Валентина Зайцева
Спасая Еву
Глава 4
Ева
Вся эта ситуация была кошмаром, от которого невозможно проснуться. После того как Илья высадил меня у обочины, я, спотыкаясь, побрела к клубу – ноги дрожали, а в голове гудело от адреналина. Внутри было душно, пахло дешёвым алкоголем и застарелым сигаретным дымом. Я нашарила в кармане телефон и, прячась за стойкой бара, набрала полицию. Через несколько минут появилась следователь Шевцова со своей командой. Шевцова – высокая, с острыми скулами и взглядом, который мог пробить бетонную стену. Её команда следовала за ней, как тени: молчаливые, хмурые, с усталыми лицами.
Меня засунули в тесную комнату без окон – бетонный короб с тусклой лампочкой, висящей на голом проводе. Воздух был спёртым, пахло сыростью и чем-то кислым, будто здесь давно никто не убирал. Они оставили меня одну, без еды, воды и даже без намёка на то, что я могу выйти в туалет. Часы тянулись мучительно медленно. Я стучала в дверь, пока костяшки не покраснели, и в конце концов взмолилась, чтобы меня выпустили хоть на минуту. Никто не ответил. Только спустя вечность дверь скрипнула, и вошла Шевцова.
Допрос начался как атака. Шевцова была беспощадна – её голос резал, как нож, а вопросы сыпались без остановки. Она ходила кругами, стуча каблуками по бетонному полу, и сверлила меня взглядом. Она неоднократно спрашивала, как мне удалось сбежать. Она знала о погоне на машине, но, насколько я могла судить, не знала об участии Ильи.
Она пыталась сломать меня, чтобы я рассказала, что произошло. Угрожала, уговаривала и оскорбляла словесно.
– Ева, если ты не заговоришь, я обвиню тебя в препятствовании следствию. Ты этого хочешь? – её тон был ледяным, почти механическим.
Потом она сменила тактику, наклонилась ближе, понизив голос до вкрадчивого шёпота:
– Дай мне хоть что-то, Ева. Докажи, что ты на нашей стороне, и я постараюсь тебя защитить.
Видя моё молчание, она выпрямилась и фыркнула:
– Того, кого ты выгораживаешь, здесь нет, поняла? Ты одна. Это ты сидишь передо мной, а не он.
Я молчала. Страх сковал мне горло. Я боялась последствий, если назову имя Ильи. Кто он вообще такой? Я не знала ничего – только то, что он вытащил меня из той перестрелки, а потом холодно, но вежливо попросил держать язык за зубами. Его голос до сих пор звенел у меня в ушах: спокойный, низкий, с ноткой угрозы, которую он даже не пытался скрыть. Я дала ему обещание, и нарушить его казалось опаснее, чем терпеть допрос. К тому же, как я объясню полиции, что сбежала с каким-то вооружённым типом, который явно не был примерным гражданином? Они бы тут же решили, что я с ним заодно.
Наконец, после нескольких часов допроса, она открыла дверь и кивнула головой:
– Пошли. Пора ехать в конспиративный дом.
За дверью ждали двое мужчин. Они не были в форме, но и на следователей не походили. В них чувствовалась какая-то грубость – в сутулых плечах, в том, как они переглядывались, будто делили между собой грязную шутку. Один был широкоплечим, с щетиной и мутными глазами, другой – тощий, с нервным тиком в уголке рта. Они закинули меня на заднее сиденье машины без опознавательных знаков – старого седана с потёртыми сиденьями, пахнущего бензином и застарелым потом. Пока мы ехали, они болтали о футболе, игнорируя мои робкие вопросы. Я смотрела в окно, пытаясь понять, куда меня везут, но город за стеклом превратился в размытое пятно огней.
Мы остановились у дешёвой гостиницы на окраине – обшарпанное здание с облупившейся краской и мигающей неоновой вывеской. Номер был под стать: две продавленные кровати с выцветшими покрывалами, потёртый ковёр в пятнах и запах плесени, пропитавший всё вокруг. Мужчины бросили свои сумки на одну из кроватей, достали пиво из пакета и закурили. Сигаретный дым лениво поднимался к потолку, смешиваясь с тусклым светом лампы.
– Какая чёртова дыра, – пробормотал широкоплечий, стряхивая пепел прямо на пол.
