Валентина Георгиевна Панина
Таёжная фея

Полная версия

Ты прекрасная, нежная женщина,

Но бываешь сильнее мужчин.

Тот, кому ты судьбой обещана,

На всю жизнь для тебя один.

Э. Асадов

Глава I

Она гнала зверя по тайге несколько часов без остановки. Идти было тяжело по свежевыпавшему снегу через сугробы и завалы, широкие охотничьи лыжи тонули в пушистом снегу, и казалось, что она не идёт, а плывёт. Огромный матёрый волк, тоже выбившийся из сил, уже не мог уйти от неё далеко, но всё ещё держался на расстоянии, время от времени оборачиваясь и скаля на неё пасть, обнажая свои огромные жёлтые клыки. Александра не могла себе позволить стрелять наобум, зарядов было считанное количество, а она для себя решила, что загонит и пристрелит этого зверюгу, который всю зиму терроризирует всю деревню и режет скот. Его набеги становились всё чаще, и люди стали опасаться не только за животных, но и за свою жизнь, они боялись выйти во двор. И однажды, собрав сходку, решили снарядить охотников-добровольцев на облаву.

Сашка с детства ходила с отцом на охоту, он её научил метко стрелять и тому, как выжить в тайге, как правильно ставить силки на зверушек. У него всегда были самые лучшие шкурки, потому что он мог белке в глаз попасть. Отец научил её всем охотничьим премудростям. Но однажды отцу повстречался зверь, поднятый из берлоги зимой охотниками, он блуждал по снегу, был голоден и опасен, а у него оставался один-единственный патрон, отец возвращался домой с добычей. Медведь вышел на него неожиданно, когда он остановился, чтобы крепче привязать добычу, поставил лыжные палки надел на них рукавицы и только наклонился к санкам, как услышал шум ломающихся веток. Резко распрямившись, Матвей Ильич почувствовал зловонное дыхание медведя, попытался вытащить охотничий нож из ножен, но не смог, медведь навалился на него и в один миг лапой снял с него скальп и начал рвать, злобно рыча.

Когда в деревне собрали охотников на поиски Матвея Ильича, все, кто имел хоть какой-то охотничий опыт, пошли в тайгу. Нашли место, где случилась с ним беда на третьи сутки поисков по санкам и лыжным палкам, на которые были надеты его рукавицы с вывязанным указательным пальцем для курка. Собрали останки в мешок, загрузили его на сани с его же добычей и отправились в обратный путь.

Дома его ждали дочь и жена, которая от переживаний слегла с давлением. Сашка, его дочь, которую он воспитывал, как парня, потому что Бог сына не дал, когда привезли отца в мешке, только погладила мешок и, не уронив ни единой слезинки, отправилась копать могилу. Деревенские мужики помогли ей кто чем мог: кто домовину готовил, кто яму копал, а женщины обед поминальный готовили, так всем миром и помогли Сашке с матерью. Вера Николаевна даже на поминки не смогла встать с постели. Когда все разошлись, Сашка убрала со стола, вымыла посуду и села рядом с матерью. Мать погладила её по руке и прошептала:

– Как же мы теперь будем жить, доченька? Из всех запасов у нас осталось только то, что мужики нашли в санках: несколько соболей и колонков. Какое-то время мы сможем на вырученные за них деньги прожить, а что дальше делать, не знаю. Мы даже не можем отсюда уехать, потому что у нас нет на это денег.

– Мама, всё будет хорошо, ты только выздоравливай. Я буду ходить на охоту, и всё у нас будет. А эти шкурки мы продадим и купим продуктов, пороху, дроби и патронов. Охотники не хотели её брать на облаву, но она настояла:

– Если не возьмёте с собой, я пойду без вас.

Им пришлось согласиться, потому что они знали упрямый нрав отца, а дочь вся в него пошла, и Сашка отправилась с ними.

