значительно тверже. Старался быть независимым, самостоятельным председателем правительства. Демонстрировал, что ему и Кадар не указ, и парламент – не закон. Тем самым привлекал к себе значительные слои общества разной политической окраски. Разумеется, липла к нему и публика, находящаяся в услужении у ЦРУ (естественно, третьи лица пока). Анализируя же его деятельность, было сложно провести политический водораздел: где он за социализм, а где – за капитализм и, наконец, где он откровенный противник социалистических преобразований. Для нас он был деятелем, стоящим за капиталистический социализм, а для Запада – стоящим в целом за социалистический капитализм. Хотя, на мой взгляд, это одно и то же – капитализм, но в разной накидке.
Обмениваясь с Николаем Васильевичем мнением в отношении Штроугала, я понял, что Огарков не мог однозначно оценить эту фигуру. Он прямо говорил, что нам нельзя шаблонно со своими мерками влезать в какую-либо страну, а тем более в Венгрию. Революционные преобразования в Венгрии, которые имели место после Второй мировой войны, коснулись только крупного капитала. Национализированы были только банки, промышленность, железнодорожный, автомобильный, воздушный и водный транспорт (кроме частных такси), частично сельское хозяйство и внешняя торговля. Поэтому частный сектор существует, и они его не трогают. Только одни считают, что этот сектор надо ограничивать существующими рамками, а другие хотели бы максимально расширить этим рамки, то есть вернуться к капитализму в широком общегосударственном плане. «И неспроста, – заметил Огарков, – венгры включили в нашу программу посещение объектов частной собственности. Это сделано для того, чтобы мы восприняли их жизнь такой, как она есть». С приходом Штроугала беседа приобрела более динамичный характер. Гречко, умеренно «подавливая» на Кадара и Штроугала, вынуждал их согласиться с тем, что расширять частный сектор собственности нельзя. В свою очередь Штроугал просил, чтобы Советский Союз шире представил свой рынок для венгерской продукции, особенно машиностроения, химической, нефтехимической, фармакологической промышленности. Отдельно ходатайствовал за сельское хозяйство. – У нас экспортируется около 30 процентов сельскохозяйственной продукции, что составляет большую долю в наполнении бюджета страны. Около половины нашего экспорта идет на рынок Советского Союза. Однако, хотя у нас и есть соглашения на этот счет, вы часто не готовы принять нашу продукцию. Наконец, чтобы как-то прикрыть свои «дыры» и тем самым снять недовольство общества нашим строем, нам нужны кредиты, – говорил Штроугал. Приблизительно часа через полтора Штроугал вынужден был откланяться, так как у него было назначено заседание правительства. Однако, уходя, он выразил надежду, что ему «еще представится возможность поговорить с Маршалом Советского Союза Гречко». Мы посидели у Кадара еще минут тридцать, потом начали благодарить его за встречу и прощаться. Уже перед выходом из кабинета Андрей Антонович говорит Кадару: – Янош, ты не переживай. Знай, что мы никогда не дадим Венгрию и тебя лично в обиду. Никому не нужно повторение 1956 года. Прошло столько лет с тех пор, как были сказаны эти слова, однако в моей памяти они звучат так, будто это было только вчера. Но как все преобразилось за эти годы! Ленин говорил: «В революцию играть нельзя». Очень верно сказано. Но верно и другое – нельзя ее навязывать насильно или заставлять общество принимать то, к чему оно не готово или что противоречит его интересам и сложившемуся укладу. После визита к руководству Венгрии у нас все шло по протоколу, то есть наша программа была наполнена военными мероприятиями. Кстати, кроме ранее перечисленного, было также посещение воинских частей, строевой смотр одного мотострелкового полка и прохождение его торжественным маршем. Это действительно выглядело очень торжественно и по-военному красиво. Венгры любят это и умеют делать и показывать со вкусом. Сопровождавший постоянно нашу делегацию министр обороны Венгерской Народной Республики генерал армии Лайош Цинеге не скрывал своей гордости за подчиненные ему войска.
В субботу мы вылетали в Москву, а накануне, то есть в последний день нашего пребывания в Венгрии, А.А. Гречко наедине встречался с Кадаром и Штроугалом, а также отдельно с министром обороны ВНР генералом Цинеге. Остальные же члены делегации побывали у двух фермеров и в одной частной городской булочной.
Буквально в десяти километрах от Будапешта есть деревушка, где живут фермеры, которые производят мясо, в основном свинину. Все, с кем мы встречались, приветливо здоровались, кланялись, старались подойти, заговорить. Дело в другом – у крестьянина-фермера, всей его семьи все расписано по минутам, на все дни недели, в том числе и на воскресенье. Правда, в воскресенье непосредственно в хозяйстве мероприятий меньше – нет забоя, обработки туш, копчения, заготовки полуфабрикатов – фарша, отбивных и т. д. Но зато в этот день половина семьи уезжает в город на рынок торговать. Кроме того, здесь существует поверье, будто раскрывать свои секреты ведения хозяйства посторонним не надо – не повезет. И лишь крайне уверенные в себе могут согласиться на такую встречу. Кстати, такие достигают другой цели – хорошей рекламы своей продукции.