– Очередной день в офисе, – хмыкнул тощий, открывая вторую бутылку. – Хочешь в карты перекинуться?
Они уселись за шаткий столик у окна и начали играть, будто меня вообще не существовало. Я сидела на краю кровати, сжимая рюкзак, и пыталась понять, что происходит. Почему они пьют? Почему мне не дали отдельную комнату? Это что, теперь моя охрана? Их поведение выбивало меня из колеи. В стрип-клубе я видела таких типов сотни раз – небритых, с тяжёлыми взглядами и подлой ухмылкой. Они были непредсказуемы, особенно когда напивались.
Через пару часов, когда бутылки уже громоздились на столе, широкоплечий повернулся ко мне. Его глаза были мутными от пива.
– На что уставилась?
Я замялась, голос дрожал:
– Вы уверены, что вам стоит пить?
Они переглянулись и заржали, будто я сказала что-то уморительное.
– А тебе что за дело? – он затянулся сигаретой и выдохнул дым мне в лицо, от чего я закашлялась.
Потом он наклонился ближе, упёршись локтями в колени:
– Никто в участке не хочет с тобой возиться и, тем более, защищать тебя. Никто. Думаешь, им есть дело, если я выпью пару бутылок?
Я сглотнула ком в горле:
– Что значит, никто не хочет меня защищать?
Он ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие зубы:
– Ты стриптизёрша, которая молчит как рыба. Из-за тебя двое наших в больнице, ещё двое – в морге. Никто не хочет подставлять свою задницу ради тебя.
Я нахмурилась, пытаясь сохранить остатки смелости:
– Но вы же здесь.
Он затянулся ещё раз и выпустил дым мне прямо в глаза:
– Я здесь, потому что моя карьера на волоске, а у Шевцовой на меня должок.
Его улыбка была холодной, почти звериной, и в его взгляде мелькнуло что-то, от чего у меня похолодело внутри. Я отвела глаза, боясь спровоцировать его ещё больше.
Он вдруг окинул меня взглядом с ног до головы, будто оценивал товар на рынке:
– У тебя не тело стриптизёрши. Как ты вообще эту работу получила?
Я запнулась:
– Что вы имеете в виду?
– Сомневаюсь, что кто-то захочет смотреть, как ты раздеваешься, – бросил он с презрением.
Тощий фыркнул, подливая масла в огонь:
– Точно подмечено.
Они снова заржали, а я вжалась в кровать, чувствуя, как унижение жжёт мне щёки.
– Хочешь пожрать? – спросил тощий, откидывая пустую бутылку в сторону.
Широкоплечий бросил карты на стол:
– А почему бы и нет.
Я встала, держа рюкзак в руке.
– Куда, чёрт возьми, собралась? – рявкнул тощий.
– Я думала, мы идём есть, – пробормотала я.
– Мы тебе принесём, – отрезал он.
Мысль остаться одной в этой дыре леденила кровь:
– Вы оба уходите?
Широкоплечий оглянулся с порога:
– Запри дверь и не открывай никому.
Я бросилась к окну и наблюдала, как они спускаются по лестнице к машине. Я слышала их разговор:
– Хочешь поехать в «Чёрную пантеру»?
– Да, чёрт возьми.
Я слушала, не веря своим ушам. «Чёрная пантера» была стрип-клубом. Какие нормальные полицейские пойдут туда во время дежурства? Ответ был очевиден: никакие.
Я лихорадочно обдумывала варианты. Позвонить Шевцовой? И что сказать? «Ваши люди пьют и ходят по стрип-клубам»? Она и без того была в бешенстве из-за моего молчания. А если этот полицейский не соврал? Если никому в полиции действительно нет до меня дела? Пожалуюсь – и останусь совсем одна.
На парковку въехала машина, и я напряглась, вглядываясь в темноту. Из неё вышла пара – обычные люди, не угроза. Я прошлась по комнате, кусая губу. Никто меня сейчас не охранял. Сколько я продержусь с деньгами от Ильи? Я вытащила его карточку из кармана – номер я уже выучила наизусть, хотя клялась себе, что никогда не позвоню. Он был опасен. Я вспомнила, как он стрелял – спокойно, методично, будто для него это было так же естественно, как дышать.
Он сказал, что может защитить меня.
Это не имело значения. Я сделала свой выбор.
