Валентина Ивановна Максимова
Исповедь мадам прорабши
Мы еще захватили то время, когда охотничьи домики и сторожки были чистыми, с запасом дров и растопкой (бересто от березы), солью и сухарями, подвешенными в мешочке за рогатину к потолку, уходя, мы оставляли все в таком же виде.
Через шесть лет на заготовке подтоварника для подмостей пришлось увидеть ужасающую картину: полусожженные сторожки были превращены в отхожие места блевотиной и говном. Таких нелюдей– вражин в детстве точно не «пороли».Очень жаль, что не было и нет такой силы, чтоб за такие сверхпакостные дела наказание свершалось бы моментально. У этих нелюдей нет ничего святого-пусть их перевернет в гробу, если они сдохли!
В походе вели записи в дневниках, журналах, отмечали на контурных картах, где мы находимся, описывали склоны горок, собирали необычные камни, чтобы потом писать сочинение: «Как я провел(а) лето» Командный пункт (КП) находился в охотничьем домике или сторожке, находящихся вблизи речушки или ключа, возле которых разводили костер. Обед готовили на костре ребята, по двое. Мы девчонки уходили от костра вглубь леса в сопровождении двух «бойцов-стрелков». Остальные ребята -«запасники», вооруженные до «зубов», лазили везде, что им было интересно, тем и занимались, иногда ничем, просто валялись или загорали в зависимости от погоды. Когда от костра звали на обед-палили из ружья один раз. Когда было что-нибудь серьезное– палили два раза «на помощь», но в любом случае ответный один выстрел был обязателен, если ответного выстрела не последовало, то тут должны идти на помощь «запасники». Ну и были соответственные шутки: придешь «на помощь», а у них на счет обеда и «конь не валялся»,– лежа играют в шахматы и думают: «Как поставить «мат» в три хода?» Когда приходили из похода, то опять же сообщали лесничему.
В это же лето 1955 года мы всей семьей перебрались из барака во «времянку». Перебрали и поставили баню, стайку с сеновалом, приобрели корову и куриц. Сколько было радости от такого простора, было где читать книги, в основном, на сеновале, а читала я много, наверное, оттого, что не давали читать– «запретный плод всегда сладок». С коровой добавилось работы: покос, надо было больше таскать воды из колодца за сто метров. Разрешающих бумаг на строительство дома как не было, и нет.
Отец, посовещавшись с мужиками, решил строить дом: «Будь, что будет. Неужели хватит совести выгнать из «времянки» с такой семьей?» А могли бы выгнать и очень легко. Притащили мох для дома сушить, приготовили камни для фундамента и начали копать траншею-основание. Пока тепло, надо было залить фундамент. Мужики приступили к сортировке бревен для сруба.
В нашей ребячьей компании добавились ребята постарше, среди них были трое, владеющие музыкальными инструментами. Так появились у нас гармонь-двухрядка, баян и аккордеон, от которого просто «сходили с ума».
Днем, пока светло, играли в «лапту», в «волейбол»; вечером пели песни и плясали под частушки. Устраивали «перепляс» – кто кого перепляшет. Некоторые ребята могли плясать больше одного часа, но только с кем-то в паре, в течение часа участник «перепляса» мог сменить до пяти –шести партнеров или партнерш под задорные частушки или прибаутки.
В это же лето начали пробовать «ходить» на танцы в парк под духовой оркестр, который располагался на сцене под круглой крышей в виде одной раскрытой створки «ракушки». Сама танцевальная площадка была огорожена и сделана из длинных досок толщиной пятьдесят миллиметров – «пятидесятка», (для строителей это понятно) и шириной триста пятьдесят миллиметров, но без «шпунта и гребня», получался пол с «провесами».
Вот какая-нибудь пара, да еще под «мухой» (чуть-чуть выпивши) начинает кружиться в «вальсе» и может запнуться об этот самый «провес». Из-за неустойчивости начинаются непредсказуемые движения. Пара даже может упасть, здесь и происходит самое смешное со всеми двусмысленными подсказками и советами, а нам того и надо, лишь бы от души похохотать. Оркестр продолжает играть, нас же выгоняют с танцплощадки со словами: «Малы еще ходить на такие танцы!» Больше всего и бегали на танцы из-за этих смешных сцен.
Впоследствии все-таки сделали строганный и шпунтованный пол на танцплощадке из «сороковки» (40 мм) по «черновому» полу (грубый, не строганный пол). Почему бы сразу не сделать такой пол?– Да, тогда бы и не было смешных сцен, а теперь есть что вспомнить.