Они ещё на подходе к кромке тайги заметили матёрого, который далеко от деревни, видимо, не уходил, и пошли за ним, кто-то стрелял, кто-то кричал «не стрелять!» Стрелять вскоре перестали, потому что кто-то вырвался вперёд, кто-то слегка отстал и стрелять было опасно. Мужики бежали всё медленнее, стали чаще останавливаться отдохнуть. Впоследствии выяснилось, что ни один охотник из деревни не решился гнать зверя так долго, как Сашка. Вначале охотников-добровольцев было пятеро самых отважных, но время от времени кто-нибудь отставал, а потом и вовсе возвращался домой, Александра же всё бежала и бежала за зверем. Она уже давно скрылась из глаз охотников, принимавших участие в облаве, и двигалась как заведённая, просто видела цель и пыталась её догнать. Александра уже вся была покрыта инеем, нижнее бельё всё мокрое, подшлемник, надетый под шапку, закуржавел, и сейчас ей останавливаться нельзя было, иначе быстро замёрзнет, и она продолжала двигаться.

Матёрый был силён и первое время легко большими прыжками бежал по свежевыпавшему снегу, запутывая следы и петляя по кустам. Но чем дольше он бежал, тем труднее ему становилось, а Саша не отставала, решив во что бы то ни стало догнать зверя. Она чувствовала, что силы на исходе и ей надо бы остановиться и немного передохнуть да чайку горячего выпить, а ещё хорошо бы хоть чуть-чуть подкрепиться, а зверь никуда от неё не денется, она его по следам найдёт. Однако охотничий азарт гнал и гнал её вперед, в горле пересохло, по спине пот стекал ручейками, но она как заведённая шла и шла вперёд, подгоняемая азартом.

Когда стали наступать сумерки, она шла уже из последних сил, по инерции переставляя ноги, и смотрела вперёд, чтобы не потерять зверя из виду. Она видела, что матёрый тоже выдохся и уже не бежит по глубокому снегу так резво, как вначале. Поняв, что скоро стемнеет, она стала думать о ночлеге.

Александра присмотрела полянку и остановилась, осматривая место для ночёвки. Сняла с себя рюкзак, повесила его на ветку дерева на краю полянки и пошла собирать хворост, потом наломала сухостоя, в рюкзаке у неё были охотничьи спички и сухой спирт, развела костёр. Хворост весело взялся огоньком. Она вытащила консервы, открыла банку охотничьим ножом и поставила её на огонь, чтобы согреть, а сама села поближе к костру, повернувшись к нему спиной, чтобы подсушить на себе одежду. Через некоторое время, сняв банку с углей, она поужинала, вытащила из рюкзака термос, попила уже почти остывшего чаю с травками, приготовленного дома, не забывая подбрасывать в костёр сухостой. В лесу уже давно было темно, Александра разбросала угли костра, чтобы они быстрее потухли, и, дождавшись, когда не останется ни одного тлеющего уголька, накрыла их заранее приготовленным лапником, легла на него, а сверху прикрылась спальным мешком, внутрь не полезла, чтобы, если вдруг кто-то задумает напасть, успеть среагировать. Снизу прогретая костром земля грела, и её быстро разморило, к тому же усталость давала о себе знать. Она боялась спать и решила, что только полежит, отдохнёт, а то целый день на ногах, ноги аж гудят, и только успела подумать, что спать ей нельзя, как тут же словно провалилась.

Волк продолжал бежать из последних сил, он даже не бежал уже, а трусил, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на своего преследователя. Увидев, что погоня за ним продолжается, он устремлялся вперёд и, даже когда не увидел за собой человека, всё равно продолжал бежать. Силы его стали покидать, и он, оглянувшись в очередной раз и не увидев преследователя, стал искать укромное место, где бы мог залечь и отдохнуть, хотя голод давал о себе знать. Ему сегодня не повезло, и он не успел в деревне поесть, когда на него началась облава. Волк забрался в кусты и, свернувшись, лёг под раскидистый куст. Закрыв глаза и задремав, он время от времени вздрагивал, ему всё ещё казалось, что облава не закончена и его окружают со всех сторон люди. Забывшись тревожным сном, он проспал до рассвета.

