Валентин Иванович Яковенко
Несколько слов о Томасе Карлейле
Обратите при этом внимание на громадное значение, какое Карлейль придает молчанию. Людям, которым по разным обстоятельствам поневоле приходится больше молчать, как-то даже странно читать это прославление великого царства молчания. Но в устах Карлейля оно получает глубокий смысл. Да, молчание – великое дело, но не молчание вынужденное, когда душа человека пылает гневом и негодование просится наружу, а молчание перед тем, чего никакое слово не может передать надлежащим образом. Такое молчание избавляет человека от бесплодных попыток выразить невыразимое, от построения разных догматических утверждений, от пустой игры словами и т. д.; оно приподымает настроение, расширяет поле умственной свободы и делает человека более независимым. Молчание составляет также один из основных элементов Карлейлевой религии.
Еще два слова о мистицизме Карлейля. Всякая вообще религиозность близко соприкасается с мистическим, с тем, что лежит за пределами точного знания. И до известной степени в нем повинен всякий, кто решается переступить через грань, отделяющую познаваемое от непознаваемого. Суть в том, чтобы мистицизм не становился чем-то самодовлеющим, или, быть может, вернее сказать, самозабавляющимся. По меткому выражению Тэна, мистицизм Карлейля – это дым от пылающего огня. Поэтому подойдите к нему с подветренной стороны, и он не причинит вам никакого беспокойства.
Политические и общественные воззрения Карлейля могут вызвать у недостаточно внимательного читателя массу недоразумений. Конечно, и при внимательном чтении с ними можно не соглашаться, но только невежество и явное нежелание понять станут доказывать, что Карлейль – приверженец старых форм жизни, ретроград и т. д. Чтобы бросить некоторый свет на общественные взгляды великого мыслителя-поэта, иногда действительно радикальным образом расходящиеся с установившимся шаблоном прогрессивного и регрессивного, мы приведем нижеследующее весьма характерное его описание современного положения человечества.
Все человечество, говорит он, распалось в настоящее время на две секты: щеголей (dandies) и каторжников труда, называемых также белыми неграми, лохмотниками и т. д. Какого верования придерживаются первые, определить довольно трудно; но, несомненно, они причастны к монотеизму и разделяют суеверие афонских монахов, которые, благодаря продолжительным постам и упорному созерцанию своего пути, начинают смотреть на него как на истинное откровение природы и отверстые небеса. В сущности, секта щеголей придерживается первоначального культа самообожания, измененного и приспособленного сообразно требованиям новейших времен. Они тщательно охраняют свои обособленность и чистоту; носят особый костюм, говорят на особом языке и вообще всеми мерами стараются поддержать свое положение и свою непорочность. У них есть свои храмы, поклонение в которых совершается главным образом по ночам, но все ритуалы держатся при этом в величайшем секрете; по всей видимости, они имеют много общего с элевсинскими[2]. Священные книги, которых имеется вообще достаточно, называются у них «Модными новостями». Главные пункты их верования: панталоны на бедрах должны сидеть, насколько возможно, в обтяжку; при некоторых исключительных обстоятельствах разрешается носить белые жилеты; человек хорошего тона ни под каким видом не должен отличаться излишней плодовитостью, приличествующей лишь готтентоту, и т. д. Удивительную противоположность щеголям представляет другая секта, главный центр которой находится в Ирландии. Секта несчастных рабов, или каторжников труда, до сих пор еще не издала своих канонических книг, и потому довольно затруднительно говорить об ее верованиях. Она придерживается до некоторой степени монашеского устава; так, все рабы связаны двумя обетами: обетом бедности и повиновения, которые они блюдут с великой строгостью; мало того, они дают свои обеты даже до появления еще своего на свет Божий. Их можно считать поклонниками Герты[3], богини земли, так как они вечно роются в ней и с любовью обрабатывают ее; или же, запираясь в частных молельнях, размышляют и производят разные манипуляции над продуктами, извлеченными из недр ее; иногда они поднимают свои взоры и смотрят на небесные светила, но, по-видимому, довольно безучастно. Подобно друидам, они живут в мрачных помещениях, причем нередко нарочно разбивают стекла в окнах (там, где таковые водятся) и затыкают дырья тряпьем и всякой всячиной, не пропускающей света. Все они – ризофаги, т. е. питаются кореньями; некоторые же ихтиофаги, употребляющие, впрочем, только селедку; от всякой же другой животной пищи они воздерживаются, кроме падали, что, быть может, представляет странный остаток браминского учения. Всеобщим и главным предметом их потребления служит корень, называемый картофелем, который они варят на огне. Напиток виски, содержащий в себе концентрированный алкоголь вместе с разными едкими маслами, составляет, как говорят, необходимую принадлежность всех их религиозных церемоний и потребляется в большом количестве. Одежда их представляет целый ворох разных лоскутов всевозможных форм и цветов; все это соединяется посредством пуговиц, узлов и спиц, а поясом служит кусок кожи или даже просто соломенная веревка.