Я оглядела комнату дешёвой гостиницы. У меня был выбор: остаться с полицейскими или попытаться сбежать самостоятельно. По крайней мере, полицейские платили за еду и проживание, и у них было оружие. С ними я была в большей безопасности. Я бы ни за что не выжила в одиночку.
Следующие два часа тянулись как вечность. Желудок сводило от голода – я не ела весь день, и слабость уже подбиралась к ногам. Надо было что-то делать. Я порылась в конверте от Ильи, вытащила тысячную купюру и натянула толстовку. Выскользнув за дверь, я огляделась – парковка была пуста. Напротив, у офиса администратора, тускло светился автомат с едой.
Стараясь держаться в тени, я дошла до офиса. За стойкой сидел лысый старик с красным лицом, уткнувшись в маленький телевизор, где орал какой-то спортивный комментатор.
– Чего надо? – буркнул он, не отрывая глаз от экрана.
– Разменяйте тысячу для автомата, – попросила я тихо.
Он выглядел раздражённым. Швырнул размен и взял мою тысячу, даже не взглянув на меня. Торговый автомат был полупустым. Я выбрала батончик мюсли и небольшую шоколадку.
Не думая, я направилась к таксофону через переулок. Руки дрожали, когда я набирала номер Ильи.
– Слушаю, – его глубокий голос пророкотал в трубке, и я невольно выдохнула.
– Я не знаю, зачем тебе позвонила, – пробормотала я, оглядывая тёмную парковку.
Машина въехала на стоянку, и я вжалась в тень. Это были они – мои «защитники». Они вывалились из седана, шатаясь и хохоча.
Широкоплечий потянулся, хрустнув шеей:
– Чёрт, я теперь только возбуждение и чувствую.
Тощий хлопнул по крыше машины:
– Хорошо, что у нас наверху есть киска.
Они заржали, и моё сердце рухнуло вниз.
– Она какая-то напряжённая, – добавил широкоплечий.
– Она стриптизёрша. Она привыкла отдавать свою киску любому, кто этого хочет.
– Да, почему бы собственно и нет?
В ужасе я смотрела, как они неуклюже поднимаются по лестнице. Мне нужно было бежать отсюда.
– Мне пора, – прошептала я в трубку.
– Скажи, где ты, – потребовал Илья.
Сверху донеслись крики – они заметили, что меня нет.
– Прости, что позвонила, – выдавила я и бросила трубку.
Подняв глаза, я встретилась взглядом с широкоплечим, который перегнулся через перила.
– Эта сука у телефона! – заорал он и рванул вниз с неожиданной для пьяного скоростью.
В паническом страхе я побежала вокруг здания, но наткнулась на высокий забор. Прежде чем я смогла убежать дальше, он прижал меня к зданию – от него несло пивом и табаком.
– Куда, чёрт возьми, ты собралась?
– Никуда, – солгала я, задыхаясь. – Я думала, вы кто-то другой.
– Тупая дура, – прорычал он, таща меня обратно.
Я споткнулась на лестнице, он рывком поднял меня и толкнул в номер. Я рухнула на кровать, сердце колотилось так, что казалось, оно разорвёт рёбра. Почему я не сбежала раньше?
– Где она была? – спросил тощий, допивая пиво.
– У таксофона.
Широкоплечий уставился на меня:
– С кем, мать твою, ты болтала?
– Маме звонила, – соврала я, стараясь не дрожать.
Они заржали, как гиены.
– Думаю, тебе надо нас мотивировать, чтобы мы тебя получше охраняли, – сказал широкоплечий, кладя руку на ремень.
Я замерла, понимая, к чему он клонит, но притворилась дурочкой:
– О чём вы?
Он ухмыльнулся:
– Ты знаешь, чего мы хотим.
Ужас сжал моё горло. Мне нужно было время, чтобы придумать, как сбежать от этих животных:
– Э-э, хорошо.
Они оба посмотрели друг на друга:
– Серьёзно?
Я судорожно огляделась и заметила ванную:
– Почему бы вам не расслабиться, выпить ещё. Я пойду приведу себя в порядок.
Тощий оскалился:
– Чёрт, давай.
Я схватила рюкзак и пошла в ванную, стараясь не показывать, как я напугана. Оглянулась на них обоих в дверях:
– Я просто быстро приму душ и приведу себя в порядок, а потом я сделаю так, чтобы… эээ… всё это стоило вашего времени.