Ещё только чуть-чуть развиднелось, а голод его поднял и погнал искать пищу. Волк встал, повёл носом из стороны в сторону и побежал по своим следам обратно, в сторону, откуда доносился слабый запах человека. Он был очень осторожен, и по мере приближения к человеку запах усиливался, и он уже не раздумывая бежал к своей предполагаемой добыче. Выбежав на полянку, где спала Александра, он стал медленно, с большой осторожностью подходить к ней. Когда приблизился на расстояние прыжка, остановился и оскалил злобно пасть, готовясь обрушиться на свою жертву. У него уже слюна капала

с языка в предвкушении плотного завтрака, глаза горели, все мышцы напряглись, он слегка присел, готовясь к прыжку…

Александра вдруг резко очнулась от сна и почувствовала, что кто-то на неё смотрит. Она открыла глаза и увидела метрах в пяти от себя волка, которого вчера весь день гнала через тайгу. Он стоял, ощерившись, и с утробным рыком смотрел на неё, выставив огромные жёлтые клыки, готовый в мощном прыжке достать свою добычу и впиться в неё своими крепкими зубами, рвать на части и насыщаться, восстанавливая силы после долгого бега по сугробам. Она буквально за одно мгновение успела увидеть, что перед ней крупный, килограммов пятьдесят, хищник; морда со страшным оскалом, могучая шея, мощная широкая грудь и сильные ноги, грязная шерсть местами висела клочьями, в глазах – агрессия. Сейчас он был хозяином положения: она лежала на спине, как поверженный враг, и волк уже запел победную песню над ней, задрав голову вверх и протяжно воя, но рано зверь праздновал победу. Александре повезло, что она спала не в спальнике. Взяв обоюдоострый нож, который ей достался от отца, лежавший сбоку под правой рукой, она резко метнула его в звериную шею, волк захлебнулся своей песней, захрипел, рухнул в снег и забился в судорогах, обливаясь кровью, которая вытекала из раны и обагряла вокруг снег, отсвечивающий голубым цветом в занимающемся зимнем рассвете. Александра сбросила с себя спальник, встала и только сейчас почувствовала, что её потряхивает и руки дрожат, она поняла, что едва избежала гибели благодаря своему чуткому сну. Подошла к волку, вытащила нож и резким движением сделала надрез на горле, чтобы кровь выбежала быстрее.

Саша сложила лапник, на котором спала, в кучу, развела костёр и поставила алюминиевую кружку со снегом к костру, чтобы растопить снег и заварить чай. Тот, что у неё оставался в термосе, решила поберечь, чтобы в пути было чем подкрепиться, а пока занялась волком. Она собралась снять с него шкуру, отрезать несколько кусков мяса и заморозить на обратный путь, на всякий случай, потому что была не уверена, что ей хватит тех консервов, которые она взяла с собой, а это хоть и противная, но всё-таки еда. Надо было всё это сделать быстро, пока он не замёрз. Александра позавтракала, подошла к зверю, посмотрела, кровь ещё вытекала из раны. Подождав немного, стала делать надрезы на лапах и дальше, как её учил отец. Сделав надрезы, она подтащила тушу к дереву, у которого невысоко были крепкие ветки, вытащила из рюкзака верёвку и, завязав её на задних лапах, перебросила верёвку через ветку и стала подтягивать на себя, чтобы подвесить зверя, так удобнее снимать шкуру. Она очень долго провозилась, но шкуру сняла и, завернув её в тряпку, затолкала в рюкзак, потом, отрезав несколько больших кусков мяса, бросила их на снег, чтобы подморозить, отвязала верёвку, опустила тушу в снег, верёвку положила в рюкзак и стала собираться в обратный путь. Прибрав место костра, забросала снегом угли, сложила куски мяса в пакеты и в рюкзак, осмотрела место ночлега, чтобы ничего не забыть, закинула рюкзак за плечи, встала на лыжи и отправилась в обратный путь. Лыжи у неё были очень удобные, ей их отец подготовил, чтобы они не откатывались назад, особенно при подъёме на горку, он подбил их камусом, который сохранил с прошлого года, когда завалил оленя.