Оба хозяйства, которые мы посмотрели, располагаются под одной крышей. Большой, длинный одноэтажный дом: лицевая сторона – 10 метров и 16 метров в глубину во двор. Здание разделено вдоль на две равные части. В каждой по пять комнат: большая гостиная, большая кухня-столовая и три маленькие спальни. К тыльному торцу дома, тоже из кирпича, сделана производственная пристройка, куда можно попасть прямо из дома или со двора. В этой пристройке у каждого хозяина по 60–70 крупных свиней, которых они забивают по особому графику. Убойный пункт и место разделки туш и приготовления мяса к продаже (так сказать, цеха) находятся между жилым домом и свинарником. Все – общего пользования. Но непосредственно за свинарниками, точнее, за животными ухаживают раздельно две семьи. Так же, как и за птицей. Куры, гуси, индюшки разместились в больших клетках-вольерах. Молочных поросят фермеры сортируют: крупных оставляют себе, а что помельче – продают живыми или забивают и сдают в рестораны, с которыми у них есть договора. При усадьбе 0,8 га отведено под огород, сад и виноградник – это только для себя, и тоже разделено пополам. Кроме того, имеют небольшое, в два гектара, поле, где выращивают в основном кукурузу для свиней и птицы и немного овса. Держат одну лошадь на двоих, а коровы нет – молоко и молочные продукты берут в своем деревенском магазинчике, куда продают свою продукцию крестьяне этой же деревни. Однако хоть под одной крышей и два хозяина (и у каждого свое хозяйство), но это фактически родня. В одной половине дома живут отец, мать (обоим за 50 лет), сын с женой (около 30 лет каждому) и два внука 10 и 12 лет. Во второй половине – старший сын с женой, тещей, 16-летней дочерью и 13-летним сыном. Все без исключения трудятся – встают до восхода солнца, а в 9—10 вечера все уже в постели. В общей системе труда менее всего загружена дочь. Она – невеста и не должна огрубеть до появления семьи. У обеих семей в общем пользовании имеется техника: маленький трактор с набором различных прицепных сельскохозяйственных орудий (плуг, борона, сеялка, культиватор, косилка и т. д.); старый легковой автомобиль «мерседес» с дизельным двигателем, прицеп к нему; траворезка – готовит траву в пищу для всех видов животных. Во дворе у каждого отдельно стоит амбар для зерна, сена, сельскохозяйственного инвентаря. Там же и вход в подвал, где хранятся: вино – в одной стороне, а соления и копчения – в другой. Обе семьи, конечно, оказывают друг другу помощь. Но самое поразительное то, что этот труд вошел в традицию, стал обычным. Однако он совершенно не оставляет времени для пищи духовной. А дети? Да, они ходят в школу, учатся. Но взрослые дети встают вместе с родителями и многое делают по хозяйству, прежде чем идти в школу (так же и по возвращении с занятий). Конечно, трудиться в коллективном хозяйстве, на мой взгляд, значительно легче и оно не подвержено испытаниям судьбы. Даже в период нашего посещения все действовали как роботы, хотя и улыбались нам, но ни на минуту не отвлекались от работы. Лишь хозяин позволил себе это. Он рассказывал нам все подробно, степенно и с гордостью. Но при этом успевал чем-то кому-то помочь. А если учесть, что хозяин и хозяйка одновременно являются и зоотехниками, и ветеринарами, и акушерами, и агрономами, то можно себе представить, насколько непроста жизнь фермера. У второй семьи схема жизни и работы такая же. Я подробно описал все это из двух соображений: во-первых, показать читателю, что уже тогда у меня было полное представление о фермерском, специализированном на производстве мяса хозяйстве, и, во-вторых, как бы кто меня ни убеждал в преимуществе частного хозяйства в сравнении с коллективным, – я никогда в это не поверю. Конечно, все, что фермер произвел, – это все его (минус, конечно, налог). Может, это и большая прибыль. Но, как говорят в народе, не в деньгах счастье. Хотя вообще без денег в современной жизни – это погибель. Однако адский труд во имя денег для современного человека не может быть приемлемым – сегодня человеку нужна и духовность, а для этого необходимо время. Во время посещения фермерского хозяйства был еще один любопытный момент. Не приглашая к столу, хозяин прямо во дворе разлил по стаканам свое лучшее вино и угостил нас перед прощанием. Вино было действительно прелесть – приблизительно как наш кагор. А не организовал он даже маленького застолья не потому, что жадничал. Отнюдь. Причиной опять-таки является время – надо было потратить минимум еще час.