Девчат и молодых женщин всегда не хватало на танцах, поэтому они были «нарасхват».Остальные парни, кому не доставалась «дама» отходили в сторону ограждения танцплощадки, но ненадолго.
Со словами: «Хватит, натанцевался!» парень бесцеремонно мог подойти к любой паре и если «дама» не возражает, мог отбить ее. Если отбить «даму» не получалось, то оба парня уходили за ограждение танцплощадки и там выясняли на кулаках: «Кто в доме хозяин?». «Дама» одна не оставалась, ее тут же подхватывал другой свободный парень и так далее. Пока те парни «выясняли» отношения, «дама» вдоволь натанцуется. Когда мы стали постарше и уже не бегали на танцы, а ходили, то нам было лестно и даже приятно, что парни за нас дерутся, как самцы «за право на любовь».
Кончилось лето, наступил новый учебный год «и пошло, и поехало»: школа, вода, чистить стайку и вывозить на огород навоз, уборную (все удобства на улице, слово «туалет» еще не знали), уроки; если позволяет погода, и на улице еще светло– любимая игра «лапта». Книги в переплете и без, рукописи без авторов(страницы которых сильно потрепаны переписывала химическим карандашом), оставались на ночь, дела, связанные со строительством дома, да разве все перечтешь? Старший из братьев пошел в первый класс -от него никакой помощи.
В конце лета мужики залили фундамент, завалили сырыми опилками, оставили на зиму, приступили к заготовке сруба. Хожу злая, охота побегать, не пускают,– скорей бы уж наступила зима: лыжи, собаки, Новый год (1956г).
За зиму научилась доить корову, освоила весь инструмент у отца вплоть до ножовки «Наградка» (в настоящее время нигде не применяемая). К концу зимы был уже готовый сруб дома и сеней. Мужики отвезли лес в столярку, предназначенный для пола, перегородок, потолка, стропил и тесовой крыши. Рамы, двери и крыльцо отец делал сам. Мама, уже заметно, в «интересном положении».
Меньше, чем через месяц привезли весь готовый пиломатериал. Мужики раскатали помеченный сруб и приступили к сборке дома на уже готовый фундамент. За весну дом собрали полностью, на шкантах в углах, только без отделки и печки.
После Майских праздников мы всей «оравой» перетащились в дом. В мае же местным печником была сложена «русская» печка, которую за лето надо было хорошо просушить, а в июне в семье появился пятый ребенок, с появлением которого меня уже было не убедить в том, что детей находят в «капусте», так как мама родила сестренку в огороде, в борозде, при родах которой я принимала непосредственное участие.
Наконец-то отец получил разрешение на строительство собственного дома. А мы уже в доме! Если бы не «нахальство» отца, мы бы еще полтора года «загорали» в бараке. Вот тогда я уже понимала, что «без бумажки ты букашка». Ведь столько народу жило в этих бараках, в таких ужасных условиях и столько же много было желающих строить собственные дома– но нельзя!
Мама с отцом и маленькой сестренкой жили во «времянке», а мы четверо детей– в доме. Вот так решался вопрос «демографии». Женщин превратили в родильных машин, а чтобы «не плодить нищету», аборты были запрещены. Сколько погибло женщин от подпольных абортов? Таких данных ни одна статистика не предоставит. Мужчины платили налог за бездетность (в народе говорили: «Налог на яйца»). В ту пору «ходил» такой анекдот про беременных женщин: «Спереди пятилетний план, сзади пьяный Иван».
Со строительством этого дома мне пришлось пройти весь технологический курс строительства от «нуля» до «коньковой отметки». Отец утверждал: «В любом доме главное – основание, фундамент и крыша– остальное ерунда». Нет, как оказалось на самом деле,– далеко не ерунда. На мои плечи взвалили конопатить стены, полностью внутреннюю отделку в доме и плюс вся остальная домашняя работа, а она не уменьшалась, только прибавлялась.
В это лето я последние два раза ходила в поход. Девчонки, такие наивные, превращались в «красивых девочек» (именно так называли нас парни постарше), а ребята одноклассники становились парнями.
Наступил последний учебный год, перестали бегать по партам, драться книгами. Поздней осенью отплясали последний «перепляс», проводили старших парней в Армию. Не стало в улице музыки,– «тоска зеленая», даже не хочется встречать Новый Год (1957), но никуда не денешься, все-таки десятый класс! Даже отец почему-то присмирел, перестал «куражиться». К чему бы «это»?
И «это» вскоре состоялось в разговоре с отцом:
–Не пора ли тебе устраиваться на работу?
–А как же школа? Осталось всего полгода.