Идти было тяжело, потому что после вчерашнего бега тело требовало хорошего отдыха в более комфортных условиях, но до них ещё далеко и поэтому нельзя расслабляться. Она шла и вспоминала, как они с отцом ходили на охоту, тоже с ночёвкой, но шли спокойно, с привалами на отдых, а такого, как вчера, ещё ни разу не было. Она сама себе удивлялась, все мужчины отстали и вернулись, а она одна гнала зверя и чуть не стала жертвой своего охотничьего азарта.

Александра шла целый день и уже еле передвигала ноги, когда, оглядевшись вокруг, вспомнила, что где-то недалеко должна быть охотничья избушка, где иногда ночевали охотники, ходившие на соболя. Она быстро сориентировалась и направилась в ту сторону, где, как она помнила, должна быть избушка, в которой они с отцом тоже как-то ночевали. Только она повернула в нужную сторону, из-за кустов вышла четвёрка волков: матёрый впереди, за ним прибылой, за прибылым мелкий переярок, а последней шла волчица. Они были с подветренной стороны и почуяли добычу. Матёрый приготовился к прыжку, но Александра моментально сорвала с плеча берданку, и раздался выстрел. Пуля вошла волку в ухо, он опрокинулся и забился в агонии, истекая кровью. Волчица резко развернулась и скрылась за кустами вместе с молодыми волками. Саша вытащила из рюкзака маленький топорик, который всегда брала с собой, срубила две ветки лапника, вытащила верёвку, положила волка на ветки, крепко привязала его к ним и двинулась в сторону избушки, таща по снегу тяжёлую тушу матёрого.

Пока шла до избушки, воспоминания об отце нахлынули на неё. Она вспомнила, как лет в десять отец научил её ходить на охотничьих лыжах и ориентироваться в тайге по звёздам и по солнцу. Он говорил: «Прежде чем зайти в тайгу, посмотри, с какой стороны у тебя солнце, когда будешь возвращаться – оно должно быть с другой стороны, и, если вдруг заблудишься – не паникуй, остановись и осмотрись вокруг». Однажды, когда они были дома, он позвал её на улицу и, показав на звёздное небо, предложил найти Большую Медведицу. Когда она её показала, он сказал, чтобы Александра обратила внимание на Полярную звезду, которая была самой яркой среди всех, и сказал, что эта звезда всегда приведёт её домой. Он учил её читать следы, охотиться на белку и соболя и удивлялся, как дочь быстро научилась стрелять из малокалиберки, но берданку не разрешал даже в руки брать, говорил: «Тебе она не пригодится, девушки на крупного зверя не ходят». Но потом, когда ей исполнилось шестнадцать лет и она стала ходить на охоту с ним на равных, отец научил её стрелять из берданки и рассказал, как и куда бить крупного зверя. О тайге он всегда отзывался как о человеке, с большим уважением, называя её «кормилицей».

Александра очнулась от грустных воспоминаний, огляделась вокруг, и у неё даже дух захватило от красоты небывалой. До сих пор ей некогда было любоваться заснеженной тайгой, а вокруг, оказывается, сказочная красота, но усталость не даёт ей налюбоваться на это волшебное царство снега. Она постояла, чуть-чуть отдохнула и пошла дальше. Она, конечно, была девушкой тренированной, потому что с детства ходила в тайгу, но всё равно уже еле шла, её силы были на исходе. Однако Александра заставила себя не думать об усталости, ей надо было дойти до охотничьей избушки во что бы то ни стало. Она уже стала чаще останавливаться, чтобы немного передохнуть и выпить сладкого чаю. После этого, взбодрившись, шла дальше и тащила свою добычу, не забывая посматривать по сторонам.

До избушки Александра добиралась долго. Если бы она не завернула в неё, а сразу направилась в сторону дома, ей пришлось бы ночевать опять на холоде. Она уже еле переставляла ноги, на белок, соболей и колонков не обращала внимания, потому что, во-первых, у неё уже сил не было, а во-вторых, у неё была берданка и патроны на волка, а их она хранила только для экстренных случаев, и тратить их попусту нельзя, потому что идти ещё долго, да она и не рассчитывала охотиться на мелочь, поэтому не взяла с собой ни силки, чтобы их расставить, ни мелкашку, с которой ходила на соболя и белок.

