Валентина Ивановна Рыжкова
Любишь ли ты меня?
Боже мой, ему тоже нравится ''Властелин колец''! Удивительно, но я чувствовала нечто похожее! Не можем же мы думать одинаково. Я готова была его расцеловать, забыв вообще, кто он такой.
– Я редко в кино хожу. Даже не знаю… просто… (Просто не с кем.) хотя на самом деле я тоже безумно люблю кино. Честно говоря, я без него жить не могу. Это как наркотик для меня. Может, я преувеличиваю… Но если за неделю ни одного хорошего фильма не посмотрю, сразу такое чувство, будто чего-то не хватает… Короче, ладно, забудь.
– А я тебя понимаю, честно…
Внезапно я словно отключилась на несколько минут. Мне никто ни разу в жизни не говорил, что понимает меня. По-моему, меня вообще никто никогда не понимал… Как ему это удается? Кажется, я могла бы слушать его бесконечно.
– А у тебя целая фильмотека, здорово. Я имею в виду видеокассеты.
– А это… Ну да, – я с гордостью посмотрела на свою коллекцию фильмов.
– Ты видела ''Легенду о пианисте''? Это фильм о музыканте, который родился на большом пароходе, он играл на рояле в оркестре и всю жизнь плавал из одного порта в другой, но так ни разу и не сошел на берег. Даже когда пароход отправили на слом, чтобы взорвать, музыкант остался на нем вместе со своей великой музыкой… Там есть такой классный эпизод, когда во время шторма пароход качает из стороны в сторону и рояль ездит по залу, а музыкант продолжает играть как ни в чем не бывало.
У меня вдруг появилось такое странное чувство какой-то легкости, я могла бы рассказать ему все-все, чего раньше никому не рассказывала.
– Знаешь, когда я была маленькой, всегда мечтала жить в старинном доме на углу улицы в просторной мансарде с большими окнами. И чтобы напротив обязательно был кинотеатр с афишами и вывеской из разноцветных фонариков. Тогда можно было бы каждый вечер ходить в кино. А еще мне всегда хотелось, выходя из кинотеатра после хорошего фильма, говорить режиссеру спасибо. Глупо, наверно…
– По-моему, здорово!.. Или попасть на последний сеанс, который начинается поздно вечером…
– …чтобы потом возвращаться домой на машине и смотреть на ночной город, – закончила я. – Только не говори, что умеешь читать чужие мысли.
– Хорошо, не скажу, правда, я и не умею. Просто мне тоже всегда хотелось попасть на последний сеанс. Здорово делать то, чего никогда не делал. Например, ходить по крышам или летать на воздушном шаре, или на самолете. Это, то же самое, что попасть на последний сеанс. Не знаю почему, только у меня такое чувство, будто на него невозможно успеть. Как во сне, когда просыпаешься в последнюю секунду. Что бы ни происходило, рано или поздно все равно проснешься. Последний сеанс – особенный, потому что он последний, после него свет гаснет, кинотеатр закрывается и погружается в сон. Ты знаешь, что время после закрытия самое таинственное. И не только в кинотеатре, а вообще в любом месте. Если остаться после закрытия, можно увидеть такое, чего никто никогда не видел…
В любой другой день я назвала бы его сумасшедшим. Но сейчас мне так не казалось. Севка говорил то, что думал. Мне вдруг пришло в голову, ведь люди очень редко говорят искренне, почти никогда. Они все время лгут. А Севка просто высказывает свои мысли, хотя он меня совсем не знает.
Странно, но мне нравилось, как он рассказывает. Я вдруг подумала, а ведь я понимаю его, прекрасно понимаю все, что он говорит. Я жила в обществе, где так привыкли лгать, притворяться, лицемерить, выделываться перед другими и уже не видели разницы между правдой и обманом, потому им казалось странным и ненормальным, что у кого-то могут быть свои собственные искренние мысли и чувства.
Я была такой, как все, во всяком случае, старалась ничем не отличаться от других, ведь так проще жить. А Севка – нет, потому что ему это было не надо. Он никогда не хотел быть таким, как все. Он всегда оставался самим собой, поэтому его презирали. А я всю жизнь боялась стать такой, как он, странной. Боялась одиночества. Интересно, почему он не боится?
– Говорят, что вселенная не бесконечна, – произнес Севка. – А я не верю.