– Не торопись, милая.
Я закрыла и заперла дверь. Руки тряслись, пока я включала душ, чтобы заглушить звуки. Над унитазом было крошечное окно. Я рванула раму – она застряла. Пришлось навалиться всем весом, пока она не поддалась. Высунув голову, я посмотрела вниз – до земли было далеко, никаких труб или выступов. Прыжок – верный способ сломать ноги. Но лучше кости, чем эти двое.
Я оглядела ванную в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать, чтобы защитить себя, но это было бесполезно. Кроме двух шероховатых полотенец и рулона туалетной бумаги, здесь не было ничего, что могло бы меня спасти.
Я сидела на унитазе, яростно роясь в рюкзаке, ища что-нибудь, что могло бы мне помочь. Ничего не было.
В дверь забарабанили:
– Что ты там копаешься?
– Почти готова! – крикнула я.
Чёрт возьми. Я вынуждена рискнуть выпрыгнуть из окна. Я могу сломать ногу, но, по крайней мере, они будут вынуждены отвезти меня в больницу. Если мне придётся выбирать между сломанной костью и этими двумя животными, я пожертвую костью.
Мой лучший шанс – сначала высунуть ноги из окна, а потом прыгнуть вниз на землю. Это было неловко, и я с трудом вытащила обе ноги из окна, когда дверь распахнулась с громким треском.
– Что, чёрт возьми, ты делаешь?
Широкоплечий влетел внутрь, схватил меня за руки и выдернул обратно в комнату. Я кричала и брыкалась, но он швырнул меня на кровать.
– Не трогай меня! – орала я.
– Заткнись, сука.
Он сильно ударил меня по лицу, заставив на мгновение замолчать. Я снова вскрикнула, когда он перевернул меня на живот и навалился сверху, придавив своим весом. Я почувствовала боль, когда он завернул мне руки за спину.
Холодные металлические наручники защёлкнулись на моих запястьях. Полицейский наполз на меня, прижав моё лицо к кровати своим весом. Его большая рука убрала волосы с моего лица, и он наклонился:
– Я собирался быть с тобой вежливым сегодня вечером, но, чёрт возьми, тебе придётся нелегко.
Я снова закричала, когда почувствовала, как его большие руки обхватили обе мои груди. Он грубо сорвал с меня футболку. Перевернул на спину и сильно ударил по лицу. Я почувствовала вкус крови на губах, когда он засунул свои большие руки мне под бюстгальтер, прежде чем сорвать его.
– Не бей её по лицу, – вмешался тощий. – Нам не надо лишних вопросов.
Моё дыхание было прерывистым. Я невольно вскрикнула, когда почувствовала, как его рот скользнул по моему животу, прежде чем он сильно укусил кожу.
– Не делайте этого, пожалуйста, не делайте этого, – умоляла я.
Когда он положил руки на мои штаны, мой инстинкт борьбы взял верх. Я пнула его, когда он начал расстёгивать мои джинсы. Из моего горла вырвался крик, похожий на крик раненого животного.
Он ухмыльнулся и потянулся, чтобы засунуть мою футболку мне в рот, заглушая меня:
– Люблю, когда бабы орут, но ты всех мёртвых разбудишь.
О, Боже! Неужели это происходит на самом деле? Почему я не убежала, когда у меня была возможность? Я закрывала глаза, стараясь не плакать. Я не хочу доставлять им удовольствие от осознания того, как сильно они меня ранили.
Раздался громкий треск. Дверь слетела с петель.
– Что за… – сказал тощий полицейский потрясённым голосом.
В проёме стояли Илья и Яков – оба с оружием. Широкоплечий потянулся за пистолетом, но Илья ударил его рукояткой так, что тот рухнул без сознания. Тощий поднял руки:
– Мы не хотим проблем.
– Ключи, – коротко бросил Илья.
Тощий полицейский указал головой на стол. Яков двинулся к нему и вырубил его прикладом пистолета.
Широко раскрытыми глазами я наблюдала, как Илья с отвращением окинул взглядом беспорядок на столе, прежде чем схватить связку ключей.
Наши глаза встретились, когда он наклонился над кроватью. Я почувствовала, как одна большая рука обхватила мою шею сзади, прежде чем он осторожно поднял меня в сидячее положение. Он вытащил футболку изо рта.