Из последних сил Александра добралась до нужного места. Это была небольшая избушка из грубо отёсанных брёвен, но сделана на совесть, между брёвен был проложен мох, дверь уплотнили полосками, отрезанными от голенища старых валенок. Небольшие оконца темнели проёмами.

Сашка подошла к домику, сняла лыжи, прислонила их к стене дома, скинула на снег рюкзак и занялась волком. Пока он совсем не застыл, ей надо было снять с него шкуру, чем она и занялась, не мешкая ни минуты, потому что ей очень хотелось в тепло, поесть и поспать. Когда с волком было покончено, она завернула шкуру в тряпочку, тушу оттащила подальше от избушки, бросила в снег и пошла в тёмную выстывшую избушку. Нашла свечку на полке над дверью, зажгла её, сняла с себя рюкзак, подошла к печке, растопила кем-то бережно уложенные в топку дрова и, присев рядом с печкой на низкую скамеечку, стала ждать, когда пойдёт тепло.

На стенах висели пучки разных трав для чая: душицы, зверобоя, мяты и других, которые могут и согреть, и вылечить. При скудном свете свечки казалось, что по углам прячется что-то неведомое и как будто перешёптывается. Ей было страшно, потому что одной здесь ночевать ещё не приходилось. Она повернулась, окинула помещение придирчивым взглядом и, убедившись, что её страхи надуманные, успокоилась и стала смотреть на языки пламени, которые мелькали в треснувшей дверце. В избушке охотники всегда оставляли запасы: спички, свечку, хлеб, соль, крупы, была и лампа, заправленная керосином, и обязательно запас дров. Таковы законы тайги о взаимовыручке.

Пока ждала, когда нагреется избушка, от тепла, шедшего от топки её разморило, и она не заметила, как задремала на скамеечке перед печкой. Сколько она так просидела, неизвестно, но вдруг скрипнула и открылась дверь. Сашка, вздрогнув, схватилась за нож, который она всегда держала под рукой, резко вскочила на ноги и тревожно уставилась на вошедшего. Спросонья она ещё не поняла, кто перед ней, и рука её крепко сжимала рукоятку охотничьего ножа, который она готова была уже метнуть в вошедшего. А тот, весело поприветствовав её, стал стряхивать с себя снег. Сашка уже не тревожно, а изумлённо смотрела на мужчину, который снял с себя шапку и расстёгивал шубу.

Он был молод, высок и красив. Она смотрела на него и удивлялась, откуда в тайге почти ночью взялся молодой мужчина и один. Обычно охотники из их деревеньки по одному не ходили. Александра хоть на мужчин никогда не обращала внимания, но сразу поняла, что мужчина приезжий. Обычно у неё не хватало времени куда-то сходить, да и не на кого было в посёлке смотреть, молодёжь сюда не ехала. Когда они с отцом приходили с охоты, надо было срочно снять шкурки со зверушек, потом выделка шкурок занимала очень много времени, а их надо было успеть подготовить до того, как приедут закупщики пушнины, да и по дому матери надо было помочь. Если честно сказать, то и мужчин, подходящих ей по возрасту, в посёлке не было, а те, которые были, – все семейные.

Ей исполнилось двадцать пять, она была высокой, крупной девушкой с короткой стрижкой, длинных волос не отращивала, потому что в тайгу ходить с ними неудобно, но волосы и без того были её украшением, густые, с рыжим отливом. Вообще она была красивой девушкой, но сама об этом никогда не думала. А теперь и вовсе осталась единственной кормилицей в семье. Мать на охоту никогда не ходила и стрелять не умела, она всю жизнь занималась домом. Александра закончила школу, которая была в посёлке и обучали там только до седьмого класса, а потом отец её стал брать с собой в тайгу, так она и осталась жить в посёлке. Теперь она стояла и смотрела на мужчину, не сводя с него глаз.

Незнакомец разделся, прошёл, сел на лавку и сказал:

– Давай знакомиться, лесная фея! Меня Дмитрий зовут, Дмитрий Александрович Алейников. А тебя?