– Что?
– По-моему, вселенная бесконечна. Ты как думаешь?
– Не знаю, – я пожала плечами.
– Ты когда-нибудь видела падающую звезду? Я тоже не видел. Если долго смотреть на небо, может, повезет загадать желание. Тогда оно обязательно исполнится. Я бы хотел побывать в Нью-Йорке. Или оказаться где-нибудь на краю света.
– В смысле?.. То есть, это где? – удивилась я. – Края света не существует.
– Я знаю, но иногда бывает такое чувство, будто ты на краю света. Это, конечно, полный бред, просто так на самом деле бывает.
– А я бы вернулась в прошлое, в 60-е годы, в Англию, чтобы попасть на концерт Битлз.
– Я тоже люблю Битлз! – обрадовался Севка. – У меня все их альбомы плюс еще несколько сборников. Я пластинки три года собирал.
– Не может быть! Тебе нравятся Битлз! – воскликнула я. – Невероятно! Не встречала никого, кому бы нравились Битлз! Ты не шутишь?
– Ха! Можешь меня проверить! Экзамен. История Битлз. Состав: Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон, Ринго Стар. 1963 год: первый сингл “Love me do” – 17-е место в хит-параде. Выступление в ''Палладиуме''. Следующие “Please Please Me”, “She Loves You” и ''Я хочу держать тебя за руку'' – первые места. 1964 год: Америка, шоу Эда Салливана…
– Все, хватит, остановись! Ты меня убедил.
– Любимая песня ''Когда мне будет 64'', – скромно добавил Севка.
Мне вдруг стало смешно до ужаса. Смех так и рвался наружу, и я просто не могла сдержаться. Не знаю, что на меня нашло. Как говорят, смешинка в рот попала, когда человек начинает хохотать без причины. Только я повалилась на диван от смеха и долго не могла успокоиться, даже слезы выступили. Севка сперва спрашивал, чего это я смеюсь, а когда я уже почти пришла в себя, он вдруг сам начал смеяться да еще так заразительно, что на меня нахлынула новая волна смеха.
В жизни столько не смеялась, к тому же просто так. Такое чувство, будто я раньше вообще никогда не смеялась. Сразу так легко и весело стало.
– Мне еще ''Желтая подводная лодка'' нравится, – произнес Севка серьезным голосом и громко запел.
– Хватит, я сейчас лопну! – произнесла я, давясь от смеха. – Сева, перестань, пожалуйста, меня смешить, я тебя умоляю!
И он замолчал. Мы просто сидели рядом и молчали. Я не думала о том, что нужно что-то сказать. Мне вообще не хотелось ничего говорить. Люди словно боятся тишины, этих неловких пауз и заминок, когда остаются один на один и ломают голову, думая, что бы еще сказать, и тут же ляпают первую глупость, пришедшую на ум. Меня это бесит. Почему нельзя просто посидеть в тишине и немного помолчать? Ведь это так легко. Но все, кого я знаю, не умеют молчать точно так же, как не умеют слушать. Даже мои родители. Они слова не дают вставить.
Рядом с Севкой на какое-то время я перестала сомневаться, нервничать и забивать себе голову всякими безумными мыслями. Я вдруг поняла, что Севка и есть тот самый человек, с которым можно помолчать хотя бы пару минут. Не знаю, почему это так важно для меня. И странно, но было приятно сидеть с ним рядом, и не хотелось уходить, хотя уже клонило в сон.
Вот если бы заглянуть ему в глаза. По глазам можно прочитать душу. Но в темноте я не могла его хорошо разглядеть, к тому же мне не хватало решительности выдержать его взгляд. Я могу смотреть на людей, только зная, что они меня не видят. Но мне очень хотелось узнать, какие у него глаза…
Когда я проснулась, было уже совсем светло. Часов одиннадцать. В голове ни одной мысли, так легко и хорошо, и впервые за последние годы я отлично выспалась. За окнами светило яркое солнце. По стенам прыгали солнечные зайчики. Я потянулась, села и только тут поняла, что всю ночь проспала в гостиной на диване. Рядом с Севкой.
Вот это да… Что тут еще скажешь. И вроде бы не напивались. Я прекрасно помню весь вчерашний вечер, мы долго болтали… И я не заметила, как уснула. Должно быть, мы одновременно уснули. Хорошо, что у нас большой диван. Я только понять не могу, почему подушка, которую я положила для Севки, теперь лежит у меня. А Севка спит на маленькой диванной подушке. И большая часть одеяла валяется на полу.