Я почувствовала, как он возится с наручниками за моей спиной, а затем мои руки освободились. Я обхватила руками грудь, смущённая тем, что он видит меня полуголой. Что не имело никакого смысла, поскольку я привыкла танцевать топлес шесть ночей в неделю.
Он бросил вторую пару наручников Якову, а затем сел на кровать рядом со мной. Моя нижняя губа сильно дрожала, когда его холодные серые глаза оценивали моё лицо. Он поднял мой рюкзак на кровать.
– Ты сможешь сама одеться? – спросил он.
Я кивнула, изо всех сил стараясь не заплакать, и натянула одежду на своё дрожащее тело.
– Пошли, – он протянул мне руку. – Давай вытащим тебя отсюда.
Он провёл меня вниз, а затем открыл заднюю дверь чёрного внедорожника. Держал дверь открытой, пока я с трудом пыталась сесть.
– Мне нужно помочь Якову разобраться с кое-чем. Ты можешь подождать здесь?
Я запаниковала, что он оставит меня здесь:
– Пожалуйста, не уходи!
– Мне нужно, чтобы ты подождала здесь.
Мне потребовалась вся моя энергия, чтобы кивнуть в знак согласия. Он бросил на меня ещё один непонятный взгляд, прежде чем закрыть дверь.
С заднего сиденья я наблюдала, как они несли на плечах два безвольных тела мужчин. Они спустили их по лестнице и беззаботно бросили в багажник полицейской машины.
Затем они вернулись наверх. Я была почти уверена, что нахожусь в шоке. Всё моё тело дрожало. Я не думала, что плачу, но мокрые слёзы продолжали течь по моим щекам. Из носа текла кровь.
Я привела себя в порядок, как могла, но без зеркала я понятия не имела, в каком состоянии моё лицо. Часть меня не хотела видеть.
После долгого ожидания они оба вышли наружу. Яков нёс два мусорных мешка, а Илья – полицейские сумки. Они бросили всё на заднее сиденье, а затем Яков сел на водительское сиденье полицейской машины.
Илья пересёк парковку и сел на водительское сиденье передо мной. Он ничего не сказал, но его глаза встретились с моими в зеркале заднего вида.
– Куда повезёт их Яков? – мой голос звучал тихо.
– В какое-нибудь уединённое место, чтобы мы могли с ними поговорить.
Я с трудом сглотнула:
– Что в мусорных мешках?
Он завёл машину:
– Мы протёрли комнату.
– Зачем?
Я знала, что это неважно, но разговор об этом помог мне не думать о том, что только что произошло.
Он остановил внедорожник на дороге позади полицейской машины:
– Как ты себя чувствуешь?
Я облизнула нижнюю губу, почувствовав вкус крови:
– Я в порядке.
– Хочешь рассказать мне, что случилось?
Я посмотрела на свои дрожащие руки:
– Они часами допрашивали меня в полицейском участке.
Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида, и я поспешила заговорить:
– Я ничего им о тебе не рассказала.
– Что случилось потом?
– Мы приехали в эту гостиницу. Эти полицейские сказали, что никто не хочет защищать стриптизёршу, и они были единственными, кто остался готов это сделать. Они выпивали, а затем пошли в стрип-клуб «Чёрная пантера». Я была у таксофона, когда они вернулись. Я слышала их разговор. И то, о чём они говорили, испугало меня.
– Тогда ты позвонила мне?
Я со стыдом посмотрела в окно:
– Извини. Я не знала, кому ещё позвонить.
– Я же сказал тебе позвонить мне, если попадёшь в беду.
Наши глаза снова встретились. Я старалась не плакать:
– Полицейский потащил меня наверх, когда я попыталась вылезти из окна ванной.
– Ты бы что-нибудь сломала себе, прыгнув с такой высоты.
– Это было лучше, чем альтернатива. Один полицейский поймал меня и потащил к кровати.
Я с трудом проглотила комок в горле:
– Как ты узнал, где я?
– Я отследил таксофон, которым ты пользовалась.
Я даже не хотела знать, как ему это удалось:
– А наш номер в гостинице?
– Мы слышали, как ты кричала.
Рыдание вырвалось из меня прежде, чем я успела стиснуть зубы, несмотря на все эмоции, вырывающиеся из меня.
После этого мы не разговаривали.