– Сашка, Александра Матвеевна Одинцова, – робко сказала она, в сильном волнении прижимая руки с ножом к груди.

– А почему Сашка?

– Не знаю. Меня с детства все так зовут.

– А родители?

– Отец звал Сашка, потому что он хотел сына, а родилась я, поэтому он назвал меня Сашкой, а мама просто доченькой зовёт.

– Значит, ты Александра? Красивое имя, да и сама ты красивая, тебе говорили об этом?

– У нас в посёлке нет молодёжи. – сказала она, опустив в смущении голову.

– А ты почему не уезжаешь в город?

– Некуда мне ехать, у нас нигде никого нет, мы с мамой вдвоём.

– А с отцом что случилось?

– Его шатун в тайге заломал этой зимой.

– Прости за моё любопытство. Давай не будем о грустном. Может, поужинаем, чем Бог послал?

– Давайте поужинаем, у меня есть консервы, я сейчас их разогрею и в котелок снегу наберу, вскипячу для чая.

Она вытащила две банки консервов из рюкзака, потом схватила котелок и быстро выбежала за дверь снега набрать, там остановилась, привалившись спиной к стене, и приложила руку к сердцу, которое тревожно билось в груди, как будто ему не хватало места. С ней такого ещё никогда не было, и она не знала, как ей к этому отнестись, но в груди вдруг томно стало, а перед глазами стоял незнакомец, такой большой и красивый. Александра постояла так некоторое время и, немного успокоившись от взволновавшей её вдруг неожиданной встречи, быстро набрала в котелок снега, примяв его, чтобы вошло побольше, и пошла в сторожку. Когда она зашла, Дмитрий уже открыл консервы и поставил их греться на печку, на столе лежал нарезанный хлеб и стояла фляжка. Александра поставила котелок на печку и, повернувшись к мужчине, спросила:

– А вы как в тайге оказались?

– Приехал поохотиться, но, видно, охотник из меня неважный, добычи нет, зато чуть не заблудился, хорошо, что случайно набрёл на избушку, а то пришлось бы в лесу ночевать. Обычно мы с друзьями ездим на охоту, а тут у меня небольшой отпуск нарисовался, и я решил побродить немножко по тайге. Я, конечно, не заядлый охотник, но хожу не первый год. Обычно на зайца, лису.

Александра подошла к печке, проверила консервы, они уже согрелись, она, прихватив банки рукавичками, поставила на стол. Дмитрий взял фляжку, налил содержимое в кружки и, подняв свою, сказал:

– Давай, Александра, выпьем за знакомство, неожиданное и приятное.

Она подняла кружку, они чокнулись и выпили. Спиртного она практически никогда не пила, дома у них это не приветствовалось, кроме как на Новый год и дни рождения, по чуть-чуть, как дань обычаю, и поэтому буквально через минуту у Александры наступило лёгкое головокружение. Она почувствовала, как уходит напряжение, и ей стало хорошо и спокойно.

В течение ужина Дмитрий наливал по чуть-чуть ещё пару раз, и к концу ужина Александре стало казаться, что она Дмитрия знает давно, они сидели, о чём-то болтали, в основном он говорил, а она смотрела на него не сводя глаз, а внутри разливалось тепло то ли от выпитого спиртного, то ли от того, что этот молодой мужчина вдруг взволновал её, и она смотрела на него и не понимала, что с ней происходит. Ей хотелось дотронуться до него рукой, провести ладонью по его волосам, потрогать его колючую щёку, а он всё говорит, говорит, а о чём, она уже давно потеряла нить беседы. Очнулась она от того, что Дмитрий помахал рукой перед её глазами, спросив:

– Эй, ты где?

Она, взглянув на него и опустив глаза, шёпотом сказала:

– Здесь я, видимо, пора спать, устала что-то. Как размещаться будем, полати одни? Правда, они широкие.

– Значит, поместимся, – весело сказал Дмитрий, улыбнувшись.