По Севкиной руке медленно ползет солнечный луч. Сейчас он доберется до его лица, и Севка проснется. Я могла бы незаметно удрать в свою комнату, но вместо этого почему-то сидела и смотрела на луч. Интересно, какова будет его реакция, когда он проснется и все поймет. Если, конечно, поймет. Хотя, если вдуматься, то ничего особенного не произошло. Но это должно остаться между нами.
Луч запрыгал по лицу. Севка зажмурился покрепче, сморщил нос, вздохнул, поворочался немного, промычав что-то неопределенное, и, наконец, окончательно проснулся и сел. Он протер глаза, затем, увидев меня, улыбнулся и сказал:
– Привет.
Как все легко и просто оказывается!
Я приготовила на завтрак яичницу, заварила свежий чай и подумала, что в этой жизни еще есть смысл. Мы болтали все утро. Даже не то, чтобы болтали, скорее, просто перекидывались словами. Нам почему-то было весело, словно мы старые друзья. Я здорово проголодалась, да и Севка тоже. Он уплетал с аппетитом, только за ушами трещало.
– Слушай, мы ведь доклад-то так и не закончили, – сказала я, разливая чай.
– Какой доклад? – Севка удивленно уставился на меня.
– По истории, земская реформа! Ты что, забыл?
– А, точно! Из головы вылетело!
– Ну, ты даешь! – засмеялась я. – Вчера целый вечер сидели… Хотя, вроде бы нормально получилось, – я достала тетрадку с планом. – Только, знаешь что, давай, разделим поровну, что нужно рассказывать. Половину я, половину ты. Может, я начну, а ты закончишь? Или как ты хочешь?
– Как ты сказала.
– В таком случае наш доклад готов, – торжественно объявила я.
– Ура! – добавил Севка.
Он помог мне убрать со стола. Потом мы вместе вымыли посуду. Вернее, я мыла, а он вытирал полотенцем и убирал в шкаф. А я ужасно боялась, как бы он что-нибудь не разбил.
Я уже не знала толком, хочется мне, чтобы он ушел, или нет. Глупо, конечно, зачем ему еще оставаться. Но, тем не менее, начала я:
– Тебе дома наверно достанется.
– Да не узнает никто, – беззаботно возразил Севка, аккуратно складывая полотенце. – Ничего они не сделают, им все равно.
– Почему?
– Что почему?
– Почему твоим родителям все равно, где ты пропадаешь круглыми сутками?!
– Потому что у них своих проблем хватает.
– Значит, ты в их повседневную жизнь не входишь?
– Что?
У Севки опять появилась какая-то отстраненность во взгляде. Мы оба не понимали, о чем говорим. Я вздохнула.
– Ладно, забудь.
– Да ты не волнуйся, Марин, все нормально.
Кажется, он мне подмигнул.
Севка одевался не спеша. Я стояла рядом и держала его портфель. Я все еще не могла понять, действительно ли мне хочется, чтобы он ушел.
Шапки у него по-прежнему не было, шарфа тоже. Курточку он почему-то застегивать не стал. Мы попрощались довольно сухо. Севка вышел на лестничную площадку. Я осторожно прикрыла дверь и уставилась на нее, лихорадочно пытаясь сообразить… В голове вертелась одна мысль, как навязчивая идея: я что-то забыла сделать, или сказать ему, или спросить…
Я резко распахнула дверь. Должно быть, прошло не больше минуты, потому что Севка все еще медленно спускался по лестнице.
– Сева, скажи мне, – я старалась говорить быстро, пока он был ко мне спиной, – это правда?..
Он обернулся и посмотрел на меня снизу вверх. В этом серьезном печальном взгляде не было ни тени усмешки или удивления. Он прекрасно знал, что я имею в виду.
Я стояла на самом краю верхней ступеньки возле перил. Севка, ничего не говоря, поднялся вверх по лестнице и остановился передо мной совсем близко. Я могла разглядеть каждую черту его лица, и веснушки, и маленькую царапину на лбу, и даже изгиб бровей, и глаза, удивительные голубые глаза, красивые и печальные. Только я знаю, какие они.