Я не могла поверить, что на меня напали со стороны полиции. Что случится со мной, если даже полиция не могла мне помочь? Они были моим последним остатком человечности в этом мире. Что мне оставалось? Как я выживу среди таких, как Лебедев, который пытался меня убить?
Я безучастно сидела на заднем сиденье и смотрела в затылок Ильи. Наши глаза снова встретились в зеркале заднего вида. Его взгляд был таким тёмным и непроницаемым. Что же теперь будет со мной?
Теперь я боялась полиции так же, как и Лебедева. Илью я боялась лишь чуть меньше. На сегодняшний день он дважды спас меня и не причинил мне вреда, но это не значит, что он этого не сделает.
Этот человек может меня защитить.
Мы проехали через город и оказались в том же месте, откуда начали сегодня утром. Оба автомобиля въехали в район затона реки.
Я сидела на заднем сиденье, когда Илья вышел и направился к моей стороне машины. Он открыл дверь:
– Пошли. Я отвезу тебя ко мне.
Глава 5
Илья
Я придержал дверь и наблюдал, как Ева осторожно вышла, двигаясь так, будто каждый шаг отдавался болью в её теле. Она прижимала рюкзак к груди, словно он был щитом, и опустила голову, пряча лицо под спутанными прядями волос. В мягком свете уличных фонарей складов и зданий её фигура казалась почти нереальной – хрупкой, как тень на грани исчезновения.
– Смотреть вперёд, – сказал я, обводя взглядом своих людей, кто осмеливался взглянуть на неё.
Мои люди почтительно отвернулись, делая вид, что не замечают состояния её лица.
Я повёл её наверх, используя это время, чтобы взять эмоции под контроль. Но когда я открыл дверь и она вошла внутрь, мне пришлось проглотить весь гнев и ярость, которые снова поднялись во мне, когда я посмотрел на неё.
Она остановилась посреди просторной комнаты, и свет встроенных светильников, мягко льющийся с высоких потолков, безжалостно высветил её лицо. Левый глаз уже начал заплывать, кожа вокруг натянулась, приобретая багровый оттенок. Щека пылала ярко-розовым, как след от удара, оставленный кулаком того ублюдка. Губа треснула, и под носом застыла корка крови, размазанная неровными полосами. Её лицо было словно холст, на котором кто-то с яростью выплеснул свою злобу. Я хотел убить подонка, который её ударил. Я сделал глубокий успокаивающий вдох.
– Нужно приложить лёд к этому глазу, – сказал я, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё полыхало.
Ева подняла на меня взгляд, но промолчала.
Я зарычал, не в силах сдержать раздражение:
– Ева, чёрт возьми, скажи, что тебе нужно.
Её губы дрогнули, и я увидел, как она борется, чтобы не развалиться на куски.
– Я боюсь полиции, – прошептала она, и этот шёпот был тяжелее крика.
– Тебе не обязательно возвращаться к ним.
Она смотрела на меня, и в её глазах плескалась такая печаль, что я почувствовал, как тону. Ева боролась с собой, чтобы не заплакать, и это было мучительно наблюдать. Она не плакала, хотя я знал, что ей этого хотелось.
– Хочешь, я вызову врача?
– Нет, спасибо, – её голос был тихим, но твёрдым, будто она цеплялась за остатки контроля.
Я прошёл к кухонной зоне, где чёрный мрамор столешницы блестел под светом. Открыл холодильник, вынул пару гелевых пакетов со льдом, которые держал для таких случаев, и аккуратно положил их на стойку.
– Приложи к глазу. Это снимет боль.
Она посмотрела на пакеты, но не двинулась. Её пальцы нервно теребили ремешок рюкзака, и я заметил, как дрожат её руки.
Я огляделся: кожаный диван глубокого серого цвета, стеллажи с книгами и винилом, запах свежесваренного кофе, всё ещё висящий в воздухе. Это место было моим убежищем, но сейчас оно казалось слишком большим, слишком холодным для неё.
– Мне нужно спуститься вниз на пару часов. Еда в холодильнике, чай и кофе в шкафу справа. Прими ванну, если хочешь. Делай что угодно. Никто сюда не войдёт.
Она кивнула, едва заметно, и я подавил порыв шагнуть к ней, обнять, прижать к себе, чтобы прогнать страх из её глаз. Чёрт, я не понимал, почему мне этого хочется. Я отвернулся, чтобы не видеть её лица.