Александра кивнула, встав из-за стола, сняла с себя лишнюю одежду и, оставшись в спортивном костюме, легла на полати и подвинулась к стене, укрылась одеялом и затихла. Дмитрий убрал со стола пустые банки, подбросил дров в печку, задул свечку и лёг с краю. Вскоре она услышала, что он дышит ровно, значит, уснул, она закрыла глаза и вскоре тоже уснула. Проснулась среди ночи и испугалась, что, пока она спала, Дмитрий ушёл, оставив её в избушке одну. Она протянула руку и коснулась его небритой щеки, потом нежно провела по его волосам. Он взял её руку и поцеловал в ладошку, быстро повернулся к ней и стал целовать её своими горячими губами сначала нежно, чуть прикасаясь, потом всё дольше и требовательнее, и, наконец, поцелуи стали страстными, а рука его легла на её упругую грудь, а потом стала опускаться всё ниже и ниже. Она помнит, как снимала с себя одежду дрожащими руками, а дальше всё происходило как во сне, потому что Александра ещё не знала мужчины, и всё, что с ней потом происходило, было удивительно и незнакомо. Дмитрий был удивлён тем, что у такой страстной девушки до сих пор не было мужчины, она была неутомима, как будто хотела впрок запастись мужской лаской, ей понравилось ощущать рядом с собой мужчину сильного и ласкового. Они не заметили, как за окнами рассвело, а в сторожке стало прохладно. При дневном свете она, посмотрев на Дмитрия, смутилась и сказала:

– Извините.

– Александра, ты чего? Тебе спасибо за такой подарок, фея ты лесная. Ты торопишься? Может, ещё поспим?

Он взял её за плечи и притянул к себе, она покорно положила голову ему на плечо, но вскоре у них всё повторилось, и Александре показалось, что она теряет сознание, а он всё продолжал её целовать и что-то ласковое шептал на ушко.

Потом они долго лежали и отдыхали, но надо было уже отправляться домой, и Александра, мысленно попрощавшись с Дмитрием навсегда, стала быстро одеваться.

Дмитрий сказал:

– Саша, а давай мы с тобой в этой избушке ещё денёк побудем. Здесь хорошо, спокойно, никого нет, нам с тобой хорошо, я не хочу, чтобы ты уходила сейчас.

– Я не могу остаться, у меня дома мама, она волнуется, а ей нельзя. А ты разве ещё не возвращаешься?

– Мне без тебя, Саша, здесь делать нечего. Сейчас соберёмся и пойдём. Надо дров приготовить и принести в сторожку, сейчас я этим и займусь, вот только позавтракаем.

Александра растопила печку, поставила котелок со снегом, открыла банки с тушёнкой и пристроила их на плиту, чтобы согреть. Дмитрий встал, вышел на улицу, умылся снегом, потом, набирая полные пригоршни, растёрся им, попрыгав и помахав во все стороны руками, потрусил в избушку. Он жил в городе и куда-то выезжать на отдых редко получалось, семьи у него пока не было, зато был небольшой бизнес: несколько магазинов с автозапчастями, которые требовали постоянного пребывания. О таком приключении он даже и не мечтал, и теперь не знал, как быть. С одной стороны, он эту девушку практически не знал и что-то ей предлагать не спешил, а с другой, может, это его шанс жениться на хорошей девушке, да ещё такой скромной и неопытной к её годам, это находка. А чем она сможет заниматься в городе? Киллером работать, пошутил он сам с собой. А что? Она белку в глаз бьёт, его кредиторам шкурку не попортит. Может помогать в его бизнесе пока, а потом видно будет. Ладно, он доведёт её до деревни, посмотрит, где живёт, а там поглядит. Дмитрий заскочил в сторожку раскрасневшийся после снежных процедур и, подскочив к Александре, обхватил её и прижался, говоря:

– Замёрз! Погреешь?

– Погрею. – Она обняла его и замерла.

Согревшись, Дмитрий стал одеваться, а Александра стояла и смотрела на его сильную спину, и ей хотелось подойти и погладить её, но она стеснялась при дневном свете к нему притронуться, для неё всё, что с ней произошло, было новым и неизведанным, и потому это её смущало, а ещё её смущал его взгляд, то удивлённый, то улыбающийся, она не привыкла к пристальным мужским взглядам и чувствовала себя неловко. А Дмитрий, наоборот, не сводил с неё глаз и без стеснения рассматривал. Ему всё в ней нравилось: её стать, цвет волос, большие карие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, и полные чувственные губы.