– Ну и че, пойдешь в ШРМ (школа рабочей молодежи, только что открывшаяся в поселке).
– Ну и куда же?
– На стройку!
Меня это известие ошарашило так, как если бы ударили обухом топора по башке. Тогда бытовало мнение, что идти работать на стройку –это самое распоследнее дело, хуже уж некуда. Все мечтали о профессиях, связанных с космосом. (Осенью 1957 года был запущен первый спутник).
–Вот уж «фигушки», пока не закончу десятый класс, никуда не пойду!
Не дашь– убегу из дома!– конкретно и зло ответила ему.
Немного охладев, подумала: «Ведь и правда,– после школы куда?» Об этом как-то и не думалось. Вопрос встал «ребром»:«Кем быть?»
г. Покров, 2017г.
Максимова В.И.
Кем быть?
Как же может одно только слово перевернуть все с «ног на голову». Если бы отец, как-то по-другому и совсем другим тоном обошелся со мной, было бы все иначе. Все уже свершилось и я, затаив обиду, замкнулась в себе: -это что же выходит, отцу было все равно, учусь я или нет, а как «назло» я хотела учиться; что же, в случае чего, мне не будет никакой поддержки. Так оно и получилось в будущем.
Да, я знала, что мы живем бедно, что одну и ту же тряпку перешивала мать по несколько раз (хорошо еще выручала швейная машинка). С питанием, если бы ни корова и картошка, было бы куда хуже. В общем, какие только мысли не лезли в голову. Если бы знала, что так сложатся дела, я бы могла уйти после восьмого класса работать на шахту в рудоподъемку, и к описываемому периоду была бы на «собственных ногах» и ни от кого бы не зависела, и «черт бы мне был не брат», а теперь же я оказалась в реальной жизни: что получала гроши, работая каждое лето на посадке леса и то, что ходила на покос за десять километров, и то, сколько вывезла говна с такой семьей, и то, сколько сделано дел, связанных со строительством «времянки» и дома; одной только воды перетаскано– одному Богу известно,– и все это не в счет? Какая несправедливость! Ненавижу дом, всех ненавижу! «Вжизнь» не пойду на эту стройку: «Гори она синим пламенем!»
Так я «костерила» всех и вся, пока не успокаивалась рядом с любимейшей собакой по прозвищу «Шарик», оказавшейся в последствии «Шарой». Эта псина отлично знала и чувствовала, в каком настроении я нахожусь, если мне было плохо, и когда хотелось не реветь, а по-волчьи выть, я садилась на крыльцо близко к ней. Она ложила свои мохнатые лапы мне на плечи и так смотрела мне прямо в глаза, чуть-чуть поскуливая, как бы успокаивая, что от такой деликатности мне казалось: все-таки, собака в сто раз лучше человека. Когда в доме никого не было, (а это случалось редко), и только одним жестом приглашаешь ее в дом, то тут, не было конца радости: «улыбка», да, да, именно «улыбка» отражалась на ее (так хочется сказать на ее лице) морде. Зато лучшим куском делишься с ней; поверьте, это так приятно, не описать,– ломоть ржаного хлеба с дырками и хрустящей корочкой, обмакнутого в молоко. Сама-то я могу съесть просто кусок ржаного хлеба (в то время его «черным» не называли), посыпанный солью и чуть-чуть накапанный растительным маслом. Только в кругу преданных собак можно отойти от такого препротивного душевного состояния, чтобы не «застрелиться». Заступил в свои права 1957 год. В новогодние каникулы решила предъявить всем своим домочадцам определенные требования (ну, значит «санкции», как нынче выражаются): на елку в школу не пошла «за неимением времени», да особо никто и не звал, кому какое дело до моих душевных потрясений? К конопатке стен в доме «близко не подхожу». Отделка в доме «пусть подождет до лучших времен». Посуду мою только после себя и мамы, ставлю ее на «горку» на самый верх, чтобы «мелочь пузатая» не могла дотянуться. Баню топлю только на неделе для себя, мамы и сестренки (а так топили каждую субботу, в воскресенье стирали).
Воду таскаю из колодца на коромысле только для питья, а для бани, коровы и хозяйственных нужд беру из огороженного приямка в огороде. Хожу на лыжах одна с Шарой, корову дою, если попросит мама. Две печки «голландку» и топливник у «русской» топлю обязательно, иначе будет в доме холодно. Санки «волокуши» для вывоза навоза из стайки валяются– пусть валяются, «хлеба не просят». Какая же«красота»! Столько свободного времени появилось,– хоть книжку читай, хоть спектакль слушай по радиостанции «Маяк».