– Ты здесь в безопасности, ладно? Просто устраивайся поудобнее.
Не говоря ни слова, она повернулась и пошла в ванную.
Я шагал по территории, ярость текла по венам, как расплавленный металл. Ночь была холодной, ветер нёс запах с реки, где-то лаяла собака. Яков вышел мне навстречу, его тяжёлые ботинки хрустели по гравию.
– Где они? – прорычал я, не замедляя шаг.
– Третий отсек.
Он пошёл рядом, его лицо было каменным, но в глазах мелькала искра предвкушения.
– Что хочешь, чтобы я сделал?
– Следи, чтобы я их не прикончил.
В третьем отсеке пахло сыростью и старым металлом. Два ублюдка сидели на металлических стульях, руки скованы наручниками за спиной. Их головы свисали на грудь, как у сломанных кукол. Они всё ещё были без сознания, и это бесило меня ещё больше – я хотел, чтобы они чувствовали каждую секунду того, что их ждёт.
Я схватил шланг, лежавший у стены, и повернул кран на полную. Ледяная вода хлынула на них, как пощёчина, и они задёргались, захлёбываясь, кашляя, как рыбы на суше. Их глаза, мутные от боли и страха, наконец нашли меня.
Я бросил шланг и подошёл к ним:
– Расскажите мне о девушке.
Один из полицейских плюнул на пол:
– Ты хоть знаешь, кто мы? Мы полицейские, чёрт возьми!
Мой кулак врезался в его лицо раньше, чем я успел подумать. Хруст кости, кровь, хлынувшая из его носа, – это было как музыка.
– Неправильный ответ. Почему вас двоих приставили к ней?
Другой, с квадратной челюстью, уставился на меня, его глаза блестели злобой:
– Какое тебе дело?
Я ударил его вдвое сильнее. Он застонал, сплюнул кровью, и я заметил, как его зубы окрасились алым.
– Ты за это заплатишь, ублюдок. Ты труп.
– Почему вас двоих поставили присматривать за ней? – повторил я, мой голос был холодным, как сталь.
Сальный поднял лицо, его глаза сузились:
– Никто не хочет её защищать. Она просто тупая шлюха, до которой никому нет дела.
Хруст. Мой кулак снова нашёл его нос. Он громко застонал, его голова откинулась назад.
– Попробуй ещё раз.
Он посмотрел на меня, и впервые в его глазах мелькнул настоящий страх:
– Люди в полиции напуганы. Они знают, что она – мишень, а последних четверых полицейских либо расстреляли, либо убили. Никто не хотел браться за эту работу.
Это заставило меня остановиться.
– Полицейские не могут просто отказаться от работы, потому что боятся.
Он сплюнул кровь на пол:
– Официально нет. Но вдруг все надзирающие оказались заняты, и свободных людей не нашлось.
Я прищурился:
– Почему вы двое?
Он оскалился, его окровавленные зубы выглядели жутко:
– Я задолжал следователю Шевцовой, и нам пришлось прикрывать эту неблагодарную стерву.
Не похоже, чтобы они были связаны с Лебедевым. Я отступил.
– Представления окончены. Итак, кто из вас, придурков, пытался её изнасиловать?
Тощий махнул головой в сторону своего напарника:
– Он сделал это.
Мы с Яковым отошли в сторону, пока они препирались, их голоса эхом отдавались в пустом отсеке.
– Заткнись, идиот!
– А что? Это ты изуродовал ей лицо.
– Ты же сам предложил её использовать.
– И ты же не жаловался.
Я боролся с желанием вытащить пистолет и всадить пулю каждому между глаз. Вместо этого я жестом велел Якову взять контроль. Я знал: если продолжу, не удержусь и прикончу их. Как бы эти мрази ни заслуживали смерти, два мёртвых полицейских только усложнят нам жизнь.
Я стоял, скрестив руки, и без эмоций смотрел, как Яков работает – сначала кулаками, потом металлической трубой, что валялась в углу. Когда он закончил, они едва дышали, их лица превратились в кровавое месиво.
Я подошёл к тому, кто сидел на Еве, когда мы вошли в номер дешёвой гостиницы. Схватил его за волосы, скользкие от крови, и резко дёрнул голову назад.