Они позавтракали и пошли на заготовку дров. Здесь под полатями нашли топор, нарубили дров, положили сушить на печку, спички и свечку положили на место, на полочку над дверью. Там же стояла керосиновая лампа, но они не стали тратить керосин, им хватило свечки, остатки которой вернули на место. Надев рюкзаки и лыжи, двинулись в обратный путь. Александра шла впереди, Дмитрий за ней, он решил, что ему будет удобнее за ней присматривать, так она будет всё время у него на глазах. Он ещё не знал о том, что пять здоровых, крепких мужиков не выдержали гонки за зверем, а она целый день его гнала и в конце концов победила в этой необычной схватке. Ему по привычке женщины казались слабыми, которым рядом требуется крепкое мужское плечо. Она шла быстрым размеренным шагом, он следом за ней. Когда они без остановки шли уже не первый час, а Александра ни разу не сбилась с выбранного темпа движения, он начал удивляться выносливости этой девушки и теперь уже думал, как бы перед ней не опозориться и не попросить о привале хоть на небольшой отдых, но вскоре она как будто почувствовала, что ему требуется отдых и, остановившись, повернулась к нему и спросила:

– Может, сделаем небольшой привал да перекусим чуть-чуть? Дмитрий, не почувствовав подвоха, сказал:

– Конечно, давай сделаем привал, тебе нужно немного отдохнуть, ты взяла слишком быстрый темп.

Они под деревом вытоптали площадку и, достав из рюкзаков заранее приготовленные термосы с горячим чаем, сели на рюкзаки и стали пить сладкий чай, потом Александра к чаю достала хлеб. Они перекусили, отдохнули и двинулись дальше. Сидеть долго некогда было, надо до темноты выйти из тайги.

Дальше она шла в том же темпе, а Дмитрий шёл следом и не переставал удивляться девушке. И ему вдруг пришла в голову общеизвестная фраза: «Есть женщины в русских селеньях». И это называется слабый пол! «Да у нас тут не поймёшь, кто из нас слабый пол, я, наверное, скоро упаду, а отряд не заметит потери бойца. Нет, я не могу так опозориться перед девушкой, я выдержу, скоро откроется второе дыхание, и тогда легче будет идти». Они шли до самых сумерек, а когда в тайге стало темнеть, Александра остановилась, повернулась к нему и сказала:

– Дмитрий, нам надо найти полянку для ночёвки, уже темнеет, а нам идти ещё часа три-четыре, в темноте это нереально. Дмитрий с облегчением вздохнул и согласился, сказав:

– Конечно, дорогая, как скажешь. Давай поищем полянку.

Они прошли немного вперёд и увидели поляну, на которую свернули, осмотрелись, сняли рюкзаки, расчистили место для костра и ночёвки, наломали сухостоя, натаскали веток и развели костёр. Потом Дмитрий взял топорик и нарубил лапника. Они сели на него и занялись ужином. После ужина посидели немного у костра, когда огонь прогорел и угли перестали тлеть, их с кострища разбросали, положили лапник, легли, прижавшись друг к другу, укрылись спальными мешками и уснули моментально, как младенцы.

Проснулись, когда над ними зачирикали птички, и удивились, что за всю ночь никто из них даже не шелохнулся: как легли обнявшись, так же и проснулись. Они встали, свернули спальники, положили в рюкзаки и снова развели костёр, позавтракали, убрали всё за собой, надели рюкзаки, лыжи и продолжили свой путь. Расслабляться им особенно не стоило, но темп движения можно было слегка сбавить, они должны к вечеру добраться до дома. Теперь шли чуть медленнее, и Дмитрий уже не страдал так от скорости и боязни опозориться перед девушкой. Он считал себя тренированным мужчиной, но тут понял, что он всего лишь самоуверенный самец и ничего более, гонору много, а выносливости поучиться надо у девушки. Она, сама того не зная, показала ему, что такое выносливость и кто тут слабый пол.