– Кто ты? – прохрипел он.
– Я тот, кто превратит твою жизнь в ад, если ты заикнёшься о сегодняшнем вечере.
– Моя жизнь уже ад, мужик. Мне нужен доктор. Пожалуйста…
Я посмотрел на него без тени жалости:
– Если ты упомянешь меня хоть кому-то, этот вечер покажется тебе спа-салоном.
– Я даже не знаю, кто ты!
Я поднял его водительские права и удостоверение полицейского, демонстративно их разглядывая:
– Но я знаю, кто ты.
Его глаза расширились от ужаса.
Я наклонился и прошептал ему на ухо:
– Куда убежала девушка?
– О чём ты? Она с тобой…
Я дёрнул его голову сильнее:
– Попробуй ещё раз.
Его глаза побелели от страха:
– На нас напали… сзади, – его голос дрожал. – Мы ничего не видели. Очнулись – её уже не было. Не знаем, с кем она уехала, куда…
Я опустил его голову и отступил назад.
– Что ты думаешь? – спросил я Якова.
Он пожал плечами, его лицо было бесстрастным:
– Думаю, они выдержат ещё немного.
Один из полицейских заплакал:
– Я больше не могу. Пожалуйста. Я умоляю тебя.
Не обращая на них внимания, я посмотрел на Якова:
– Когда надоест, высади их где-нибудь и вызови полицию.
Он хрустнул костяшками пальцев, его губы растянулись в холодной улыбке:
– Мне не надоедает.
– Постарайся не убить их.
Яков холодно улыбнулся:
– Я с этим разберусь.
Я смыл кровь с рук в ванной на складе, вода в раковине окрасилась розовым. Мысли крутились вокруг Евы. Когда она позвонила, её голос, пропитанный страхом, полоснул меня, как нож. Мы с Яковым уже возвращались на склад, но я связался с контактом, чтобы вычислить, откуда был звонок. Парковка дешёвой гостиницы встретила нас вонью перегара и тухлого мусора. Мы стояли, оглядываясь, пока её крик – пронзительный, душераздирающий – не разорвал ночь из комнаты наверху.
Когда я выбил дверь комнаты и увидел это животное на Еве, мне потребовались все силы, чтобы не убить человека на месте.
Состояние того дешёвого номера в гостинице, с пустыми пивными бутылками и переполненной пепельницей, взбесило меня. Я думал, что, вернув её полиции, обеспечу ей безопасность. Вместо этого она попала к двум мразям, которые не заслуживали дышать.
Я вернулся в лофт, постучал в дверь, чтобы не напугать её, и вошёл. Остановился, когда обнаружил, что она сидит на моём диване, одетая в штаны для йоги и большой свитер. Она прижимала пакет со льдом к глазу, а другой глаз настороженно следил за мной.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, останавливаясь в паре шагов.
– Нормально, – её голос был хриплым, будто слова царапали горло.
Я подошёл к кухонному острову, достал из ящика пузырёк с таблетками и поставил его на стеклянный кофейный столик. Потом налил ей воды из фильтра, графин звякнул о стакан. Поставил его рядом с таблетками и опустился в кресло напротив.
Она уставилась на пузырёк:
– Что это?
– Обезболивающие. Ацетаминофен с кодеином. Они помогут от боли.
Её язык осторожно коснулся треснувшей губы, и я заметил, как она вздрогнула от боли:
– У меня были такие, когда я повредила ногу.
Мне хотелось выпить – бутылка виски в баре манила, – но я не хотел, чтобы она видела, как я пью. Не после того, через что она прошла. Не хотел, чтобы она думала, будто я могу стать таким же, как те ублюдки.
Она отложила пакет со льдом, и я увидел её глаз – не слишком опухший, но кожа под ним уже начала синеть. Ева попыталась открыть пузырёк, но её пальцы дрожали, крышка не поддавалась.
Я наклонился и протянул руку. Она передала мне пузырёк, избегая смотреть в глаза. Я открыл его, высыпал две таблетки ей на ладонь.
– Начни с двух. Если будет больно, через пару часов можно ещё одну.
Она проглотила таблетки, запив водой. Я изучал её. Она выглядела такой хрупкой, будто одно неверное движение – и она разлетится на куски. Синяки заживут, но то, что произошло сегодня, оставило рану глубже, чем может залечить лёд или таблетки.